И все же Николай не удержался и бросил прощальный взгляд вниз. В этот момент, по-видимому, экзальтация достигла высшего предела: пребывающий в трансе жрец затрясся и низверг потоки спермы. В тот же миг вся толпа ликующе взревела. Кульминацией явился вакхический танец обнаженных дев вокруг своего предводителя.
Гость выбрался наружу тем же путем, заметил привычный уже аэростат и лесенку, услужливо покачивающуюся перед самым его носом. Взобрался, полетел…
Очнулся у Пинского.
– Прямо какой-то древнегреческий эпос! – восхищенно поцокал языком врач, выслушав рассказ приятеля, – мистерии Диониса-Вакха, Деметры-Кибелы или Шивы… У этого человека чрезвычайно сильно архетипическое начало. Причем, он явно зациклен на Тантре, фаллическом культе. Да, очень, оч-чень интересно!..
– Ну, что ж, – немного погодя сказал он, – продолжим завтра…
– Послушайте, Александр Яковлевич! – принялся горячо убеждать своего наставника Николай. – Я чувствую себя превосходно, вы уж поверьте на слово. Зачем откладывать дело в долгий ящик? Я в состоянии совершить еще одно астральное странствие, прямо сейчас.
Аналитик испытующе посмотрел на него:
– Право, не знаю… Впрочем, можно рискнуть.
– Да я не устал!
– Это хорошо. Если так, то значит психически ты, Коля, научился очень быстро восстанавливаться. А это уже заметный прогресс… Ладно, давай попробуем. На очереди – Шарапов. Только одно условие: почувствуешь ТАМ что-то неладное, сразу же возвращайся. Мысленно обратись к образу воздушного шара и немедля вызови его.
Николай заверил, что так и сделает, если все пойдет наперекосяк.
Вошел в гипнотический транс, ухнул в темноту и вскоре обнаружил себя посреди улицы ночного города.
На чернильно-темном небе – ни звезд, ни луны. Фонари не горят, в домах не светятся окна. Вымерли все, что ли?
В полном мраке он двигался вдоль немногим более светлых стен зданий. Какие-то переулки, узкие, кривые, глухие… Сразу вспомнились страшные истории из детства: о глухомани, где расположена старая таверна, которая на самом деле разбойничий вертеп – это в лучшем случае. А в худшем – логово упырей. В дремучем лесу, темной ночью светятся оконца заброшенной ветхой избушки. Не робей, путник, захаживай к нам! Ждет тебя и стол, и кров, и мягкая постель. А еще ждет нож острый, хи-хи-хи!
Николай тряхнул головой, отогнал наваждение и, крадучись, стал подбираться к единственно освещенному месту. Им оказался двухэтажный особняк с горящим над крыльцом фонарем. Входная дверь призывно приоткрыта. Грех не воспользоваться приглашением!
Гордеев тенью скользнул в темную прихожую. На цыпочках миновал длинный неосвещенный коридор и очутился в каком-то помещении, погруженном в полумрак. Приметив напротив дверной проем, вошел. Вновь коридор, лестница на второй этаж. Он поднялся. Какие-то небольшие круглые окошки, наподобие иллюминаторов. Коле показалось, что он на судне.
Заглянул в одно из них, а затем так и приник лицом к стеклу. И было отчего. В комнате, похожей на дамский будуар, на огромной двуспальной кровати – такие называют сексодромом – забавлялись лесбийскими играми две роскошные обнаженные красотки. Стройные аппетитные тела, гладкая загорелая кожа, распущенные шелковистые волосы… загляденье! Мелькание упругих ягодиц, пышных грудей, влажных раскрытых щелей – Николая бросило в жар. Блондинка с розовыми и брюнетка с коричневыми, стоящими торчком сосками, ласкали друг друга, пуская в ход ладони, пальцы, губы, язычки.
И тут до него донесся какой-то звук по соседству. Он с неохотой оторвался от бесстыдного зрелища, поначалу в полутьме ничего не увидел, но затем сумел разглядеть застывшего у одного из оконцев голого Шарапова, с остервенением мастурбирующего. Он тяжело дышал, не отрывая вожделенного взора от порнографического действа за стеклом.
Пыхтел, весь трясся и онанировал. Затем, так и не доведя дело до победного конца, сорвался с места и вихрем влетел в комнату.
Лесбиянки принялись осыпать его бранью, требуя убраться с глаз долой.
– Урод несчастный! – визгливо орала на него блондинка. – Пошел вон! С таким обмылком тебе ничего не светит!..
– Катись, недоносок! – брезгливо воскликнула брюнетка. – Подрочи свой заячий недомерок в сортире! Тихо сам с собою!
Тут только Николай заметил, что член у Шарапова действительно неестественно мал, даже в возбужденном состоянии. Пожалуй, не наберется и шести сантиметров. Его едва не разобрал смех, но он тут же одернул себя: грешно смеяться над увечными.
Шарапов под ругань и крики длинноногих красавиц, сопровождаемый пинками, как ошпаренный выскочил из комнаты и кинулся прочь.
Покинул это злачное место и Николай. С бедолагой-фантастом все было ясно.
Но по выходе из особнячка возникли некоторые проблемы – аэростата нигде не было видно. По-прежнему темень вокруг такая, что хоть глаз выколи.
Что будем делать? Вызвать мысленно, как посоветовал Пинский? Ну, ему виднее, он ведь дока в таких делах…
Размышления Гордеева были прерваны самым бесцеремонным образом. Кто-то хлестнул его сзади по голове. Резко обернувшись, готовый к отпору он разглядел в темноте белеющую веревочную лестницу и перевел дух. Неисповедимы пути Господни! Что ж, спасибо воздушному шару – не забыл, родимый. Припозднился малость, но не позабыл…
– Полагаю, необходимо прокомментировать полученные сведения, – предложил Пинский, когда Николай вышел из транса и поведал ему в подробностях о своей третьей по счету астральной "прогулке".
Врач откашлялся, ёрзнул в кресле и начал:
– Барков обращался ко мне с симптомами невроза навязчивости и особой разновидности фобии. У него – болезненное пристрастие к чистоте, порядку, гигиене, продиктованное, во-первых, мизофобией – боязнью паразитов, болезнетворных организмов, а, во-вторых, задержкой психосексуального развития на анальной стадии трех-, четырехлетнего ребенка. Это не так уж редко встречается, и такие люди отличаются чрезмерной чистоплотностью, аккуратностью, педантичностью. Кроме того, они склонны к накопительству и скупости. Таков и Барков. Но у него еще и патологический страх заразиться, заболеть – ипохондрия, связанная с боязнью микробов. А психастенический синдром проявляется в навязчивых мыслях и желаниях, которые постоянно и неотвязно присутствуют в его сознании. Разумеется, это мучит его и в определенной степени отравляет жизнь. Но невроз – слабое психическое расстройство, при котором страдающий им все же вполне адекватно оценивает реальность. А вот Ягодкин, например, склонен уже к психозу – тяжелому душевному отклонению; здесь отражение действительности искажено.
– А что насчет Шарапова, – поинтересовался Николай, – у него действительно недоразвитый половой орган?
– Конечно же, нет, – рассмеялся аналитик, – не забывай, что ты подсмотрел содержимое бессознательной сферы: у Баркова картины содомии, то есть группового секса с кем угодно и в какой угодно форме, а у Шарапова это – вуайеризм, получение сексуального удовлетворения от подглядывания за совокупляющимися и обнаженными. Проблемы последнего тоже чисто психические. Сразу бросается в глаза психологический инфантилизм. Он типичный взрослый ребенок, даже, несмотря на то, что женат и сам является отцом. В то же время характер у него чрезвычайно экзальтированный, легко возбудимый. В своем психосексуальном развитии Шарапов застыл где-то на уровне пяти-, шестилетнего ребенка, то есть на фаллической стадии. Этому периоду свойственно обостренное и часто болезненное внимание к сексуальной сфере и половым органам. Здесь же и все перипетии Эдипова комплекса – неосознанного влечения мальчика к матери. Если ребенок не справится с подобными импульсами, впоследствии у него разовьется психоневроз.
– И у Шарапова так?
– Именно, – Пинский кивнул. – Мне известно, что у него не ладятся отношения с женщинами, партнершами, которых он страстно желает… Подобные личности склонны к суициду, наркомании, пьянству. Может это выразиться и в маниакальности, в том числе и половой.
Немного подумав, он добавил:
– Вообще, к Шарапову следует присмотреться внимательнее. Внешне он производит впечатление агрессивного, вспыльчивого грубияна – общаться с людьми, как ты уже заметил, совершенно не умеет. Везде со всеми ссорится. Ягодкин, при всей его противоречивости, хоть коммуникабелен и умеет расположить к себе – надо отдать ему должное. Да и в отношениях с противоположным полом вполне раскован… Кстати, именно Ягодкин как-то вскользь обронил о Шарапове, что, мол, тот женострадалец…
– Подозреваемый номер один?
– Не стоит спешить. Вспомни, неустановленный преступник убивает людей обоих полов и разных возрастов. Допустим, маньяк – Шарапов. Скорее всего, он бы нападал только на женщин, проецируя на них ненависть и отчаяние от своей психосексуальной несостоятельности. Или бы убивал только мужчин, таким образом, осуществляя месть своим более удачливым конкурентам, в его представлении – поганым самцам.
– А не может он испытывать весь этот негатив одновременно? – блеснул сообразительностью Гордеев.
– Редкий случай, но вполне возможный, – согласился Пинский, – потому и следует пристально присмотреться как к Шарапову, так и к каждому из остальных. Если тебе удастся проникнуть в подсознание Леонтьева и Глухаревского, картина станет завершенной. А уж отталкиваясь от этого, выберем приоритетные направления, по которым следует работать в первую очередь. Например, установить наблюдение за кем-то из пятерых. Более плотно заняться разработкой отдельной фигуры – в этом нам поможет Валерий со своим агентством.
– Я думаю, что смогу завтра обследовать оба подсознания, и мы с вами решим, ху из ху.
– Договорились! – улыбнулся Пинский и энергично пожал на прощанье руку товарища.
Гордеев вернулся домой и взялся за чтение. Странно, теперь все давалось ему слишком легко. Николай буквально за каких-нибудь два часа проглотил толстенный труд американского психоаналитика! Невероятно! Но самое главное – он все полностью уяснил. Неужели он внезапно и так сильно поумнел?! В этих астральных путешествиях у него каким-то образом расширилось сознание, повысился интеллектуальный уровень?..
Николай терялся в догадках. В качестве эксперимента начал читать еще одну книгу – результат тот же самый. Взгляд его, пристальный и сосредоточенный, быстро скользил по строкам и абзацам, страница за страницей поглощая текст, откладывая информацию в ровные упорядоченные ряды в кладовых памяти.
Подобное скоростное чтение его нисколько не утомляло, как и не перегружал избыток новых сведений. Ни хрена себе! – подумал он. Кажется, я превращаюсь в суперкомпьютер!..
Он рассмеялся, но впечатление усилилось еще больше, когда он за несколько часов прочел и усвоил все пять предложенных Пинским работ по глубиной психологии. Вот это уже круто, по-настоящему круто!
Николай в запале схватил дядин энциклопедический словарь, с затасканным, обтрепанным переплетом, и с жадностью полиглота принялся его штудировать. Строчки, слова, понятия сканировались глазами, записывались мозгом, сортировались памятью, соединялись в хранилище души ассоциациями, ссылками, контекстами. Он пил информацию, с наслаждением смакуя каждый глоток поступающего знания.
Вот оно, чудо – и оно произошло с ним! Откуда, как, чьими стараниями?!.. Дар свыше, спонтанный взрыв разума, проснувшийся от долгой спячки интеллектуальный Илья Муромец!.. Или… подарок Учителя? Что-то там было в последней сновиденческой встрече с ним – что-то очень важное и неожиданное… Ладно! Он вспомнит, обязательно вспомнит, а сейчас – сосуд интеллекта далеко не полон.
Читать, смотреть, познавать, впитывать и… приобретать могущество Знающего. Ну, ядрена вошь, он своего не упустит!..
Когда вечером сообщил Марине, без утайки поведав обо всех своих достижениях за последнее время, та радостно захлопала в ладоши и принялась целовать его. Да, и с подругой ему явно повезло – на все сто!
– Может, ты действительно какой-нибудь сверхчеловек или там Избранный?.. – прошептала девушка своему другу на ухо, удобно устроившись на его коленях.
– Обычный я человек, Мариша, – Николай крепче обнял ее, прижавшись щекой к щеке, – просто во мне действительно пробуждается что-то такое… пока непонятное и грандиозное. Я чувствую это!
Он встал и продекламировал:
И вот ушел я в дебри леса,
Где колдуном я, волхвом стал.
Открылась предо мной завеса,
Я тайны страшные познал!
– Опять собственное сочинение?
– Ну так! – Николай рассмеялся. – Экспромт!..
Что ждет их впереди – этого Николай не мог сказать, потому что не знал. И куда, в какие дебри или палестины заведут эти его попытки подняться над своей природой – к добру ли это или к несчастью?.. Тоже ответа нет. Одно он знал наверняка: если уж вступил на путь, то нужно идти вперед, не оглядываясь и не пытаясь сойти, свернуть в сторону. Судьба направляет, а человек сам должен выбрать свою стезю…
16
Третье мая. Многие все еще отдыхают, остальные нехотя раскачиваются и с утра пораньше идут заниматься своими делами – сообразно занимаемому в обществе положению… Но как бы то ни было, хоть Президент ты, а хоть дворник – все одно винтик, деталь огромного механизма, глобальной машины под названием Цивилизация.
Ничего плохого Николай в этом не видел, по большому счету. И все же, размышляя по дороге к психоаналитику о смысле бытия человеческого, собственным умом пришел к тому же выводу, к какому и две с лишним тысячи лет назад автор Экклезиаста: все суета сует, муравьиный труд, мышиная возня и копошенье червей. Вся наша жизнь в качестве так называемого общественного существа, обладающего разумом, есть не что иное, как беспрерывные тараканьи бега. А в конце ждет приз – старуха с косой.
Зайдя в кабинет к своему старшему приятелю, Николай засомневался – сразу рассказать об интеллектуальных достижениях, или позже, когда проведут сеанс. Решил, что после будет удобнее…
Уверенно войдя в транс, он направил свои мысли к подсознательной сфере Леонтьева – и очутился в роскошном дворце, посреди просторного зала.
Вокруг зеркала, хрусталь, позолота. На стенах большие портреты каких-то людей в самых разнообразных одеяниях: рядом со старцем в парадном мундире времен Людовика XIV соседствовало изображение молодого человека в футболке с надписью "Viva Cuba!"
Гордеев начал обход, неслышно скользя по мраморному полу, между колоннами и тихо журчащими фонтанчиками, мимо комодов и каминов с канделябрами, рассматривая изящные статуи и большущие напольные вазы. В глаза била барская роскошь и великолепие, во всем чувствовался достаток и требовательный вкус эстетствующего богача.
Протяженные галереи сменялись обширными залами, а те, в свою очередь, длинными полутемными коридорами, стены которых были завешаны узорчатыми персидскими коврами и бархатными драпировками. Повсюду горящие свечи – множество разноцветных свечей. В одной из комнат несколько нелепо смотрелся огромный суперплоский экран с приставкой DVD под ним, соседствующий со статуей рыцаря в проржавелых доспехах и сложенным из грубых камней очагом – здесь-то зачем, ведь не кухня же?
Николай усмехнулся: аристократ, блин! Он бы еще рыцарю в железную перчатку мобильник вложил – для полноты картины!.. Впрочем, хоть не ретроград – похвально.
Пройдя в следующее помещение, Гордеев застыл на пороге в изумлении.
В центре зала с высоким сводчатым потолком возвышалось внушительное изваяние, с реалистической точностью изображавшее устремленный ввысь фаллос с двумя валунами мошонки у основания. Такое ощущение… Николай стремительно приблизился, потрогал – ну да, из высококачественной резины изготовили, чертяки! Но каков гусь – этот Леонтьев-Филимонов!..
Так он всё блуждал и блуждал по многочисленным комнатам-переходам этого великолепного замка, и вскоре ему это наскучило.
Где же владелец? Он ведь должен, просто ОБЯЗАН быть где-то здесь…
И словно откликнувшись на его призыв, слуха Гордеева достигли звуки сбивчивой человеческой речи. Слов было не разобрать, да и не важен их смысл, главное – гость, кажется, обнаружил хозяина. Устремился в ту сторону, откуда доносился голос. Так и есть, интонации Леонтьева – по мере приближения Николай все яснее различал речь говорившего, или точнее бубнившего. Наконец-то!
Он достиг покоев, заглянул в приоткрытую дверь – ну вот, приехали.
Теперь уж изумления не было. Николай едва не прыснул со смеху.
Голый, потный, тучный Леонтьев, пыхтя и бормоча себе под нос разные скабрезности, содомствовал с прекрасным юношей. Прилип к его заду словно краб и знай себе, энергично работает тазом. В такт движениям и произносит свой монолог, словно молитву – прости, Господи! – творит. А может, колдовские заклинания?..
Посмотрел Николай, посмотрел, покривился, да и ушел. Что тут скажешь? И так все ясно.
Покинул красивый дворец тайного извращенца, и тут одна интересная мысль пронзила его: зачем возвращаться в Срединный мир, в земную реальность, когда можно попытаться прямо отсюда, из виртуального пространства леонтьевской психосферы скакнуть прямиком в подсознание Глухаревского!
Только подумал, тут как тут перед ним лесенка – только сброшена она была не с воздушного шара, а с внушительной туши дирижабля. Это что-то новое…
Не утруждая себя рассуждениями, Николай полез наверх, забрался в нутро гондолы и опустился в кресло. Поехали, что ли, то бишь полетели? И они действительно полетели.
Коля прикрыл глаза и не заметил, как уснул под мерный рокот пропеллеров. Пробудился мгновенно от ощущения какой-то перемены. Понял, что судно уже не плывет по небу, а зависло над одним местом – вероятно, достигло цели?
Гордеев выглянул в проем люка. Лестница покачивалась над мелким песочком пляжа. Вот так сюрприз – он на побережье морском, что ли? Пассажир, извольте сойти и проследовать к пункту назначения!..
Только хотел выйти – как голова закружилась, и он потерял сознание.
Когда Николай пришел в чувство, дирижабль исчез, а он увидел себя на берегу океана.
Отчего возникло в Гордееве это понятие – "океан", он не смог бы сказать, хоть убей. Но он совершенно точно знал, что это не большое озеро типа Байкала, не море даже, а именно океан, не больше и не меньше.
Какой?.. Вот уж Бог ведает. Точно, что не Северный Ледовитый.
Этот мир – необъятная ярко-синяя высь небес, безбрежная лазурь спокойных вод, ласковый прибой у бело-песчаного берега – был мир никогда не виданных Николаем южных широт. И одинокая пальма слева, плотные лентовидные листья которой слегка покачивались от неуловимого ветерка, служила явным тому подтверждением.
Гордеев зачем-то направился к пальме. Хотя нетрудно понять, зачем – во всем окоеме это был единственный предмет, отличный от пространства неба, океана и песка. Песок, кстати, был удивительно мелкий и мягкий – как мука, он и цветом-то почти белый, едва-едва в желтизну… Николай шел, чувствуя, как берег плавно пружинит под ногами, всё равно что плотный резиновый ковер.
Пальма казалась вроде бы недалекой, но Гордеев шагал, шагал, а она будто и не приближалась. Однако нечто изменилось. Что именно?.. А вот что: теперь ясно было видно, что от пальмы тянется веревка.
Николай побежал. Это оказалось потруднее, чем шагать. Ноги вязли в песке, заплетались. Но он добежал таки. И увидел, что длиннющей веревкой к пальме привязана лодка.