На аэродроме остался один геликоптер, сквозь лобовое стекло которого белело лицо невозмутимого пилота.
Их привезли в поселковое отделение - старое, барачного типа двухэтажное здание, с такими же мятыми, в затасканной форме милиционерами, которые стояли безучастно и взирали на москвичей как на диковинных зверей. И сразу стало ясно, что задерживали вышестоящие сотрудники, специально присланные в Усть-Карагач. Они же свели в полуподвал, напоминающий маленькую тюрьму: железный пол, могучие решётки, стальные двери: вероятно, в пору расцвета золотой лихорадки тут был районный изолятор, сейчас пустой и мрачный. Одна камера оказалась распахнутой настежь и доверху забитой колотыми дровами, другая - действующей, просторной, эдак человек на двадцать. Боец отомкнул её, завёл арестованных и только тогда через кормушку снял наручники. Да ещё, уходя, выключил и так тусклый свет, а окна в помещении с нарами не было.
- Какое страшное место, - пролепетал в темноте дрожащий голосок Сашеньки. - Что с нами будет, Кирилл? Что нам делать?!
- Для начала попоём каторжанские песни, - тот присутствия духа не терял. - Кто слова знает?
- Они ищут Рассохина, - определил Вячеслав. - Значит, участковый их с Галицыным не нашёл?
- Менты боятся на Гнилую ездить. Может, и не искали. Думаю так: с полковником возникли проблемы, попал в бабье царство бывших проституток. Стас пошёл выручать и сам вляпался. Бабы там мужиков в клетках содержат, как зверей. А некоторых распинают на жердях по сибирскому обычаю.
- Почему ты говоришь такие пошлости? - строго спросила Сашенька. - Прекрати немедленно!
- Отчего же пошлости? - возмутился Сатир. - Ты же сама слышала! Ясашный на аэродроме говорил...
Во мраке возникло некое движение, но на сей раз не пощёчина: жена попросту заткнула рот мужу.
- Вячеслав, вам есть кому позвонить? - вдруг спросила она. - У меня телефон есть.
- Не отняли? - пробубнил Бурнашов. - Ах ты, моя прелесть! Но как тебе удалось?
- Я спрятала...
- Куда?!
- Не скажу! - Сашенька ткнула телефоном в руку. - Звоните, Вячеслав. Может, нас спасут.
Обращаться к Бульдозеру за помощью не имело смысла: и слушать не станет, скажет, мол, я предупредил тебя и теперь выворачивайся, как хочешь. Он всю жизнь мечтал выпестовать сына по своему образу и подобию, но воспитывала мать, ибо отец всегда был занят, да и сам Вячеслав, восхищаясь его характером, страстно хотел быть непохожим и часто из принципа поступал наоборот. Он никогда не грубил, не ругался матом, в сложных ситуациях искал компромисс, хотя отлично понимал, что при определённых условиях, когда достанут, вынудят, перекроют кислород, может легко превратиться в бульдозер.
На сей раз Колюжный даже матери ничего не стал говорить, позвонил и только дежурно спросил о её здоровье и здоровье населения живого уголка. Она сразу угадала, что Вячеслав где-то далеко, принялась выпытывать и почти угадала.
- Скажи честно, ты не на тихой ли речке в Сибири? Не с этой ли человекообразной тигрицей?
Он покосился на Сашеньку и сказал:
- Женского пола близко нет. А что, понравилась тебе Евдокия?
- Ты же знаешь моё отношение, - уклонилась она от прямого ответа. - Право выбора за тобой. Ты почему опять поссорился с отцом?
Она не захотела слушать аргументы, что ссоры не было - просто разошлись во взглядах. И принялась мирить, долго и нудно повторяя много раз сказанные слова о бережном отношении к родителям. В зоопарке мама освоила ещё несколько специальностей - приручала диких животных и готовила молодняк для продажи в цирки, говорила, что даже тигров укрощала и сводила с нелюбимыми тигрицами, чтоб зачали потомство в неволе. Только вот сына никак женить не могла. Но зато всякий раз устраняла барьеры между отцом и сыном: когда тот подрался с негром и месяц отсидел в английской тюрьме, когда транжирил отцовские капиталы на учёных, изобретающих вечный двигатель, и даже когда из патриотических соображений финансировал на выборах кандидата, который оказался соперником родителя. Ну, кто бы знал? Симпатичный мужик - и говорил правильные вещи.
Пока Колюжный разговаривал с матерью, чета Бурнашовых прислушивалась и о чём-то зашепталась - кажется, ссорились.
- Почему вы не сказали отцу, что мы в тюрьме? - с вызовом спросила Сашенька.
- Потому что маме звонил, - Вячеслав отдал телефон. - Сами справимся - не впервой.
Юная супруга Бурнашова обиделась, снова принялась терзать свои волосы, освобождая от репьёв, но сам он воспрял.
- Сначала тюремщиков надо измотать, - и принялся стучать в дверь, - чтоб боялись и уважали. Сейчас строить буду! Чтоб служба мёдом не казалась.
Барабанил четверть часа, прежде чем в коридоре появился краснорожий, явно местный милиционер и открыл кормушку.
- Чего надо?
- Свет включи! - рявкнул Бурнашов. - Моя жена боится темноты! В камере положен свет! А если я подкоп начну рыть?
Тот заворчал, однако включил лампочку, закованную в сетку железной перегородки. Сатир не унимался.
- Почему нет воды? Здесь, между прочим, женщина! И когда будет ужин? Мы хотим есть!
Спустя несколько минут принесли ведро с водой и три кружки, а через полчаса еду - что-то вроде бизнес-ланча из поселкового ресторана, но за деньги. Потом Кирилл Петрович потребовал прогулку и туалет, затем постель, но когда и это доставили, забраковал слишком грязные и комковатые матрасы, от которых у его жены непременно заболит спина. Ко всему прочему стал требовать чистое бельё и дополнительные одеяла, поскольку в подвале было холодно. Испуганные местные милиционеры сначала суетились, даже извинялись и что-то меняли, несли, но когда Бурнашов запросил врача своей жене и адвокатов для всех, вроде пообещали и надолго исчезли.
- Заело! - с удовольствием определил Кирилл Петрович. - Сейчас последует реакция!
- Тогда мой черёд, - деловито заметил Колюжный. - Явно потребуется физическая сила.
Сашенька заподозрила неладное, напряглась.
- Что вы хотите? Чего добиваетесь? Что всё это значит?!
- Борьба за свои права! - успел сказать Бурнашов.
Загремела лестница, заскрипел ключ в замочной скважине - и дверь распахнулась. Бородавчатый возник в сопровождении двух бойцов, явно оторванный от приятных дел и умеренно гневный. Он приказал выбросить из камеры постель, оставить только воду, вывел Колюжного в коридор, верно, посчитав его главным, и запер глухую дверь в камеру.
Бойцы поставили узника лицом к стене и замерли по бокам, как архангелы.
- Ты у меня будешь париться здесь, сколько захочу! - нестрашно пообещал бородавчатый. - И спать на бетоне. А если спина болит, сейчас полечим.
Вячеслав почуял на пояснице жёсткую резину - не били, и будто обозначали место, где у него почки, слегка постукивая. Это было последней каплей, которая и разрушила железобетонную плотину всякого приличия, возводимую мамой с детских лет. Он снова почуял, как пробудился в нём отцовский характер, а глаз сам отыскал увесистые берёзовые поленья, торчащие из камеры, приспособленной под дровяник.
- А под бульдозер не хочешь?
Бородавчатый не ожидал.
- Что ты сказал?..
- Не надо борзеть! Ты кто такой?!
Тот отскочил в сторону, освобождая место бойцам.
- Сейчас узнаешь. Лечите его!
Омоновцы тоже отступили, чтоб было место для размаха дубинами, и этого было достаточно. Вячеслав метнулся к дровянику, выхватил полено.
- Ну, подходи!
Он был на голову выше каждого из бойцов, руки длиннее и полено увесистей, чем резиновая дубинка. Бородавчатый мгновенно оценил это и отступил. А может, команда была только попугать.
- Отставить! - выдавил он и сунул руку под мышку. - Брось полено!
И вдруг из камеры послышался отчаянный возглас Сашеньки:
- Вячеслав! Не поддавайтесь на провокации! Они вас убьют!
Оказывается, она всё слышала!
- Пусть попробуют! - громко отозвался Колюжный. - Одного так точно успею с собой прихватить!
Палач поднял руки.
- Не будем обострять, - сказал он вдруг дипломатично. - Отдай полено. Всего один вопрос - и пойдёшь в камеру.
Что происходит в коридоре, Бурнашов видеть не мог, но оставаться безучастным тоже, и попытался отвлечь гнев на себя.
- Тебя завтра самого полечат! - заорал он. - У тебя на роже написано - псих ублюдочный! Думаешь, управы на тебя нет?!
Бородавчатый на вопли внимания не обратил, достал из кармана снимок.
- Это кто?
На фотографии была Евдокия Сысоева крупным планом - золотые, огненные волосы по плечам и чуть раскосый, цепенящий взор кошки. Та самая фотография, что была уворована Вячеславом на даче генерала ЦК и хранилась в отнятом бумажнике.
- Не знаю, - буркнул Колюжный, не выпуская полена.
- Зато я знаю: Евдокия Сысоева по кличке Матёрая. То есть вы знакомы.
- Не знакомы.
- Откуда портрет?
- От верблюда.
- Значит, разговаривать не хотим? А знаешь, что девица эта - международная террористка? Интерпол разыскивает. У тебя в кармане - фотография. Такой прокол! Уже этого достаточно, чтоб схлопотать лет семь.
- Пошёл ты в задницу!
Его реплику услышал Бурнашов и заорал:
- И не просто в задницу - в ж.. .у! Мы тебе сейчас рога обломаем! Ты знаешь, кого в клетку засадил?!
- В камеру его! - распорядился палач.
Вячеслав отшвырнул полено, неторопливо скрутил и взял под мышки брошенные в коридоре матрасы. Бородавчатый сам отомкнул замок и впустил его в камеру. И как только оказался в относительной безопасности, поквитался.
- Видал я вас, масквачей поганых! - и выматерился. - Ещё права качают! Вся страна на вас пашет, упыри!
Таким образом выразил какую-то застарелую обиду на москвичей, но буйствовать и угрожать больше не стал, загремел ступенями лестницы.
- Зачем вы их злите? - зашептала Сашенька. - С ними нужно как с дикими животными! Кирилл, что вы делаете?.. Мне так страшно!
- Не бойтесь. - Вячеслав расстелил матрац. - Мы вас в обиду не дадим. Первый раунд выиграли - можно отдохнуть.
- Чего бородавчатый пристал? - поинтересовался Бурнашов.
- Связь с террористами шьёт.
- Даже так?.. На основании чего?
- Фотографию нашёл в бумажнике.
- Чью?
- Евдокии Сысоевой.
- У тебя что, и в самом деле её фотография?
- Ну, была...
- Откуда?
- У генерала из ЦК спёр!
- У меня впечатление: сижу в камере с конченными уголовниками, - испуганно пролепетала Сашенька, ничего не понимая. - О чём вы говорите?!
- И вообще, совет бывалого узника, - Колюжный с удовольствием улёгся на нары: - в тюрьме надо больше спать - скорее время проходит. Когда спишь, ни о чём не думаешь. Правда, тут не английская тюрьма - там можно целый день валяться на белых простынках.
Сашенька вскочила, растерянно отступила за спину мужа.
- Вы сидели в английской? За что? Мне показалось: такой воспитанный, благородный молодой человек...
- С афроангличанином подрался, то есть с негром, - с удовольствием признался Колюжный. - Кирилл Петрович, поскольку мы в тюрьме русской... Нет, даже советской, то нам надо выбрать пахана. По возрасту вы подходите.
- В английской паханы есть? - деловито спросил Бурнашов.
- Нет, у них демократия. Зато стукачей навалом.
- Тогда паханом будешь ты, - предложил Сатир. - У тебя два высших. Одно - заграничное. Ты уже срок тянул, а я нет.
- А вы зато доктор и профессор! И старше. Надо вам погоняло придумать зековское.
- У меня есть кликуха - Сатир. Мне нравится! Только сейчас не смешно. А как тебя будем звать?
- В школе и универе звали - Бульдозер.
- Ничего, звучит! - одобрил Бурнашов. - Только это же погоняло твоего бати?
- Наше фамильное!
- Тогда и паханом будешь.
- Прекратите сейчас же! - с истеричным ужасом воскликнула Сашенька. - Как вы смеете?!. Вас, взрослых, заслуженных людей, бросили в эту темницу! Над вами творят беззаконие! А вы так дурно шутите!
- Да мы и не шутим, - серьёзно сказал Сатир. - Не мы же тюремные порядки придумали. Сейчас будем обучать тебя фене - это базар на сленге. Кстати, а в английской тюрьме на жаргоне говорят? По фене ботают?
- Сам английский феня! - засмеялся Колюжный. - От немецкого. Немцы так в своих зонах разговаривают.
Сашенька сжалась в комок, руки затряслись.
- Замолчите немедленно! Как вам не стыдно?!
Почему-то заботливый и чуткий муж больше не утешал скорбящую, впадающую в истерику жену. И даже перестал спасать от репьёв её волосы.
- А зачем ты фотографию этой террористки в бумажнике хранил? - спросил он между прочим.
Вячеслав потянулся и изготовился к откровению.
- Она прежде всего женщина... И скажу тебе: очаровательная! Есть что-то такое, чего в других нет. Мама определила скрытую агрессию. Возможно, и в самом деле террористка.
- И ты это на снимке рассмотрел?
- Конечно, лучше бы вживую глянуть... На снимке ласковая кошка.
- Значит, мама твоя права, - вздохнул Бурнашов и покосился на жену. - Впрочем, тебе нравится экстрим.
Закончить монолог он не успел, потому как опять загремела лестница и привели Галицына-младшего. Недавно ещё занозистый, горячий парень как-то быстро сломался, сник, даже разговаривать не захотел, возможно, был в шоке. Лёг сразу на нары, долго не откликался, потом сел и сказал будто самому себе:
- Машину ошмонали. Нашли патроны от автомата...
Бритый наголо, он спас голову от репьёв, зато одежда его превратилась в шуршащую, колючую шубу.
- Хорошо - не труп, - отозвался Вячеслав, глядя в потолок. - И не героин. Патроны - мелочь, можно условным отделаться.
- Почему вам ничего не подбросили? - взъярился Роман. - Почему только мне?
- Подозреваю, что из-за твоего папашки, - предположил Бурнашов. - Сотворил что-то непотребное. Закрыть хотят обоих.
- Рома, ты должен знать, - подхватил Вячеслав. - Признавайся честно. Иначе мы тебя к параше определим.
- Давай готовь бабло на адвокатов! Это вы втравили отца! Он - полковник, человек чести!
- Ты бы на пахана рот не разевал, - посоветовал Бурнашов. - Колюжный теперь в авторитете.
- Кто здесь пахан?!
Вячеслав присел рядом с Галицыным-младшим.
- Твой отец отнял бизнес у Сорокина. Провёл рейдер-кий захват его предприятия. Весьма прибыльного. Попросту ограбил человека.
Роман как-то сразу онемел.
- Ни хрена себе! - воскликнул Сатир и разразился бранью. - Вот это новость!.. Ты точно знаешь?
- Прекрати ругаться! - взвинтилась Сашенька и заплакала. - Совсем не жалеешь меня! Ты просто хам и подлец!
- Нечего тебе в одной камере с мужиками делать, - вдруг мрачно проговорил тот. - Я предупреждал: в экспедиции возможно всякое. Теперь сиди, слушай и помалкивай.
Жена безутешно затряслась в рыданиях, а Вячеслав выслушал семейный скандал и похлопал Ромку по плечу.
- Ты знал об этом. И не выручать ехал сюда, а помогать. Теперь это у вас семейный бизнес.
Бурнашов головой потряс.
- Погоди, Слав... Ты-то откуда всё это знаешь?
- Из ЦК. А там знают всё. Так что мы паримся тут по вашей милости, господа Галицыны. Отвечать придётся.
- Ничего себе, какая у Сорокина крыша! - изумился Кирилл Петрович. - Даже представить сложно: скромный репатриант, книжки писал... А я думаю: как ему удалось чуть ли не весь Карагач в аренду взять? Доходный бизнес, рабочая сила, и не китайцы - наши русские бабы. Потому местные бандюганы его не трогают. Так бы давно сожрали!
- Бизнес - только прикрытие. На самом деле они тут спецоперацию проводят, ищут Книгу Ветхих Царей.
- Ты сам-то знаешь, что за книга?
- Да я особенно не вникал, - признался Колюжный. - Что-то про будущее написано. Сейчас же все помешались на предсказаниях. Станислав Иванович в курсе. Мне был важен процесс.
- Мне в общем-то тоже. Я такой прибор сварганил! Вот ещё бы провести настоящие полевые испытания...
Младший Галицын подпрыгнул, но снова сел и принялся механично сдирать с одежды репьи.
- Мужики! Ну, я знал. И ехал помогать. Кто крышует, ничего не знал! Сорокин - ублюдок! Он бабам головы заморочил, заманил в тайгу. И держал в рабстве! Отец с ним разобрался. Освободил женщин! А эта баба сама предложила забрать бизнес. Она же там рулила!
- Что ж ты, сучонок, раньше молчал? - взъелся Сатир. - Всю дорогу вешал нам - отца спасать! Сами разбоем занялись и ещё нас подставили?!
Сашенька хоть и плакала, но всё слышала.
- Вы, два взрослых человека, - вдруг возмутилась она жёстко, - пристали к мальчишке! Не смейте трогать! Его отец поступил благородно! Кирилл, немедленно извинись!
- Не суйся в мужские разговоры, - вдруг тихо прорычал тот. - Ну, ты меня достала.
- Да как ты смеешь на меня кричать?!
- Всё, устал от твоих капризов, - вдруг заявил Бурнашов. - Ты свободна. Испытания тюрьмой не прошла - прощай. Эй, охрана? Уберите отсюда эту женщину! Разведите по разным камерам! Я с ней развёлся!
Его вряд ли кто услышал, кроме сидельцев.
В следующий миг ветхий барак завибрировал вместе с подвальным этажом, а вертолётный гул заполнил пустое пространство тюрьмы. Машина садилась рядом с отделом милиции, норовя сбросить с него утлую кровлю.
10
Матёрая извивалась как змея и отбивалась ногами от омоновцев. Она больше не кричала, сопротивлялась с молчаливым остервенением, и два бойца, пытающиеся подхватить её под руки, отскакивали, как ужаленные. Ко всему прочему над ними реял пчелиный рой из повергнутых колодок.
- Отпустите их! - кричал на бегу Рассохин. - Вы что делаете?! Они ни при чём! Я здесь! Сдаюсь!
Полковника безжалостно забросили в вертолётное брюхо, как забрасывают мешок. Однако хозяйку Карагача и до вертолёта не дотащили, оставили на земле и подскочили к Стасу сразу со всех сторон.
- Освободите её! - успел крикнуть он, прежде чем его схватили и впечатали лицом в стеклянный нос вертолёта.
Обыскали быстро и профессионально, от шеи до ног, залезли в карманы куртки, вытаскивая содержимое, после чего развернули. Прибежал один пассажир в песочном камуфляже и сходу начальственно закричал:
- Кто такой?! Документы!
- Рассохин! - сказал Стас. - Сдаюсь.
- Рассохин? - в руках у него оказался бумажник с документами. - Станислав Иванович?
Стас видел этого песочного впервые в жизни, но уже испытывал к нему ненависть, и так хотелось броситься в драку, врезать по физиономии - отчаянное сопротивление Матёрой было заразительным. Однако пара бойцов висла на руках, а третий упирал в живот автоматный ствол.
- Ты что здесь делаешь, Рассохин? - чуя свою неуязвимость, мерзко ухмыльнулся тот.
Краем глаза Стас заметил, как хозяйка Карагача ловко вскочила на ноги и скованными руками одёрнула задравшуюся блузку и куртку.
Плюнуть бы "песочному" в харю, но сеткой прикрылся от пчёл. Да и несерьёзно было плеваться.
- Отдыхаю!
- К бабам приехал?
- Полковника отпусти! И женщину.
Начальствующий пассажир молча перетряс все документы в бумажнике, тщательно всё перечитал и аккуратно уложил обратно.
- Вот что, Рассохин, - уже примирительно проговорил он, - у меня приказ - задержать Галицына и Евдокию Сысоеву. На тебя разнарядки нет. Так что отдыхай.