– Извольте соблюдать осторожность, олухи легкомысленные, – луговым весенним ужом прошипел Нефёдов. – Прекращайте трепаться о всяких нездешних вещах. Давайте-ка, сперва отойдём от княжеского дома подальше, тогда и поговорим откровенно, без всяческих недомолвок. Бережённого, как всем известно, Бог бережёт…
Вскоре они дошагали до старого парка, большинство аллей которого были старательно – почти до песка-гравия – расчищены от снега.
"Потому и расчищены, что крепостное право имеет место быть на нашем дворянском дворе", – не преминул неуклюже сострить насмешливый внутренний голос. – "Без него, родимого, тут до самой весны было бы ни пройти, ни проехать. А так-то оно всё – куда как – просто. Мол, если к утру снег не будет убран, то всех велю сечь. Всех! До полусмерти! Без разбора и жалости…. Вот, конечно же, и расчистили. Попробуй, не расчисти…".
– Значит, ты, дурилка водоканальная, нечаянно попал в Прошлое, но этого долго не осознавал? – спросил Глеб, посчитав, что теперь-то они точно находятся в достаточном отдалении от чужих слуховых органов. – Потом добрался – через фиолетово-сиреневую метель – до крохотной деревни Жадрино, вошёл в бревенчатую церковь и решил, что попал на литературную "реконструкцию" пушкинской "Метели"?
– Ну, да, решил. Более того, даже надумал немного подыграть ребятам. Почему бы, собственно, и нет? Типа – не убудет же от меня. Даже "понарошку" обвенчался с ослепительно-красивой девушкой…. А потом оказалось, что это всё было по-настоящему, без всяких дурацких "реконструкций". Я это понял только утром следующего дня, когда снова очутился в 2012-ом году и увидел – собственными глазами – обломки фундамента той самой церкви, где венчался ночью…
– Получается, что уважаемый и непревзойденный Александр Сергеевич Пушкин – в своей знаменитой повести "Метель" – описывал реально-произошедшие события? – заинтересовалась Ольга.
– Получается, что так…
– И тогда ты решил вернуться в 1812-ый год? Зачем?
– Во-первых, меня же обвенчали – перед Богом и людьми – с Марией Гавриловной Радостиной, – немного смущаясь, принялся объяснять Пётр. – А, во-вторых, я по-настоящему влюбился в эту чудесную девушку…. Что вы, морды княжеские, улыбаетесь так недоверчиво и синхронно, будто бы любовь – эксклюзивный удел аристократической знати? Да, влюбился, представьте себе! У неё такие глаза! Такие…. Красивые, огромные, чистые и очень печальные…. Любовь – это всеобщая прерогатива, мать вашу! Коряво сказал? Извините покорно – рядового экономиста "Водоканала"! Извините, ещё раз…. В-третьих, я, сомневаясь в правильности своего решения, поговорил начистоту с нашим профессором-уфологом. Иван Павлович мне подробно объяснил, что, мол, сильнейшие магнитные аномалии в данной местности будут наблюдаться ещё – как минимум – дней десять-пятнадцать. Я тогда и подумал, что неплохо было бы снова прогуляться в Прошлое, встретиться там с обворожительной Марией Гавриловной, объясниться в любви и, соответственно, уговорить её проследовать – вместе со мной – в наш безупречный и почти идеальный двадцать первый век…
– Однозначно шикарный, умнющий и бесподобный план! – насмешливо одобрил Глеб. – Я не узнаю тишайшего увальня Петьку Бурмина, заштатного экономиста из московского "Водоканала". Совершенно не узнаю! Решиться на такой нестандартный и отчаянно-смелый шаг? Такого, просто напросто, не может быть! Но, по всей видимости, именно это и произошло…. Кстати, Пьер, ты и внешне здорово изменился-переменился: помолодел, похудел, стал увереннее в движениях, наглее (в хорошем смысле) в повадках. Короче говоря, молодец, да и только! Я горжусь, что у меня есть такой отважный и решительный друг! Вот только, есть одно сомнение…
– Какое именно?
– А, вдруг, эта симпатичная Мария Гавриловна, так любезная твоему пухлому гусарскому сердцу, откажется "проследовать" в Будущее? Например, просто-напросто, испугается? Или не полюбит тебя, бравого вояку с саблей на боку, и заартачится? То есть, пошлёт по-простому – к чёртям собачим?
– Как это – не захочет и откажется? – непонимающе нахмурился Петька, которому эта простая мысль ещё ни разу не приходила в голову. – Она же мне – венчанная и законная жена! Перед Богом и людьми…. Всё было по правилам, с соблюдением всех православных традиций…. Не имеет Мария, знаете ли, никакого морального права – возражать и артачиться. Проследует за мной как миленькая, никуда не денется, ласточка нежная…
Ольга, как и в прежние беззаботные, ещё "некняжеские" времена, зашлась в приступе долгого и гомерического хохота, а отсмеявшись, авторитетно заявила:
– Ох, Петруша, ты меня и насмешил! Ну, прямо – совсем…. Ха-ха-ха! Держите меня – семеро! Всем семерым уродцам настоятельно рекомендую хвосты поджать облезлые…. Чего, конкретно, рекомендую? Самое главное – дистанцию держать безопасную. Дабы хладных трупов – между плёвым делом – не прибавилось бы…. Говоришь, что – "не имеет никакого морального права возражать" и "никуда не денется"? Какой-то, право, домострой…. Кстати, если тебе так нравятся строгие домостроевские порядки, то почему бы вам – тебе, и твоей юной жёнушке – не остаться в этих благословенных Временах? Тут-то трепетная Мария Гавриловна от тебя – точно – никуда не денется! Ведь, как я понимаю, существуют некие реальные свидетели вашего венчания? Пожилой корнет, юный улан и немец-землемер? Вот, если что, то и призовёшь их на помощь. Подтянешь уважаемого седобородого священника…. Мол, так и так, требую своего, насквозь законного! Ведь, было венчание, осуществлённое согласно всем правилам и традициям православия? Было! Так и извольте подать сюда мою обожаемую – на ближайшие сорок-пятьдесят лет – супружницу! А дальше, как говорится, стерпится и слюбится, глядишь, детишки пойдут дружной чередой…. Стоп, Пьер! Молчи и не возражай! Пауза…. В двадцать же первом веке всё может получиться совсем иначе. Совсем! То бишь, пьеса о неземной и прекрасной любви запросто может пойти по иному, насквозь незапланированному и несимпатичному сценарию….
– Можно поконкретней?
– Без вопросов, господин гусарский подполковник! Допустим, что тихая и скромная Маша Радостина, подчиняясь жёстким домостроевским порядкам, и переместится вместе с тобой, гусаром-красавчиком, в славный 2012-ый год. Допустим, уговорил, речистый…. Но там ты снова перевоплотишься в рядового и занюханного экономиста пошлого "Водоканала". Плюсом – запущенная однокомнатная хрущёвка, полное и хроническое безденежье, не обустроенный быт, повседневная скука…. А вокруг кипит и бурлит многоликая жизнь мегаполиса. На всех телевизионных каналах – днём и ночью – без устали твердят о женской эмансипации и о праве выбора. Ну, и рекламный слоган-девиз козырный звучит – достоверно и навязчиво – через каждые пятнадцать-двадцать минут, мол: – "Возьми от жизни всё! Возьми самое лучшее!". В том смысле, что не будь лохом чилийским, жизнь только одна, и прожить её надо так, чтобы потом не было больно и стыдно за серо и бездарно прожитые годы. Внимательно осмотрится наша Мария Гавриловна по сторонам, адаптируется к окружающей её реальности, сделает далекоидущие и верные выводы, да и присмотрит себе достойного кавалера: молодого, симпатичного, успешного, богатого и полностью упакованного – в бытовом аспекте.…А потом бросит тебя, вечного неудачника, к такой-то матери! Кому, спрашивается, нужен престарелый и толстый экономист из дурацкого "Водоканала", причём, без маломальских перспектив? Правильно, никому и никогда! Ага, задумался, дурилка картонная! Следовательно, понимаешь, что я полностью права…. Тогда, пожалуйста, не дури и оставайся здесь, с нами, в легендарном 1812-ом году.
– Боязно как-то, – чёстно признался Пётр. – Скоро начнётся Отечественная война с Наполеоном. Всякие кровопролитные и ожесточённые сражения, жаркие пожары…. А что, спрашивается, потом? Несимпатичный 1825-ый год, понятное дело! Восстания декабристов, всеобщие репрессии, ссылки в Сибирь…. Оно мне надо?
– Ха-ха-ха! – развеселился Глеб. – Узнаю прежнего Петьку Бурмина! Разумного, осторожного, тишайшего, вечно сомневающегося, слегка трусливого.… Да, братец мой, похоже, что у тебя наметилось классическое раздвоение личности. Ты, уж, того…. Определился бы, что тебя прельщает больше. Насквозь предсказуемая и скучная судьба заштатного экономиста? Или же славная и многотрудная доля русского гусарского подполковника? Да, вопрос, надо признать откровенно, непростой…. Я даже советами не буду тебя, дружище, загружать. Сам думай, не маленький уже. Вот, когда чётко определишься – со своими истинными желаниями – тогда уже и принимай решения – окончательные и бесповоротные….
Произнести что-либо в ответ Петька не успел: из ближайшего сугроба – с громким шумом, производимым активно работающими крыльями – на белый свет выпорхнула-вылетела стайка куропаток. Снежная пыль, вначале поднявшаяся вверх невесомым туманным облаком, начала плавно и медленно опускаться, густо оседая на одежде и лицах незадачливых охотников.
– Нет, благородные мои господа, так дело не пойдёт! – непреклонно и сердито заявила Ольга, словно бы вновь надевая гордую и спесивую княжескую "маску", снятую на короткое время. – Охота для русской аристократии – дело наипервейшее! Оттесняющее в сторону все другие дела и делишки…
– А старинные традиции необходимо соблюдать самым скрупулёзным образом, – насмешливо напомнил Пётр. – Мол, не нами придумано, не нам и отменять…
– Во-во! В самый корень зришь, подполковник! – княгиня, явно нерасположенная шутить, достала из колчана короткую оперённую стрелу и протянула её Петьке. – Давай-ка, сердечный друг Петруша, покажи, как заряжается арбалет. Потом, понятное дело, мне его отдашь.
Пётр – опытный "реконструктор" – принялся увлечённо, со знанием дела объяснять:
– Этот приставной железный рычаг называется "козья нога". С его помощью мы сейчас взведём тугую арбалетную тетиву. Примерно, вот так…. Эк! Да, туговато идёт, зараза. Видимо, этой штуковиной давно уже не пользовались…
– Ничего, я княгиня необычная, с хорошей спортивной подготовкой. Непременно справлюсь! – заверила Ольга. – Продолжай!
– Вот это – направляющий паз для "болтов"…
– Каких ещё, к порченой маме, болтов? – гордая княжеская "маска" опять пропала, будто её и не было. – Что ты, морда гусарская, имеешь в виду? На что намекаешь, гнида экономическая, насмешливая? В глаз захотел? Засвечу, даже моргнуть не успеешь…
– Арбалетные стрелы, они и называются "болтами". Из-за того, что их древка гораздо короче и толще, чем у лучных стрел, – невозмутимо пояснил Петька, с трудом сдерживая ехидную улыбку. – А высокородной княгине не пристало так некультурно и грязно выражаться. Это я про "порченую маму"…
– Пшёл к чёртям свинячим, моралист хренов! Сама всё знаю…. Просто рядом нет посторонних ушей, вот, я и отрываюсь, отдыхая душой. Мать его растак! Ладно, больше не буду…. Лучше покажи, куда надо нажимать, чтобы эта хитрая штука стрельнула.
– Стрелу, соответственно, вставляем до упора в направляющий паз. Вот эта фиговина, по-научному называемая "орехом", является специальной шайбой с прорезью для хвостовика стрелы и оснащена специальным зацепом для тетивы. Короткое плечо спускового рычага упирается в выступ "ореха", фиксирующая пружина давит на длинное плечо, удерживая весь механизм во взведённом положении…
– Короче говоря, надо дёргать именно за спусковой рычаг?
– Не дёргать, а плавно нажимать, чтобы случайно не сбился прицел…
Невдалеке, метрах в семидесяти-восьмидесяти от них, раздался жалобный вскрик, полный ужаса и боли, после чего восторженный голос Глеба громко известил:
– Какой здоровенный заяц! Обалдеть! Белоснежный, размером, наверное, с приличную собаку…. Первый раз вижу такого!
– Пьер, отдай мне арбалет! – велела Ольга. – Я уже вся горю – от нешуточного охотничьего азарта. Княжеского азарта, ясен пень!
Пожелав от всей души непредсказуемой княгине (с замашками амазонки) удачи, Петька, чтобы не мешать охотникам, свернул на боковую, но тоже достаточно широкую парковую аллею. Шагал себе неторопливо между столетними заснеженными буками и ясенями и усиленно размышлял о сложившейся ситуации: – "А, ведь, наша Ольга-Ванда во многом права! Двадцать первый век, он, действительно, очень грязен, коварен и несовершенен. Сплошные неразрешимые сложности, вечные душевные терзания, сумасшедший информационный поток, гадкие искусы и заманухи…. В результате, то бишь, в сухом остатке, наблюдается следующее: общая неопределённость, бесконечное и хроническое недовольство собой, неуверенность в завтрашнем дне, регулярное и устойчивое желание – выпить и забыться. А ещё присутствуют: всякие и разные политические партии, бесконечные выборы, потрясающее лицемерие власть предержащих, полное обнищание народных масс, по телевизору – жестокость, насилие, боль, кровь, регулярные супружеские измены и разнузданный секс с кем попало.… Да, если смотреть правде глаза, то нет там, в Будущем, совершенно ничего хорошего. Ну, абсолютно ничего! Только тёмно-серый мрак, полная безысходность, всеобщая несправедливость и железобетонное неверие в светлое завтра…. Что же мы видим-наблюдаем здесь, в 1812-ом году? Строго говоря, чёткой однозначности тоже нет. Крепостное право, клопы-тараканы, ночные придорожные разбойники, надвигающиеся жестокие войны, кровавые крестьянские бунты, отсутствие электричества, кинотеатров, антибиотиков и прочих эффективных лекарств…", – Петька приветливо помахал рукой ярко-рыжей белке, громко цокающей на него с верхушки молодого клёна. – "Конечно, быть дворянином-помещиком достаточно занятно и комфортно: крепкая усадьба, добронравные соседи, милые и морально-устойчивые (хочется надеяться на это!) девушки-дворянки, старинный ухоженный парк с прудами, верные и послушные холопы, шикарная охота, наверное, не менее шикарная рыбалка.…Но, при этом, намечаются и многочисленные войны, включая знаменитое нашествие Наполеона Бонапарта. А я, как раз, состою на воинской службе. Настоящий-то Пьер Бурмин успешно "отбыл" в двадцать первый век. Следовательно, мне подполковника и заменять…. Опять же, здесь у него (то есть, уже у меня?), наверняка, имеется целая куча близких и дальних родственников. Как они поведут себя при встрече? Не распознают ли нечаянной подмены? Это Глебу Нефёдову – в очередной раз – повезло: оказался, понимаешь, круглым сиротой, не считая подслеповатой двоюродной бабки. Конечно, можно будет всё списать, вернее, попробовать списать, на зимнюю зеленоватую и изломанную молнию. Мол, шандарахнула, зараза злая, прямо в грудь, вот и внешность изменилась слегка. Да и память отшибло местами: здесь – помню смутно, тут – совсем ничего не помню. Бывает…. Пусть попробуют, морды недоверчивые, доказать обратное и обвинить в преднамеренном мошенничестве. Пусть только попробуют! У меня и шрам зелёненький имеется на груди, и уважаемый свидетель – Денис Давыдов, будущий легендарный герой Отечественной войны…. А анализа ДНК в девятнадцатом веке не провести! Ха-ха-ха!".
Пётр ещё долго – часа полтора-два – ходил по длинным и извилистым аллеям старого заснеженного парка. Изредка в шутку переругивался с рыжими белками, наблюдал за пёстрыми рябчиками, копошащимися в густых ветвях кустарника, любовался на важных красногрудых снегирей и беззаботных лимонно-жёлтых синичек, безбоязненно снующих тут и там. Возле деревянных кормушек-корыт, наполненных сеном и зёрнами овса, он минут десять-двенадцать, укрывшись за стволом толстенного дуба, с интересом рассматривал молоденьких косуль. До животных, занятых трапезой, было метров сорок пять, расстояние для меткой стрельбы из арбалета – идеальное. Но Петька даже ни на секунду не пожалел, что арбалет отсутствует – больно уж красивыми и чудесными были глаза у потенциальной добычи: выпуклыми, миндалевидными, влажными, доверчивыми, наполненными детской верой в непреложное добро окружающего мира…
"Лучше уж рыбу ловить, чем охотиться на зверей", – задумчиво высказался внутренний голос. – "Во-первых, она не умеет стонать и плакать. А, во-вторых, у неё глаза холодные и бездушные…".
Ещё, конечно же, он беспрестанно раздумывал над сложившейся дилеммой: какое из двух Времён выбрать?
Пётр почему-то был твёрдо уверен, что от его решения-выбора зависит очень многое: захочет вернуться в двадцать первый век – непременно вернётся, захочет остаться – останется. Откуда взялась-появилась такая, далеко не скромная уверенность? Трудно сказать, вернее, совершенно невозможно. Взялась и взялась…
Впрочем, окончательно он так и ничего не решил.
"Куда спешить, братец? Пожалуй, надо немного подождать", – посоветовал мудрый внутренний голос. – "Вот, когда встретишься с прекрасной Марией Гавриловной, объяснишься, переговоришь…. Тогда решение и придёт. Причём, придёт само по себе, тебя, парнишку нерешительного, вовсе не спрашивая…".
Наконец, по парку разнеслись призывные голоса-крики:
– Ау! Пьер! Сюда! Ау! Пьер!
Поняв, что сегодняшняя княжеская охота подошла к завершению, он торопливо зашагал на голоса.
На перекрёстке парковых аллей – между двумя садовыми скамейками – горел яркий и уютный костёр. На одной скамье, к спинке которой были аккуратно прислонены арбалеты, сидели, обнявшись, Глеб и Ольга. На горизонтальной поверхности другой были разложены – ровным гордым рядком – многочисленные охотничьи трофеи: три упитанных зайца-беляка, пять пёстрых рябчиков и две бело-серые куропатки.
– Недурственно! Молодцы! – искренне похвалил Пётр, отогревая над жарким пламенем костра озябшие ладони. – Огонь разжигали при помощи газовой зажигалки? Той, что Ольга купила ещё в московском ларьке?
– Не-а! – Глеб устало и довольно зевнул. – Всякие предметы и приспособления, случайно прихваченные из двадцать первого века, здесь не работают. Пистолеты не стреляют. Зажигалка не зажигает. Презервативы сразу же рвутся. Зажигалка, впрочем, сперва функционировала – первые сорок-пятьдесят минут нашего пребывания в 1812-ом году. А потом перестала. Так, наверное, полагается…
– А у меня спички – те, из подпольного казино "Мистраль" – исправно зажигались.
– Ну, спички…. Это же мелочь! Я про серьёзные вещи толкую тебе.
– Зачем же ты велел своим мужикам разобрать внедорожник? Его же, скорее всего, не починить. То есть, он – в любом раскладе – ездить не будет. Опять же, где в девятнадцатом веке достать бензин?
– Это мне Николай Николаевич посоветовал. Мол, всё ключевые улики, указывающие на то, что мы прибыли из Будущего, надо уничтожить, или, на худой конец, старательно спрятать. Полагается, мол, так у серьёзных и осторожных людей…. Не желаешь ли спиртного глотнуть для сугрева? Настоящий французский коньяк. Без дураков! В том смысле, что произведённый в одноимённой французской провинции.
– Князьям – по их высокому статусу – не полагается употреблять всякий гадкий суррогат и дешёвые подделки, – нравоучительно и спесиво добавила Ольга.
Глотнув благородного напитка, Петька, пробормотав дежурные слова благодарности, вернул позолоченную фляжку Нефёдову и – в свою очередь – приступил к расспросам:
– А вы, любезные мои господа аристократы, каким образом перенеслись в славный 1812-ый год? Зелёная изломанная молния? Фиолетово-сиреневая, совершенно бесшумная метель?