Он встал над ней, глядя вниз. Лицо красное, опухшее. Губы без помады. Даже и не симпатичная. Она разочаровала его, уже когда открыла дверь. Если бы она была красивой, он сказал бы, что ошибся, и двинулся бы дальше, в следующую квартиру. Но она была пустым местом. Бигуди в волосах. Фартук. Пустое место.
Он опустился на колени, поймал ее и притянул к себе.
- Не бойся, - прошептал он. - Все будет очень быстро.
Он так и не перестал улыбаться.
- К вам некий мистер Прюйн, сэр. Говорит, пришел насчет дела Слоун.
- Ведите его сюда, - сказал лейтенант Норман Бендикс. Он вздохнул и устало откинулся на спинку вращающегося стула.
"Черт, - подумал он, - еще один. Да мой четырехлетний сынишка и тот придумал бы байку позанятней. Например: "Я заколол ее насмерть твоей шариковой ручкой, папа". Чушь!"
За пятнадцать лет работы в полиции он перевидал десятки придурков, которые "признавались" ему в нераскрытых преступлениях, прочтя о них в газетах. Хотя один раз Бендиксу повезло. Оказалось, малый говорил правду. Все факты совпали. Урод. Обычно убийцы не приходят в полицию, чтобы объяснить, как они все провернули. Как правило, сюда тянет людей со взбудораженным воображением, а чаще всего еще и поддавших. Дело Слоун - типичный пример. Уже пять "признаний". Пятеро идиотов.
Марсия Слоун. Двадцати семи лет. Домохозяйка. Убита в своей квартире. Средь бела дня. Горло перерезано. Ни мотива. Ни следов. Муж на работе. Никто никого не видел. В общем, следствие в тупике.
Бендикс выругался. "Черт подери репортеров! Подонки. Им лишь бы кровь расплескать на первой полосе. Уйма кровавых подробностей. Кроме самых мелких, - подумал Бендикс, - тех, что важнее всего. Слава богу, до них-то они не докопались. Им не известно, что у этой девицы Слоун ровно двадцать одна ножевая рана на теле, не считая перерезанной глотки; что на животе у нее огромный синяк. Перед смертью ее ударили, и очень сильно. Мелкие детали - их может знать только убийца. И что же происходит? Полдюжины чокнутых бегут сюда "признаваться", а он, видите ли, слушай. Нашли дурачка. А впрочем, кому-то же надо это делать - так что не жалуйся, Норман. Тяни лямку".
Лейтенант Норман Бендикс вытряхнул из пачки сигарету, закурил и увидел, как открывается дверь в его кабинет.
- Вот он, лейтенант.
Бендикс сцепил руки и подался вперед, облокотившись на стол. Сигарета задвигалась вместе с его губами.
- Входите, мистер Прюйн, входите.
Маленький лысый человечек неловко застыл перед столом, нервно улыбаясь и теребя в руках серую фетровую шляпу.
"Лет тридцать с хвостиком, - подумал Бендикс. - Живет, наверное, затворником. Один в небольшой квартирке. Увлечений нет. Много думает. Этим и говорить не обязательно. Я их за милю вижу".
- Вы тот, с кем я могу поговорить об убийстве? - спросил человечек. У него был высокий, неуверенный голос. Глаза за очками в толстой оправе быстро моргали.
- Тот самый, мистер Прюйн. Моя фамилия Бендикс. Лейтенант Бендикс. Не угодно ли присесть? - Бендикс кивнул на кожаный стул.
- Прюйн. Как читается, так и пишется, - сказал лысый человечек. - А то, знаете, часто неправильно произносят. Необычное имя. Но так уж меня зовут - Прюйн. Эмери Т. Прюйн. - Он сел.
- Итак, мистер Прюйн, - Бендикс тщательно выговорил имя, - я вас слушаю.
- Ох… надеюсь, что мне нужны именно вы. Я просто не смогу повторить это кому-нибудь еще. Ненавижу пересказывать одно и то же. - Он поморгал на Бендикса.
- Честное слово, я тот, кто вам нужен. А теперь прошу вас, начинайте.
"Никуда не денешься, - подумал Бендикс, - придется слушать твой бред. Чего в моем кабинете не хватает, так это кушетки для пациентов". Он предложил человечку сигарету.
- Нет-нет. Спасибо, лейтенант. Не курю.
"И не убиваешь тоже, - мысленно добавил Бендикс. - Все, что ты умеешь, Моргунчик, - это читать газеты".
- Скажите, лейтенант, у полиции и впрямь нет никаких зацепок по этому делу?
- Так пишут репортеры. Они располагают фактами, мистер Прюйн.
- Да. Я видел публикации… интересно ведь читать про свою работу. - Он сделал паузу, чтобы поправить очки. - Хочу уверить вас с самого начала, что я действительно преступник. Это убийство на моей совести.
Бендикс кивнул. "О’кей, Моргунчик, я поражен до глубины души".
- Я… э… может, вы хотите записать мой рассказ на пленку или еще как-нибудь…
Бендикс улыбнулся:
- Офицер Барнхарт зафиксирует все, что вы скажете. Научился стенографировать еще в школе, правда, Пит?
Барнхарт ответил ему ухмылкой с другого конца комнаты.
Эмери Прюйн тревожно оглянулся через плечо на сидящего у двери полисмена.
- Ох, - вздохнул он, - а я и не заметил, что офицер остался. Я думал, он… ушел.
- Он будет вести себя тихо, - успокоил его Бендикс, выпуская облако бледно-сизого табачного дыма. - Так я жду вашего рассказа, мистер Прюйн.
- Конечно. Да-да. Ну… я знаю, что с виду не похож на убийцу, лейтенант Бендикс, однако… - он слегка покашлял, - однако мы редко выглядим такими, какие мы на самом деле. В конце концов, убийцы похожи на обычных людей.
Бендикс подавил зевок. "И почему эти шизики выбирают для своих излияний именно вечера? До чего же хочется есть. Надо подстегнуть этого типа, а то с ним до утра просидишь. Вот опоздаю на ужин, и Элен опять закатит скандал. Ладно - будем задавать наводящие вопросы".
- Как вы попали в квартиру к миссис Слоун?
- Обычная хитрость, - с робкой улыбкой сказал Прюйн. Он наклонился поближе к столу. - Я прикинулся телевизионщиком.
- Вы имеете в виду, мастером по ремонту?
- Нет-нет. Тогда меня вряд ли пустили бы, потому что я ведь не знал, вызывала ли миссис Слоун мастера по ремонту. Нет, я притворился служащим телефирмы. Сказал миссис Слоун, что ее фамилия была выбрана наугад вместе с несколькими другими для бесплатной установки конвертера.
- Какого конвертера?
- Преобразователя, который превращает черно-белый телевизор в цветной. Я читал, что такие бывают.
- Понятно. И она вас впустила?
- Да. Она очень обрадовалась, что ей так повезло, и тараторила без умолку. Знаете, как водится у женщин.
Бендикс кивнул.
- Пригласила меня зайти, сказала, что муж будет в восторге, когда вернется домой и узнает, что она выиграла. Устроим-де ему сюрприз. - Прюйн улыбнулся. - Ну, я и вошел вместе с сумкой, в голубой форме и фуражке, которую купил за день до того. Ах да - вам, наверное, нужны название и адрес магазина, чтобы проверить…
- Пока это не обязательно, - прервал его Бендикс. - Сначала расскажите нам о преступлении. А детали уточнить успеем.
- Ну что ж, хорошо. Я просто подумал… ну, я положил сумку и…
- Сумку?
- Да. У меня там гаечный ключ и всякое такое.
- Зачем?
- Использовать как орудия убийства, - помаргивая и улыбаясь, сказал Прюйн. - Мне нравится носить эту сумку с собой и выбирать из нее то, что подходит.
- О чем это вы?
- Каждый человек - личность. И я выбираю инструмент, который, по моему мнению, лучше всего к этой личности подходит. Люди-то все разные.
- Тогда… - Бендикс посмотрел в глаза человечка за толстыми стеклами. - Получается, что вы убивали и до этого?
- Конечно, лейтенант. До миссис Слоун - еще пятерых. Пять женщин.
- А почему вы пришли в полицию только теперь? Почему не признались раньше?
- Потому что не хотел. Тогда моя цель еще не была достигнута.
- Какая цель?
- Ровно шестеро. Я с самого начала решил убить шестерых женщин, а потом сдаться. Что и сделал. У всякого должна быть своя цель в жизни. Моей было совершить шесть убийств.
- Понятно. Итак, вернемся к миссис Слоун. Что случилось после того, как она вас впустила?
- Я поставил сумку и подошел к ней.
- Где была она?
- Посреди комнаты, смотрела на меня. Улыбалась. Весьма дружелюбно. Спрашивала, как работает конвертер. Ничего не подозревала. До тех пор, пока…
- Пока что, мистер Прюйн?
- Пока не заметила, что я не отвечаю. Я просто стоял перед ней, улыбался и не говорил ни слова.
- И что сделала она?
- Занервничала. Перестала улыбаться. Спросила, почему я не занимаюсь телевизором. Но я молчал и смотрел, как у нее в глазах растет страх. - Человечек выдержал паузу; на лбу у него выступил пот, он тяжело задышал. - Очень приятно видеть страх во взгляде женщины, лейтенант, это чудесное зрелище.
- Продолжайте.
- Когда она достигла определенной точки, я понял, что она сейчас закричит. И чтобы не допустить этого, я зажал ей рот рукой и ударил ее коленом.
Бендикс резко втянул в себя воздух.
- Что вы сказали?
- Я говорю, что ударил ее коленом… в живот… чтобы у нее перехватило дыхание. Иначе она могла закричать.
Бендикс быстро затушил сигарету. "Возможно, - подумал он, - возможно…"
- И что потом, мистер Прюйн?
- Потом я подошел к сумке и выбрал нож. С длинным лезвием. Хорошая сталь. Потом вернулся к миссис Слоун и перерезал ей горло. Это было замечательно. Цель поставлена и достигнута.
- И это все? - спросил Бендикс.
"Если сейчас он скажет про двадцать одну рану, то это он и есть, - подумал Бендикс. - Про удар в живот он мог придумать и сам - бывают такие совпадения. Но если он скажет про раны…"
- Нет-нет, еще не все. Потом я перевернул ее и оставил свой фирменный знак.
- Какой фирменный знак?
Человечек в толстых очках робко улыбнулся.
- Что-то вроде клейма или знака Зорро, - пояснил он. - Мои инициалы. У нее на спине. "Э. Т. П." - Эмери Т. Прюйн.
Бендикс откинулся на спинку стула, вздохнул и закурил новую сигарету.
- Потом я отрезал уши, - горделиво сказал Прюйн. - Для своей коллекции. Теперь у меня уже шесть пар.
- С собой их, наверное, не захватили?
- О нет, лейтенант. Я их держу дома, в железном ящичке, - в моем антикварном столе красного дерева.
- И на этом конец, значит?
- Да-да, конец. Когда я отрезал уши, я ушел оттуда прямо домой. Это было три дня назад. Я устроил свои дела, привел все в порядок и явился сюда, к вам. Я готов сесть в тюрьму.
- С тюрьмой придется обождать, мистер Прюйн.
- То есть как это, лейтенант? - Нижняя губа Эмери Прюйна задрожала. Он поднялся. - Я… не понимаю.
- Пока вы можете идти домой. Возвращайтесь утром. Часикам к восьми. Тогда уточним детали - название магазина одежды и прочее. А там поглядим.
- Но я… я…
- Спокойной ночи, мистер Прюйн. Офицер Барнхарт проводит вас к выходу.
Со своего места Норману Бендиксу было видно, как две фигуры удаляются по узкому коридору.
"Странный случай, - подумал он, - действительно странный".
Он вывел свой "форд" с полицейской стоянки и аккуратно выехал на оживленную вечернюю улицу.
Как легко все прошло! Очень легко и приятно. Чудесная была идея - сунуть голову прямо в львиную пасть! Это почти так же весело, как резать ножом. А его упоминание насчет удара в живот - опасно, но до чего здорово! Он вспомнил выражение лица полицейского в тот критический момент. Восхитительно!
Эмери Прюйн улыбался, сидя за рулем. А сколько еще радостей впереди! Гораздо, гораздо больше…
Уорнер Лоу
СОБАКА СЫНА ДОКТОРА ЛИНКОЛЬНА
В узком кругу по-настоящему значительных писателей, ведущим представителем коих являюсь я, ходит легенда, будто Марк Твен некогда сказал, что поскольку книги о Линкольне всегда были бестселлерами, и поскольку истории о врачах всегда популярны, и поскольку американцы любят читать о собаках, то на рассказе о собаке доктора Линкольна наверняка можно было бы зашибить деньгу; а еще Твен сказал, что напишет такой рассказ, как только придумает какую-нибудь историю об этой несчастной собаке.
Проведя тщательное расследование, я не нашел никаких доказательств того, что Марк Твен и впрямь говорил это. Однако эту анонимную шутку передают из уст в уста, и она звучит так по-твеновски, что если он и не говорил этого, то должен был бы сказать, а потому давайте признаем ее истинным высказыванием Марка Твена.
Поскольку он так и не написал обещанного рассказа, очевидно, что у него были трудности с сюжетом. И мне ясно почему. Дело вовсе не в собаке. Отсутствует некий важный ингредиент, и уж кто-кто, а Марк Твен должен был это почувствовать. В истории не видно ни одного веснушчатого американского парнишки с обаятельной улыбкой!
Если восполнить это печальное упущение, рассказ практически напишется сам. И я написал его, в честь Марка Твена. Не то чтобы я хотел зашибить деньгу - просто в наш век циничной литературы имеется насущная потребность в старомодных рассказах с истинными, согревающими душу ценностями и счастливым, оптимистическим концом, и вот вам такой рассказ.
Было четвертое марта 1865 года. В Вашингтоне Авраам Линкольн готовился пройти инаугурацию на второй президентский срок.
А в Спрингфилде, штат Иллинойс, юный Сэм Хаскинс сидел один-одинешенек в родительском доме на тихой, тенистой улочке.
Сэм был сыном Амоса Хаскинса, семейного доктора Авраама Линкольна, который помог появиться на свет всем четырем сыновьям знаменитого президента. Линкольны обожали доктора Хаскинса, и потому президент попросил его и миссис Хаскинс быть почетными гостями на церемонии своего вторичного вступления в должность.
Двенадцатилетний Сэм был единственным ребенком в семье. Он расстроился, поскольку его не взяли в Вашингтон; но, будучи веснушчатым парнишкой с обаятельной улыбкой, он чувствовал себя вполне счастливым благодаря тому, что его родители получили возможность славно провести время. Из Чикаго приехала его тетя Салли - она должна была пожить с ним недельку вместо мамы с папой.
Сэм был здоровым, послушным мальчиком, который редко шалил. Единственным источником легкого огорчения Сэма являлось то, что его родители были убежденными вегетарианцами и мясо никогда не подавалось к обеду в их доме. Но Сэму очень нравилась тушенка, бифштексы и отбивные, и в девять лет он стащил у соседки с подоконника мясной пирог, за что отец его выпорол. В душе Сэм согласился, что заслужил наказание, и не перестал любить своих родителей - такой уж он был мальчик.
Почти так же, как маму и папу, Сэм любил свою собаку - симпатичного песика по кличке Дружок. Он был такой симпатичный, что его любили все, за исключением тети Салли.
Четвертого марта тетя Салли отправилась в магазин за покупками, и Сэм остался в доме один. Вдруг в парадную дверь громко постучали. Сэм пошел и открыл ее, обнаружив на крыльце мистера Роббинса. Мистер Роббинс был их ближайшим соседом и сейчас находился в неописуемой ярости.
- Твой паршивый пес только что укусил моего малыша! - завопил он на Сэма. - Он вцепился ему в лодыжку!
- Дружок? - изумленно воскликнул Сэм. - Нет! Только не Дружок! Он любит вашего малютку! Он ни за что не причинил бы ему вреда!
- Я нашел своего малыша истекающим кровью от раны в ноге! А Дружок стоял над ним с окровавленной пастью! Он мог убить моего малыша! Это злой пес, и я позабочусь о том, чтобы его уничтожили! - И мистер Роббинс в гневе ушел.
Немного спустя Дружок с виноватым видом проскользнул в дом через заднюю дверь. Сэм увидел, что его морда действительно в крови. Но он знал, что это кровь не малютки Роббинса, ибо Дружок был просто не способен на такое злодеяние.
Вскоре вернулась тетя Салли, и Сэм рассказал ей обо всем со слезами на глазах.
- Я всегда терпеть не могла эту гадкую дворнягу! - сказала тетя Салли. - Мистер Роббинс прав! Ее надо уничтожить!
- Но Дружок никогда не кусался! - возразил Сэм.
- Значит, теперь начал! - отрезала тетя Салли.
Сэм понял, что от тети Салли ему помощи не дождаться. Он не знал, как быть. Он не мог связаться с родителями, поскольку не знал их вашингтонского адреса.
Под вечер в дом Хаскинсов пришел полицейский Фергюсон. Он был славный человек и давний приятель Сэма. С большим сожалением он сказал Сэму, что мистер Роббинс твердо решил добиться уничтожения Дружка, что завтра после обеда состоится слушание дела перед старым добрым судьей Локвудом и что Сэм должен явиться туда вместе с Дружком.
Сэм впал в отчаяние. Он не знал, к кому бежать. Потом он вспомнил Авраама Линкольна, который всегда был так добр к нему, часто сажал Сэма на колени и рассказывал ему занимательные, полные мудрости истории.
Сэм побежал в местное телеграфное отделение. Единственным, кто оказался в тот момент на службе, был молодой телеграфист шестью годами старше Сэма. Его звали Том Эдисон, и Сэм знал, что когда-нибудь Том далеко пойдет. Молодой Том проявил дружелюбие и посочувствовал Сэму, и они вместе сочинили телеграмму:
ПРЕЗИДЕНТУ АВРААМУ ЛИНКОЛЬНУ ВАШИНГТОН. Я СЫН ДОКТОРА АМОСА ХАСКИНСА. МОЮ СОБАКУ ХОТЯТ КАЗНИТЬ ЗА ТО ЧЕГО ОНА НЕ ДЕЛАЛА. ПОЖАЛУЙСТА ПОМОГИТЕ МНЕ. СЭМ ХАСКИНС.
Молодой Том отстучал это послание на своем ключе со скоростью молнии, но оба мальчика сомневались, что мистер Линкольн получит его в собственные руки. Должно быть, сейчас он очень занят из-за инаугурации и всего такого прочего.
Этим вечером Сэм улегся в постель, обняв Дружка, и заснул весь в слезах.
На следующий день, рано утром, в дверь Хаскинсов громко забарабанили. Сэм сбежал вниз и открыл ее; на крылечке стоял Том Эдисон с телеграммой, адресованной Сэму. Там было вот что:
ПОЙДИ В КОНТОРУ ХЕРНДОНА И СКАЖИ ЧТО Я ПРОШУ ПОМОЧЬ ТЕБЕ.
А. ЛИНКОЛЬН.
Сэм знал, что Уильям Генри Херндон много лет был деловым партнером Линкольна. Быстро одевшись и проглотив завтрак, Сэм помчался в центр города, где находилась контора мистера Херндона. Там он обнаружил, что Херндон и почти все остальные сотрудники его довольно большой фирмы уехали в Вашингтон на инаугурацию. В конторе остался лишь один славный джентльмен по имени О’Райли, который представился Сэму и объяснил, что он высококвалифицированный адвокат. Сэм дал ему прочесть телеграмму от президента Линкольна, и мистер О’Райли сказал, что придет в суд сегодня после обеда, что он блестящий оратор и наверняка уговорит судью пощадить Дружка.
После обеда, одетый в лучшее воскресное платье, в сопровождении тети Салли и Дружка на длинном поводке, Сэм отправился в Спрингфилдский городской суд. Идти было далеко, а Сэм каким-то образом повредил себе правую ногу, на ней была болячка, и Сэм хромал.
Перед зданием суда он снял шляпу и отдал честь американскому флагу, который развевался на крыше, а затем почтил минутой молчания Джорджа Вашингтона, чей памятник стоял тут же на площади.
В помещении суда Сэм занял место за столом защитника, подле мистера О’Райли. Дружок свернулся клубочком у ног Сэма. Сэм заметил, что от мистера О’Райли пахнет виски и что он находится как бы в полусне.
Затем появился старый добрый судья Локвуд, дабы председательствовать на этом неофициальном слушании. Мистер Роббинс поведал судье о том, что он видел своими собственными глазами, и потребовал, чтобы этот свирепый пес был умерщвлен, пока он не перекусал всех прочих маленьких детей.
Мистер О’Райли повернулся к Сэму и хрипло прошептал:
- Боюсь, у нас нет шансов, м-мальчик. Истец приходится судье зятем.
- Но это нечестно! - вскричал Сэм.