- Ой! - воскликнула Четверг-5.- С удовольствием! У меня тоже дронт, ее зовут Пиквик-пять.
- Да ну!
- Ага… А как ваша потеряла хохолок?
- Это длинная история, в которой замешана соседская кошка.
- У моих соседей тоже кошка. Ее зовут… зовут…
- Соседская кошка-пять? - предположила я.
- Точно, - выдохнула она, потрясенная моими детективными способностями. - Вы с ней знакомы, да?
Я проигнорировала вопрос и толкнула двери в бальный зал. Мы пришли вовремя. Ежедневная летучка у Глашатая как раз начиналась.
Офис беллетриции помещался в заброшенном бальном зале Норленд-парка - резиденции Дэшвудов, надежно упрятанной в предыстории романа Джейн Остин "Разум и чувство". Досужие и, возможно, завистливые языки болтали, что это "по особой протекции", но мне лично никто никаких особых услуг не оказывал. Комната была выкрашена в нежно-голубой цвет, и там, где стены не украшала изящная лепнина, висели роскошные зеркала в золоченых рамах. Здесь и работала полицейская служба, функционировавшая внутри книг для поддержания порядка в опасно гибкой повествовательной среде. Мы называли эту службу беллетрицией.
Беллетриция давно окопалась в Норленде. Наш офис много лет не использовался для балов. Все пространство пола было заставлено столами, стульями, каталожными шкафами и завалено стопками документов. На каждом столе стоял отдельный комментофон с бронзовой трубкой, печатная машинка и лоток для входящих бумаг, который всегда казался больше, чем его предназначенный для исходящих собрат. Хотя в реальном мире электроника прочно вошла в повседневную жизнь, здесь, внутри вымысла, не было ни единого механизма, чье описание не уложилось бы в одну-две строки из-за его сложности. В документальной литературе дело обстояло иначе, у них передовые технологии из ушей лезли, но мы в какой-то мере гордились, что, вполовину уступая им по мощностям, работаем в восемь раз эффективнее. Я на мгновение замерла. Входя в офис беллетриции, я всегда чувствовала легкое головокружение, даже после шестнадцати лет работы. Глупо, ей богу, но я ничего не могла с собой поделать.
- Как раз вовремя! - рявкнул командор Брэдшоу, стоявший на столе, чтобы его лучше было видно.
Самый старый сотрудник беллетриции в прошлом был главным героем "Командора Брэдшоу", цикла захватывающих повестей для мальчиков про приключения в колониях. В наши дни эта морально устаревшая ура-патриотическая ветвь имперской британской литературы окончательно растеряла читателей, что было невеликой потерей (командор первый это признавал) и позволило ему занять пост главы беллетриции, Глашатая, каковой он занимал дважды - уникальный случай! Супруги Брэдшоу были моими лучшими друзьями. Жена командора, Мелани, нянчила и Пятницу, и Вторник, и хотя Дженни исполнилось десять и за ней уже не требовалось постоянно присматривать, Мел по-прежнему оставалась с нами. Она любила наших детей, будто собственных. Своих они с Брэдшоу не завели, и это неудивительно, ведь Мелани была гориллой.
- Все здесь? - спросил командор, окидывая внимательным взглядом кучку агентов.
- Гамлет разбирается с потенциально разрушительным всплеском разумного поведения в "Отелло", - доложил мистер Файнсет, мужчина средних лет, одетый в поношенную форму торгового флота. - Он еще говорил, что ему надо зачем-то повидаться с Яго.
- Это насчет их побочной шекспировской пьесы "Яго против Гамлета", - вставила Красная Королева, которая на самом деле была вовсе не настоящая королева, а очеловеченная игральная карта из "Алисы в Стране чудес". - Он что, всерьез надеется убедить Совет жанров согласиться на тридцать девятую пьесу Шекспира?
- Случались и более странные вещи, - вздохнул Брэдшоу. - Где Питер и Джейн?
- У новой кисоньки из "Тигра, который пришел на чай" приступ страха перед публикой, - сказала леди Кавендиш, - а потом им надо еще разобраться с непослушным вагоном в "Паровозах-близнецах".
- Очень хорошо. - Брэдшоу позвонил в колокольчик. - Заседание беллетриции номер сорок три тысячи триста шестьдесят девять объявляю открытым. Пункт первый: число персонажей, пытающихся сбежать в реальный мир, в этом месяце выросло. У нас было семь попыток, все они пресечены. Совет жанров предельно ясно дал понять, что это недопустимо без Транзитного письма, а любой пойманный при пересечении или попытке пересечения границы будет сведен к тексту на месте.
Повисло молчание. Я единственная регулярно пересекала границу, но никому не нравилась идея сведения кого-либо к тексту, независимо от того, заслуженно или нет. Это было необратимо и ближе всего к смерти в вымышленном мире.
- Я не говорю, что вы обязаны это делать, - продолжал Брэдшоу, - и хочу, чтобы вы использовали все прочие способы, прежде чем применить крайнюю меру. Но если это окажется единственным вариантом, вам придется прибегнуть к нему. Пункт второй: прошло уже шесть месяцев, а никаких признаков двух последних томов "Бравого солдата Швейка" так и не обнаружено. Если вестей и дальше не будет, мы просто сложим четыре тома в один и неохотно закроем дело. Четверг, тебе в Кладезе не попадалось ничего наводящего на мысли о краже с целью разборки на запчасти?
- Не попадалось, - ответила я, - но я говорила с нашим коллегой из чешской беллетриции, и он сказал, что у них эти два тома тоже пропали.
- Чудесная новость! - выдохнул Брэдшоу с явным облегчением.
- То есть как?
- А так: это теперь не наша проблема. Пункт третий: необъяснимое исчезновение комизма из романов Томаса Харди по-прежнему вызывает большую озабоченность.
- Я думал, мы положили этому конец, - заметил император Зарк.
- Ничего подобного, - возразил Брэдшоу. - Мы пытались заменить вытекшие комические элементы, привнеся свежие извне, но поскольку уныние заложено в самой природе романов уэссекского цикла, оно постепенно начинает преобладать. Трудно поверить, что "Джуд Незаметный" некогда являлся одним из самых уморительно-смешных романов в англоязычной литературе!
Я подняла руку.
- Да, Четверг?
- А вам не кажется, что жанр комедии может подкапывать книги с целью извлечения смеха? Вы же знаете, с какой легкостью эти ребята тащат и переиначивают все и отовсюду ради самого завалящего "хи-хи".
- Возможно, но нам нужны весомые улики. Кто хочет прочесать комедию на предмет юмора из Томаса Харди для сбора доказательств?
- Я, - опередила меня Красная Королева.
- Тогда за дело. Если они действительно высасывают комическое из "Джуда", то времени у нас немного. Теперь, когда фарс, блестящие остроты и эксцентричные ремарки убраны, дальнейшее вымывание резервов беспечности из романа доведет книгу до состояния отрицательного комизма. Она станет невыносимо мрачной - просто жалкой.
Мы на минуту представили это себе. Всего тридцать лет назад все романы Харди были действительно очень смешны - практически бездумно легкомысленны. В настоящий момент дошло до того, что в поисках хоть намека на хеппи-энд настоятельно рекомендовалось читать книги Харди задом наперед.
- Пункт четвертый, - продолжал Брэдшоу. - Кое-какие жанровые перегруппировки.
Послышался отчетливый вздох, и несколько агентов утратили интерес к происходящему. Это был один из тех скучных, но важных моментов, которые, имея весьма отдаленное отношение к обсуждаемой книге, слегка изменяли методы работы с ней. Мы должны были знать, к какому жанру принадлежит роман, - порой это оказывалось не вполне очевидно, а когда книга захватывала два или больше жанров, мог завариться такой беллетрицейский компот, что нам грозило бы увязнуть в нем на годы. Все полезли за блокнотами и карандашами, пока Брэдшоу изучал список.
- "Колесницы богов" Эриха фон Дэникена переведены из документальных в художественные, - начал он и сделал паузу, чтобы мы успели записать, - а оруэлловский "1984" более не является чистым вымыслом, поэтому переведен в документалистику. Воннегутовские "Сирены Титана" теперь не научная фантастика, а философия.
Вот это и впрямь хорошая новость: я уже много лет считала так же.
- Поджанр литературной непристойности наконец распущен после перевода "Фанни Хилл" и "Молл Фландерс" в разряд бульварных романов, а "Любовника леди Чаттерлей" - в социальную драму.
Мы прилежно все это записали, и Брэдшоу продолжил:
- "История Тома Джонса" теперь романтическая комедия, "История О" переходит в жанр эротического романа, так же как "Лолита" и "Автобиография блохи". В результате пересмотра отдельных жанров оруэлловский "Скотный двор" теперь относится не только к аллегорическому и политическому жанрам, но также распространяется на драму о животных и произведения для детей и юношества.
- Четыре жанра плохо, два хорошо, - пробормотал мистер Файнсет.
- Извините?
- Ничего.
- Хорошо, - сказал Брэдшоу, поглаживая большой белый ус. - Пункт пятый: все произведения Джейн Остин отправлены на ремонт. Все потусторонние прочтения мы переадресуем на подарочное издание книжного клуба, и я хочу, чтобы кто-нибудь патрулировал ее творчество, пока оригиналы не вернутся в строй. Добровольцы есть?
- Я пойду, - сказала я.
- У тебя курсант на стажировке, Четверг. Еще кто-нибудь?
Леди Маргарет Кавендиш подняла руку. Некогда она была реальным человеком, что необычно для литературного персонажа. Блестящая аристократка семнадцатого века, весьма сведущая в поэзии, женских вопросах и саморекламе, наша леди Кавендиш вышла из тенденциозной биографии. Раздраженная оскорбительными намеками, столь часто выпадающими на долю оклеветанных мертвецов, она сбежала оттуда на яркие огни беллетриции, где весьма преуспела, особенно в жанре поэзии, с которым остальные не особенно любили возиться.
- Что нужно делать?
- В сущности ничего - просто поддерживать присутствие, чтобы какой-нибудь шаловливый персонаж-дублер дважды подумал, прежде чем вставить собственный диалог или попытаться что-нибудь "улучшить".
Леди Кавендиш пожала плечами и кивнула в знак согласия.
- Пункт шестой, - произнес Брэдшоу, снова сверяясь со списком. - Падение Потусторонних рейтингов чтения.
Он взглянул на нас поверх очков. Мы все знали о проблеме, но рассматривали ее скорее как системные затруднения, нежели как нечто такое, на что можно повлиять на уровне внутрикнижной полицейской работы.
- Потусторонний читательский индекс по-прежнему падает, тысяча семьсот восемьдесят второй день подряд, - доложил Брэдшоу, - и хотя определенные книги читать будут всегда, все чаще и чаще малые классики и масса художественных произведений вообще подолгу простаивают, даже не будучи открываемы. Из-за этого Главное текстораспределительное управление беспокоится, как бы заскучавшие персонажи менее значительных книг не попытались перебраться на работу в более популярные романы, что, несомненно, вызовет трения.
Мы дружно молчали. Выводы были очевидны для всех: литературные персонажи в Книгомирье - народ неуравновешенный, и немного надо, чтобы вспыхнул бунт.
- На данный момент больше ничего сказать не могу, - заключил Брэдшоу, - поскольку это лишь потенциальная проблема, но отдавайте себе отчет в происходящем. Последнее, что нам сейчас надо, - это банда рассерженных книгомирян, осаждающих Совет жанров с требованиями права быть прочитанными. Ладно, пункт седьмой: вирус ПАТОКа-15Х снова всплыл в Диккенсе, конкретно в сцене смерти Маленькой Нелл, которая теперь настолько невыносимо приторна, что даже наша дорогая, нежная, терпеливая, благородная Нелл пожаловалась. Надо связаться с Подразделением по борьбе с текстовыми инфекциями, чтобы они с этим разобрались. Добровольцы есть?
Фойл неохотно поднял руку. Работа на ПБТИ никогда не пользовалась популярностью, ибо по ее завершении приходилось долго сидеть в карантине. Большая часть викторианских мелодрам была в той или иной степени заражена ПАТОКой-15Х, и вину за это нередко возлагали на несоблюдающих гигиену агентов беллетриции.
- Пункт восьмой: набор в беллетрицию. Процент новобранцев, достигающих статуса полноправного агента, на данный момент составляет восемь из ста, по сравнению с двадцатью двумя процентами три года назад. Я не говорю о необходимости снизить требования, но сенатор Жлобсворт пригрозил навязать нам агентов, если мы сами не в состоянии их набрать, а нам этого не надо.
В ответ все согласно закивали. Совсем недавно несколько очередных курсантов выказали полную несостоятельность. Никому не улыбалось пахать за десятерых, но и наводнять контору дуболомами тоже не хотелось.
- Итак, - продолжил Брэдшоу, - исходя из того, что плохой курсант есть результат плохого обучения, я хочу, чтобы все вы постарались уделить им чуть больше своего времени. - Он положил папку. - На сегодня все. Старайтесь изо всех сил, держите меня в курсе дела, а что касается техники безопасности, у нас хорошие новости: можно пропустить занятия по ТБ ради экономии времени, но доделать все документы нужно обязательно. Удачи всем, и… берегите себя.
Все тут же заговорили между собой, а я, велев Четверг-5 ждать меня у стола, стала пробираться сквозь небольшую толпу, чтобы поговорить с Брэдшоу. Я поймала его на пути к его собственному рабочему месту.
- Вы хотите, чтобы я представила отчет по ремонту Джейн Остин? - спросила я. - На то есть особые причины?
Брэдшоу одевался, как и следует ожидать от колониального белого охотника: костюм-сафари с шортами, пробковый шлем и револьвер в кожаной кобуре. Необходимость в таком наряде, разумеется, давно отпала, но командор был человеком привычки.
- Это в основном для отвода глаз, - заявил он. - Я и впрямь хочу, чтобы ты взглянула на это, но есть еще кое-что, насчет чего мне интересно твое мнение, - нечто, о чем я не хочу сообщать сенатору Жлобсворту, по крайней мере пока.
Сенатор Жлобсворт возглавлял Совет жанров и являлся могущественной фигурой. Внутренняя политика беллетриции порой складывалась непросто, а в отношении Жлобсворта мне следовало проявлять особую дипломатичность - я часто спорила с ним в дискуссионной палате. От меня как от единственного настоящего человека в Книгомирье нередко требовали совета, но редко бывали ему рады.
- Что нужно сделать?
Брэдшоу задумчиво потеребил усы.
- Нам доложили кое о чем, похоже транслитеральном.
- Опять?
Так называлось все, что попадало сюда из реального мира - с Той Стороны. Я, разумеется, тоже являлась транслитералом, но этот термин, как правило, употреблялся применительно к кому-либо или чему-либо, пересекшему границу неожиданно.
Брэдшоу вручил мне клочок бумаги с заголовком книги.
- По мне, лучше тебе этим заняться, ты ведь потусторонница. Ценю женщин из настоящей плоти и крови. Кстати, как дела у Четверг-пять?
- Никак, - ответила я. - Робость ее в конце концов погубит. Разбираясь с очками в "Повелителе мух", мы наткнулись на граммазита, так она решила оправдать вербизоида за недостаточностью улик и крепко обняла его.
- Какого типа вербизоид? Непереходный?
Я печально помотала головой:
- Дваждыпереходный.
Брэдшоу негромко присвистнул. Он не шутил насчет проблем набора и заинтересованности сенатора Жлобсворта в этом вопросе. Даже я знала, что имеются минимум три совершенно негодные кандидатуры, которые Жлобсворт настоятельно рекомендует "пересмотреть".
- Ей повезло, что в ее теле остался хоть один глагол, - помолчав, произнес Брэдшоу. - Дай ей три полных дня, прежде чем выгнать, ладно? Если она вздумает подать на нас жалобу, пусть все будет по закону.
Я заверила его, что так и сделаю, и направилась обратно к своему столу, где Четверг-5 сидела на полу в позе лотоса. Я быстро перебрала гору папок с делами, высившуюся у меня на столе. В какой-то безрассудный момент я вызвалась просмотреть беллетрицейские "глухари", полагая, что их окажется штуки три-четыре. Как выяснилось, накопилось более сотни всевозможных нарушений, начиная от случайных флуктуаций сюжета до необъяснимой и безвременной кончины Чарльза Диккенса, некогда прожившего достаточно долго, чтобы закончить "Эдвина Друда". Я обрабатывала, сколько успевала, а это получалось немного.
- Так, - сказала я, натягивая куртку и хватая сумку, - отчаливаем. Не отставай и делай в точности как я скажу, даже если это означает убийство граммазитов. Либо они, либо мы.
- Либо они, либо мы, - без воодушевления повторила Четверг-5, закидывая свою войлочную сумку на плечо в точности как я.
Тут я замерла и уставилась на стол. Все было переложено по-другому.
- Четверг, - раздраженно заметила я, - ты опять устроила у меня на столе фэн-шуй?
- На самом деле это гармонизация, - с некоторой робостью ответила она.
- Ладно, больше так не делай.
- Почему?
- Просто… просто не делай, и все.
Глава 5
Учебный день
Книгомирье для непосвященного - что минное поле, поэтому ученичество необходимо. Недостаточная подготовка унесла больше агентских жизней, чем граммазиты. Один неверный шаг в воображаемо-запутанном мире вымысла - и неопытный курсант беллетриции может оказаться написан с орфографической ошибкой, спряжен или сведен к тексту. Моей наставницей была первая мисс Хэвишем, и мне нравится думать, что это ее мудрые советы позволили мне прожить так долго. Многим курсантам не удалось. Средний срок жизни необстрелянного новобранца в Книгомирье составлял около сорока семи глав.
Мы вышли из-под колоннады парадного входа в Норленд-парк и окунулись в тепло и солнечный свет. Повествование давно переместилось вместе с семейством Дэшвудов в Девон, и в нашем, незадействованном уголке "Разума и чувства" было тихо. С одной стороны томно прислонилась к дереву оседланная лошадь, совсем рядом с ней на земле сидел пес. В кронах деревьев пели птицы, в вышине медленно ползли облака. Все они были, разумеется, одинаковые, и солнце не перемещалось по небу, как дома, и коли уж на то пошло, птичья трель повторялась каждые двадцать секунд. Все это были проявления так называемой сюжетной экономии, минимального описания, достаточного для создания антуража. Таково Книгомирье - в основном упорядоченное, без сочной фактуры, придаваемой реальному миру естественной хаотичностью.