- Человеческие существа, - произнес Холмс, - человеческие существа - вот неиссякаемый источник моего веселья.
- Мне не нравится, что мы оставили сэра Артура упорствовать в своем заблуждении. Может, нам лучше вернуться, поискать плот, на котором его держали похитители?
- Он вне всякого сомнения уже покоится в самом глубоком месте озера. Мы никогда не найдем его… если, конечно, не прибегнем к помощи капитана Немо из романа мистера Верна.
- Я удивлен. Вы, оказывается, читали "Двадцать тысяч лье под водой".
- Я не читал. Вы читали и пересказали мне достаточно подробно.
Он отхлебнул коньяку и посмотрел оценивающе на янтарную жидкость.
- Хм-м. Последний из хороших годов.
Я налил коньяк для себя, согрел бокал в руках и выпил совсем немножко этого очаровательного нектара. Слишком рано для алкогольных напитков, подумал я, но на этот раз извинил себя.
- Когда мы вернемся на Бейкер-стрит, - сказал Холмс, - я, возможно, позаимствую у вас экземпляр "Войны миров", если вы будете столь любезны и одолжите мне его.
- Да, - ответил я, - если вы пообещаете не вырывать страницы для своих заметок. Бетти подарила мне эту книгу с дарственной подписью.
- Клянусь в ее сохранности своей жизнью.
Я усмехнулся. Поезд тронулся, набирая скорость, и колеса застучали по рельсам.
- А что же сэр Артур? - спросил я. - Он так теперь и будет верить, что его посетили существа с Марса?
- Уотсон, друг мой, сэр Артур - добровольный участник этого розыгрыша.
- Вы хотите сказать - он сам и задумал его? Но зачем тогда прибегать к вашей помощи?
- Невинный, неосознанный участник. Он хочет в это верить. Бритву Оккама он променял на калейдоскоп, усложняющий простые факты до невозможности. Но он верит в них, как верит и в своих духов, и в мистические силы Гудини, и что я…
Тут он снова захохотал.
- Я не понимаю цель этого розыгрыша! - сказал я, надеясь пресечь очередной приступ гомерического смеха. - И зачем он понадобился исполнителям?
- Трудный вопрос. Я почти отчаялся получить на него ответ. Я размышлял: сэр Артур хотел принизить мой интеллект в сравнении со своим, журналисты и фотографы решили сфабриковать историю, констебль Браун намеревался привлечь больше средств в свой район - и увлекся вспышками.
- И к чему же вы пришли, Холмс? Обождите! Это фотограф - только он мог использовать порошок для вспышки!
- И так подробно знать местную топографию? Нет, порошок легко купить. Или украсть. Вы подозреваете не того.
- Тогда кто это?
- Кому это выгодно?
Я задумался. Если бы сэр Артур написал об этих событиях, то он получил бы некоторую сумму от издания книг и лекций. Но Холмс сказал, что он невиновен. Но что было бы полезным для сэра Артура, было бы полезным и для его семьи…
- Не леди же Конан Дойл! - воскликнул я, ошеломленный.
- Конечно, нет, - сказал Холмс.
- Дворецкий? Шофер? Он мог знать, каким образом испортить двигатель.
- Роберт Хоулдер, Уотсон! - вскричал Холмс. - Роберт Хоулдер! Возможно - это только предположение - при помощи Джеймса, дворецкого и других арендаторов. Но руководил всем Роберт, несмотря на свою грубоватую внешность. Настоящий провинциальный Гудини! - сделал вывод Холмс. - Он даже использовал кое-что из моей собственной техники. И почти победил меня!
- Он рисковал всем, пускаясь в такую схватку…
- Меня он предвидеть не мог, он предполагал, что расследованием будет руководить сэр Артур. Когда приехали мы с вами, он понял, что либо потерпит поражение, либо выиграет благодаря своей дерзости. Он предложил сэру Артуру способ объяснить загадку и не поверить мне. Сэр Артур принял это предложение. Да и как он мог воспротивиться ему?
Холмс посмотрел сквозь окно на ровные поля, колышущиеся, словно зеленое море.
- Если бы не эта ошибка Роберта по поводу скорости света, - сказал Холмс, - которую я, кстати, разделял вместе с ним, то я бы знал, что случилось и как, но не знал бы, кто все это подстроил.
- Вы, кажется, симпатизируете ему, - сказал я с легким неодобрением.
- Да, Уотсон. Роберт определенно честный человек.
- Честный!
- Он отказался от предложения сэра Артура освободить его от уплаты ренты за этот год. Он не собирался красть.
- А только лгать.
- Как Гудини. Как любой актер, любой рассказчик. Шекспир лгал. И вы, мой друг, тоже иногда лгали, описывая наши приключения.
- Я изменял внешний вид и характер персонажей, - сказал я, оскорбившись. - Я, возможно, кое-что недоговаривал… иногда… - я замялся и кивнул головой. - Ну да, хорошо. Я лгал.
- Жизнь нелегка для людей, работающих на земле. Мы с вами сейчас хорошо обеспечены. Но вспомните себя в молодости, когда вы едва сводили концы с концами, не позволяли себе купить лишнюю рубашку или пару ботинок. Представьте себе, что у вас вообще нет никаких перспектив. Что так будет всю жизнь.
Я неожиданно вспомнил отца-фермера и его сыновей в новых одеждах.
- Кто станет порицать их за развлечение, за то, что они устроили розыгрыш, привлекший в их края праздных зевак с лишними деньгами? Обманули людей, - добавил Холмс, - которые настолько слепы, что отворачиваются от лежащей перед ними очевидной истины.
- Что же с вашей преданностью истине, Холмс? - спросил я несколько резковато.
- Я знаю истину. И вы тоже. Сэр Артур знает, но отказывается поверить. Что касается других людей, то я истину держу в тайне, такова уж моя обязанность. И что это меняет?
Я вдруг понял. Холмс не столько симпатизировал обманщикам, сколько презирал праздных людей, которые сами хотели быть обманутыми.
- Хорошо, Холмс, - сказал я. - Я удовлетворен, если вы того желали.
Несколько миль мы проехали в молчании, убаюканные мерным перестуком колес, наслаждаясь коньяком сэра Артура и мирным английским ландшафтом. Я подумал, что стало бы с миром, если бы нас и в самом деле посетили существа с других планет.
- Холмс, - сказал я.
- Да, Уотсон.
- Почему сэр Артур так охотно заплатил вам, если он не верил в ваше решение? Что он вам сказал, когда мы уезжали?
- Он сказал: "Я понимаю, почему вы такой необычный человек. У вас, как и у Гудини, имеются серьезные основания скрывать ваше естество. Я понимаю, почему Шерлок Холмс не может открыть правду о наших гостях. Это постараюсь сделать я, и можете мне поверить, я сохраню вашу тайну".
- Вашу тайну?
- Да, Уотсон, - улыбнулся Холмс. - Сэр Артур Конан Дойл думает, что я марсианин.
Лаура Резник
Дело о пропавшем гробе
- Знаменательный момент в анналах криминалистики, Уотсон, - сказал однажды Холмс своему верному товарищу холодной осенней ночью 1895 года.
- Хм-м? Что? - пробормотал доктор спросонья.
- Просыпайтесь, Уотсон! - бросил Холмс своему биографу. - Вот еще одно триумфальное достижение логики в моей блестящей карьере. Разве Босуэлл спал, когда Джонсон работал?
- Судя по описаниям Босуэлла, они хотя бы иногда спали, - произнес Уотсон, взглянув на часы. - Ради всего святого, уже первый час ночи, Холмс. Вы занимаетесь этим с самой зари.
Он поправил воротничок, устраиваясь поудобнее в старом кресле возле камина, затем обратил внимание на тусклый газовый свет. Холмс снова завалил все их комнаты на Бейкер-стрит различными лабораторными принадлежностями и в данный момент нагревал на газовой горелке пробирку с каким-то веществом. Запах от него никак нельзя было назвать приятным.
- О Боже, чем это вы занимаетесь?
- Ха! - крикнул Холмс, удовлетворенный тем, что разбудил доктора и тот уже в состоянии задать подобный вопрос. - Я занят, мой дорогой Уотсон, определением вины или невиновности мистера Рикардо Фитцджеральда Шварца.
- Рикардо… - нахмурился Уотсон. - Вы говорите о том бесславном "Деле о четках раввина"?
- Естественно. Если по достижении температуры кипения эта жидкость пожелтеет, то Фитцджеральд Шварц невиновен. Если же она станет красной, то он виновен, как смертный грех.
- Но, Холмс…
- Ага! Она закипела, старина!
- Но, Холмс….
- Вот! Получилось! Вы видите? Уотсон, вы видите?
- Да. Она красного цвета.
- Виновен! Фитцджеральд Шварц виновен. Я доказал это научным путем. Не остается никаких сомнений! - торжествующе закричал Холмс.
- Значит, мне кажется, его правильно повесили три месяца тому назад, не так ли? - скромно заметил Уотсон.
Холмс посмотрел на него осуждающе.
- Ах, Уотсон, Уотсон.
Он склонился лбом на стол, не обращая внимания на темно-красную жидкость, переливающуюся через край пробирки и оставляющую липкий след на деревянной поверхности.
- Все это так убого и обыденно. Так примитивно. Жаль, что меня вообще привлекли к этому делу.
- Да, конечно, жалко, что четыре свидетеля дали свои показания до того, как вы смогли применить свои блестящие методы, - сказал Уотсон с сочувствием.
- Людям не следует путаться под ногами и давать свои показания, - проворчал Холмс и поднял голову. Сбоку на его шее и щеке осталась красная отметина. - Преступление - это моя территория! Я ведь не вмешиваюсь в их жалкие жизни.
- Холмс, вы слишком долго дуетесь. Пора бы уж перестать.
- Перестать? - воскликнул Холмс. - Уотсон, как я могу перестать? С того самого ужасного дела в эти двери не вошел ни один клиент! - он укоризненно показал на вход в гостиную. - Как мне сохранять способность к здравым рассуждениям, если мне приходится сходить с ума от скуки и бездействия?
- Действительно.
Уотсон обвел взглядом беспорядок. Красная жидкость уже капала с края стола на турецкий ковер.
- Тем не менее я все-таки сомневаюсь, что определение вины человека, уже казненного за преступление, это достойное занятие в ожидании очередного клиента.
- Тогда что вы мне посоветуете, доктор? - отозвался Холмс с раздражением в голосе.
Уотсон испустил долгий вздох.
- Вы могли хотя бы…
Его прервал странный звук со стороны окна. Окно этой комнаты находилось в добрых двадцати футах от поверхности тротуара, и этот звук был настолько неожиданным, что оба они забыли о споре и поспешили к не очень чистому окну.
Вглядываясь в темноту, Уотсон пробормотал:
- Я бы поклялся, что слышал стук.
- Вы его действительно слышали, Уотсон, - уверил его Холмс, также вглядываясь в лондонскую ночь. - У нас, должно быть, появился посетитель.
- Посетитель? Как это возможно? Как он мог…
- Когда вы отбросите все невозможное, дорогой мой Уотсон, то, что останется, каким бы невероятным…
- Пожалуйста, прекратите, Холмс. Не стоит повторять одно и то же. Как вы думаете, что это было? Птица сбилась с курса и ударилась о стекло?
- Неправдоподобно. Я, видите ли, авторитет в звуках, которые издают различные предметы о стекло. Я даже написал…
- … небольшую монографию на эту тему. Да, я знаю. Так что же это, по вашему мнению?
- Хм-м. Принимая во внимание скорость объекта в сочетании со столь своеобразным стуком во время его контакта с окном, сделанным из специфического…
- Почему бы нам просто не открыть окно и не посмотреть? - нетерпеливо предложил Уотсон.
- Ради Бога, нет! Если вы откроете окно, доктор, то подвергнете нас опасности, которую вы и представить себе не можете. Нет, даже и не думайте об этом…
Его слова прервал другой стук в окно.
- Холмс! Это летучая мышь, - рассмеялся Уотсон, отходя от окна и усаживаясь в кресло. - О небо! Старина, вам действительно удалось меня напугать на какое-то мгновение. Опасность! Ха-ха!
- Ах, Уотсон, Уотсон. Не обманывайте себя. Это очень хитрый случай. Явление довольно необычного свойства.
Уотсон широко зевнул и потянулся.
- Ну, если вы так считаете, мой дорогой друг… Однако, боюсь, даже самая невероятная опасность и самое необычайное явление не заставят меня бодрствовать и дальше. Я иду спать.
Холмс едва кивнул, когда его друг проходил мимо него, направляясь к двери. Его взор был устремлен куда-то вдаль.
- Кстати, Холмс, - добавил Уотсон, - вымойтесь перед тем, как лечь спать. Вы испачкались этим красным веществом.
- Хм-м? Ах да. Спокойной ночи, Уотсон. Приятных сновидений.
Уотсон нахмурился, увидев наиболее раздражающую его ухмылку на губах Холмса, и закрыл за собой дверь.
Всего лишь через несколько минут Холмс услышал царапанье у входной двери, подтверждавшее его теорию.
- Минутку! - крикнул он.
Он забегал по комнатам, собирая различные вещи, необходимые для защиты от этого посетителя, затем уселся в кресло и громко сказал:
- Входите!
Дверь со скрипом открылась. В дверном проеме виднелась только зловещая тень посетителя.
Холмс прищурился.
- Добрый вечер, - сказал он.
- Надеюсь, мистер Холмс? - отозвался посетитель глухим гулким голосом.
- Входите, сэр, и скажите, чем могу вам помочь.
- Хорошо.
Посетитель осторожно переступил порог. Он был высоким полноватым мужчиной, одетым хотя и в прекрасно скроенный, но вышедший лет тридцать тому назад из моды сюртук. Дверь за ним закрылась сама собой. Увидев, что Холмс совершенно не удивлен этим фокусом, гость сказал:
- Полагаю, что вы человек сообразительный и хладнокровный, мистер Холмс.
- Нетрудно было догадаться о вашей природе, - сказал Холмс, зажигая трубку. - Судя по размеру и скорости, существо, старающееся проникнуть сюда через окно, должно быть не кем иным, как летучей мышью-вампиром. Увидев, что зола в моем камине раскидана так, будто кто-то недавно пытался проникнуть в него по трубе, я предположил, что это, скорее всего, крылатое существо; маловероятно, чтобы за последние несколько минут это были разные существа.
- Угу.
Джентльмен подошел поближе и осмотрел Холмса в тусклом свете камина.
- Porca miseria! Я вижу, тут побывал некто того же рода, что и я!
- Прошу прощения? - приподнял бровь Холмс.
- Это пятно крови на вашей шее и щеке! Что за беспорядок тут у вас! Должно быть, вас посетил этот граф из Трансильвании! Какие у него свинские манеры!
- Что? Ах, нет. Нет, здесь не было другого посетителя, сэр, я уверяю вас.
- Так вас не кусал другой вампир?
- Нет, конечно, нет. Как видите, - добавил Холмс, показав на распятие, висевшее у него на груди. - Я защищен.
- Мой вам совет, мистер Холмс. Это вас не защитит. Я добрый католик и даже причащаюсь каждое Рождество во время полуночной мессы.
- В самом деле? Ну, тогда вот это! - Холмс потряс связкой чеснока, которую он до того прятал под одеждой.
- И это вам не поможет, мистер Холмс. Я итальянец.
- Ах вот как?
- Гвидо Паскалини. Рад с вами познакомиться.
- Как вижу, я допустил просчеты, - уныло заметил Холмс.
- Не порицайте себя. Так случается со всеми. Но не могли бы вы стереть это пятно у себя с шеи? Я сейчас соблюдаю диету, и один лишь взгляд на него пробуждает во мне зверский аппетит.
- Это вовсе не кровь. Это несмываемое вещество, след от химического эксперимента, - Холмс указал на стол, на котором беспорядочно громоздились пробирки, мензурки, склянки с растворами и порошками.
- Gesu! И откуда у вас, смертных, только время берется!
- Кстати, о времени, - сказал Холмс, радуясь, что снова обрел контроль над ситуацией. - Может, нам пора перестать тратить драгоценное время и приступить к делу?
- Да, конечно, signore.
- Какова причина вашего визита ко мне? Я о вас ничего не знаю, за исключением очевидных фактов.
Паскалини нахмурился.
- Я не понял вас. Какие факты вы называете очевидными?
Холмс вздохнул и безуспешно попытался сделать вид, что ему вовсе не нравится объяснять очевидное.
- Вам по меньшей мере пятьсот лет, но не больше шестисот пятидесяти. Вы любитель музыки, искусства, литературы, но недолюбливаете крикет. Вы были женаты несколько раз, и последней вашей женой была немка. Вы недавно прибыли в Лондон, вы читали журнал "Стрэнд" и посетили салон актрисы мисс Эпонины Чейст. Вы уже - скажем так - поужинали сегодня вечером. Кроме всего прочего, вы потеряли нечто очень для вас важное.
- Превосходно, мистер Холмс! Великолепно! Bravo!
Холмс усмехнулся.
- Но как вы догадались?
- Догадался! - пренебрежительно воскликнул Холмс. - Я никогда не догадываюсь.
- Конечно же нет. Я должен был знать это по вашей репутации. Однако все это не так уж важно, - сказал Паскалини. - Причина, по которой я к вам пришел…
- Не важно! - Холмс был еще больше раздосадован. Он решил не обращать внимания на невежливое поведение Паскалини и приступил к объяснениям, словно его, как обычно, попросили об этом, восхитившись необычайными методами дедукции.
- Возраст ваш легко определить по мозолям на указательном пальце. Они могли возникнуть только в результате применения обоюдоострого меча с треугольной головкой эфеса и гардой, которым вы владели во времена своего… формирования. Значит, это не могло быть позже четырнадцатого столетия. Вам также не может быть больше шестисот пятидесяти лет, потому что до Марка Поло в Италии вампиров не было, это известный факт. То, что вы любите музыку, я узнал по программке, торчащей из вашего правого кармана, - сегодня вечером вы были в опере. Любой итальянец эпохи Ренессанса должен любить искусство и архитектуру. К тому же все иностранцы недолюбливают английский крикет.
Холмс как бы равнодушно пожал плечами. Паскалини, должно быть, на этот раз проникся его рассуждениями, потому что сказал:
- А мое семейное положение?
- Дорогой мой, любой итальянский мужчина, проживший пять столетий, неизбежно должен был иметь несколько жен. И только жена-немка могла бы позволить вам выходить из дома в такой непритязательной одежде.
- Да как вы…
- Совершенно очевидно, что в Лондоне вы совсем недавно, потому что стоило бы вам походить по городу несколько дней, как к вам бы обязательно подошел уважающий себя портной и настоял на немедленной перемене сюртука. Кроме того, от вас пахнет особым видом духов, который в Лондоне употребляет только мисс Эпонина Чейст. Цвет вашего лица свидетельствует о том, что вы уже подкрепились сегодня.
- Скудный ужин, уверяю вас, мистер Холмс. Я стараюсь сбросить вес, видите ли.
- Это слова. - Холмс задумчиво втянул в себя дым из трубки, прежде чем продолжить. - Очевидно, вы любите читать, поскольку совершенно ясно, что обо мне вы узнали из рассказов доктора Уотсона, публиковавшихся в "Стрэнде"; особая разновидность типографской краски на большом пальце вашей левой руки подтверждает мои размышления.
Паскалини вытер палец о брюки.
- Дело в том, мистер Холмс, что я потерял нечто очень важное.
- Да, это ясно по тому состоянию возбуждения, в котором вы пытались проникнуть в мой дом. Сначала пробовали влететь в окно, затем спуститься по трубе, прямо в огонь.
- Да, да, только давайте приступим к делу, signore, - настойчиво сказал Паскалини сквозь свои сжатые клыки.
- Я в вашем распоряжении.
- Я не просто потерял нечто. У меня есть все основания предполагать, что его украли!
- В самом деле?
- И я не преувеличу, сэр, если скажу, что без этого предмета моя жизнь не стоит и вырванной страницы "Стрэнда".