- Это мой патриотизм, - ответил Гант. - И моя корпорация, посему мой патриотизм тут на первом месте. Так что об убийствах ничего больше и слышать не желаю. Мы этого Дюфрена победим, но победим правильно. Давайте к другим делам.
Ванна Доминго, все еще красная, сверилась с Электропланшетом.
- Следующий пункт касается вашей бывшей жены. И той громадной рыбины, которая вынырнула у Техникума сегодня утром. Так вот, расследование службы безопасности показало, что за взрывом стояла Джоан Файн. Целила она, похоже, в рыбу, а не в вас.
- С ней все в порядке? - Гант подался вперед, впервые за день серьезно забеспокоившись. - Она же не погибла?
- Не погибла, - ответила Ванна, подумав: об этом остается только мечтать. - Команда спасения Департамента канализации нашла ее в сухом тоннеле, и ее отвезли в общую больницу Ист-Ривер. Она была в сознании и, похоже, не особо пострадала - несколько царапин, только и всего, - но врачи хотят провести обследование. Старший инспектор канализации сделал заявление, в котором назвал это происшествие массовой галлюцинацией.
- Его бы тоже нанять. Ванна, запиши: узнать номер палаты Джоан и запланировать мне посещение.
Ванна посмотрела прямо на него.
- Вам нельзя ее навещать. Она предала корпорацию. Это анафема.
- Ванна, успокойся. Я пошлю ей открытку с пожеланиями доброго здравия, только и всего.
- Но она не пострадала.
- Ванна, я просто прошу узнать номер палаты.
- Слушаюсь, сэр.
В дверь конференц-зала постучали. Всунул голову директор Службы посещений "Феникса".
- Простите, что побеспокоил, мистер Гант, - сказал он, - но у нас тут чрезвычайные обстоятельства…
Гант вздохнул:
- Что еще?
- Мне только что позвонили снизу, из Группы по пресечению массовых беспорядков. Вы случаем не заказывали две тысячи пицц?
3
Почти никто не в курсе, что больше двухсот лет вода в Нью-Йорке была настолько противной на вкус, что даже лошади отказывались ее пить, настолько грязной, что болезни через год выкашивали население, она стоила настолько дорого, что бедняки обходились без нее, улицы были безобразно грязны, а источники разбросаны настолько, что возгорающиеся время от времени пожары уничтожали сотни по четыре-пять домов одним махом.
Роберт Дэли, "Мир под городом"
1914: ПЕШКОМ ДО ФЛЭТБУША
Голландские поселенцы из Нового Амстердама скептически бы отнеслись к заявлению, что их ухабистый городишко на Гудзоне после смены имени и двух национальностей, а также многочисленных тщетных творческих экспериментов в прокладывании труб в конце концов прославится как город с самой вкусной питьевой водой в мире. Британцы и свежеотчеканенные американцы, которые поселились там вслед за ними, тоже в это, скорее всего, не поверили бы, хотя постоянно позволяли дурачить себя всяким мошенникам, которые обещали избавить их от грязных колодцев. В этой игре в наперстки поучаствовал даже Аарон Бэрр: его проект коммунального водоснабжения "Манхэттенская компания" оказался финансово успешен (чего оказалось достаточно, чтобы обеспечить его президентскую кампанию и основать банк "Чейз Манхэттен"), но на практике провалился (работало все отвратительно и совершенно не улучшало ужасных санитарных условий, регулярно вызывавших вспышки желтой лихорадки и холеры).
В конце концов Нью-Йорк начал импортировать воду - сначала по акведуку из Уэстчестера, а потом, когда из-за взрыва народонаселения, вызванного наплывом иммигрантов, налоги предельно возросли, воду стали получать с водохранилищ в далеких Катскиллах. Коммунальные инженеры и работники (многие из них только-только приехали из Италии) прорыли тоннель от Катскиллов до резервуара "Горный вид" в Йонкерсе, потом продолжили бурить горные породы в южном направлении, прошли под рекой Гарлем и довели воду непосредственно до города. 11 января 1914 года взорвали скальную перегородку на последнем участке тоннеля, и в качестве побочного эффекта завершения работ появилась возможность провести самый необычный марафон в истории города: подземную прогулку длиной в сто двадцать миль, от Катскиллов до бруклинского Флэтбуша.
Питера Луго Пеллера, внештатного корреспондента газеты "Нью-Йорк Трибьюн" чей праправнук прославится как журналист-катастрофист потерянного поколения, настолько вдохновила идея "прогулки до Флэтбуша", что он смог уговорить на это путешествие еще пятерых журналистов и двух фотографов. Они встретились в Катскиллах у дамбы Ашокан 18 января. Естественно, тут же собралась кучка насмешливых землекопов, работавших в тоннеле, которые начали делать ставки насчет того, как быстро ходоки сдадутся; лучшее капиталовложение сделал тот, кто сказал, что они не протянут и десяти миль.
Прямо перед спуском появился еще один журналист - тощий мужчинка в полной альпинистской экипировке, волосы собраны под шлем углекопа. Он бросился к кучке корреспондентов и поприветствовал Питера Луго Пеллера крепким пожатием обеих рук.
- Сальны из Северной Дакоты, - представился новичок. - Из "Диапазона Фарго".
- Далековато забрался, да? - спросил один из фотографов.
- Стараемся быть космополитами, - ответил Сальны.
Они спустились вниз, и Питер Луго Пеллер, который взял на себя роль предводителя, вскоре сделал два тревожащих открытия: первое заключалось в том, что тоннель не прямая линия, соединяющая две точки, как ему почему-то думалось вначале, а, скорее, горная дорога, на сотни футов взмывающая вверх и ныряющая вниз и петляющая вокруг рек и прочих естественных преград; а во-вторых - тоннель уже полон воды. Местами можно было потонуть или по крайней мере испортить обувь - а Пеллер надел свои лучшие туфли. После короткого совещания каждый неустрашимый корреспондент решил, что надо продолжить путь над землей, чему они и посвятили целый день, а потом вообще бросили эту затею.
Никто не заметил, что Сальны из тоннеля так и не вышел.
25 января в резервуаре "Горный вид" в Йонкерсе несколько подземных рабочих заметили мокрое существо, все в синяках, но крайне довольное собой - в помятом шлеме углекопа из недр земли выкарабкался человечек. Один из рабочих накануне выиграл серебряный доллар в конкурсе жонглеров и теперь подбрасывал его на ладони, но при виде Сальны остановился - тот вообще никак не вписывался в обстановку водохранилища.
- Ты кто? - спросил жонглер по-итальянски. Его товарищ, который сносно говорил по-английски, перевел:
- Ты чё за мудак?
- Леди на прогулке, - ответила Сальны. Она подняла шлем, высвободив длинные каштановые волосы - одиннадцатилетний Голливуд еще не успел заездить это движение. - Иду во Флэтбуш.
Жонглер опешил; его товарищ, при рождении получившая имя Мария, но решившая, что в рабочих брюках и рубахе жизнь проще, позволила себе осторожно улыбнуться. Сальны подмигнула ей в знак тайного сообщничества, а потом ткнула пальцем в серебряную монету.
- Слушай, - заявила она, - отдай ее мне. Переводить приказ не было нужды, и жонглер тут же сжал пальцы над своим блестящим призом.
- С чего бы?
- Потому что, - ответила Сальны на его родном языке, - я только что это заработала.
2023: ОСЛЫ ЗАБЛУДИЛИСЬ В ЛЕСУ
Сто девять лет спустя женщина по имени Лекса Тэтчер сидела на чердаке в Бруклине - в Нью-Бедфорд-Стайвесанте, а не Флэтбуше, но это рядом - и крутила пальцами все тот же серебряный доллар. Монету пять раз передавали из поколения в поколение, от матери к дочери, и она уже почти совсем стерлась, но отвага, которая подхлестывала всю женскую линию Сальны/Холлингсов/Тэтчеров, нисколько не ослабла. Мать Лексы ездила искать приключения в Северную Африку, где в одиночку перешла Сахару от Тимбукту до Марракеша. К востоку от Касабланки, у подножия Среднего Атласа, она соблазнила и ограбила бедуина, торговца подержанными машинами - хотя, возможно, то было целое представительство, этого она никогда не уточняла, - в результате чего руки Лексы, в которых она держит монетку, густо-бронзовые, а сердце и голова безошибочно определяют, какая сделка невыгодна.
В домашнем кабинете Лексы стояли стол, компьютер с многочисленными внешними устройствами (некоторые можно было встретить только у добрых друзей Морриса Каценштейна), складная кровать, коллекция портретов в рамках-сердечках, а также - в настоящий момент - семейный телевизор, портативный, который шляется из комнаты в комнату, когда его не смотрят. Помимо этого в доме курсировала пара Электронавозников, выискивая и уничтожая пыль и частицы грязи, что отражало представление Лексы о домашнем хозяйстве: оно идеально, когда хозяйничает само. Два огромных окна пропускали свет и свежий воздух: в Нью-Бедфорд-Стайвесанте работал климат-контроль, и там никогда не бывало холоднее, чем благоуханной ночью в середине лета.
Пока Лекса готовила статью для следующего еженедельного номера "Межгорода" ее дочь Раби спорила с телевизором. То был не Портативный Телевизор Ганта, а древний "Сони Аниман", девятнадцатидюймовый экран на поршневых латунных ножках со смазкой. Лекса установила в него Коробку Моделирования Личности - дорогое устройство, но, на ее взгляд, оно того стоило, - чтобы помогала справиться с непростой задачей родительского контроля телепередач. Не то чтобы Раби запрещалось смотреть какие-то определенные программы, но всякий раз, когда она включала ящик, перед ней возникал компьютерный образ Сократа, который заставлял ее объяснять, почему она хочет посмотреть именно этот канал.
- Восхитительная моя Раби, - поприветствовал Сократ ее сегодня, - я всегда с нетерпением жду, когда мне представится возможность выслушать твои мудрые речи. Вот сейчас час дня, понедельник, почти все семилетние дети в это время в школе, однако ты сидишь дома…
- У меня ветрянка, - сказала Раби, протянув руку в пятнышках. - Видишь?
- О, еще одна причина, почему я хотел бы учиться у тебя. Болезнь мешает тебе получать образование, ради которого общество пошло на такие жертвы. Многие в твоем положении стали бы отдыхать, чтобы как можно скорее поправиться, или почитали бы, чтобы не забыть науки, или воспользовались преимуществами "Улицы Сезам", чья серия скоро начнется по тринадцатому каналу. Ты же, Раби, - следуя какой-то несомненно гениальной цепочке умозаключений, - выбрала вместо этого просмотр жестоких мультиков, в которых кролики, койоты и земляные кукушки сбрасывают друг на друга валуны. Если бы ты только поделилась со мной своими логическими рассуждениями, я бы мог восхвалять твой ум и добродетель перед другими детьми на Территории трех штатов…
- Ты знаешь, что я тут на днях читала? - прервала его Раби. - Сама, в школе нам не задавали. Книгу по греческой мифологии, это что у вас было вместо мультиков, когда ты был в моем возрасте. И знаешь, что я узнала? Что бог по имени Кронос взял серп и сделал отца импотентом. Импотентом. Это лучше или хуже того, что на койота бросают булыжник?
Закрывшись наушниками от их спора, Лекса попросила компьютер запустить программу под названием "Графика - Слил/Залил".
- Выполняю, - сообщил компьютер и нарисовал на главном мониторе полосу комиксов с лицами семи кандидатов в президенты от демократической партии, расположив их так, словно они сейчас начнут дебаты. Когда Лекса положила листы с их ходульными речами в оптический сканер, над фигурами появились рамочки с текстами, пропорциональные многословности каждого кандидата. Самое большое окошко получилось у Престона Хакетта, оппортуниста, - он был темной лошадкой, и в разных заявлениях называл своей родиной восемнадцать штатов, включая Бельгию, которую, по всей видимости, приняли в Союз, пока никто не видел.
- Готовность отбраковки? - сказала Лекса.
- Готов к выборке. Средняя длина речи до отбраковки - 3617 слов.
- Выбрасывай приветствия, шутки и ненужные исторические отступления. А также данные и статистику, которая не поддерживает напрямую их политическую позицию. Убери банальности и нелогичные выводы. Вырезай повторения очевидных фактов. Сократи языковые излишества. Вырежь недостоверные заявления и откровенную ложь. Но эти пункты пометь, потом пригодятся.
- Выполняю, - сказал компьютер, и текстовые окошки резко сократились. - Выбраковал. Теперь средняя длина речи составляет 207 слов.
- Выбрось и пометь невыполнимые обещания. А также обещания, сформулированные слишком расплывчато.
- Каков порог допустимой расплывчатости?
- Давай не слишком строго. Вырезай все, что ниже четырех по шкале Тэтчер "Гм-м-да".
- Загружаю параметры шкалы. Выполняю. - Окна сжались до крохотных кружочков. - Операция завершена. Теперь средняя длина речи составляет 22 слова.
Лекса взяла лазерную ручку и указала на изображение кандидата Хармона Фокса. Фокс зачитал голые остатки своей подрезанной речи: "Если меня изберут, я подниму налоги для богачей, сокращу военные расходы в пользу программ социального обеспечения и посажу миллион деревьев".
Лекса перевела луч на Нэна Шеффилда. "Если меня изберут, - пообещал он, - я подниму налоги для богачей, сокращу военные расходы в пользу программ социального обеспечения и посажу два миллиона деревьев".
Кто больше. Лекса ткнула в идущего следом Престона Хакетта и, к собственному удивлению, услышала самую короткую на данный момент речь: "Если меня изберут, я подниму налоги для богачей и сокращу военные расходы в пользу программ социального обеспечения".
- А про деревья ничего? - спросила Лекса.
- Единственное заявление Хакетта насчет деревьев, - ответил компьютер, - заключалось в том, что он планирует восстановить лес на Великих равнинах. Оно было вырезано.
- Вставь его назад. Найди и верни на место.
- Готово.
- Теперь сделай постраничный просмотр, ширина колонок стандартная. В боковое поле вставь речи кандидатов, оставь место на рисованные карикатуры. Рабочее название статьи: "Ослы заблудились в лесу".
Следующие полчаса Лекса печатала. Клавиатурой ей служила печатная машинка "Ремингтон Рэнд" 1952 года, единственная вещь, которую тут нельзя было назвать новинкой техники. Лексе просто нравилась металлическая тяжесть клавиш и стук литерных рычагов по пустому валику; встроенные в корпус датчики давления переводили сигналы от клавиш в компьютер. Под клавишей пробела "Ремингтона" был красиво, будто кисточкой, выведен "Жидкой Бумагой" девиз: ХОРОШАЯ СЛЕДСТВЕННАЯ ЖУРНАЛИСТИКА УЖЕ В ПРОШЛОМ.
К тому времени, как Лекса закончила статью, дочь уже побила доводы Сократа и смотрела, как Багз Банни пытается сделать то же самое с Элмером Фаддом. Убедившись, что морали ребенка ничто не угрожает, Лекса переслала копию статьи в главный манхэттенский офис "Межгорода", а также Эллен Левенгук, своему блистательному фотографу отправленной на задание в Вашингтон. Потом велела компьютеру "сгрести листья во дворе" - это была кодовая фраза, по которой запускался универсальный поиск интересных новостей: слово "интересный" определялось постоянно развивающимися параметрами, файл которых был с небольшой словарь.
- Номер первый, - сообщил компьютер секунд через тридцать, приглушая имитацию звука старинного телетайпа ЮПИ. - Ревизор общественного мнения "Промышленных Предприятий Ганта" только что объявила о бессрочном переносе, как она выразилась, "нашего проекта по сохранению Антарктики" по причинам "необузданной террористической деятельности".
- А Вашингтон сделал официальное заявление после затопления ледокола?