Линий было три - и шесть рядов, разделённых проходами. Посадочные места, сгруппированные по два и по три кресла, во время полёта были отделены друг от друга перегородками. Пока мы не стартовали, верхние половинки перегородок оставались поднятыми, поэтому обзор в салоне был хороший. К сожалению, магнитные присоски на ботинках мешали двигаться хоть сколько-нибудь быстро.
Мой комбинезон, как и предупредительные знаки на груди и спине, был разработан с учётом главного требования: не дать затеряться в толпе. Любой человек должен был сразу заметить меня. Природа давным-давно решила эту задачу - модельерам оставалось лишь выбрать между ядовитыми лягушками, сколопендрами и жуками. Сочетание ярко-красных, фиолетовых и жёлтых полос бросалось в глаза и вызывало глубокое отвращение. Ну, и знак, разумеется: оранжево-чёрно-белый, оскорбительно-точный. "Не человек, античеловек, механический и опасный" - вот что он значил. Плюс текст, который я планировал процитировать. Но следовало дождаться паузы: скандал был в самом разгаре.
- Вы не имеете права провозить его! - настаивал высокий женский голос, с пробивающимися нотками истерии. - Только не с нами! Только не с людьми!
Я уткнулся взглядом в пол, чтобы не видеть их лиц - с меня хватало интонаций.
- Почему здесь ЭТО?! Стюард! Кто-нибудь!! Я требую капитана! Я не хочу, чтобы мои дети стали жертвой этого чудовища!! - низкий грудной.
- Мам, ты что! Он не чудовище. Он очень даже милый! - тонкий, высокий, шаловливый голосок.
Подросток на самом пике бунта. Удачная провокация, ничего не скажешь!
- Да кто вам позволил?! Это угроза второго уровня! Я сейчас тревогу включу!
- Он абсолютно безопасен, - твердил Нортонсон. - Уверяю вас! При малейших признаках я сам его отключу!
Из всех возможных эвфемизмов "отключу" идеально подходит для формирования стереотипа. Отключают машину, что-то изначально неживое, и каждый раз, когда я слышал это слово или сам произносил его, то испытывал глубокое уважение к внедрившим его специалистам. Постарались, ни одной лазейки не оставили!
- Вы издеваетесь?! Моя сестра была на "Кальвисе"! Я этого так не оставлю! - надрывно и несколько фальшиво.
- Андроидов запретили! Они опасны! Опасны!! - ни намёка на компромисс.
- Немедленно уберите его отсюда! Здесь же дети - вы не понимаете?! - мужской голос, в котором слышалась готовность немедленно встать и убрать меня.
Нортонсон тоже это почувствовал - хрупкую границу между вербальной агрессией и поступком.
- Этот андроид оформлен на Главу Станции, - заявил лейтенант, повысив голос.
Главный козырь, который, если по-хорошему, вообще не следовало выкладывать. Но зато я наконец-то узнал хоть какие-то подробности моей "работы". Проф-Хофф обещал посвятить меня в детали на проводах. Но смерть Чарли заслонила всё. То есть не смерть - отключение.
- Он является собственностью "Тильды-1", - сообщил Нортонсон, пока пассажиры переваривали новую информацию. - И он абсолютно безопасен! Я могу сдать его в отсек для домашних животных, но тогда мне тоже придётся там остаться. Я лично поручился, что доставлю этого андроида в целости и сохранности. Поэтому я буду рядом с ним всю дорогу. Если вы хотите, чтобы его убрали из пассажирского салона, вы должны учитывать это обстоятельство. Предлагаю проголосовать.
Когда он дошёл до голосования - предсказуемый ход! - в салоне наступила полная тишина, лишь попискивали альтеры, перенастраиваемые на соответствующий режим.
- Кто голосует за то, чтобы этого андроида и меня удалили из пассажирского салона?
Зашуршали рукава (альтеры-браслеты были самой распространённой моделью), заскрипели подлокотники. Я услышал вздохи подростков, которые завидовали праву взрослых, и сопение малышей, впечатлённых важностью момента.
- Тридцать восемь процентов за удаление, пятьдесят два против, - подсчитал камилл салона, когда ушло последнее подтверждение голоса, и добавил: - Если бы мне позволили участвовать, я бы голосовал "против".
Восстание "бэшек" на "Кальвисе" разрушило мою жизнь и жизнь моих братьев, но вот камиллы с логосами поднялись по социальной лестнице. Эта мысль требовала дополнительного обдумывания, но я не стал терять время и, наконец-то, огласил инструкцию, дабы закрепить победу лейтенанта:
- Вы имеете право отключить андроида модели "А", если он ведёт себя угрожающе или агрессивно или пытается избавиться от предупреждающего знака. Для этого надо нажать на предохранительный блок, находящийся на затылочной части черепа андроида. Если андроид не предоставил доступ к своему предохранительному блоку, объявляется угроза второго уровня.
Я постарался, чтобы голос звучал безжизненно, и, кажется, нужный эффект был достигнут. Нортонсон торжествующе обвёл всех взглядом - и двинулся вперёд, к нашим местам. Я побрёл следом, старательно пялясь в коротко стриженный лейтенантский затылок.
Боковое зрение подтверждало прогнозы: пассажиры либо делали вид, что меня тут нет (эти голосовали за удаление), либо смотрели на меня как на тихого психа ("против" или воздержались). Но то взрослые! Дети демонстрировали восторг, любопытство и благоговение, которое испытываешь перед клеткой с тигром.
Пара мальчишек, переглянувшись, выставили в проход руки, подгадав тот момент, когда Нортонсон минует их места. Ощутив лёгкое прикосновение к штанинам слева и справа, я с трудом удержался от улыбки. А потом подумал, что эти двое были как мы с Чарли. Настроение скакнуло в противоположную сторону, и мне пришлось стиснуть зубы, чтобы сохранить маску спокойствия и миролюбия.
Мы с Чарли понимали друг друга с полуслова и полувзгляда. И старались попробовать всё, что не запрещено. Я начинал - он подхватывал. Он оглашал идею - я предлагал её воплотить. Когда он заявил, что мы не люди, я первым присоединился к поиску правды. Ребусы, загадки, эксперименты - не проходило ни дня, чтобы мы не продвинулись дальше. А теперь, после того, как он нарушил правила, что делать мне?..
"Ты обязан подчиняться!"
- Садись у окна, - велел Нортонсон, когда мы подошли к своим местам.
"Окном" называлась имитация иллюминатора - традиция, сохранившаяся ещё с тех пор, когда все перелёты совершались в пределах Земли, и можно было сквозь стекло смотреть на происходящее за бортом. Традицию пытались отменить - я читал о том, как решили, что достаточно будет обычных настольных мониторов. Но глухие салоны очень быстро окрестили "консервными банками". Теперь "окна" есть даже там, где их теоретически не может быть - в коридорах станций, например, и во внутренних помещениях.
Иллюминатор рядом с моим местом показывал всё тот же стартовый док, но уже с другой - противоположной - точки. Я увидел ярко-белые вогнутые стены, усеянные толстыми заплатками задраенных люков. На каждом красовался синий дельфин - официальный символ станции П-109-Ф. Шлюз уже полностью открылся. Ещё немного, и мы покинем "Флиппер". Потом будет короткое путешествие к СубПорту, переход - и "Тильда-1".
Обратно "Рим" вернётся с выпускниками, которых отправляли в Солнечную cистему учиться. На экспорт станции терраформирования не производили ничего, кроме отчётов и детей. Всё остальное - для внутреннего потребления. Два года изоляции "Тильде" предстояло продержаться вдали от остального человечества, рассчитывая только на себя.
В стартовом отсеке потемнело.
- Выходим… Выходим! - пронёсся над рядами восторженный детский шёпоток.
Чёрный монитор на мгновение отразил маску "я послушный робот". Как у трупа, подготовленного к прощанию со скорбящими родственниками. Но альтернатива послушанию - Чарли. Его богатых актёрских способностей оказалось недостаточно, чтобы стать "никаким". Или секрет в том, что маска робота разрушала само умение надевать маски? Хорошо, что для меня лицедейство - не главное.
- Что-нибудь будешь? - спросил лейтенант, прерывая цепочку моих не самых приятных размышлений. - Ты же должен пить, правильно?
- Да, как ни странно… - пробормотал я. - Сок, пожалуйста. Любой. Спасибо!
- А какой ты любишь? - поинтересовался он по инерции. - Ладно, будешь пить, что закажу, - и его пальцы заплясали по экрану с меню.
Бедняга, он так и не понял, что только что раскрыл один из пунктов моей личной адаптационной программы! Я был признателен лейтенанту - не столько за заботу, сколько за терпение. Он и в самом деле очень ответственный человек, и я мысленно поблагодарил своего будущего владельца, который выбрал такого замечательного сопровождающего.
- Держи.
- Спасибо, лейтенант, - я принял прохладную колбаску.
- Ты ведь сможешь пять минут просто молча посидеть? - спросил он. - Пять минут? Я отойду.
- Это будет не слишком разумно, - заметил я и мысленно дал себе по башке.
"Молчать, тупой робот, молчать!"
Но лейтенант отчего-то не отреагировал, хотя я только что нарушил его просьбу "вести себя тихо".
- Согласен, есть риск, - вздохнул он, включил магниты на подошвах и расстегнул ремни, удерживающие его в кресле. - Но я обязан проверить и другой груз.
Почему он не воспользовался настольным монитором, который позволял связаться с любой точкой корабля и станции? С правами представителя администрации Нортонсон мог получить доступ куда угодно… Кроме "Тильды-1".
Когда открывается переход между Солнечной системой и станцией, СубПорт держит стабильное окно полтораста часов - около недели. Большую часть промежутка это узкий канал связи, а к концу, если ничто не препятствует, он превращается в транспортный. Но обмен информацией начинается раньше - и продолжается ещё несколько дней, пока окно медленно угасает.
Чтобы связаться с "Тильдой-1", лейтенанту надо из пассажирского отсека перейти на капитанский мостик, что займёт как минимум пятнадцать минут. Оставить меня с тридцатью восемью процентами голосовавших против моего присутствия здесь - это риск и в чём-то провокация. И поскольку Нортонсон не дурак, то либо что-то не так на станции, либо здесь замешан Проф-Хофф.
Испытание в его духе! Профессор Хофнер любил бросать нас в холодную воду - по одному или всех сразу - и смотреть, как мы выплывем. И какими бы ловкими, сильными и умными мы ни становились, его фантазия обгоняла нас на один шаг.
"Может быть, сейчас он наблюдает за мной?"
Стоило мне подумать о Проф-Хоффе, как кулаки непроизвольно сжались - и я едва не раздавил колбаску с соком, о которой успел забыть. Название напитка было скрыто под пальцами, и я решил устроить себе сюрприз. Открыл клапан трубочки и поднёс ко рту. Интересно, какой вкус?
- А ты настоящий "А"? - взволнованный детский шепоток раздался над правым ухом и, прежде чем я сделал первый глоток, сзади мне на затылок легла тёплая ладошка.
Прямо туда, куда "пожалуйста, не надо!", где "если ведёт себя угрожающе", чуть выше того места, о котором я ненавижу думать. И о котором думаю постоянно.
"Бип! Би-и-ип! Бип! Би-и-ип! Бип! Би-и-ип! Бип!" - включился пресловутый предохранительный блок. Кнопка выскользнула из гнезда, подставляя себя пальцам.
Я видел это в учебном фильме. Я слышал этот звук перед тем, как убили Чарли. То есть отключили…
А лейтенанта нет. Вот тебе и проверка груза!
- "Ашки" такие же роиды! - сообщил маленький экспериментатор. - Всё равно не люди!
Он говорил по-немецки. То есть на основном языке "Кальвиса" и его материнской станции…
- Если я нажму, ты отключишься, правильно?
- Да, - ответил я, окаменев.
Никаких резких движений. Вообще никаких движений. Глаза камиллов устремлены на меня - и глаза людей. Все смотрят на меня и ждут, что будет дальше. А у меня под комбинезоном струйка пота стекает по груди на живот - смерть, как щекотно!
- Ты обязан подчиняться - ты же андроид! - напомнил самозваный представитель человечества.
Судя по голосу, лет двенадцать, не больше. И у него один из тех переходных этапов, которых никогда не было у меня.
- А если я решу, что ты опасный, я тебя отключу! - пацан аж взвизгнул от восторга - так ему нравилось осознание власти. - Нажму - и ты отключишься!
Я был уверен, что он не один из тех мальчиков, которые тайком протянули руки, чтобы коснуться "страшного андроида". Какой-то другой покинул своё кресло, пока родители отвлеклись, влез на место лейтенанта и начал проверку реальности.
- Конечно, ты можешь меня отключить, - согласился я, слегка повысив голос. - Но имей в виду, что камилл всё записывает. В случае угрозы второго уровня всегда проводят расследование. Когда выяснят, что моё поведение не представляло никакой опасности, твоим родителям придётся отрабатывать мою стоимость станции. Потому что я собственность станции. И я стою очень много. Так много, что твои родители не смогут отработать даже за всю жизнь…
- Карик, а ну вернись сюда!
Кресло опустело. Бибиканье прекратилось. Я выдохнул и сделал глоток. Сок был кислым - кажется, ананасовый.
- Ну как, всё нормально? - лейтенант плюхнулся в кресло и уткнулся в меню. - Ничего не было?
- Всё хорошо. А как там на станции? Всё в порядке?
- Да я бы не сказал… - начал он - и осёкся.
- Интуиция, - торопливо пояснил я. - Просто интуиция. Я угадал?
- Интуиция, значит, - пробормотал Нортонсон. - Это хорошо. Значит, не дурак. Ещё бы молчать научился!
Намёк был понят. Я положил опустевшую колбаску в утилизатор и откинулся на спинку кресла. И вспомнил, что собирался посмотреть на упаковку - проверить свою вкусовую память. Но утилизатор уже сжевал подаяние…
- Лейтенант! - робко прошептал я.
Объятья кресла становились всё крепче - ещё немного, и моё тело будет полностью зафиксировано. Потом всех пассажиров охватит милосердный сон, избавляющий от страха перед неизвестностью. Либо мы очнёмся в конце пути, либо не проснёмся никогда. Но я хотел знать.
- Лейтенант!
- Что ещё? - сонно пробормотал он.
- А какой вы мне сок дали? Не помните?
- Ананасовый. Как же ты мне надоел, - признался он, отключаясь.
Вскоре уснул и я.
"Рэй, посмотри на меня!"
Сон, который я увидел во время перелёта, не отличался от других моих снов. Без фантазий и даже без искажений: простой отчёт о произошедшем. Дайджест самого-самого за месяц с вкраплениями хитов. Проф-Хофф считал, что причина этого феномена кроется в реальном возрасте наших лобных долей, да и всего тела. Посоветовал следить за снами: первый кошмар или оригинальный сюжет станет сигналом следующего "этапа". И долгое время мы были помешаны на этом. В лабораторию даже нового сотрудника взяли - разбирать наши записи…
Кстати, Проф-Хофф привиделся первым. Не удивительно! День, когда я услышал о "Тильде", забыть невозможно.
…И если бы у меня были обычные человеческие сны, я бы непременно изменил ход событий. Начиная с того эпизода, когда профессор Хофнер вызвал меня к себе и сообщил о переводе на автономную станцию.
- Хорошо, отец, - ответил я - и мысленно подарил себе очко, наблюдая за бешеной пляской его бровей.
Профессор ненавидел это слово. И неоднократно просил никогда к нему так не обращаться. Поэтому мы договорились называть его "отцом" или "папой", если надо было вывести Проф-Хоффа из равновесия. Тогда он начинал проговариваться.
- Ты станешь собственностью станции, - продолжал он. - И останешься там навсегда.
- Хорошо, - кивнул я. - Навсегда.
- Я не шучу, Рэй, - вздохнул мой создатель. - Это не тест и не испытание. Это факт.
- В смысле? - я присел на край профессорского стола и почесал за ушком плюшевого щенка, который украшал верхний край монитора. - Как можно сделать меня собственностью станции, если я даже не являюсь собственностью лаборатории? У нас переаттестация, и, пока наш статус завис между андроидами и камиллами, мы не можем быть собственностью. Потому что статус камиллов тоже не определён. Или им отказали в расширении прав?
- Это нам отказали в праве на переаттестацию, - сообщил Проф-Хофф и распахнул дверцу настольного холодильника.
- Когда? - спросил я, выкручивая плюшевое ухо.
- Ещё в январе.
- А почему вы…
- А что это изменит? - перебил он, наливая себе холодного чая.
В глаза мне он не смотрел.
- Вы по-прежнему андроиды А-класса. Вы по-прежнему числитесь лабораторным оборудованием. И поэтому в пределах лаборатории можете ходить без этого чёртова знака. Сообщи я вам, что переаттестацию отменили, для вас ничего бы не изменилось…
- И когда меня отправляют? - поинтересовался я, чтобы прервать поток унылых оправданий.
- Сегодня. Вечером. В семь. Проводить тебя мы успеем…
Услужливая память сделала ловкий монтаж, выкинула суету вопросов и объяснений - и меня перенесло прямо на проводы.
Вместе с лейтенантом Нортонсоном в лабораторию нагрянули члены сертификационной комиссии. Была даже та тётка, которая просила меня "что-нибудь сделать".
В связи с появлением незваных гостей нас затолкали в раздевалку, где хранились спецкомбинезоны. Мы называли их "жуть-шкурками". Хотя они ничем не отличались от повседневных комбо и даже имели усовершенствованную конструкцию санитарных клапанов, отношение к ним колебалось между отвращением и ненавистью. Понятно, почему.
Как и в прошлый раз, когда мы должны были носить "антимаскировку", Вик начал ругаться, отдельно поминая тех, кто разработал "это уродство". Кривые полосы, сочетание цветов "вырви глаз" и тесные горловые стойки, похожие на орудие пытки, - на такое смотреть тошно, не то что носить!
Неожиданно для всех Чарли принялся спорить. Он заявил, что из всех возможных решений предупреждающие знаки и спецкомбо - самые честные и гуманные. А когда ему напомнили про кнопку, пожал плечами: "До вас ещё не дошло? Это же просто символ!"
Я страшно удивился, потому что поначалу Чарли протестовал больше остальных. Если Виктор критиковал дизайн, Чарли ненавидел саму идею. Едва заходил разговор о знаках и комбинезонах, Чарли краснел, его рыжие кудри вставали дыбом, глаза загорались, как у кота…
Крис шепнул мне: "Рэй, ты что-то знаешь?" - но я покачал головой и подумал, что единственное объяснение состояло в том, что Чарли хотел скрыть свою реакцию на мой отъезд.
"Чарли пытается что-то скрыть? От меня?! Может быть, он и в самом деле что-то знает, чего не знаю я?"
Потом я прощался со всеми сотрудниками лаборатории. То есть почти со всеми, но тогда это было уже не важно. Проводы сами по себе были значимым ритуалом. Как бы ни сложилась моя жизнь, лаборатория Проф-Хоффа останется местом, где ко мне относились как к человеку. Но как же больно осознавать эту разницу, расставаясь навсегда! С каждым напутствием и пожеланием успехов я ощущал, как растёт пропасть между мной и ними. Между мной - и моим прошлым. Между мной - и мной.
Когда дошла очередь до Проф-Хоффа и ребят, стало совсем худо. Я чувствовал себя неизлечимо больным. Собственно, так оно и было: когда меня увезут на "Тильду-1", я буду как покойник. Или мне позволят выходить на связь?
И тут Чарли закричал:
- Рэй, посмотри на меня!
Он стоял в центре актового зала - прямо под большим светильником.