Что бы нам ни принесли еще - все равно я уже ничего не смог бы съесть. Ни крошки.
С трудом мы выбрались из-за стола.
Экскурсия меня разочаровала… Нет, ферма была, конечно, примечательной, и директор как глава этой организации заслуживал всяческих похвал, но… Короче говоря, я замучил Клер и Михаила, таская их из конца в конец хозяйства, по самым дальним уголкам; я все искал то сельское строение, на фоне которого - я отчетливо помнил снимок, виденный мною в альбоме у Армана, - сфотографировались мои сотрудники. Иногда попадалось нечто подобное, бывало, сходство казалось бесспорным; но тут я обнаруживал, что или облицовка не совсем такая, как на снимке, либо фасад так расположен по отношению к терминатору, что Клер, Арман и Берто ни в коем случае не имели бы необходимости щуриться от света.
Я приехал напрасно!
Расстроенный, я кое-как прочел свою лекцию. Читал я по бумажке. Знаю, что это плохо, но мое состояние можно понять. Я захватил с собой черновик доклада для Всемирного конгресса по роботехнике и через силу прочел его собравшимся.
Зато Клер - о, Клер блистала! С горящими глазами она ораторствовала час, потом другой, отвечала на вопросы, без конца рисовала на доске свои любимые схемы, вымазалась в мелу со лба и до колен и ушла с клубной сцены, провожаемая бурными аплодисментами. Когда она говорит о своей работе - можно заслушаться. Работа стала ее стихией. Я хотел бы когда-нибудь специально написать о Клер как об ученом. Но это надо сделать профессионально. Чтобы еще посильнее получилось, чем о Станции.
После наших лекций трапеза была продолжена. Людвиг заметил, что настроение у меня отнюдь не приподнятое, по-своему истолковал это и принялся развлекать меня анекдотами на вечную тему - о том, как хозяин уехал в командировку, а робот остался дома. Потом Людвиг переключился на Клер. Она тоже сидела грустная - но по несколько другой причине. Это были дни, когда она в очередной раз изнуряла свой организм диетой, чтобы ценой невыносимых страданий заставить себя похудеть на полкилограмма. Единственный проглоченный вареник стоил ей длительного раскаяния; теперь она тоскливо оглядывала стол с дразнящими ее самыми разными яствами; страсти бушевали в ней, и стойкости женщины с прекрасной фигурой едва ли не пришел конец перед столькими искушениями… Людвиг рассказывал Клер на эльзасском диалекте старый анекдот о роботе, который отправился в баню.
Путешествие на ферму едва ли можно было считать удавшимся, а мысль о том, что я должен объехать все моря и горы в поисках нужного мне строения сельского типа, больше не казалась гениальной. Даже если бы я нашел время на сомнительного рода туризм по аграрным районам, это для меня не по силам: я не могу съесть сколько угодно, в этой сфере деятельности мои природные задатки и приобретенный в Отделе навык весьма ограничены.
Что же делать?
Я принялся выстраивать цепочку событий последних дней.
Итак, что было сначала? Вначале Земля была бесформенна, пустынна и погружена в вечный мрак. Всюду простирались только воды, а над ними носился дух божий.
И сказал бог: да будет свет! Увидев, что свет хорош…
Кажется, я устал! Так что же сначала было? Вначале была телеграмма от Армана. Нет, стоп! Телеграмму Арман отправил после того, как Берто подал заявление об уходе, а еще раньше они втроем ездили куда-то на пикник… Итак, сперва они куда-то ездили. Но начнем с еще более раннего времени.
Вначале лаборатория была спокойна, все ставки заполнены и работа шла идеально по графику, утвержденному Высоким Начальством.
И сказал я: да поеду я к Юркову, раз предоставляется такая возможность.
И уехал. В то же время (я сам видел фотографию, да и жена Армана проговорилась, что именно в последнее мое отсутствие) Клер, Арман и Берто исчезают на несколько дней из Отдела (об этом я знал и от секретарши). Кто был четвертым, - а ведь должен же существовать человек, который их фотографировал, неизвестно. А впрочем, это могла быть и автоматическая съемка, тогда вопрос о четвертом отпадает. Берто по возвращении с пикника в Отдел подает заявление об уходе. Примерно в тот же период, когда произошла поездка, Арман представляет список на семь публикаций, - затем забирает его, вычеркивает неизвестно какую седьмую публикацию и дает новый список - на шесть работ; часть этих событий, возможно, произошла до поездки, а часть - после. Кажется, все, не считая неясных намеков секретарши Высокого Начальства… Да, еще этот странный вызов сюда, в Тальменус, на лекцию - с какой стати моя персона заинтересовала обитателей фермы? И, наконец, последние события. Арман - без моего ведома - заполняет место Берто неким ничтожеством, своим приятелем. Остается только добавить, что Берто был не первым, кто вот так же внезапно уволился… И - никаких объяснений!
Так что же я должен делать? Мысли у меня были бесформенны, пустынны и погружены в вечный мрак.
И тут кто-то сказал: да будет свет!
То, что произошло, безусловно, сверх меры подчеркивает роль случайности. Но если рассматривать вопрос диалектически, станет ясна логика событий, за которыми, тут я согласен с рядом философов, стоит закономерность.
Стараясь поддерживать легкую светскую беседу с моим другом директором Михаилом и его заместителем Людвигом, Клер поступила вдруг в высшей степени опрометчиво: непостижимым образом умудрилась задать именно тот вопрос, с которым давно должен бы обратиться я сам, - если б я до такого простого вопроса додумался.
- Послушайте, Мишель, - сказала она моему другу, - отчего вам пришла в голову идея пригласить Фревиля?
- А почему нет? - удивился директор. - Разве плохая идея?
- Я не сказала, что идея никуда не годится. Но любопытно, откуда здесь такой интерес к роботехнике.
- Ну, это просто. Думаете, мы тут стоим в стороне от прогресса? Да мы начали, в порядке эксперимента, арендовать роботов для наших филиалов!
Тут Людвиг принялся рассказывать невероятно длинную притчу о роботе, собаке, корове и тракторе. Я уже потерял, было интерес к разговору - едва ли он мог дать мне что-либо, как вдруг Михаил остановил заместителя и сказал:
- Да, вот еще что! Если уж вам это так интересно, Лера, я вам скажу, откуда я про вашего Фревиля услыхал. Поверьте, Лерочка, даже газету прочесть времени не остается. Так что в первый раз я про Фревиля услышал на одной нашей дальней усадьбе. Люди рассказывали. И как раз план культмероприятий надо утверждать.
Заседаем, повестка дня длинная, чуть не до Земли. Я говорю: а давайте возьмем да и пригласим этого самого Фревиля. Ну, посоветовались с товарищами и доукомплектовали Фревилем план работы…
Здесь опять вступил Людвиг. Я покинул их, предоставив им без меня добираться до финала притчи о роботе, собаке, корове и тракторе. Я быстро дошел до конторы и отправил в Отдел телеграмму о том, что задержусь на некоторое время.
В конце дня Людвиг отвел меня в сторону и деликатно осведомился, как разместить нас на ночь. А мне говорили, что я встречусь с такой строгостью нравов, какая мне и не снилась!
Увидев, что я смутился, он принес мне свои извинения.
- Я хотел как лучше, - сказал он; я и без того верил в его искренность.
Он поселил нас в соседних комнатах.
Пожелав Клер доброй ночи, я еще потоптался на пороге ее комнаты, уходить мне так не хотелось, а она меня и не прогоняла; но я не нашел ничего лучшего, нежели спросить ее мнение о Сови.
- Я поняла, что интеллектуальный потенциал распределен среди людей неравномерно, - резко ответила Клер.
Остаток вечера я провел в своей постели за чтением очерка:
"И вот, наконец, я начинаю кое-что понимать. Во-первых, Станция - это звено в общей системе, и притом очень важное. Во-вторых, главный на всей Станции - Юрков. По внутренней связи на протяжении всего рабочего дня то и дело требовали Юркова, прибегали какие-то ребята и даже одна девушка, отводили Юркова в сторону и что-то ему говорили. Люди, которые сидели у приборных досок, ежеминутно задавали Юркову какие-то вопросы, и он им что-то разъяснял, но то, о чем шел разговор, мне лично казалось темным лесом.
Пульт управления представлял собой очень длинный ряд столов со щитками, с массой различных лампочек, кнопок, каких-то приборов, а сзади громоздились ряды железных ящиков, тоже с какими-то ручками, реле, хитрыми системами. Главный конструктор этих ящиков - та самая девушка, которая приходила к Юркову. Зовут ее по-земному просто - Надежда.
Здесь делается Большая Наука. И мне было даже глупо делать вид, что я хоть что-то понимаю во всей этой механике, а десяток ребят и одна девушка, которые все были моложе меня, а с ними еще и роботы, чувствовали тут себя как дома. С большим трудом они спускались с прекрасных облаков науки на грешную землю и показывали мне, как немому, чуть ли не на пальцах. Я был словно пришелец из другого мира. И все мои жалкие попытки, прыжки, желание не то чтобы подняться к их уровню, но хотя бы на секунду приблизиться, ничем не кончились, несмотря на то, что когда-то в аттестате зрелости мне поставили "5" по математическому анализу.
Но, во всяком случае, в одном я разобрался: в середине пульта стояло нечто похожее на телевизор среднего размера, и в середине экрана двигались белые пятна…"
8. Рассказывает Юрков
Я слонялся по Станции. Избегал встреч с Надей и потому слонялся по дальним отсекам. Работа стояла, а я занимался тем, что бродил из туннеля в туннель. Без цели. Ну, разумеется, утешал себя, - давно пора осмотреть заброшенные отсеки и решить, как быть с ними.
Занятие для бездельников. А план, между прочим, горел в это самое время.
Так и забрел в подвал. Может, меня поневоле тянуло к 77-48А?
Пожалуй, я все время и шел к нему. Не то чтобы я растерялся, когда вышел в этот холодный туннель, где сидел вчера с фонарем, пристроившись на фанерном ящике. Но и не понял сначала, зачем я сюда свернул. Просто сказал себе: ну, вот я и здесь. И поднял повыше яркую лампу, которую нес в руке, чтобы глянуть лишний раз на то, что оставалось от 77-48А.
Удивившись, я проверил себя. Нет, я не ошибся. И та же рухлядь - ящики и обломки бетона.
Поднял лампу еще выше. Всмотрелся. Рука, в которой я держал лампу, начала уставать. Я влез на бетонную глыбу, возвышавшуюся над прочим хламом.
Ничего нового я не увидел.
Тогда я поднес лампу к стене и осветил номер туннеля. Я не мог ошибиться. Это был именно тот туннель, где я сидел вчера. Но робота не было.
Исчезновение полутонны стали на маленькой лунной станции, изолированной от всего мира защитным колпаком, непроницаемым даже для космических лучей (почти), когда на Станции только два человека и больше - вы точно знаете - никого, - это могло озадачить, не правда ли?
Случались, конечно, проникновения на базы в роботной оболочке, а уж угон роботов кое-где был одно время чуть ли не обычным явлением (фревилевских некоторые потребители до сих пор не брали, потому что он не считал нужным ставить на них противоугонные приспособления)…
Бегом я добрался до лифта и поднялся в рабочий отсек.
Картина, которую я увидел там, умилила бы, растрогала бы меня и стала бы для меня укором - не будь я так взбудоражен. Надя - разумеется, с лицом великомученицы - сидела за старенькой машиной, давно списанной, но еще работавшей иногда, если у нее (у машины, то есть) бывало настроение. Надежда трудилась, - считала наши задачки, предназначенные для фревилевских автоматов серии "А".
Выполняла мое указание. Спасала план.
- Автоматы подводят, - нашелся я, - но люди никогда.
Она не повернула головы. Старые роботы крутились возле нее, только мешая работать.
Я подошел поближе, шепотом:
- Надюха, ответь "да" либо "нет". Ты не перетаскивала 77-48А?
- Больно надо, - снизошла она до меня.
- И не приказывала это сделать?
- Еще чего!
- Но, может, ты знаешь, где он сейчас?
- Юрков!
- Что?
- Катись.
Я оглядел роботов.
- Выгони их отсюда! - распорядился я. - Какого черта они тут толкутся? Гони их в шею!
Закончив монолог, я почувствовал себя лучше. Не продолжить ли инспектирование Станции?
В дебри трубопроводов установки для регенерации воздуха могло завести только безделье. Здесь бывали одни автоматы, здесь их работа, а не наша. Но раз уж меня сюда занесло, я решил по крайней мере окинуть взглядом это несовершенное сооружение.
И увидел 77-48А.
Он неловко свисал надо мной, заброшенный верхней частью на антресоли, которые шли над установкой. Лежи он там поаккуратней - я не заметил бы его.
Я ухватился за швеллер, подтянулся, перевалил через барьер.
Да, это был он.
Вдоволь наудивлявшись, я вернулся в рабочий отсек.
Там все было по-прежнему, и я возмутился:
- Ты что же, не слышала? Ты не слышала, что я тебе сказал?
- Они не уходят.
- Это еще что за штучки? А ну, ребята, проваливайте!
Роботы засуетились.
- Спокойно, Юрков. Позволь, я уж сама как-нибудь справлюсь со своими делами.
- Мне эти номера не нравятся. Что значит - не уходят? Знаешь, в таком случае ты их вовсе отключи. На что они сейчас вообще нужны?
Я подкатил к ней рогатое чудище-дезассамблятор.
- Ладно, - сказала Надежда.
Я ждал, не уходил.
- Ладно, - сказала она. - Сейчас я их отстраню от работы.
Я опаздывал на совещание.
О, эта говорильня! Когда дошла очередь до меня, все в эфире, казалось, приутихли - ждали, что будет. Но я легко отделался на этот раз. У меня был заготовлен один ответ на все вопросы. Я так и сказал - приняты меры для выполнения плана, и план будет выполнен.
Что ж, мне удалось избежать выговора. Чем припугнули меня в прошлый раз? Я с трудом вспомнил: поставили на вид. В виду я имел все эти меры поощрения и наказания, вместе взятые! Лунная закалка приучала хладнокровно относиться к выговорам диспетчера, обдумывающего в своем уютном кабинете на Земле, как бы поучительнее обойтись с вами. Мне бы эти заботы. Нас выручали расстояния. В крайнем случае диспетчер мог залететь на орбитальную базу. Это уже было событием. До нас он не добирался. Выезды на периферию были столь сложным и героическим для работников аппарата науки, что могли быть связаны разве что с инспекторской поездкой кого-нибудь из координаторов. Тогда в свите оказывался, конечно, и наш региональный диспетчер. Но это такой редкий случай, что о нем не стоило и говорить.
Поучения я не слушал. Однажды только проснулся, когда вдруг выбило связь. На секунду на Станции пропала энергия. Даже меньше, на полсекунды. И сразу энергия появилась снова. Тут же и связь, понятно, восстановилась.
- Что это у вас? - немедленно заинтересовался диспетчер.
Пришлось объяснить - пропала энергия.
- Это я понял! Выясните, в чем дело, и доложите.
Но я сообразил, как надо сделать, и стал жаловаться на реактор, который давно следовало отремонтировать.
Останавливали же работу, когда чинили колпак! Почему бы сразу и реактор не привести в порядок? И при всем честном народе принялся стыдить диспетчера за то, что он не выполняет своих обещаний по доставке запасных частей к реактору.
- Вы что, с Луны свалились? - сказал диспетчер.
Я рассчитывал, что у него есть совесть, и, раз я его пристыдил, он теперь от меня отстанет. Но его еще хватило посоветовать мне обойтись подручными средствами. Он, видите ли, всегда так делал в аналогичных ситуациях. Но ведь в его время и реакторы были такие, что их удавалось ремонтировать кустарными способами!
Ну, ладно. Я и не рассчитывал на взаимопонимание.
Мне только надо было, чтобы он не привязывался ко мне по разным пустякам вроде обесточивания Станции на жалкие полсекунды.
Само по себе это весьма странно, но какое дело диспетчеру?
Когда я вернулся в рабочий отсек, Надежды там не оказалось. Работа была брошена на середине очередной таблицы. Я прошелся по пустому отсеку, посмотрел задачу, сложил в стопку раскиданные бумаги.
Потом поискал Надежду в соседних отсеках. Ее там не было. Я двинулся к себе, посидел в своей комнате.
Решился.
Пошел к Надежде.
Постучал; никакого ответа. Позвал; то же самое. Я подождал, подождал - и приоткрыл дверь ее комнаты.
Она была пуста.
Я отправился на поиски. Думал - она тоже бродит где-то здесь. Сейчас наткнусь на нее. Вернулся в рабочий отсек, обошел весь верхний уровень. Нигде ее не было.
Я вспомнил, что наказывал ей, когда видел в последний раз.
Побежал в отсек для роботов.
Они лежали рядом, три наших старых робота, и с ними четвертый, новичок 53-67А. Я наклонился, чтобы проверить, дезассамблировала ли их Надежда. Оказалось, она не сделала этого.
Роботы находились всего-навсего в состоянии временного отключения.
Нечто вроде спячки. Это они делали сами - отключали себя на время, когда бывали не нужны.
Я пригляделся - все они, хотя и отключились, поставили себя, между тем, на подзарядку энергией. Я отсоединил их от сети и продолжил поиски.
Нади не было.
День таинственных исчезновений? Когда это пришло мне в голову - я бросился в подвал.
Лампа закапризничала, и я взял фонарь. Добрался до регенерационной установки. Влез на антресоли.
Робот исчез.
Как и не было!
С фонарем в руке я принялся обшаривать захолустья наших подвалов. Я искал час, другой. Попал в туннели, номера которых мне ни о чем не говорили, и не был уверен, что выберусь оттуда.
Между стеной и корпусом теплообменника что-то блеснуло.
Фонарь давал очень слабый свет, а подходить ближе было неразумно: один лишний шаг - и я мог попасть в опасную зону реактора.
Осторожно, проверяя себя, подобрался к стене.
Между теплообменником и стеной было заклинено тело 77-48А.
Пристроив фонарь на торчащей из бетона арматуре, я принялся вытаскивать робота. Не получалось. Тогда, используя его руку как рычаг, я повис на ней.
Мы упали в опасную зону. Я быстро выскочил из нее; надеюсь, доза была невелика.
Итак, робота перепрятали.
Где одна находка - должна быть и другая.
Я вынес Надю - она лежала там же, между теплообменником и стеной, в полуметре от опасной зоны, - и пошел, держа ее на руках, по темным туннелям. Фонарь я оставил, он слишком громоздок. Лучше было идти в темноте.
Я не мог понять, дышит ли она. Останавливаться было нельзя, время - главное. Я прошел по туннелям, поднялся в наш ярус и положил Надежду на свою постель.
Вызвал врача. Слышимость по ближней связи была, к счастью, хорошая. Я объяснил ответившей мне женщине ситуацию и передал ей показания приборов, - пульс, давление и прочее. Если можно было назвать это пульсом.
И ждал диагноза.
- Электрошок, - сказал врач.
Я сделал все, что сказал мне доктор, поблагодарил и стал ждать.