– Все ясно, как божий день, шеф, – излагает он. – Проследив за похищением, сообщница позвонила доктору: "Так и так. Ваш отпрыск у нас. За его свободу – столько-то. Положите деньги в свой чемоданчик. Как обычно, придете в больницу на операцию. Там и передадите выкуп". И действительно, место – лучше некуда. Вокруг человек сорок, все в халатах, все в масках, включая меня. Я бы тут и родную жену не узнал. Заметьте, шеф, что я смутно подозревал что-нибудь в таком роде. Я даже пересчитал медсестер.
– А вы думаете, деньги забрала женщина? – уточняет комиссар.
– Уверен, шеф. Держу даже пари, что та же самая, что звонила доктору. По телефону она, должно быть, сообщила какой-нибудь свой опознавательный знак, чтобы он знал, кому отдать чемоданчик. Но видел он лишь фигуру медсестры, вот и все.
– Это он вам сказал?
– Нет, шеф, – признается Видалон. – Это – предположение, но я уверен, что все произошло именно так. Хоть я и смотрел в оба… Знаете, я был уставший как черт, а еще эта операционная, слепящий свет, жара, невыносимый запах, кровь… Мне от этого стало просто плохо. Я пришел в себя, только когда начался обход. Лишь тут я увидел, что у него нет чемоданчика. И когда я подбежал к машине, Брекар сказал, что из отделения вышли три медсестры. Одна из них собиралась покинуть территорию больницы, на ней была синяя накидка, а в руках она держала чемоданчик.
– Ладно, – вздыхает комиссар. – Что было, то было. Бесполезно биться головой о стену. – И, поскольку, в сущности, он репетирует вслух предстоящий разговор с префектом, Кро продолжает: – Лучше рассмотреть положительные моменты и то, что из них можно извлечь.
В сердце бедного Видалона возвращается надежда, хотя он ничего положительного в деле не видит.
– Прежде всего, – говорит комиссар, – вы узнаете у доктора Лефевра, действительно ли он заплатил выкуп. Теперь у него нет причин от нас это скрывать. Он должен также сказать нам, что будет предпринято для освобождения ребенка. В некотором смысле выплата выкупа развязывает нам руки. Лучше было бы этого избежать, но раз дело сделано, мы можем вести расследование эффективнее, и, как только мальчика вернут родителям, не нужно будет никого щадить.
– А малышка Жанвье, шеф? – волнуется Видалон. – Вы подумали о ней?
– Разумеется, – уверяет Кро. – -Но я думаю, что они освободят ее вместе с ребенком. Дело удалось, и этим людям нет смысла осложнять свое положение, применив насилие против полицейского. Если все произойдет, как я предполагаю, я посоветую министру организовать на телевидении шумиху по поводу самоотверженности и героизма французской полиции. Это заставит газеты заткнуться. Что касается расследования, надеюсь, что пленники сообщат нам новые детали, которые позволят отыскать место, где их держали бандиты.
– Не очень-то рассчитывайте на это, – бурчит Видалон. – Судя по тому, как преступники до сих пор заметали следы, они, по-моему, чрезвычайно хитры…
– Посмотрим, – с надеждой произносит Кро. – И потом продолжается тщательное изучение окружения Лефевров. Особенно мадам Лефевр. А ее окружение – это сливки общества…
– Здесь есть что-нибудь новое?
– Спецслужба, полиция нравов – все работают в этом направлении. Арлетта Лефевр общается с интересным народцем. Говорят, что она является украшением малоприличных вечеринок у Мириам Некар.
– Жены промышленника?
– Совершенно верно. Поставщика всех видов оружия…
– Ну, его не тронешь.
– Так-то так, – признает Паскаль Кро. – Но, быть может, это не относится ко всем приятелям его жены. Вы знаете мою теорию. Я убежден, что люди, организовавшие это дело, не бандиты. В наших архивах их искать ни к чему. Они прекрасно знали свою жертву, ее привычки, вероятную реакцию на похищение, а главное, финансовые возможности. Они действовали наверняка, потому что были хорошо осведомлены. А информация исходила от кого-то, кто тесно общается либо с хирургом…
– Либо с его женой, – дополняет Видалон. – Вы, вероятно, правы, шеф. Но есть и другой след.
– Разумеется, – соглашается комиссар. – Фальшивая медсестра. Для того, чтобы осмелиться проникнуть в халате и маске в операционный блок, надо иметь свободный доступ в больницу или хотя бы хорошо знать обстановку.
– – До такой степени, что это могла бы быть и настоящая медсестра, не так ли, шеф?
– Или бывшая медсестра, или же любая другая женщина, имеющая близкое отношение к больничному миру вообще, к больнице Питье-Сальпетриер в частности. Таковы отправные моменты расследования. Поскольку теперь наблюдение за доктором потеряло смысл, вы вернетесь к себе и несколько часов отдохнете. Затем получите новое задание. Так или иначе, самое срочное сейчас – это ждать. Ждать освобождения мальчугана.
– И малышки Жанвье, – добавляет Видалон.
– И малышки Жанвье, – повторяет, не споря, но с некоторым раздражением Кро.
Как раз в этот момент звонит телефон, комиссар снимает трубку, коротко отвечает:
– Хорошо. Буду через пять минут. Теперь моя очередь отправляться на экзекуцию, – комментирует он, поворачиваясь к Видалону. – После взбучки у префекта пойду "оперировать" доктора Лефевра…
Глава XVI
"Вот так, должно быть, в тюрьме, – размышляет Мари-Клод Жанвье. – Время отмеряется по всегда одинаковому шуму отпирающихся и запирающихся замков и по тяжелым шагам тюремщика".
Хоть она и носит форму французской полиции, ее представления о тюремной жизни основываются на виденном в кино и по телевидению.
В шестой раз с тех пор, как они заперты в этой комнате, повторяется та же процедура. Вначале с металлическим звоном хлопает дверь на первом этаже. Затем на лестнице раздаются шаги. Накануне шаги Мюриэл и фальшивого чернокожего были очень легки. Шаги их сегодняшнего тюремщика гораздо тяжелее, и можно без труда догадаться, что идет один человек.
Затем в замке поворачивается ключ…
Мари-Клод осторожно приподнимает табурет, устремляет полный надежды взгляд на Фабиена, который, разлегшись на кровати, делает вид, что читает.
Дверь открывается вовнутрь от удара ногой и прячет Мари-Клод. Толстячок в капюшоне, с пистолетом в руке, не входя, окидывает комнату взглядом. Поднос с грязными кружками и хлебными крошками стоит на столе посреди комнаты.
– Эй, парень! – зовет Бьянкари. – Давай сюда поднос, я его унесу.
В ответ на приказание Фабиен молчит, как будто ничего не слышал.
– Эй, парень! – повторяет Бьянкари громче, помахивая пистолетом. – Слышишь, что я говорю? Принеси поднос. Рысью!
Мальчик соизволяет приподняться на локте, чтобы взглянуть на него.
– Это ты мне? – спрашивает он вежливо.
– А кому же еще, парень? – удивляется бандит.
– Ну, со мной обычно так не разговаривают, – невозмутимо произносит Фабиен. – А потом дома у меня есть няня, и это она носит подносы. Так что, если он тебе нужен, можешь взять его сам.
Бьянкари делает движение вперед, но застывает с подозрительным видом. Самоуверенность этого сопляка его ошеломляет. Не таким представлял он себе сына доктора Лефевра.
– Может, ты хочешь еще, чтобы я надавал тебе по заднице? – -рычит он в ярости.
– Вот-вот, – насмехается Фабиен. – И я скажу судье, что ты меня пытал.
Несколько растерявшись, Бьянкари предпочитает сменить тему.
– А где легавый в юбке? – спрашивает он подозрительно.
– Мари-Клод принимает душ, – любезно отвечает Фабиен. – Ты разве не слышишь?
– Неправда, – не верит Бьянкари. – Только что она была одета.
– Ага… – с неотразимой логикой соглашается ребенок. – Потому что ты должен был прийти, а я еще был в постели. Но она не успела принять душ. – И, словно поразмыслив, добавляет: – Если не веришь, можешь пойти посмотреть.
Это невинное предложение пробуждает воображение бандита. Мари-Клод Жанвье – одна из самых красивых женщин, которых ему приходилось видеть. Он отметил это про себя еще накануне, когда сажал ее в фургон.
Распаленный воображением, ослепленный желанием перейти к действию, Бьянкари с пистолетом в руке перешагивает порог.
Мари-Клод Жанвье, с бьющимся сердцем наблюдавшая за происходящим в щель между наличником и створкой открытой двери, поднимает табурет как можно выше над головой, и когда толстая фигура Бьянкари появляется в комнате, изо всех сил обрушивает свое оружие на укрытый капюшоном затылок.
Эффект поразительный. Бьянкари буквально отлетает к столу, который рушится под его тяжестью, и посуда с грохотом разбивается на полу. Затем он медленно сгибает колени и утыкается носом в дешевый сосновый паркет, покрытый протершимся ковром. Пистолет вываливается из его рук и оказывается возле кровати.
Фабиен кидается к оружию.
– Ты пристукнула его, Мари-Клод! – вопит он, приплясывая от радости.
Потом, стоя на чуть согнутых ногах, он держит пистолет обеими руками, как показывают в каждом фильме про гангстеров.
– Осторожно, Фабиен, – пугается Мари-Клод. – Это очень опасно. Сейчас же дай его мне!
Она сознает двойную опасность ситуации. С одной стороны, бандит, который наверняка лишь оглушен и с минуты на минуту может прийти в себя, с другой – мальчик, держащий в руках пистолет, а пистолеты частенько стреляют сами по себе.
– О Мари-Клод, – умоляет Фабиен. – Позволь мне немножко поиграть. В первый раз у меня настоящий пистолет.
– Послушай, Фабиен. Ты очень умный мальчик. И я обещаю, что дам тебе его попозже, а сейчас он нужен мне. Этот тип страшно опасен.
Подчиняясь, он протягивает ей свою новую игрушку, которую она с облегчением хватает и наставляет на Бьянкари, отойдя, однако, на два шага назад. Но с этой стороны опасность, кажется, пока не грозит: бандит не шевелит ни рукой, ни ногой.
– Ты его убила, скажи? – в страшном возбуждении спрашивает Фабиен. – Ты его убила?
– Нет. Он оглушен и вот-вот придет в себя. Только не подходи к нему.
Она говорит так, чтобы убедить себя, но большой уверенности не чувствует, потому что на капюшоне Бьянкари постепенно расплывается красное пятно. Мысль о том, что она убила человека, повергает ее в трепет.
– И что, ты его оставишь вот так? А если он очухается?
– Рискнем. Вот уже пять минут мы рискуем вместо того, чтобы убежать. Идем же скорей.
Какое-то шестое чувство подсказывает ей, что толстяк так быстро не придет в себя. И все же ей не терпится удалиться от этого лежащего на полу тела.
Мари-Клод хватает свою сумку на длинном ремне, с которой не расстается, пропускает Фабиена вперед, закрывает за собой дверь, бросив последний взгляд на свою жертву и невольно вздрогнув при этом. Она дважды поворачивает ключ в замке, как это делали их тюремщики.
– Спускайся. Быстро.
Мари-Клод идет по лестнице вслед за Фабиеном, вся как натянутая струна. Внизу – две двери, которые она заметила еще накануне. Одна, из матового стекла или скорее из стекла, замазанного белой краской, ведет на улицу. Вторая – в гараж.
– Встань позади меня, Фабиен.
Правой дрожащей рукой она сжимает пистолет, левой – толкает одну из дверей. Отправляясь за подносом, Бьянкари, разумеется, не запер ее на ключ. Выглянув, Мари-Клод видит кусочек запущенного сада и угол дома, вероятно, довольно большого, увитого плющом и диким виноградом.
– Ну, идем? – торопит Фабиен.
– Подожди. – Мари-Клод закрывает дверь. – Возможно, в доме остались другие бандиты. Попробуй вначале дверь в гараж.
Страшно довольный, что ему наконец поручили какое-то дело, он почти сразу же сообщает:
– Она открыта. А в гараже стоит фургон.
– Тогда идем, – решает Мари-Клод.
Они осторожно, стараясь не шуметь, входят в гараж. Не выпуская из руки пистолета, молодая женщина обходит вокруг машины. Это тот же фургон, на котором они приехали накануне. Рядом место еще для одного автомобиля, но оно пустует. Мари-Клод исследует ворота, простые раздвижные ворота. Ключ торчит изнутри. Она кладет пистолет в сумку, чтобы освободить руки, и открывает ворота. Перед ней плохо вымощенная аллея и метрах в сорока белый шлагбаум.
Фабиен уже устроился на переднем сиденье фургона.
– Ты идешь? Поехали!
Юной жертве похищения не терпится. Возбуждение, охватившее его после нападения на тюремщика, сменяется страхом, вызванным царящей вокруг тишиной. Это явление внезапно поражает и Мари-Клод Жанвье, потому что, как это ни глупо, тишина для парижанки – явление.
Дом стоит одиноко, в пустынном месте. Безмятежный, мирный на первый взгляд пейзаж внушает какое-то странное беспокойство. Мари-Клод открывает ворота лишь настолько, насколько необходимо, чтобы фургон мог выехать из гаража, затем садится за руль рядом с Фабиеном.
– Ключи… У нас нет ключей…
Они ищут всюду. Находит их Фабиен в кармашке на дверце вместе с водительскими документами. Мари-Клод включает контакт, нажимает педаль газа. Мотор заводится сразу. Ей достаточно нескольких секунд, чтобы освоиться с переключателем скоростей. И она осторожно трогает машину с места…
Мари-Клод приходится остановиться у белого шлагбаума с облупившейся краской, закрытого на простую щеколду. Она выходит, чтобы отодвинуть ее, и Фабиен тоже спрыгивает на землю, чтобы помочь ей сделать это побыстрее. Вновь садясь в машину, Мари-Клод видит за деревьями справа от себя фасад дома с каменным крыльцом, стоящего на небольшом возвышении. Картина вызывает почти невыносимое ощущение одиночества и заброшенности.
И еще – страха. Словно в джунглях при приближении к засаде, когда через несколько секунд из зарослей может последовать автоматная очередь. Мари-Клод поспешно садится за руль. Она упрекает себя за спешку, несовместимую с ее должностью и возложенными на нее обязанностями, за недостаточное присутствие духа, а главное, за недостаток храбрости, которая позволила бы ей обыскать Бьянкари, прежде чем покинуть комнату. Возможно, ей удалось бы установить его личность. Но страх сильней ее.
Машина выезжает на узкую пустынную лесную дорогу, поворачивает направо. Почему направо? Она сама не знает. Самое важное для нее – это увеличить насколько возможно расстояние между ними и их тюрьмой.
Глава XVII
В 8 часов 25 минут Мюриэл Анго уверенным шагом выходит из хирургического отделения. Это высокая блондинка с рыжеватым оттенком волос. Она хорошо сложена и знает об этом. В сущности, Мюриэл полна шарма и привлекательности, пока не раскроет рта. Ее беда – голос, который становится крикливым, писклявым, скрипучим под влиянием малейшего возбуждения.
Она выглядит элегантно в синей накидке медсестры, наброшенной поверх безукоризненно белой униформы. В руке у нее старомодный кожаный чемоданчик, который вновь входит в моду: специальный докторский чемоданчик.
Она щурит глаза на веселом апрельском солнце и, спускаясь по ступенькам крыльца, замечает машину, в которой сидят двое мужчин. Один из них делает вид, что целиком погружен в чтение газеты.
Мюриэл Анго напряглась, теперь ей надо призвать на помощь все свое хладнокровие. За доктором Лефевром ведется наблюдение. Это очевидно. Но удалось ли полицейским разгадать, как должен быть передан выкуп? Неизвестность столь невыносима, что Мюриэл хочется ускорить шаг и побыстрей покинуть опасную зону. Но две медсестры, что вышли из отделения прямо перед ней, не спеша направляются к другому зданию. Если она поравняется с ними и перегонит их, на нее могут обратить внимание. Итак, она продолжает свой путь, ничем не выдавая глухую тревогу, от которой у нее сжимается сердце.
На повороте аллеи Мюриэл осмеливается бросить взгляд в сторону машины. Она стоит на месте. На центральной аллее Мюриэл попадает в поток снующих взад-вперед людей. Навстречу ей движется "Скорая помощь", затем грузовик, доставивший в больницу какой-то груз. Это – обычное время для всевозможных перевозок.
Она подходит к главным воротам, нигде не заметив Мюллера. Это ее успокаивает, поскольку было договорено, что он двинется ей навстречу, если у входа будут проверять документы.
Мюриэл приходится сделать над собой усилие, чтобы преодолеть проход под аркой, но никто, похоже, не обращает на нее ни малейшего внимания. Сторож занят: он поднимает шлагбаум, чтобы пропустить машину "Скорой помощи". Его коллега в застекленной будке отвечает на вопросы какой-то старой дамы. Мюриэл Анго оказывается вне территории больницы на бульваре Опиталь, по которому мчатся автомобили. Она на десять минут опережает оптимальный график, разработанный Франком Арсюлом. Но эта вероятность предусмотрена, и Мюриэл уже ждут – она сразу замечает Мюллера, стоящего у тротуара.
Увидев ее, он спокойным шагом направляется к станции метро "Сен-Марсель". Мюриэл нагоняет его, спустившись по ступенькам в тот момент, когда Мюллер вставляет свой билет в контрольный автомат. Он дожидается, пока она выйдет на перрон, и спрашивает:
– Все в порядке?
На станцию прибывает поезд, поэтому Мюриэл сначала входит в вагон и лишь потом, с облегчением вздохнув, отвечает:
– В порядке. Просто немыслимо. Все идет как по маслу. Но полицейские там были.
– Ты уверена? – спрашивает Мюллер с беспокойством.
– Да. Серая машина, в ней – два типа. Но это естественно. Они следят за доктором со вчерашнего утра, ведь так? Только я боялась, что они дают мне уйти с деньгами, чтобы потом, когда мы освободим мальчишку, схватить нас.
– На этот счет можешь не волноваться, – успокаивает ее Мюллер. – Я внимательно наблюдал. За тобой никто не шел, и мы были единственными пассажирами, кто вошел в вагон на станции "Сен-Марсель".
Они улыбаются друг другу, сами удивляясь, как легко все удается. Операция разработана Франком Арсюлом поистине мастерски. Взгляд Мюллера скользит по фигуре Мюриэл, задерживается на чемоданчике, который она держит в руке.
– Ты отлично выглядишь в этом костюме, – одобрительно произносит он.
Но Мюриэл не проведешь.
– Особенно с чемоданчиком, да, бессовестный? На каждого приходится по четыреста тысяч
франков, а Арсюлу, который придумал всю операцию и получит две доли, достанется восемьсот тысяч… Прямо сон…
На площади Италии они смешиваются с толпой служащих, делающих пересадку на этой станции от 8 до 9 утра. Но коридорам в двух направлениях торопливо, опустив головы, бегут люди. Любая слежка в таком скопище народа практически невозможна. С каждым шагом Мюриэл и ее спутник чувствуют себя все уверенней.
Они снова садятся в поезд, выходят на станции "Порт де Шуази". На углу бульвара Массен за столиком уличного кафе, как и договорено, сидит на солнышке Франк Арсюл, макая рогалик в кофе со сливками. Он рассчитался с официантом, когда тот принес ему заказ, что позволяет не спеша встать и направиться вместе со своими сообщниками к стоящей в пятидесяти метрах от кафе машине. У машины довольно жалкий вид. Мюриэл с чемоданчиком быстро устраивается на заднем сиденье, оба мужчины – впереди.
– Черт возьми, я не ждал вас так рано, – говорит Арсюл, трогая машину.
– У меня не было причин задерживаться, – отвечает лжемедсестра. – Как только представилась возможность забрать в раздевалке товар, я схватила его и смоталась.
– Ты правильно сделала. Никаких осложнений? Отвечает Мюллер:
– Нет. Я проверил. Полицейские сидели в засаде у хирургического отделения, они следят за доктором. Но Мюриэл прошла у них под носом, и они ничего не заметили. В метро я тоже смотрел. Никто у нас на хвосте не висел. Чудеса!
– Нет, – сухо произнес Арсюл. – Это все было предусмотрено. Разница!