– Приказа, разумеется. Успешность выполнения приказа. Влекущая за собой успешность офицера, - вновь улыбнулся Эскер, и Кэсс подумала, что если он не перестанет улыбаться, как в рекламе средства для полоскания зубов, то рано или поздно получит стаканом по этим самым зубам. От кого-нибудь.
– Извините, но какое отношение понимание конкретного приказа имеет к мыслям об операции в целом? - подала голос Сэлэйн. Браво, подумала Кэсс. Очень правильно заданный вопрос.
– Разве конкретный приказ не нужно воспринимать как элемент общей операции и оценивать его с этих позиций? - хохотнул Эскер.
– Оценивать приказ? - задумчиво произнес Истэ Анки. - Что-то интересное вы изволите излагать, Эскер…
– А что, собственно? - засмеялась в голос Ристэ. - Берешь приказ, и ставишь ему оценку. Отличный приказ, или там удовлетворительный. Или неудовлетворительный… И идет он, бедный, к маме, и жалуется, что синюю галочку за контрольную схлопотал.
Тут уже рассмеялись все, включая Кэсс. Впрочем, она была предупреждена, что эсбэшник любит косить под дурачка.
– Какие-то пресные коктейли… - пожаловался Эскер, допивая свой бокал и глядя внутрь, словно пытаясь найти там клад.
– Обычные коктейли для боевой операции, - пожала плечами Ристэ. - Разрешенные.
– Увы, увы. Эх, отдал бы сейчас все за стакан хорошего, выдержанного коньячку…
– Коньяк - стаканами? - изобразила на лице "придворный ужас" Эрин, как будто не она в некоторых случаях могла пить его и стаканами, и из горла, да хоть из форменного ботинка - лишь бы наливали.
– Устали? - сочувственно поинтересовался Кэни, очень искренне и мягко. - Тяжки государственные заботы. Знали бы, где можно взять стакан коньячку - помогли бы. Но вы сами понимаете, боевая операция…
Кэн Алонна всегда восхищал Кэсс манерой в неприятных для него говорить мягко, ласково и заботливо, но так, что объект заботы быстро начинал чувствовать себя идиотом с диагнозом. Кэни вообще никогда не повышал ни на кого голоса, почти не ругался грубо - ему это было не нужно. Все свое отношение к какой-то проблеме он мог высказать и без этого. Тихо, не теряя своего редкостного обаяния - и внятно.
Так, подумала Кэсс. Про приказы поговорили, про выпивку поговорили, теперь про что? Про сочувствие к местным? И - угадала.
– Вы уже, кажется, столкнулись с местным гарнизоном? - вопросил Эскер, кивая бармену и забирая со стойки очередной бокал. Руки у него были достаточно длинными, и подниматься со стула не пришлось.
– Да нет, так, на горизонте помаячили… - с искренним огорчением сказала Ристэ.
– А хотелось бы подраться?
– А то! - так же искренне вздохнула Ристэ.
– Но… там ведь могут быть ваши однокурсники по летному училищу, знакомые? - слегка приподнимая брови, поинтересовался Эскер.
– А вот и посмотрим, кто лучше учился! - с хищной улыбкой опрокинула стакан Ристэ. Кэсс улыбнулась, опустив лицо к бокалу. Да уж, для таких бесед Ристэ Энгра была незаменима. Смесь фанатизма с агрессивностью - то, что надо.
– А вы, Кэсс, что думаете? - переключился на нее эсбэшник.
– А я не думаю, - спокойно сказала она, намеренно возвращая разговор к его началу. - Я выполняю приказы.
– И что же, вас совершенно не волнует, кто там, напротив? - с намеком спросил Эскер.
– Нет. Не волнует, - отрезала она. - А почему меня это должно волновать?
В голосе было чуть больше раздражения, чем Кэсс хотелось бы показать. Но дурацкие детские вопросы ее утомляли.
– Но ведь противником может оказаться кто-то из ваших друзей?
– У меня нет друзей среди бунтовщиков и изменников, - рявкнула она, прищуриваясь и ища глаза Эскера, но тот, как назло, смотрел куда-то в сторону.
– А у вас? - мило улыбаясь, поинтересовалась Эрин.
– Что - у меня? - вздрогнул эсбэшник.
– У вас есть друзья среди бунтовщиков и изменников? - с улыбочкой уточнила Эрин очень светским тоном. Кэсс подумала, что в словесной дуэли Эскера и Эрин Эррэс, если таковая случится, штаб-капитану Валлю удастся выдержать пять, от силы семь минут, дальше он будет с позором низвержен со своих высот туда, где ему самое место. На дно… Вот и сейчас он больше обратил внимание на интонацию и позу, чем на смысл вопроса, и на миг утратил нить беседы. Штаб-капитан Валль мог допрашивать аристократов, мог предъявлять им обвинения, решать их судьбы, но никогда не мог бы почувствовать себя не то что выше - равным.
– Что за вопрос… - проиграл очко Эскер, ибо улыбка с его лица сползла.
– Ну, вы так печетесь об их судьбе… - состроила глазки Ристэ.
Эсбэшник уже вполне взял себя в руки и улыбнулся ей в ответ.
– Думаю, что нет.
– А вдруг? - продолжила Ристэ, мило кокетничая. - Представляете, а вдруг там, в этом гарнизоне, сейчас сидит ваш коллега, одногруппник, родственник?
– Я сирота… - парировал Эскер.
– И неуч? - ляпнул Кэни, и Кэсс немедленно пнула его под столом ботинком.
– Почему - неуч? - удивился штаб-капитан, кажется, не обидевшись.
– Ну, родственников-то нет, а однокашников? - пояснила Кэсс.
– Враг Империи мне не однокашник и не коллега! - торжественно заявил Эскер.
– Какое удивительное совпадение взглядов… - негромко сказала Сэлэйн, и восьмерка пилотов в голос рассмеялась. Кэсс спрятала улыбку, вновь опустив лицо к стакану. Эскер сделал удовлетворенное лицо.
– А так и должно быть, господа! Предлагаю тост: за единство взглядов наших подразделений! - и поднял бокал.
На секунду зависла тишина, взгляды устремились к Кэсс. Она не стала ломаться, подняла в воздух, не чокаясь, стакан и провозгласила:
– За единство!
Поднося стакан к губам, она едва заметно звякнула кромкой стакана о зубы. Маленький знак "пью за совершенно обратное", принятый среди аристократов, которым нередко приходилось пить за что-то, за что пить не хотелось вовсе, и нужно было и продемонстрировать противникам согласие, и союзникам - свое истинное мнение. Так же поступили и остальные. Эскер, кажется, то ли не заметил, то ли не понял жеста. Или не подал виду, подумала Кэсс минутой позже. Не стоило обманываться в нем. Впрочем - пусть попробует придраться. Рознь между СБ и летным составом - традиция, и все претензии по этому поводу будут высмеяны даже его коллегами.
– Благодарю вас за приятный вечер… - откланялся через несколько минут Эскер и направил свои стопы к другому столику. Теперь ребятам из эскадрильи Эрга предстояло отбиваться от глупых вопросов. Кэсс посочувствовала ему, обвела взглядом своих. На лицах было легкое недоумение.
– Зачем приходил, чего хотел… - тихо сказал Эрмиан. - Сам-то понял?
– Думаю, понял, - тоже негромко сказала Кэсс. - Ребята, будьте с ним поосторожнее. Хорошо? И вообще - спать. Завтра, наверное, нас опять поднимут.
2. Танька: Курьер
Домой она приехала "на автопилоте". Воскресным днем муж был дома. Танька вошла, швырнув рюкзак под вешалку и сдирая с ног кроссовки, как всегда, не развязывая. С кухни тянуло табачным дымом. "Странно… - удивилась Танька. - Кто же это у нас курит?"
Оказалось, что курил муж. Танька первый раз видела его с сигаретой, но сейчас ей на это было наплевать.
Муж - Андрей - был мальчиком на пару лет старше Таньки, тоже худым и долговязым, с обычной внешностью мальчика-умника: очки, слегка обросшая стрижка, правильное, но сразу выдающее слабый характер лицо. Чуть скошенный подбородок, вялая линия губ, вечное выражение обиженной претензии на лице.
– Ну, надо же! Приехала. А почему не через год?
– Моя квартира, когда хочу, тогда и приезжаю… - буркнула Танька.
– Вот так? И когда хочу, уезжаю?
– Именно… - Танька взяла со стола пачку "Rothmans".
– Это что-то новенькое. Что, новый роман? - в интонациях Андрея проскользнуло что-то такое, от чего Танька взвилась.
– Хотя бы. Тебе-то что?
– Ну, красавица, я тебе вроде бы муж. Или как?
– Или как. Завтра подадим заявление, через месяц будешь "или как".
– Что-о?! - Андрей подскочил со стула. - Тебя по голове ударили? Кто? Враги? Интервенты?
Танька наконец-то прикурила сигарету, затянулась, резко выдохнула дым.
– Какая разница, кто меня чем ударил. Я с тобой больше жить не хочу.
– И как ты себе это представляешь?
– Очень. Просто, - раздельно выговорила Танька. - Бери все, что считаешь своим, и уезжай куда хочешь.
– Хорошо, возьму. Все, что считаю своим. Все, что я покупал для тебя, потаскухи. И вообще…
"Потаскуху" Танька пропустила мимо ушей, но все же насторожилась:
– Не забывай, что по закону я имею право на половину имущества. Квартира не считается. Она мне принадлежала до нашего брака. - Законы Танька знала весьма и весьма поверхностно, но если по работе ей приходилось собирать информацию, то она ее запоминала.
– Ну ты и стерва! - с ненавистью выговорил Андрей, сминая в пепельнице бычок. - Адвоката себе нашла в новые идиоты?
Танька устало рассмеялась.
– Ну, если в "старых идиотах" был программист, то должно же быть в жизни разнообра…
Пощечина была увесистой. Танька потерла щеку, смахнула с глаз автоматически выступившие слезы, посмотрела на Андрея в упор.
– А вот теперь - бери, что унесешь, и уматывай отсюда в ближайшие полчаса.
– С какой стати? - заорал муж.
– С такой. Ты в этой квартире не прописан и находишься здесь только по моему согласию. А оно кончилось. Сам пойдешь или в милицию позвонить?
– Стерва! Тварь! Дура… - захрипел Андрей, сметая со стола чашки и тарелки, швыряя на пол цветочный горшок с любимым Танькиным кактусом и пиная табуретку.
– Или психиатрическую вызвать? - участливо осведомилась Танька, но на всякий случай взяла с разделочного столика овощной нож.
Андрей продолжал избавлять дом от лишних чашек, тарелок и прочей посуды.
– Ну, поговорили. Я иду в ванную, когда выйду - освободи помещение. Завтра идем в ЗАГС, о разделе вещей поговорим перед этим. Приходи к четырем.
Танька заперла дверь на задвижку, но нож все-таки положила на край ванной.
Она набрала в ванную прохладной воды, бросила туда щедрую жменю морской соли с запахом жасмина, скинула с себя надоевшие несвежие шмотки и с наслаждением погрузилась в воду. В квартире происходил какой-то шум, но Таньке было все равно. Да пусть хоть все разгромит. Гитару бы не поломал, но, может, хватит совести? Да и то… плевать. Плевать на все.
Танька прикрыла глаза и погрузилась в воду так, что только ноздри и торчали над поверхностью. Вот теперь было действительно больно - она вдруг всем телом почувствовала свое одиночество. Всем телом, на котором вдруг обнаружилось столько меток памяти - небольшой синяк на груди, следы пальцев на запястьях, еще какие-то едва заметные ссадинки… В прохладной воде все это вдруг стало таким чувствительным и ярким, что Танька почувствовала в глазах и носу жжение, как от перца.
Плакать она разучилась еще лет пять-шесть назад. Приснился очередной сон, который Танька помнила и по сю пору. Во сне было столько боли, что Танька проснулась и захотела заплакать - но не смогла. Слез не было. И с тех пор их не было уже ни в каких случаях - резало порой глаза, хотелось зареветь, но плача - не получалось. Даже когда казалось, что голова вот-вот лопнет от крика, мечущегося между висками.
Вода многократно остывала, но Танька еще и еще раз подливала горячей и вылезать не спешила. Наконец, стало как-то легче, и, тщательно отдраив себя жесткой губкой и трижды вымыв волосы, она вышла из ванной. В комнате царил погром. Все было повыкинуто из шкафов - не наспех, а нарочно, какие-то Танькины вещи валялись порванными, в шкафу было разбито стекло и остатки его были изляпаны уже высохшими пятнами крови. Танька презрительно рассмеялась, отпинывая с дороги барахло, прошла к своему компьютеру, включила его. Старенький агрегат уцелел. Танька включила музыку и принялась запихивать вещи в шкаф, не разбирая.
Уже темнело. Танька поискала взглядом будильник, обнаружила его разбитым, дошла до компьютера. Было больше одиннадцати. Спать, как всегда ночью, не хотелось. Но нужно было что-то делать, и Танька уселась за компьютер мужа, рисовать свои любимые абстракции из цветных линий и пятен.
Заявление было подано вполне успешно, не возникло проблем и с разделом имущества. Супруг забрал только свой компьютер, личные вещи и часть книг, в основном, по профессии. Все остальное он широким жестом оставил Таньке - "Пользуйся!". Танька посмеялась, но выбрасывать различные телевизоры-видеокамеры вслед уезжающему супругу не стала, просто сделала уборку и засунула все, чем пользовалась редко, в нижние ящики шкафа. Вся эта "ахинея" ей была не нужна, и она подумала, что нужно будет заказать контейнер и выслать Андрею все его имущество по почте.
Ее захлестнула обычная суета - оказалось, что сессию можно все-таки сдать, и сдавать нужно было срочно, новую работу придется искать, и желательно - в ближайшие две недели, чтобы было на что жить до зарплаты… С сессией Танька разобралась, но больше сил ни на что не хватило. Только найти подработку переводом. Интернет был проплачен на полгода вперед, и с поиском надомной работы проблем не возникло.
С утра Танька покупала пару бутылок красного вина и черный хлеб в ближайшем магазине, открывала вино, садилась за компьютер и уныло мучила нудные тексты статей про различные лекарства. Выполнив дневную норму, она отправлялась сидеть в воде в темной ванной, вылезала к вечеру, заходила в Интернет и там бестолково ползала с сайта на сайт, с трудом понимая смысл написанного на экране. Какие-то случайные чаты, сайты сетевой поэзии, библиотеки, потом - несложные онлайновые игрушки… Выключив компьютер, она падала на незастеленную постель и засыпала глухим сном без сновидений.
Сколько времени прошло так, толком сказать она не могла. Жизнь мерялась интервалами - от гонорара до гонорара, от одного мешка, полного бутылок из-под вина, до другого. Ей никто не звонил, не приходил в гости, сама она ни разу никуда не выходила, кроме ближайшего магазина, рынка и фирмы, которая брала у нее переводы. Танька похудела, нос заострился, на всем лице остались только глаза. Ей было все равно. Раз в неделю она покупала стиральный порошок и средства для уборки, мыла квартиру, стирала свои шмотки - скопом, благо в ее гардеробе вещи были одного цвета, черного. Мятое, но выстиранное шмотье она напяливала по принципу "лишь бы в милицию не забрали" и никак больше собой не интересовалась.
Жизнь ее замкнулась на воспоминаниях о неделе, проведенной в Ростове, и Таньке нравилось это бесконечное прокручивание запомнившихся моментов, когда вдруг зазвонил телефон. Номер был ей незнаком, и Танька трубку не подняла. Но звонок повторился, и она решила ответить.
Звонил Маршал.
– Как поживаешь?
– Как ты меня нашел?
– Не без труда. Много в Москве Потаповых Татьян, да ты еще и в базе данных МГТС не значишься. Но кто ищет - найдет.
– А искал зачем? - без особой радости спросила Танька.
– Соскучился. В гости примешь?
– Приходи, - Танька продиктовала адрес и повесила трубку.
Танька огляделась, и поняла впервые, что в квартире - бардак. Моющий пылесос и выброс мусора ситуацию улучшили, но квартира, в которой висел густой дух сигарет и сандаловых палочек, все равно была какой-то запустелой. Танька посмотрела на себя в зеркало и уныло потащилась в душ. Чистая и даже розовая после горячей воды, она все равно напоминала экспонат выставки "Ужасы Холокоста". Но с этим уже ничего нельзя было поделать.
Маршал явился поздно, чуть не заполночь, и принес с собой бутылку "Hennessy". Танька сварила кофе, разлила по чашкам, достала бокалы для коньяка. Пока не была откупорена бутылка, разговор шел какой-то пустой. Но после очередного глотка ароматной янтарной жидкости они вдруг как-то оживились, начали улыбаться, смеяться. А потом Маршал заговорил о том, о чем она ни с кем еще не говорила с самого Ростова, и Танька обрадовалась.
Понять, что она не одинока в своем сумасшествии, а есть, как минимум, компания единомышленников, было приятным шоком, а утратить это вместе с Герцогом было больно и обидно. До того, что не хотелось испытывать даже тени надежды на то, что это случится еще раз. Но сейчас артистично-надменный, аристократичный, холеный Маршал возвращал ее к жизни. Он много говорил - рассказывал о себе, он умел говорить, чуть-чуть играя, но не переигрывая.
– Представь - ночь, тишина, город спит и тут над городом - вой, грохот, стекла бьются, в черном небе не видно, что над городом парит смерть… И дома начинают рушиться, на улицах паника, люди мечутся - а по ним лупят фиолетовые молнии… Смерть, только смерть вокруг…
Танька кивала, понимая каждое слово, видя каждую картинку - и жалея о том, что не умеет говорить. Стихи, песни - в них ей еще удавалось что-то выразить, но не так, не в разговорах.
Бутылка кончилась, и Маршал отправился за еще одной, и кончилась вторая бутылка, и когда он остался на ночь, Танька не возражала. Он был ласковым, он был - оттуда, он был другом Герцога, а она была пьяна… Этого было достаточно.
Маршал стал приходить раза два-три в неделю и оставаться на ночь с естественностью приглашенного. Танька его не прогоняла. Простую раскладку "я с тобой говорю - ты со мной спишь" она уяснила уже на второй его визит. И - согласилась с ней, презирая себя за это.
Он был неплохим любовником - внимательным и чутким, но в каждой его ласке чувствовалось только одно: Танька неважна сама по себе, она - только средство, через которое Маршал демонстрирует кому-то, что он "хорош в постели". Но, в общем, было не так уж плохо, ведь сначала были беседы, а Танька плотно заглотила наживку. Она жила этими разговорами, поиском совпадений, многократным подтверждением того, что это - не бред сумасшедшей и не выдумки, а реальность.
И где-то внутри едва заметно для нее происходила важная перемена - Танька начинала относиться всерьез к тому, что раньше казалось ей ее личной "шизой". Две половинки ее "я" были наскоро и грубо сшиты несколькими словами Герцога, и шов потихоньку начинал срастаться. К "шизе" можно было относиться как к шизоидному бреду - отодвигать на второй план, окунаться с головой в будни, иногда использовать отдельные картинки для стихов и песен. А теперь будни оказались круговоротом "вино-работа", и окунаться в них с головой не получалось.
Где-то через месяц Маршал предложил ей работу. Они курили в постели, когда Маршал вдруг спросил:
– Тебе халявная работа не нужна?
– Что за работа? - заинтересовалась Танька.
– Все очень просто. Берешь сумку с документами, отвозишь, получаешь деньги. Документы секретные, поэтому нужно обращаться с ними аккуратно, но никаких проблем. Сто долларов за поездку по Москве, двести - по области. Остальное обговаривается. Плюс оплата мобильника. Неограниченный тариф.
Танька, естественно, согласилась. Кто бы отказался от такой работы?
Работа оказалась хоть и странноватой, но весьма непыльной. Первый раз Маршал привез папку с документами сам. Обычная пластиковая папка с кнопкой, правда, крест-накрест заклеенная скотчем. Набитая битком и достаточно тяжелая. Везти ее надо было на другой конец Москвы, на Красногвардейскую.