Тополь. Конечно, глупо. Я даже не подумал в тот момент, что раз уж пошла такая охота, могут убить и меня. О чем я вообще думал тогда? О Дедушке, конечно. О том, что теперь в России случится очередная перестрелка, покруче девяносто третьего, очевидно, будет государственный переворот и много-много бессмысленных жертв. А потом я вспомнил о Лайзе. Вариант "Лайза". Это было наше спасение. Требовалось срочно выйти на связь со всеми Причастными, во всяком случае, с большинством и согласовать вопрос с Дедушкой. Но тут "виктория" наша патрульная прямо задним ходом, не разворачиваясь и жутко воя, подкатила ко мне, и ребята чуть ли не вбросили меня на заднее сидение. Оказывается метрах в трехстах впереди, у обочины, одним колесом в кювете стояла БМВ-525, прошитая из автоматов, с двумя свежими трупами внутри и оцепленная уже подоспевшим ОМОНом.
Платан. Пятьсот двадцать пятая – довольно скромная тачка. На таких чаще бойцы ездят, а не авторитеты.
Тополь. А там и были бойцы, а вот стреляли в них не омоновцы, а сотрудники "девятки". И стреляли, как сами объяснили, потому, что машина полезла на дорогу аккурат перед самым президентским автомобилем. Не верю я в такие байки, не верю, но доказать, что это вранье – тоже почти нереально.
Верба. Реально, Тополь, надо только этим заняться.
Пальма. Погоди, Верба, давай сейчас только по фактам.
Тополь. Продолжаю. Несколько минут спустя обнаруживают труп постового невдалеке от того места, где убили Ясеня. Другой постовой найден живым, но оглушенным, в кустах у развязки на кольцевой. Это вместо него на связь с нами выходил сообщник убийцы и пудрил мозги по поводу движения "жигулей".
Платан. Изрядно было у него сообщников.
Кедр. Откуда же взялась эта БМВ?
Тополь. То-то и оно – "откуда"! Свидетели потом показали, что БМВ въехала в деревню за минуту до президентского кортежа навстречу ему! Не-ве-ро-ят-но. Постовой не остановил – ясно: это был уже не постовой. Но охрана президента! Где они-то были? Или кто был вместо них? Или это они и стреляли в Ясеня, а потом, заметая следы, перебили друг друга?
Кедр. Остановись, Тополь. Меня интересуют факты, а не твои предположения. Кто все-таки сидел в БМВ?
Тополь. В БМВ оказались мелкие сошки. Обыкновенная подстава, хотя и заслуживает отдельного расследования. Главное – дальше.
Пальма. Ну что ж, давай.
Тополь. Я снова шел пешком вдоль шоссе. Машину нашу сначала не пропускали, а потом это было уже не важно. Бояться стало некого. Всех, кого надо, к этому моменту они уже убрали. Наступило перемирие. Я это понял. Но полная картина происшедшего все никак не выстраивалась в голове. В общем я как-то неожиданно для себя оказался у ларька на асфальтовом пятачке перед магазином и почувствовал, что больше всего на свете хочу пить. Ты скажешь, это уж совсем глупо. Да, Кедр?
Кедр. Я лучше промолчу.
Тополь. Правильно, молчи. Дальше все было как в кино. У ларька стояли двое мотоциклистов – парень и девушка лет двадцати – и прямо верхом на мотоциклах пили пиво. Что называется, с особым цинизмом. Но машины под ними были какие-то "хонды" последней марки, черные кожанки – навороченные, с зеркальными бляхами, как у американских "диких ангелов" в шестидесятые (или в какие там) годы, а лица… ну, знаете, издалека видно: сам черт им не брат – не то что гаишник, проверяющий на алкоголь. И что их привело сюда в такую рань? Очевидно, похмелье. Гудели ночь на папиной даче, выпили все до последней капли – вот и приехали в семь утра к ларьку поправлять здоровье… Вы уж извините, что я так длинно…
Верба. Давай, давай. Ясень тоже любил представлять подобные литературно-художественные отчеты высоким генералам на Лубянку. Вот смеху-то было!..
Тополь. Сейчас будет особенно смешно. В общем, глотнув какого-то соку, я подошел к этим хиппарям и, нарочито невнятно представившись, спросил, при них ли обстреляли машину. Оказалось, да. Правда, смотрели мои детишки в другую сторону, и потому хорошо видели, что два "уаза" с ОМОНом подъехали раньше кортежа. По приказу ментов, так считали свидетели, бээмвуха и стала выезжать на дорогу. "Придурки", – проворчал парень. А девушка вдруг добавила: покажи ему. И парень показал. За минуту до этого ребята фотографировались. "Поляроидом". Так вот, на одном снимке было отчетливо видно, что в припарковавшейся БМВ сидят не двое, а трое, на другом же вообще – через переднюю дверцу со стороны водителя вылезал собственной персоной убийца Ясеня.
Платан. Не понял.
Тополь. Это был Золтан. Я узнал его.
Пальма. Золтан?!
Тополь. Да, именно он. Теоретически возможно, что он готовился совсем к другому убийству, но очень, очень маловероятно. Картина происшедшего в тот момент сделалась для меня абсолютно ясной.
Кедр. А снимки забрать у ребят, конечно, не удалось, и тебе мы тоже должны верить на слово.
Тополь. Нет, отчего же – вот они, эти снимки.
П а у з а.
Тополь. Я показал молодежи свое удостоверение, но оно не слишком их впечатлило. Ну, конечно, что этим ребятам ФСБ, может быть, у него папа в администрации президента, а у нее – и того выше, какой-нибудь первый помощник. Но потом я показал им сто долларов, и это они поняли, видно насмотрелись американских детективов. Правда, попросили по сто за каждый снимок. Чуть поломавшись, чтобы они совсем не оборзели, я согласился. И тогда еще за полтинник они рассказали мне, куда отправился вышедший из БМВ милиционер, за воротами какой именно дачи скрылся.
Кедр. Ну, и чья же эта дача?
Тополь. А вот это я предпочел бы пока не говорить. Это слишком высокий человек, и он не имеет никакого отношения к убийству Ясеня. К Золтану он, разумеется, имеет некоторое отношение, но это нам пригодится позже.
Кедр. Тополь, я не узнаю тебя сегодня. Ты полностью доверяешь Осокорю в безумно запутанной ситуации, ты считаешь непререкаемой истиной все, что говорит Дедушка – этот самый хитрый человек на Земле и вдруг покрываешь какого-то высокого российского чиновника, не доверяя нам! Что с тобой, Тополь?
Тополь. А ты себя узнаешь сегодня? Вербу узнаешь?
Кедр. Вербу – узнаю.
Верба. Ну, тогда давай я и скажу, тем более, что дальнейшее я знаю лучше Тополя. Он позвонил мне еще из машины. А я была на Варшавке, прямо с вокзала поехала туда на прием срочной информации из арабского региона. Кстати, прошло два сообщения, по которым я наложила запрет на передачу даже по спецканалам. Дедушка уже в курсе, а вам еще предстоит оценить их значение для России и сделать какой-то вывод. Но, черт возьми, сейчас совсем не до этого. Когда Тополь сказал мне… что Ясеня больше нет… я не упала, даже не заплакала. Может быть, я просто умерла. А потом встала, нашла в сумке фляжку и выпила. Все. Долго ты ждал, Леня, пока я снова заговорю…
Тополь. Но я не орал в трубку и не давил ни на какие кнопки. Я понял.
Верба. За это я и люблю тебя, Тополь. И все-таки ты понял не все. Думал, я захочу мстить. А я, не дожидаясь твоего вопроса, сказала: "Вариант "Лайза", Тополь". Потому что не хочу никаких смертей сегодня. Хватит. Да, я буду мстить, но не сейчас, и не этому ублюдку Золтану, он и смерти-то не достоин, его надо просто спрятать в самую гнусную тюрьму. Пожизненно. Пусть этим займется Дедушка. А убивать никого не надо. Чем больше убьешь, тем труднее потом разобраться. Так что никого, ни-ни, ни Золтана, ни стрелявших в БМВ, ни того, кто звонил, ни того, кто подкупал милицию, ни того, чья дача, ни самого Григорьева…
Тополь. А причем здесь Григорьев?
Верба. Григорьев? Я могу продолжить список вплоть до Ельцина и Клинтона.
Тополь. Понятно. Римского Папу тоже оставим в покое. Хватит с него андроповского покушения пятнадцать лет назад.
Платан. Ребята, не пора ли перейти к делу?
Тополь. К какому делу? Мы, кажется, только о делах и говорим.
Платан. Я имею ввиду план действий на завтра. По варианту "Лайза".
Верба. Можно я выпью?
Кедр. Кого ты спрашиваешь?
Верба. Всех.
Кедр. Я за всех. Пей.
Т е л е ф о н н ы й з в о н о к.
Пальма. Да.
П а у з а.
Пальма. Екатеринбург на проводе. Да, да, слушаю. Двадцать два тринадцать. Говорит пятый. Что?!!
П а у з а.
Пальма. Осокоря убили. Местные авторитеты. На зоне. Заточкой.
П а у з а.
Тополь. Звонить Дедушке?
Кедр. К черту Дедушку. Давайте сами сначала разберемся. Пальма, ты прямо сейчас берешь пятерых ребят из охраны, Лешка – за старшего, и летишь в Свердловск. Спецрейсом. А потом уже будем докладывать Дедушке. Может быть, это вообще все вранье.
Верба. Правильно. Дедушка утомил меня еще вчера. По-моему, он просто в маразме. Он не должен был так реагировать на смерть Ясеня.
Кедр. Как?
Верба. Сидел и плакал. Не когда узнал, а когда нас с Тополем увидел.
Кедр. Не вижу ничего странного. Ты сейчас чего плачешь?
Верба. Я чего плачу?! Да я же знаю наверняка, что никакое это не вранье! Убили Осокоря! И убил опять Седой.
Тополь. Да ребята, это действительно Седой, только не такой уж он и седой. Похоже, просто один из нас, ну, может быть не из нас пятерых, но один из Причастных.
Верба. Тополь, ты бредишь!
Кедр. Действительно, доверял, доверял всем и вдруг – бац!
Тополь. Да никому я не доверял, ядрит вашу мать!!! (Возможно, в оригинале было другое слово – прим. перев.) Кончились те времена, когда можно было доверять. Похоже нам всем теперь хана. Давайте заканчивать, я тоже выпью.
Платан. Тополь, пошел ты на хрен! (Или другое слово – прим. перев.) Я же так и не понял, какие планы на завтра. Или ты сейчас же рассказываешь, или я поеду в Ялту в море купаться.
Пальма. Ребята, да это же дурдом на выезде!
Тополь. Вот именно. А я безумно устал говорить сегодня. Поэтому давайте предельно коротко. Первое. Если Лайза, что очень маловероятно в его ситуации, не поедет завтра в деревню, мы должны спровоцировать эту поездку. Второе. Лайза пропадает без вести, труп Малина уничтожается.
Платан. Стоп! Это самый простой, но не лучший вариант. Ты знаешь, кто будет искать Разгонова?
Тополь. Милиция. Его жена. Может быть, кто-то из друзей.
Платан. А может быть, кто-то из его врагов. Кто-то, кому он денег должен. Тебе это надо?
Тополь. Да нет у него врагов.
Платан. А давай сделаем так, чтобы его никто не искал.
Пальма. Правильно. Труп Ясеня подбрасываем и выдаем за труп Разгонова. Двое суток для наших методов консервации – это, считай, ничего – будет как новенький.
Верба. Меня вместе с ним законсервируйте.
Кедр. Извини, Танька, давай я тебе еще налью.
Платан. И что особенно важно, заметь, Тополь: мы заодно подставляем тверских бандитов. Пусть милиция копает под Шайтана. Ясень, между прочим, придавал его группировке большое значение. Вот и узнаем теперь, кто на эту подставу попадется.
Тополь. Принято.
На этом заканчивался или прерывался протокол исторического совещания.
Дождь разошелся не на шутку. Я снова подошел к окну. Мне вдруг сделалось жутковато. Как-то по-новому жутковато. Я вспомнил слова Татьяны, о том, что все они безнадежно больные люди, воспринятые мною пару дней назад, как не более чем эффектная эмоциональная фраза. Протокол заставил меня пересмотреть свое отношение. Я мучительно старался выделить главное и, наконец, понял, что ужаснуло меня больше всего. Уж слишком легко… нет, не легко – слишком уж странно переживали эти люди смерть своих самых близких друзей и даже родственников: порыдают неслышно, проглотят невидимые миру слезы – и снова за работу! Хлопнут стакан коньяку – и опять за дела, тут же за дела. После слез пополам с коньяком, после коньяка пополам с кровью. А после крови – опять пот и пыль, и дым пороховой, и слезы и свинец, и коньяк с кровью. И сотовые телефоны, и лимузины, и самолеты военные для спецрейсов, и пачки долларов, и яхты, и аппараты правительственной связи, и компьютеры-фигутеры, факсы-шмаксы, пилюли дьявольские, и все это в кровище, а вроде это и не кровь уже, а просто солнце восходит, алое солнце…
Вот тогда я и понял, окончательно понял, что болезнь-то оказалась заразная. Я теперь тоже был один из них – безнадежно больной человек. Я очень легко, то есть не легко, конечно, а очень странно пережил свою собственную смерть.
Я отошел от окна, налил до краев стаканчик "Чивас Ригал" и хлопнул по-нашему, не разбавляя никакой содовой, за свое здоровье, то есть за свою болезнь, и поклялся, что это первая и последняя доза на сегодня.
Глава двенадцатая
ВОЗВРАЩЕНЕЦ
В распоряжении Сергея Малина была только одна неделя. И за эту неделю Джованни хотел показать ему всю страну. Остановились на том, что кроме Неаполя, посмотрят Венецию, ну и, конечно, Вечный Город Рим, а в остальное время попытаются расширить не столько культурно-географические, сколько социально-политические рамки познаний советского человека. Сергей вообще мечтал пообщаться с людьми. Как можно больше как можно более разных людей – вот основное, что он хотел увидеть в Италии. Поэтому он не всегда ходил вместе с Джованни, избавив приятеля от необходимости постоянно опекать себя. С языком у него еще в Москве было все в порядке, а здесь день ото дня становилось лучше и лучше. Встреча с агентом прошла незаметно и гладко, и ничего в ней не было особо интересного. Зато общение с другими итальянцами казалось безумно интересным. Да и Джованни Сергея порадовал: он явно симпатизировал коммунистам, ругал правительство, любил стоять в оппозиции ко всему и имел явную склонность к авантюрам. Словом, наполовину готовый агент Москвы. Но все-таки главной для Сергея была не его работа на разведку, главным было желание как можно больше узнать нового. И финальным аккордом этого социологического исследования в предпоследний день стало посещение известного неаполитанского борделя.
– Ты не боишься, что за тобой следит КГБ? – простодушно спросил Джованни.
– Вряд ли, – сказал Сергей. – Да и не боюсь я никого. Ну их всех к черту! Могу я хоть раз в жизни отдохнуть так, как мне хочется?
– Молодец! – поддержал Джованни. – Вот это по-нашему!
И они пошли. Получилось все в общем по программе: выпили, послушали музыку, выбрали девочек по вкусу, поднялись с ними в номера, развлеклись по высшему разряду. Сергей и удовольствие получил, и массу нового для себя узнал, и сам до того понравился молоденькой проститутке по имени Франка, что она у него адрес московский взяла и обещала приехать. Сергей представил себе реакцию сестры на такой визит и расхохотался вслух. Пришлось объяснять Франке, что же здесь, собственно, смешного, и в итоге она обещала подружиться с Катериной. А вот дальше все пошло не по программе.
Джованни не было в зале, когда Сергей спустился с Франкой в ресторан выпить еще немного шампанского. И тут какой-то верзила, очевидно, сразу признав в Сергее иностранца, отпустил ужасно оскорбительную реплику в его адрес. Фраза прозвучала на неаполитанском жаргоне с явным расчетом на непонимание, но Сергей понял: так уж вышло, что неаполитанский жаргон был его курсовой работой, а слова, произнесенные местным здоровяком задевали не столько его, сколько девушку. Этого Сергей стерпеть не мог (хотя девушка и была обыкновенной проституткой) – он вспомнил все, чему учил сенсей, и итальянский амбал, никак не ожидавший серьезного отпора от человека столь малой массы, просто рухнул на пол.
В тот же миг из-за столика рядом резко поднялся старик с густо-черными, словно крашеными, волосами и удивительным ярко-голубым блеском в глазах. Лучше всего Сергей запомнил именно эту небесную голубизну. Честно говоря, больше он вообще ничего не запомнил, потому что в бордель ворвались карабинеры с криком: "Всем бросить оружие и лечь на пол!", после чего на пол никто не лег, зато в ресторане напрочь погас свет и началась стрельба. Или наоборот – началась стрельба и погас весь свет, может быть, от того и погас, что первый выстрел сделали в люстру либо в распределительный щиток. Сергей собирался лечь на пол, но его опередили, не в том смысле, что заняли место на полу, а в том смысле, что кто-то ударил тяжелым тупым предметом по голове, и Сергей лег безо всякого приказа.
Очнулся Малин в незнакомом помещении, слишком просторном и роскошном даже по неаполитанским понятиям. Он утопал в глубоком мягком кресле. Рядом в камине тихо потрескивали дрова, на которых плясали маленькие язычки пламени, а напротив сидел тот самый голубоглазый старик из ресторана. Больше никого не было видно. Впрочем, углы огромной залы терялись в темноте, и Сергей не поручился бы, что теперь за ним не следят. На изящном журнальном столике горели свечи и тускло поблескивали два высоких бокала. Старик взглядом предложил Малину выпить. Сергей ощутил вдруг страшную сухость во рту и с наслаждением сделал большой глоток вина.
– Фернандо Базотти, – представился старик.
Сергей хотел было представиться в ответ, но что-то остановило его.
– Правильно, – сказал Базотти. – Нет смысла представляться. Я знаю, как тебя зовут, сынок. Больше того, я знаю кто ты, где родился, учился, кем работал, как приехал сюда и зачем. Ты уж извини, практически все русские работают на КГБ, и как только мы узнали, что ты из Союза, просто вынуждены были проверить тебя по всей форме – то есть, вколоть психотропный препарат. Да, мы знаем, что это запрещено всевозможными международными конвенциями, а также конституциями разных стран и вообще-то говоря Господом Богом тоже, но я тебе сейчас расскажу кое-что, чего ты никогда еще не слышал и слышать не мог. И тогда, сынок, ты, быть может, поймешь, почему мы позволяем себе так поступать. Поймешь и простишь нас.
Малин слушал и лихорадочно прикидывал: верить или не верить? Куда он попал, в конце концов? Итальянская разведка? ЦРУ? Мафия? Как реагировать?