Дорогой читатель! У тебя в руках повесть "Ясеневый Турнир", входящая в цикл "Неуслышанные сказания". Это первое повествование цикла, в котором я хочу познакомить тебя с княжеством Эшторн, что в Эндердале. Столица княжества – Ясеневый Город, принимает у себя гостей, прибывающих на турнир в честь становления у власти князя Онора Легилля. Три главных персонажа этой повести – маленький виконт Альвер Эмельгем из Тиринбора, городской гвардеец Миртэл Тольберт и путешествующий бард Фарух. Как развернётся их судьба в непростые для Эшторна времена и что объединит их в будущем, ты узнаешь на страницах этой книги.
Приятного путешествия в Эндердаль!
Содержание:
Глава I 1
Глава II 3
Глава III 5
Глава IV 7
Глава V 10
Глава VI 12
Глава VII 14
Глава VIII 16
Глава IX 18
Глава X 20
Глава XI 22
Глава XII 24
Глава XIII 26
Глава XIV 28
Глава XV 30
Игорь Носовский
Ясеневый турнир
Глава I
Заразительный детский смех заливисто разлетелся по внутреннему двору замка, что носил название Сизый Дол. Шестеро мальчишек, старшему из которых едва исполнилось семь лет, будто бы заправские фехтовальщики в самозабвенном порыве рубились на деревянных мечах. Перемазанные в осенней грязи, с порванными кальсонами, все в ссадинах и синяках, они уже битый час без устали играли в свою любимую игру под названием "мятеж Торвина Эмеля". Стук их деревянных орудий разносился по двору, заставляя задремавших ворон с тревогой взмывать в небо с околиц и карнизов. Под ногами шуршала солома, из окон кухни доносился запах тушеной оленины.
Один из мальчишек – худощавый, с голубыми глазами, каштановыми вьющимися волосами до плеч и раскрасневшимися щеками, бился храбро и яростно. На нём были отменные кожаные доспехи с металлическими вставками, позволить которые себе могли лишь дворяне из высшего сословия. Новые сапоги из прекрасно выделанной кабаньей кожи поблёскивали, натёртые жиром. Шестилетний виконт Альвер Эмельгем, наследный граф владетеля Тиринбора Эстора Эмельгема, в тот день был хорош в бою. Он браво уклонялся от атак сверстников, успевая контратаковать по всем правилам хаотичного боя, коим юнца обучал кастелян замка Дит Элторн.
Однако в тот день Альвер был не настолько хорош, чтобы выдержать натиск сразу двух противников. Рослые осанистые мальчуганы, проделав завидные для столь юных воинов кульбиты, свалили виконта с ног, заставив его вскрикнуть от нахлынувшего негодования и податься назад. Деревянный меч отлетел в сторону, а в ягодицах что-то резко кольнуло. До завершения боя оставались считанные мгновения, ведь достаточно было приставить клинок к горлу, а дальше решение зависело от проигравшего – признать поражение и быть пленённым, либо умереть смертью храбрых и выбыть на целый день из всех оставшихся сражений, коих ещё предстояло великое множество. Для человека чести, каким себя считал юный Альвер, было неприемлемо сдаваться, и поэтому он уже решил для себя, что в этом бою он падёт, как настоящий храбрец.
Старый конюх затаил дыхание, глядя, как к виконту Эмельгему сразу с двух сторон подкрадываются недруги, стараясь одержать победу. Всё же ни одному из атакующих не удалось завершить начатое до конца. Совершенно внезапно, когда до готового принять свою участь Альвера оставалось несколько шагов, откуда ни возьмись появился ещё один участник игры. Бледный, худой мальчик в изношенных платьях, с взъерошенными волосами и палкой вместо меча в руках появился в самой гуще развернувшейся баталии. Он оказался перед одним из атакующих и так стремительно принялся колотить его своей палкой, что тот, кто ещё миг назад был в предвкушении победы, бросил оружие и пустился наутек. Покончив с первым, лохматый бросил свой взор на следующего врага, смерив его презрительным взглядом голубых грустных глаз. Преимущество в этой битве было явно не на стороне неведомо откуда взявшегося бледного мальчика, ведь у противника его были хоть и детские, но вполне настоящие доспехи, весьма прилично выпиленный меч и даже небольшой круглый щит. Однако упомянутая экипировка так и не сыграла решающую роль в сражении. Лохматый зарычал, будто бешеный пёс, и бросился на своего врага. Он нанёс три или четыре резких удара, едва парированных ошеломлённым воином, которому приходилось пятиться под натиском. Пятый удар лишил противника оружия, шестой оставил его без щита.
– Сдаюсь! – прокричал безоружный, но слова эти, казалось, не дошли до разъярённого мальчишки с палкой. Он сделал выпад, нанеся удар своему противнику по шее. Не успел тот вскрикнуть от боли, а лохматый уже бил его по ребрам и по рукам с какой-то неистовой яростью.
– Я сдаюсь! – кричал проигравший, прикрываясь настолько, насколько это было возможно. – Сдаюсь!
Альвер Эмельгем, поднявшись на ноги уже вовсю хохотал, глядя как избивают того, кто едва не победил его в битве. Рядом с ним заливался Питие Вольт, сын пастуха, который в сражении выступал на стороне маленького виконта.
– Ну, это уже слишком! – раздался резко приближающийся бас, и хохот тут же стих, ибо Альвер Эмельгем, пускай и был знатного роду, но уважение к старшим, привитое ему отцом, всё же было неотъемлемой частью его характера. Мальчик замолчал, а вместе с ним перестал смеяться и сын пастуха, во всём подражавший своему другу.
К играющим быстрым шагом приблизился барон Турин Эмельгем, дядя Альвера по прозвищу Бык. Он и вправду был похож на быка – крупный, с широкими плечами, пышными чёрными усами, кудрявыми волосами и огромными ручищами. На груди у него красовался фамильный герб дома Эмельгем – три ели на фоне восходящего солнца. Дядя Турин, вероятно, только вернувшийся из поездки, уставший, с запылившимися сапогами и в измятом оливковом камзоле, обратился к лохматому.
– Арвин, прекрати!
Однако мальчишка как будто не слышал приказа барона и всё с тем же безумным упорством продолжал атаковать своего противника. Турин Эмельгем буркнул что-то ругательное себе под усы, схватил лохматого за ворот и оторвал от земли, будто бы это был какой-то кот. Арвин было замахнулся на барона, но Бык одним ловким движением вырвал из рук мальчишки палку и небрежно отбросил её прочь. Но и это не остановило его ретивости. Лохматый, брыкаясь и крутя головой, схватился за запястье барона и, подтянувшись, укусил его за руку. Турин Эмельгем вскрикнул, и рука его разжалась, открывая Арвину путь к отступлению. Пары мгновений хватило лохматому, чтобы скрыться из виду под всхлипывание побитого им соперника и бранные крики барона Эмельгема.
Виконт Альвер Эмельгем и пастуший сын Питис Вольт едва сдерживались, чтобы не расхохотаться вновь, но грозный взгляд барона заставил их умерить мальчишескую беспечность. Дядя Турин взмахнул рукой, которая уже стала алой от крови, и проговорил сквозь зубы:
– Совсем озверел, дикарь. Пора его уже к псарям отдать, негоже где попало шататься. Стыд и позор на голову моего брата, стыд и позор!
Он воздел руки к небу, как бы прося у Единого сил, а затем снова обратил свой взор на маленького виконта.
– А вам как не стыдно, ваше благородие! На ваших глазах оборванец избивает дворянина, а что же вы? Заливаетесь смехом да подтруниваете над ним? Доколе всё это продолжаться будет? Пора мне уже серьёзно поговорить с вашим папенькой, дабы он убрал своего бастарда подальше от двора.
– Арвин мой брат! – сделав шаг вперёд, проговорил Альвер. Брюн Эрнитор, мальчишка, которому досталось от лохматого, постанывал, держась то за голову, то за левую руку. – Почему отец должен отсылать его?
– Он побочный сын графа Эмельгема и какой-то кухарки, позорящий его честь и изо дня в день напоминающий ему о той поре, когда похоть взяла верх над здравым смыслом, – сурово проговорил дядя, нагнувшись поближе к племяннику и на виконта пахнуло кислым вином и вяленым мясом. – Брат тебе он лишь наполовину, Альвер.
– Пускай наполовину, – настаивал маленький дворянин. – Он умрёт за меня, если надо! Он так и сказал мне на прошлой неделе. Порезал ладонь и поклялся, что отдаст за меня жизнь.
Турин Эмельгем улыбнулся.
– Запомни одно, Альвер, – сказал Бык, – мы все отдадим за тебя жизнь. И я, и твой отец, и каждый из этих мальчишек. Ты – наследник дома Эмельгем, будущий граф Тиринборский. Тебе владеть Эшторном, управлять своими землями и наделами. Сейчас Арвин говорит, что отдаст за тебя всё, но он такой же юный и не видавший жизни мальчишка, как и ты. Чем старше мы становимся, тем большую ценность приобретает наша собственная жизнь, потому что мы влюбляемся в неё, понимаем её и открываем для себя что-то новое. Никогда не верь клятвам, но и не забывай их.
– Так вы не будете отсылать моего брата? – пропустив половину сказанного мимо ушей, спросил маленький виконт, покручивая в руке свой меч.
– Это решит граф Эстор, – правдиво ответил дядя Турин, заложив большие пальцы за широкий кожаный пояс, на котором виднелся его охотничий кинжал. – Пока же мне нужно повидаться с твоим отцом, Альвер. Я сделал семь лиг, загнав своего Брюзгу почти до смерти.
Маленький виконт невольно обернулся, глядя как конюх стреножит дядину лошадь. Брюзга был под стать своему хозяину – крупный, но с дурным нравом, однако выносливостью этот конь славился среди знати Тиринбора.
– Заячья тропа не самое лучшее место для путешествий в середине осени, – продолжил Бык, призадумавшись о чём-то на мгновение. Затем он снова посмотрел на Альвера, потрепал его своей огромной ладонью за волосы и отправился в замок.
Турин Эмельгем неспешно переваливался с одной ноги на другую, слушая как приятно хрустят его сапоги при каждом шаге. Он оглядел внутренний двор замка Сизый Дол, по которому уже успел порядком соскучиться. Дети снова сошлись в бою и снова разлетелся по замку стук деревянных орудий, вдохновлённые выкрики и карканье недовольных ворон. Подходил к концу десятый день месяца Лунопада, разделявшего осень на две половины. Луна по ночам светила особенно ярко, как будто становясь ближе и всякий, кто имел возможность лицезреть её в столь интимной фазе, несомненно впечатлялся на весь следующий день. Ветры уже изредка бывали достаточно прохладными, а листва на деревьях сплошь и рядом теперь окрасилась в жёлтый цвет.
Барон Турин Эмельгем вошёл под своды родового замка своего брата, оказавшись в просторном тёмном холле. Здесь было тихо и сыро, лишь изредка на стенах поигрывал огонёк в факелах. Пахло собаками, коими всегда полнились дома местной знати, любителей охоты. Чучела лосей, волков и кабанов укоризненно таращились своими глазами-бусинками на всех проходящих по коридору. Замок Сизый Дол был небольшим, однако имел богатую историю, будучи выстроенным, как резиденция первых князей из дома Легилль. Позже, когда Тиринбор был пожалован графу по фамилии Брусторс, в 996 году Эпохи Единения, Сизый Дол стал вотчиной новоиспечённого дворянского дома. Однако всё меняется, и вот уже во втором поколении Сизым Долом владел род Эмельгем, основатель которого, Торвин "Бравый", сверг Кровавого Графа и провозгласил себя владетелем Тиринбора. Сын Торвина – Эстор по прозвищу Миролюбец, учтиво и дальновидно правил своими землями.
Турин Эмельгем миновал основной коридор замка, попав к развилке, которая предлагала посетителям пути к Праздной Зале, где обыкновенно знать Тиринбора отмечала значимые события, к помещениям для черни (кухня, спальни, оружейная, подвалы), к курильням и винным комнатам, а также на второй этаж замка, который целиком принадлежал дому Эмельгем. Туда-то и отправился барон Турин, легко, будто шестнадцатилетний юнец, взбираясь по крутой каменной лестнице. По пути ему встретился кастелян замка Дит Элторн, верный служака дома Эмельгем, сбитый воин, послушный, словно пёс, выносливый, как вол, и глуповатый, будто осёл. Облачённый в кожаные доспехи, с мечом у пояса, кастелян худого роду поклонился барону со всей учтивостью. Он был невысок, с короткими побелевшими волосами и глубокой морщиной на лбу. Солдат, некогда служивший в армии Торвина Эмельгема, нынешний кастелян был старше барона Турина на двадцать лет, однако силы его покидать как будто не собирались, а со своими обязанностями по содержанию Сизого Дола он справлялся просто блестяще.
– Ваше благородие, – прозвучал хриплый голос кастеляна, и обветренное, закалённое жизнью лицо просветлело на миг. – Рад, что вы вернулись в Еловый Бор.
– Здравствуй, Дит, – устало ответил Турин Эмельгем. – От графа?
Кастелян коротко кивнул.
– Его высокородие принимает у себя настоятеля Готтона.
Барон, ничего не ответив, продолжил свой путь по лестнице. Миновав два пролёта и повстречавшись с виночерпием, звонарём и двумя гувернантками графини Эмельгем, барон наконец добрался до кабинета своего брата. Трижды постучав в дверь, он вошёл под своды комнаты, где граф коротал почти всё своё свободное время. Кабинет был просторным, с высокими потолками, большими зашторенными окнами, выходящими на внутренний двор Сизого Дола. Вдоль стен стояли шкафы с книгами по философии, государственному управлению, религии, охотоведению, ботанике и путешествиям. Чучел животных здесь не было, так как граф (будучи, пожалуй, единственным мужчиной в Тиринборе) был весьма посредственным охотником. За массивным еловым столом в сумраке восседал граф Эстор Эмельгем, владетель Тиринбора, хранитель вотчины Сизый Дол, глава Елового Бора. Ему не было и пятидесяти, однако плечи этого властного человека опустились, лицо иссохло, а волос на голове практически не осталось. Граф никогда не носил бороды, зато на глазах его поблёскивали окуляры. Он был очень худ, молчалив и не охоч до общения. Учёному по призванию, графу Эстору не посчастливилось родиться от Торвина Эмельгема, зачинщика мятежа против политики Кровавого Графа и лучшего воина своего времени. Владетель Тиринбора собирался всю свою жизнь посвятить книгам, молитвам и написанию истории княжества Эшторн. Однако мечты его рухнули, когда худородный Торвин Эмель уничтожил знатную фамилию Брусторс и провозгласил себя графом Тиринбора. Вся тяжесть бремени и страдания от несчастливой судьбы теперь была видна в его усталых глазах. Облачён был граф Эмельгем в свою любимую мантию учёного, носить которую он мог только в стенах своего замка. В те же времена, когда требовалось присутствие на званых вечерах, охоте, в суде или же приходилось покидать Еловый Бор, владетель Тиринбора облачался в свой кожаный камзол оливковых цветов с гербом дома Эмельгем.
В кресле подле стола графа восседал настоятель Лионест Готтон, глава Тиринборской церкви, личный исповедник Эстора Эмельгема, а также один из его первых советников. Толстощёкий священник с рыжей бородкой на лице, белоснежной кожей и пухлыми пятнистыми руками лишь одним взглядом своих маленьких карих глаз поприветствовал вошедшего барона. Ему было пятьдесят три года, сорок пять из которых Аионест Готтон отдал церкви. Белая роба настоятеля, увешанная всевозможными серебряными символами, бросалась в глаза в этом мрачном месте.
Барон Турин Эмельгем, сделав три широких шага, приблизился к брату и попытался обнять его, однако граф пренебрежительно отвернулся и приказал усаживаться. Он был скуп до эмоций и слишком стар для своих лет. Тем, кто знал графа всю жизнь, всегда казалось, что он стал стариком, будучи ещё мальчишкой.
– Вина, – усаживаясь в кресло, проговорил Турин Эмельгем, и виночерпий, который всё это время тихо прятался в тёмном углу, поднёс графин и наполнил кубок барона до верха. Барон отпил до половины, утёр усы тыльной стороной ладони и обратился к графу. – Ваш побочный сын разлагает дисциплину среди порядочной молодёжи. Не успел я вернуться в Еловый Бор, а Арвин уже умудрился поколотить Гидена Тандерби и моего пажа – Брюна Эрнитора. Вы ведь знаете, что внук барона Тандерби находится здесь под вашим личным покровительством…
– Знаю, брат, – устало произнёс Эстор Эмельгем и вздохнул, поглядывая на настоятеля Готтона. – но если мой сын смог с одной палкой побить двух вооруженных дворян, кто из них будет лучшим защитником наших земель?
Священник медленно засмеялся, издавая урчащие звуки, подобно квакающей жабе.
– Он – бастард, – метнув на настоятеля грозный взгляд, проговорил Бык. – Если чернь смеет поднять руку на дворянина, эту руку следует отсечь.
– В этом бастарде течёт моя кровь, – глядя на брата исподлобья, ответил граф, – и он находится под моей протекцией, ничуть не уступая в этом Гидену Тандерби или любому другому дворянском отпрыску. Если закон не позволяет давать титул побочным отпрыскам, пускай все знают, что я отношусь к нему так же, как и к родному сыну.
– В таком случае следует заняться его воспитанием, – настаивал Турин Эмельгем. – Негоже колотить своих сверстников почём зря.
– Тебе не кажется, что этот бастард – единственное светлое пятно в нашем мрачном уголке? – щурясь, спросил Эстор Эмельгем.
– Забудем о нём, – махнув рукой, проговорил барон и допил вино одним глотком. Он знал, что спорить с братом насчёт Арвина было бесполезно. Старик был слишком привязан к своей любовнице, от которой родился ублюдок. – У нас есть куда более важные дела. Однако я рекомендую тебе отдать этого хулигана на воспитание псарям, пока не стало слишком поздно.
Эстор Эмельгем немного подумал, но отвечать не решился.
– Поведай о своём визите в Ясеневый Город, – сложив руки у подбородка, сказал граф.
– Как поживает столица нашего княжества? – вставил настоятель Готтон, однако его слова Турин Эмельгем пропустил мимо ушей.
– Жители Ясеневого Города тяжело переживают потерю князя Брустора Легилля, – начал говорить барон. – Много незавершённых дел он оставил, отдав душу Единому раньше срока. Теперь Эшторном правит его старший сын – Онор. Это неуклюжий повеса, который тратит по стоуну золота в день, пьёт ночами с дураками и шлюхами, а до дел княжества и вовсе не касается. Вокруг него уже начали собираться сомнительные личности, доверять управление нашими землями которым ни в коем случае нельзя. Герцог Филтон Аегилль, младший брат Онора, возглавляющий регулярную армию Эшторна, наша единственная надежда.
– Филтон Аегилль лишь герцог и командующий регулярной армией, – перебил барона Эстор Эмельгем. – Он не имеет ни малейшего права на владение Эшторном. Каким бы ни был Онор Аегилль, нам следует принимать его таким, какой он есть. Мы все знали, что после смерти Брустора будет именно так, и теперь нам остаётся только присягнуть новому князю и жить под его защитой и властью.
– Послушай, брат, – кашлянув, проговорил Бык, боясь, как будто его могут услышать посторонние. Аионест Готтон навострил уши, но граф остался всё так же равнодушен с виду. – В Ясеневый Город прибыли все три графа Эшторна, не считая тебя. Бротт Бертиран, Виллиан Дортур и Аори Таэрон были весьма раздосадованы, что владетель самого большого графства в Эшторне не сумел явиться в столицу, чтобы выказать своё почтение новому князю.
– И ты…