В общем, когда воин-маг смогла самостоятельно подняться в свою комнату и обуть сапоги, ее боевой дух укрепился настолько, что девушка потребовала от спутников немедленных действий.
– И что же ты предлагаешь делать? – равнодушно поинтересовался Ганц.
– Как что? Седлаем лошадей и туда, – Арра указала в ту сторону, где через несколько часов должно было взойти солнце. – Налетим неожиданно…
– С гиканьем? – Ганц перебил ее без всякого уважения, почти презрительно.
– Что? – растерялась она.
– С гиканьем, спрашиваю налетим? – повторил он. И пояснил небрежно: – Когда здешним пастухам приходит в голову поразбойничать в степи, они на какую-нибудь отдаленную ферму налетают, с воплями и гиканьем. Если умеют, то свистят еще.
– И что потом? – с неуместным интересом спросил Джузеппе.
Ганц отвернулся от Арры и ответил магистру спокойно, даже немного скучающе:
– Да ничего особенного. Если фермер дома, он выкатывает бочку пива и режет барана, а если его нет, они пиво сами находят.
– А барана?
– Нет, живность они не трогают. Мало ли, может этот баран самый ценный, какой-нибудь особой породы… Вообще, такие накладки редко случаются, обычно они подгадывают так, чтобы хозяева дома были. Так оно всем спокойнее.
– Вы о чем говорите! – топнула ногой Арра. – Какие бараны, какие пастухи?! Джузеппе, мы из-за одного паршивого амулета сломя голову неслись, чтобы его уничтожить, так что же теперь сидим, как мухоморы под елкой? Сейчас ведь все гораздо серьезнее!
– В том-то и дело, – пробормотал Джузеппе.
– Не сердись, птичка, – мягко улыбнулся ей Ганц. – Просто, лететь туда, как ты изящно выражаешься, "сломя голову", сейчас, среди ночи, было бы в высшей степени неразумно. Мы люди не местные, дорог здешних не знаем…
– Ты что, заблудиться боишься?
– Не заблудиться, а попасть в ловушку. В темноте, да на незнакомой местности… Можно, конечно, ломануться сейчас туда дуриком, вступить в схватку с превосходящими, если я правильно понимаю ситуацию, силами противника, и героически погибнуть. Потом про нас песни будут складывать, баллады разные… Это если кто-нибудь про наш героический рейд в ночи узнает, конечно. А то ведь можем и без следа сгинуть.
– Совершенно верно, – решительно поддержал его магистр. – Действовать сейчас вслепую, это вульгарное самоубийство.
– Но что-то мы должны сделать! – Арра почти плакала от злости.
– А кто говорит, что нет? – Ганц вроде даже немного удивился. – Просто действовать надо с умом. Вот рассветет, тут мы потихоньку и двинемся. Подберемся поближе, посмотрим, принюхаемся, чем пахнет. На основании разведки составим план… тебя что, в Эсмерре тактике действий против превосходящих сил противника не учили? А ну-ка, скажи мне, третья по списку выпускница, какое главное правило в таком случае?
– Не суетиться, – тихо вздохнула Арра.
– Не совсем каноническое и не слишком подробное определение, но по сути совершенно верно, – Ганц ухмыльнулся.
А внезапно оживившийся Джузеппе спросил у девушки:
– Арра, скажи пожалуйста, кто у вас этот предмет читал? Не Сильвестр Стоун часом?
– Точно. Ты что, его знаешь?
– Еще бы! В университете вместе учились. Он, правда, на пару курсов старше меня был. Шум тогда поднялся, ученый совет четыре раза собирался, когда он стал подобным образом на экзаменах отвечать, все выгнать хотели, за неуважение! Неканонические формулировки, – магистр хихикнул. – Но Сильвестр уже тогда парень серьезный был. Выстроил теоретическое основание, одних статей не меньше десятка написал. Публичные показательные опыты проводил, с добровольцами из студентов и настоял на своем. Свел все к сути, что для определенных психофизиологических типов пространные объяснения с большим количеством слов, только затеняют смысл, в то время, как короткие четкие указания остаются в памяти навсегда и дают возможность действовать в сложных ситуациях на уровне подсознательного автоматизма. Как сейчас помню, "не суетись" и "бди", это его любимые примеры были.
– Слышала, птичка? – ехидно спросил Ганц. – У тебя это оказывается на уровне подсознательного автоматизма должно работать, при таких-то учителях, а ты что? Суетишься и не бдишь? Вот я в Эсмерру напишу этому вашему Сильвестру, что покрепче учеников гонять нужно, а то плохо запоминают.
– Попробуй только, – проворчала Арра, показывая ему кулак. – И прекрати называть меня птичкой! Скажи лучше, когда рассветет?
Ганц внимательно посмотрел на небо, почесал нос:
– Часа через три, я думаю, можно будет выходить. Нам же яркий свет и не нужен, лишь бы дорогу под ногами видно было. А вот как подойдем поближе… у вас как, господа маги, никаких таких заклинаний нет, чтобы внимание охраны рассеивать или чего-нибудь подобного?
– Есть, конечно, – не задумываясь ответила Арра. А Джузеппе спросил очень серьезно:
– Думаешь, там охрана?
– Было бы логично, – Ганц вздохнул. – Вопрос в том, насколько она бдительна и профессиональна.
Оставшееся до рассвета время ушло на разработку планов по проведению разведки. Когда Ганц спросил, что поделывает слоноподобная собачка, маги поняли, что больше ничего такого не видят. Нет, чужая магия никуда не делась, они хорошо ее ощущали, слишком хорошо. Исчезло только… как бы это сказать, ее изображение, словно спряталось в туманной дымке. Джузеппе объяснять это явление отказался, пробормотал только что-то насчет "стабилизации в резонансе". Арра попробовала выстроить сложную конструкцию, основываясь на "ощущениях, данных нам в реальности", но быстро запуталась и бросила это дело.
– Ладно, теоретическую базу вы потом подведете, – успокоил ее Ганц. – А где эта магия на данный момент обосновалась и не расползается ли, можете уточнить?
– Можем, – не раздумывая ответил Джузеппе.
– Пара пустяков, – поддержала Арра и они занялась вычислениями.
Объединенное мнение было таково: выброс магии произошел не менее, чем в пятнадцати километрах, с погрешностью плюс-минус одна десятая доля процента, и если и расползается, то со скоростью, за такой короткий промежуток времени, неопределимой, в силу своей бесконечной малости. Ганц покивал, начертил на земле острой палочкой нечто вроде плана – определил для себя маршрут движения.
Потом он заявил, что перед работой необходимо подкрепиться и они вернулись в зал. Взбудораженная деревня так и не заснула, поэтому, народу было еще больше, чем вечером – папаша Доршан и его сыновья сбивались с ног, обслуживая посетителей. Дышать было нечем, кислый запах пива плотной стеной стоял в воздухе. Не долго думая, Ганц перехватил раскрасневшегося, вспотевшего Вейра и ловко снял с подноса, который тот, высоко держа над головой, тащил в дальний угол залы, несколько больших пирогов.
– В кредит сегодня не отпускаем, – хрипло сообщил парень. – Вроде как конец света ожидается, так папаша велел, чтобы все сразу наличными расплачивались.
– Разумно, – одобрил Ганц, вытаскивая несколько монет и опуская их в оттопыривающийся карман на грязном фартуке Вейра. – А то пить-гулять все тут, а с кого потом получать прикажете, если действительно… а, кстати, с чего вдруг конец света?
– Так собаки выли, ты что, не слышал? И кошки из домов посбегали, да не одни, а с котятами. Кошка, она тварь хитрая, раз она подалась неведомо куда, беспременно жди конца света. Вот у старого Лусстона на ферме, когда кошка сбежала…
– Ве-е-ейр! – зычный оклик из того угла, где за большим, усыпанным крошками и заляпанным кляксами пива столом, ждали поднос с пирогами, прервал парня на полуслове. Он ойкнул и заторопился туда.
– И теперь я никогда не узнаю, что случилось на ферме старого Лусстона, когда от него сбежала кошка, – вздохнул Ганц, пробираясь к выходу.
Арра, тем временем, прихватила в каждую руку по три кружки пива с подноса Кархенаса. Младший сын папаши Доршана, совершенно очумевший от беготни и суеты, только посмотрел на нее затуманенными глазами и, спотыкаясь о собственные ноги, повернул назад, на кухню, где стоял открытый бочонок. Джузеппе, повертев головой, удостоил вниманием внушительных размеров кусок копченого мяса, который и получил из рук самого хозяина в обмен на золотую монету. Деликатного намека магистра насчет сдачи, папаша Доршан величественно не заметил, отвернулся и занялся другими клиентами. Немного потоптавшись около него, Джузеппе махнул рукой, покрепче прижал к себе мясо, захватил с ближайшего стола пустое блюдо, ножик и кивнул Арре, указывая на дверь. Обеспечившая себя продуктами компания мирно вернулась на улицу.
– А мне интересно, – Ганц умудрялся вполне внятно разговаривать даже с набитым ртом, – почему это всякие непонятные происшествия, так аппетит увеличивают? Ведь вот кажется, и поужинали хорошо, и ночь на дворе, а свора собак мимо пробежала, и опять есть хочется!
– Свора собак здесь ни при чем, – строго уточнила Арра, – и ты это прекрасно знаешь.
– Конечно, ты имеешь ввиду, что организм перед тяжелой работой старается запастись, и все такое… – он неопределенно покрутил в воздухе рукой с зажатым в ней куском мяса. – А то, что отмена конца света является тяжелой работой, с этим, по-моему, никто спорить не станет.
– А кто говорит про конец света? – удивился Джузеппе. Он аккуратно отрезал себе тонкий ломтик мяса, положил его сверху на кусочек пирога и теперь медленно обкусывал получившийся бутерброд – больше время убивал, чем питался. Впрочем, в отличие от Ганца, голода он совершенно не чувствовал, жевал исключительно за компанию.
– Местные, – Ганц мотнул головой в сторону светящихся окон. – У них примета верная. Раз собаки и кошки убежали, значит будет конец света.
– А что же они?.. Они ведь даже не пытаются…
– Чего не пытаются? – равнодушно спросила Арра. Она обнаружила в копченом мясе косточку и теперь, старательно и с большим удовольствием, ее грызла.
– Не знаю… но хоть что-нибудь сделать?..
В ответ она только хмыкнула, а Ганц укоризненно покачал головой:
– Ну ты, Джузеппе, право, как ребенок! Люди пришли перед концом света покушать, пива попить вволю, что они тебе еще могут сделать? Это же не магистры какие и не воины-маги, специальные школы закончившие, а мирные поселяне. Что оно такое – "конец света", никто толком не знает, как с ним бороться тоже неизвестно. Тем более, что может быть, все еще и обойдется. Так что, самое разумное, с их точки зрения, сейчас подзаправиться хорошенько и посмотреть, как дело обернется.
– Ты же два года в Имоле проторчал, – Арра наконец управилось с косточкой и, широко размахнувшись, забросила ее далеко в темноту. – Такая же деревня, только побольше. Так чего ты удивляешься? Эти, как Ганц говорит, мирные поселяне, даже не почешутся – будут по трактирам пиво глушить и про конец света болтать, пока у них в курятниках все спокойно.
– А вот если его любимой несушке перья повыщипывать, – ухмыляясь, добавил Ганц, – тут он сам, кому хочешь, конец света устроит…
– Ты что, на практике это проверил? – отвлекся от размышлений о нравах местных жителей Джузеппе.
– С чего ты взял?
– Да вид у тебя уж очень…
– Подозрительный, – подсказала Арра. – Я тоже, на тебя глядя, так сразу и представила, как ты несчастную птичку за ноги ухватил и перья дергаешь.
– Ничего подобного! – очень ненатурально оскорбился Ганц. – Вы что, правда считаете, что я на такое способен?
– Запросто! – дуэтом подтвердили Джузеппе и Арра.
– А вот и неправда! Все было совсем по-другому! Во-первых, это была не курица, а петух…
– А какая разница? – удивился магистр.
– Ничего себе, какая разница?! Курица, она дама, как-никак! Разве я стал бы даму обижать?! Во-вторых, я этого петуха вовсе не целиком ощипал, так, пару перьев из хвоста удалил… А в-третьих, он первый начал! Так что с моей стороны это была самозащита, в чистом виде!
– Вот в это я верю, – согласился Джузеппе и сделал большой глоток пива. – В самозащиту, то есть. Ты же у нас парень мирный, ты никогда первый в драку не полезешь.
– А то! – с энтузиазмом подтвердил Ганц. – Всегда есть возможность устроить так, чтобы это именно на тебя напали. Тогда можно и противника от души отметелить и, при этом, самому вроде как потерпевшим остаться. Помню вот так же, набросился на меня один кузнец… – он откусил пирога и замолчал, сосредоточенно двигая челюстями.
– А кузнеца-то зачем было доставать? – удивилась Арра. – Эти ребята сроду шуток не понимали.
– Какие шутки! – в этот раз Ганц прожевал, прежде чем ответить. – Я вообще не к нему шел. Я, чинно благородно, явился после долгой разлуки к своей невесте… кто же знал, что она за это время замуж вышла, да еще за кузнеца. А какая была девушка! – он вздохнул и с нежностью посмотрел на остаток пирога, который держал в руке, – дочка булочника. Плюшки всякие, ватрушки, сами понимаете… Любовь, естественно, до гроба. А потом, меня всего-то пару лет и не было, она раз, и замуж! За кузнеца! Хоть бы предупредила… Я возвращаюсь, с подарками и для нее и для мамаши, естественно, для тещи для будущей – целый мешок приволок – ждет меня, думаю, горячая встреча!
– Встретили? – сдавленным голосом спросил Джузеппе. Скрыть свой восторг ему не удалось, но Ганц не обратил на это внимания.
– Еще как встретили! Захожу я в дом, как свой человек, родственник можно сказать, а меня чуть ли не кувалдой по лбу! И главное, Смирена, невеста моя, вместо того, чтобы заступиться, унять муженька, визжит…
– Подожди, – вмешалась Арра, слушавшая его хмуря брови и что-то напряженно соображая, – подожди! Почему Смирена? Ты же говорил, что твою невесту зовут Кармеллина?!
– Говорил? – Ганц не то, чтобы растерялся, но явно сбился с мысли. – Когда говорил?
– Ну как же, – Арра нетерпеливо притопнула ногой, – когда мы только встретились, на твоем постоялом дворе! Ты рассказывал про Кармеллину! И она вышла замуж вовсе не за кузнеца, а… как раз за булочника! А теперь ты говоришь – Смирена и дочка булочника?
– Ах, Кармеллина! – неожиданно расцвел Ганц. Он подмигнул старательно вцепившемуся зубами в кусок мяса магистру, который в ответ издал странный звук – что-то вроде слабого повизгивания. – Ну конечно же, Кармеллина! Так это другая.
– Что значит другая?
– Ну, другая невеста, – сияя улыбкой, доброжелательно пояснил Ганц. – Одна была Кармеллина, дочка… не помню, чья дочка, но замуж она вышла точно, за булочника. А вторая, эта самая Смирена, которая дочка булочника, замужем за кузнецом.
– Так ты что?.. У тебя что?.. – похоже Арра была возмущена настолько, что утратила способность связно выражаться. Наконец она сумела выговорить: – У тебя было две невесты?
– Почему две? – обиделся Ганц, – четыре. Кармеллина, Смирена, Лили-Марита и еще эта… а, Гермина.
– Четыре?! – взвизгнула Арра. Джузеппе, не в силах больше сдерживаться, рассмеялся, но она не обратила на него никакого внимания. – Четыре?! Еще и Гермина?!
– Вообще-то, пять, – честно признался Ганц, – но пятую, Ремму, я не считаю. – И добавил с достоинством: – У нее были исключительно корыстные чувства.
Джузеппе захохотал еще громче. Ганц бросил на него одобрительный взгляд и снова преданно уставился на Арру. Она тем временем взяла себя в руки.
– Теперь мне понятна, – заявила она ледяным тоном, – причина твоих недоразумений с тем петухом. Ты наверняка попытался отбить у него одну из клушек.
Впервые, за время их знакомства, ей удалось достать Ганца. Он замер вытаращив глаза. Обессиленный Джузеппе, сотрясаясь от смеха и тоненько подвывая, сполз со скамейки на траву. А Арра, уверенным движением взяла кружку, одним махом выпила остававшееся там пиво и, дождавшись, когда Ганц откроет рот, небрежно перебила его:
– И не называй меня птичкой!
К сожалению, миг ее торжества был именно мигом. Привычная самоуверенность вернулась к бывшему убийце, по ее мнению, слишком быстро.
– Арра, птичка моя, – восхищенно пропел Ганц, – выходи за меня замуж!
Джузеппе, лежащий на травке, поперхнулся и сразу перестал веселиться.
– Ганц! – укоризненно воскликнул он.
Впрочем, как уже было отмечено самим Ганцем, Арра в защите не нуждалась.
– Замуж? – девушка надменно вскинула бровь. – Ты предлагаешь мне стать своей шестой невестой? Извини…
– Пятой, – торопливо перебил он. – Я же сказал, Ремма не считается!
– Извини, – невозмутимо повторила Арра, – но я не привыкла стоять в очередях. Тем более, оказаться в очереди на получение такого сомнительного сокровища…
– Эй, ребята, – теперь ее перебил встревоженный Джузеппе. – Вам не кажется, что сейчас не самый удачный момент для крупной ссоры? Размялись немного, и хватит! А рукопашную давайте перенесем на потом.
– Я согласен! – быстро откликнулся Ганц.
Арра окинула его презрительным взглядом и слегка пожала плечами:
– Дело прежде всего, – и тут же продемонстрировала выдержку, спросив почти дружелюбно: – Кстати, небо действительно посветлело, или мне кажется?
– Посветлело, – Ганц стряхнул со штанов крошки и встал. – Сейчас за своей сумкой сбегаю. Заодно кружки отнесу.
Девушка молча поднялась зашла с ним в зал. Хотя, взбудораженные непонятным исходом из деревни домашних животных, местные жители засиделись у папаши Доршана дольше обычного, в конце концов они, так и не дождавшись конца света, разошлись по домам. Сам хозяин тоже удалился в свою комнату и в зале сейчас оставались только его сыновья. Впрочем, что касается Кархенаса, то присутствовала, так сказать, только его телесная оболочка, дух же витал в неведомых горних высях. Проще сказать, парень спал на широкой лавке. Рядом с ним сидел растрепанный, серый от усталости Вейр, время от времени автоматическим движением проводя по столу большой тряпкой. Он без всякого интереса наблюдал, как Ганц возится около своей сумки, перекладывая из нее всякую всячину в нечто, больше всего похожее на бурого цвета мешок с лямками.
У мешка было два больших кармана снаружи и множество мелких, внутри. В наружные карманы Ганц запихал по два, завернутых в чистые полотенчики пирога. Пироги были слишком большие и ему пришлось приложить некоторое усилие, прежде чем клапаны карманов застегнулись.
Наконец, он в последний раз нырнул в свою сумку, энергично пошуровал там и ничего не достал.
– Все. Самое необходимое я взял, а остальное может и здесь полежать, – сообщил Ганц Арре. Застегнул сумку и бросил ее Вейру, – лови!
Тот, не сделав даже попытки шевельнуться, посмотрел на шлепнувшуюся у его ног сумку и снова перевел невыразительный взгляд на Ганца. Девушка тихо хихикнула. Было совершенно ясно, что хотя Вейр находится в данный момент в вертикальном положении, в качестве партнера для полноценного общения он абсолютно непригоден.
– Понятно, – Ганц сделал аналогичный вывод. – Ладно, потом разберется.
Он подогнал лямки мешка, закинул его себе за спину. Повесил на плечо арбалет, повернулся к Арре:
– Я готов! Можем двигаться.
– Значит, вперед! – с энтузиазмом откликнулась она.
Вейр, не моргая, смотрел, как они пошли к выходу.
– Ты куда? – Ганц остановил Арру, когда она повернула в сторону конюшни.
– За лошадьми, а что? – девушка остановилась. – Ой, мы что, пешком пойдем?
– А как ты думаешь? – насмешливо вздернул бровь Ганц.
– Приятнее, конечно, поехать, но разумнее – пойти, – без особой радости признала она.
– Умница, птичка – в голосе убийцы была настоящая нежность.