Генрих набрался духу и сказал:
- И мой отец очень строгий. Он полицейский и привык, чтоб все было по правилам.
- Вы из-за него расстроились?
- Нет, не из-за него. Я по пустякам никогда не расстраиваюсь. Тут дело серьезное и очень важное, но какое, я сказать не могу, - Генрих искоса глянул на девочку и тут же отвел глаза. - А почему ты здесь бродишь? Уроки, помнится мне, еще не закончились.
- Но ты ведь тоже не в школе?! - огрызнулась девочка.
- Я - это другое дело, - возразил Генрих. - Я ведь не девочка, у меня есть дела поважнее, чем учить математику. И потом, математику я считаю глупостью. Зачем заучивать сложные формулы, если любой карманный калькулятор легко умножает и делит огромные числа? Математика вымирающая наука.
- Ты так думаешь? - девочка улыбнулась. - Но ведь есть страны, в которых калькуляторов не придумали.
Такой глупости Генрих не выдержал и рассмеялся.
- Может, такие страны и есть, я не знаю, но уж если они не додумались до такой простой штуковины, как электронная счетная машинка, значит, математика им и вовсе не нужна! Зачем какому-нибудь папуасскому племени математика? У них там еды и на деревьях хватает, а огромных домов, как у нас, они не строят - у них и без этого всегда тепло.
- А мне очень нравится, когда идет снег. Это так здорово! В моей стране снега не бывает, - вздохнула девочка.
- Это, может, и здорово, но когда снег тает, становится много слякоти… А ты откуда приехала? Из Африки, что ли?
- Нет, не из Африки… - но тут девочку оборвал до ужаса знакомый Генриху голос:
- Альбина, сейчас же домой!
Генрих обернулся и увидел на одном из балконов старуху - ту самую старуху, которая разговаривала с Каракубасом у книжного магазина и которую колдун позже признал в одной из напавших на него кошек. Сейчас старуха была без клюки, держалась обеими руками за перила балкона, а половину ее сморщенного лица занимал огромный синяк. Генрих вспомнил, как колдун ударил кошку ладонью по морде, и похолодел, поняв, что ведьмы таки выследили его. Мальчик со страхом взглянул на Альбину и представил, как у нее вырастают хвост и когти и что она сейчас бросится на него и загрызет. Он в ужасе зажмурился.
- Тебе плохо? - участливо спросила девочка.
Генрих вздрогнул и открыл глаза. Никаких когтей и хвоста у его собеседницы не выросло. Большие глаза над чуть вздернутым носиком смотрели сочувственно. "Нет, она не может быть ведьмой, - уверенно подумал Генрих. - Она слишком симпатичная для этого". Мальчик посмотрел на балкон, но старуха уже убралась в комнату, и он с облегчением перевел дух.
- Тебя Альбиной зовут? - спросил Генрих.
- Да, а тебя?
- Меня зовут Генрих. А что, та бабка на балконе твоя родственница? - Генрих решил незаметно подвести вопрос к ведьмам и выведать у девочки полезную информацию.
- Нет. Она неродная мне. Но она меня любит, и я, когда приезжаю, всегда останавливаюсь у нее. Отец говорит, что бабушка Карла Майселвиц очень важная особа в вашем городе и что она одна из немногих верна старым традициям.
- Послушай, - зашептал вдруг Генрих, поддавшись благородному порыву и пренебрегая всеми опасностями. - Ты, наверное, всего не знаешь, поэтому я должен тебя предупредить. Тебе угрожает огромная опасность. Твоя бабушка Карла Майселвиц - самая настоящая ведьма! Это я точно знаю. Давай пойдем к ней вместе, и я выскажу ей всю правду в лицо. Пусть она меня разорвет на куски, но…
Альбина с благодарностью улыбнулась.
- Ты зря волнуешься. Она ведь белая ведьма. Так что ничего страшного нет. Извини, но мне пора идти… - Альбина вздохнула и с некоторым смущением добавила: - А ты не сможешь завтра прийти на по место в это же время?.. Я бы тоже вышла прогуляться…
Генрих неопределенно пожал плечами. Сейчас его больше всего интересовала разница между белыми и черными ведьмами. Особенно кто из них мстительней.
Если ты не сможешь завтра… Тогда, может быть, и другой день? Я всегда гуляю в это время, - Альбина вздохнула и виновато развела руками. - У меня совсем нет друзей в нашем городе…
- Будет время, обязательно приду, - сказал Генрих, поднимаясь со скамейки. - Ну, до встречи, мне тоже сейчас надо спешить в одно место.
Альбина улыбнулась и пошла к дому, где жила носатая старуха, а Генрих, повернувшись к девочке спиной, заспешил в городскую библиотеку. Выяснение способов защиты от ведьм мальчик считал вопросом жизни и смерти.
Глава VIII
ДРУЖБА, ЗОЛОТОЙ ДРАКОН И ЩЕНОК
В библиотеке посетителей не было. За столом сидела пожилая женщина с усталым лицом и дремала, опустив голову на руки. Заслышав Генриха, она встрепенулась и смущенно поправила волосы.
- Меня интересуют научные труды о ведьмах, - сказал Генрих.
Библиотекарша странно блеснула глазами:
- Научных трудов о ведьмах нет. Существование ведьм наукой не подтверждено.
- Не подтверждено или не разрешено, это значения для меня не имеет. Должны же быть книги, в которых рассказывается о ведьмах. Труды каких-то средневековых авторов, к примеру.
Взгляд библиотекарши еще раз обжег Генриха.
- Что же именно, молодой человек, вас интересует. Демонология? Тогда я порекомендовала бы вам труд Бодена "Демономания" или книгу ученого аббата Крепэ "О злобе сатаны и злых духов". Непосредственно о ведьмовстве рассказывается в книге Джона Найдера "Муравейник". Если вас интересуют судебные процессы над ведьмами, вам может оказаться полезной книга Чарлза Лие "История инквизиции" или бывший в старые времена особенно авторитетным источником по ведьмовству "Молот ведьм". Сомнительные примеры проделок дьявола и ведьм вы сможете найти в книге капуцинского монаха Дотена "Ученое неверие и невежественное легковерие", впервые изданной в тысяча шестьсот семьдесят четвертом году, или в книге Лемана "Суеверие и колдовство". Если вас интересуют исследования сравнительно недавние, то я бы посоветовала вам прочесть двухтомник французского врача Батайля "Дьявол в XIX столетии". Если вам любопытны источники древности, то я могу вам порекомендовать "Метаморфозы" Овидия. В том случае, если же вы сами решили стать на путь тайного, вам любопытны будут "Изумрудные таблицы" Гермеса Трисмегиста или книги Альфонса Луи Константа, взявшего позднее имя Элифас Леви, "Магические доктрины и ритуал", "История магии", или магический труд Алистера Кроули, якобы продиктованный ему духом Айвассом, "Книга закона"…
- Стойте-стойте! - совершенно запутался в безудержном потоке имен и названий Генрих. - Я совсем не собираюсь заниматься колдовством и… - Генрих внезапно осекся. Ему показалась очень подозрительной невероятная осведомленность в вопросах о ведьмах рядовой служащей библиотеки. "И выглядит она так, словно всю ночь не спала. Уж не была ли она минувшей ночью среди ведьм, обернувшихся кошками?"
- А скажите, у вас есть "Двойник" Роберта Хайнлайна? - коварно спросил Генрих. "Если даже Клаус Вайсберг, не особенный любитель книг, знает Хайнлайна, - подумал Генрих, - то уж образованная библиотекарша должна знать его и подавно".
Библиотекарша наморщила лоб.
- Как вы сказали? Халайна?
- Нет Хайнлайн. Это знаменитый фантаст.
- Подождите секунду, сейчас узнаю… - ответила библиотекарша, но Генрих уже пулей выскочил на улицу.
Отчаянию мальчика не было предела. Генриху казалось, что весь город накрыт невидимой ведьмовской паутиной, а он находится в самом центре этой паутины: маленькая беспомощная муха. Все женщины, в том числе учительница математики, представлялись ему ведьмами, и когда математичка называла имя Генриха в надежде получить ответ на какой-либо вопрос, мальчик с ужасом думал, что она делает это специально, чтоб еще сильнее подчеркнуть его беспомощность и обреченность.
Разумеется, ни завтра, ни через день Генрих на встречу с Альбиной не пошел. Ему, конечно, очень хотелось увидеться с этой красивой девочкой, но старуха Карла пугала его до смерти. Вдобавок ко всему Генриху начали сниться кошмары. Чаще всего он видел один и тот же сон: герцогиня Марта Винкельхофер, одетая почему-то в шубу Каракубаса, вышагивает на змееподобных ногах, как старый герцог из ее рассказа.
- Тебе никуда не деться, наглый мальчик! - говорит герцогиня из сна голосом старухи Карлы Майселвиц и тянет к горлу Генриха тонкие руки с длинными когтями. Собаки, сопровождающие ее, увешаны ордами вопящих кошек, которые дерутся между собой и врем я от времени выкрикивают противными блеющими голосами:
- Каракубас, не оставляй нас! Не уходи из города!
Генрих в ужасе просыпался, мокрый от холодного пота и дрожащий от страха. А приблизительно через две ночи после того, как мальчику довелось стать свидетелем ужасных событий, его разбудил ужасный грохот: ночное небо рокотало от слившихся в могучий единый гул громов и зловеще освещалось сотнями молний, которые, точно копья разгневанных богов, били в направлении пустыря и дома Каракубаса. Часа два длилось буйство стихии, а закончилось оно тем, что со стороны пустыря донесся чудовищный взрыв, и в следующую секунду к небу взметнулся огненный столб, похожий на когтистую лапу. Не сумев дотянуться до затянутого мрачными тучами неба, огненная лапа упала обратно на землю. Тут же повсюду воцарилась глубокая, спокойная тишина.
В школе на следующий день только и разговоров было, что о взрыве в старом доме, некогда принадлежавшем семейству герцога Ойшенгера. Что же касается колдуна Каракубаса, то после этого взрыва никто в городе его не видел. Хоть в этом Генриху полегчало. Он надеялся, что наконец-то с проклятым стариком покончено.
К Клаусу Вайсбергу Генрих больше не подходил и старался, принципиально, на бывшего товарища не смотреть. Это очень мучило Клауса, который после происшествия на пустыре стал не похожим на себя. Большую часть времени он проводил в одиночестве, избегая приятелей, и все время что-то обдумывал. Так продолжалось три недели с небольшим.
Наконец однажды вечером Клаус пришел к Генриху домой и вызвал бывшего друга для переговоров на лестничную площадку.
- Ты меня прости, - пряча глаза, вздохнул он. - Даже не знаю, что со мной тогда случилось. Такой страх взял, что себя не помнил до тех пор, пока не оказался дома. Хочешь, побей меня - я сопротивляться не буду. Потому что, если ты меня не простишь, моей жизни конец. Я всегда буду чувствовать себя подлецом. А это - самое страшное, что только может быть. Веришь или нет, но мне стыдно до смерти. Короче, моя судьба в твоих руках, решай сам, как тебе со мной поступить…
Клаус наклонил голову и шмыгнул носом. Генрих заметил, как по щеке товарища покатилась слеза.
- Что ж, это хорошо, что ты пришел ко мне с извинением, примирительно сказал он. Обида со временем забылась, и Генрих на самом деле только ждал случая, чтоб помириться. - Это доказывает, что еще не все потеряно и ты не такой уж и трус. Скажу по правде, я сам в ту ночь ужасно перепутался… Что ж, зла я на тебя больше не держу.
Генрих протянул Клаусу руку, и тот с благодарностью пожал ее.
- А знаешь, вздохнул Генрих. - Мне теперь всюду мерещатся ведьмы, даже не знаю, что делать… И ведь никому не расскажешь - не поверят.
Это точно. Не поверят, - согласился Клаус. - Но если хочешь, я могу дать совет. Мне, по крайней мере, это сильно помогло. Вот послушай. Когда прошло пару дней после той ночи и страх мой притупился, мне стало так стыдно, что ты и представить себе не можешь. Я уж решил, что я конченый человек. Чтоб наказать себя, а может, чтоб проверить, струшу ли я и во второй раз, я один отправился к дому Каракубаса. Уж лучше умереть с честью, как говорят, чем считать себя рабом трусости. Оказавшись на пустыре, я с удивлением обнаружил, что от дома колдуна остались только развалины. Ни одной стены целой, ни одного окна. Представляешь? И с тех пор все мои кошмары и ведьмы оставили меня в покое. Вот!
- Нет, я на пустырь больше никогда в жизни не сунусь, - уверенно покачал головой Генрих. - Если бы ты знал, что я там увидел, когда ты сбежал, ты бы не стал мне предлагать такой глупости.
- Хорошо, хорошо, извини. Потом как-нибудь расскажешь, что там еще ужасного было. Но меня ты хоть выслушаешь? Я еще не все рассказал. Увидев руины, я, конечно, с облегчением вздохнул, однако повернул домой не сразу, а решил порыться в обломках. В куче пепла я отыскал одну вещицу. Это очень красивая вещица, лучше ее я еще ничего не видел. Я даже сначала хотел оставить ее себе, но потом решил, что только ты достоин владеть этой штукой. Потому что ты герой, а значит, бесценный трофей твой по праву.
- Никакой я не герой, - смущенно буркнул Генрих.
- Ты со мной лучше не спорь, уж кому как не мне знать о твоей храбрости. Так что держи, - торжественно объявил Клаус и силой всунул свою бесценную находку в руку приятеля. - И не пытайся отдать ее мне - не возьму. Выброшу в мусор, в Дунай, но себе не возьму - не достоин. Понимаешь?
Бесценная вещица оказалась кулоном размером со спичечный коробок и изображала она спящего дракона. Длинная цепочка, на которой дракон должен был висеть, была разорвана и свисала двумя тонкими безжизненными нитями.
- Ух, ты! Ну и красотища! - не удержался от восхищенного восклицания Генрих. Он взвесил кулон в ладони. - Тяжелый какой. Наверное, грамм сто весит.
- Я уверен, что он из чистого золота, - важно ответил Клаус и хлопнул друга по плечу. - Владей! Ах да, чуть не забыл, я ведь принес тебе еще один подарок.
Генрих с трудом оторвал взгляд от дракона.
- Что ты сказал?
Клаус снял с плеч сумку, засунул в нее руку и вытащил настоящего, живого щенка.
- Моя-то Рекси ощенилась. На следующую ночь, как мы побывали у Каракубаса, сразу и ощенилась. Представляешь? Так я хочу одного щенка отдать тебе.
- Зачем мне щенок? - разглядывая радостно скулящего малыша, удивился Генрих. - Да и потом, ты ведь хотел на них деньги заработать…
- Какие уж тут деньги, - печально вздохнул Клаус. - Разве ты не видишь, что в этом щенке от боксера нет совершенно ничего? Как я и боялся, моя Рекси произвела на свет неизвестно от кого невиданных зверюшек. Прямо уродцы какие-то - морды длинные, уши длинные, сами мохнатые, как персидские котята. Разве таких продашь? Позорище одно, а не щенки!.. Вот я и решил отдать тебе одного. Тебе ведь все равно, что за порода, да и родословная ни к чему. Ведь так?
- Так-то оно так, но я, если честно, никогда собаку заводить не собирался…
- Теперь займешься этим. А собака замечательная! Ну, конечно, красивой я бы ее не назвал, но зато нигде в мире ни у одной собаки щенки так быстро не вырастали!
- А ведь точно! - воскликнул Генрих. - Это ведь получается, что ему всего три недели?
- И я о том же, - Клаус кивнул и поставил щенка на пол. Малыш, смешно переваливаясь с боку на бок, принялся радостно скакать на месте и даже лаять. Лай, конечно, у него не получался и походил на какое-то чихание; но то, что малыш в три недели начал резво бегать, уже само по себе было чудом.
- Они теперь все едят, - сказал Клаус. - Даже не сосут Рекси, а пытаются отобрать у нее мясо. Представляешь? Даже удивительно, что у таких крох зубы появились. Обычно зубы у щенков прорезаются и глаза открываются позже. А эти уже через три дня после рождения разглядывали все вокруг. Отличные выйдут собаки, когда вырастут. Ты мне еще спасибо скажешь!
Щенок тем временем сделал на лестничной площадке лужицу и, невероятно обрадованный этим, перевернулся на спину, требуя погладить себя по животу, что Генрих и сделал.
- Замечательный щенок, вздохнул мальчик. - Но ты лучше подари его кому-то другому. У меня мать не очень-то любит собак. Еще выгонит меня вместе с ним…
- А хочешь, я поговорю с твоей мамой, и тогда она никогда не откажется от такого чудесного щенка? Поговорить? И потом, ты можешь кому-то малыша подарить. Замечательный выйдет подарок. Деньги, опять-таки, сэкономишь. А если он тебе уж совсем не нужен, то через пару дней отдашь мне. А пока пусть побудет у тебя, вдруг привыкнешь? - сказал Клаус и, не оставляя Генриху времени для сомнений, быстро попрощавшись, сбежал по лестнице на улицу.
Генрих вздохнул, взял щенка на руки и подумал, что Клаус, пожалуй, только потому и запросил мира, что не знал, кому спихнуть безродного беднягу.
Весь остаток вечера Генриху пришлось посвятить щенку, которого он назвал Ремос. Времени на то, чтоб рассмотреть золотого дракона, совсем не оставалось. Как только Генрих переставал обращать на щенка внимание, малыш начинал жалобно скулить, да так громко, что Фрида, мать Генриха, возмущенно требовала прекратить "это издевательство над животным". Мальчику приходилось откладывать все занятия и развлекать Ремоеа. Эрнст, отец Генриха, хмурился, но ничего не говорил. Вечер закончился тем, что Генриху, для того чтоб установить тишину, пришлось взять плаксивого малыша в свою постель. В результате он несколько раз среди ночи просыпался от прикосновений к лицу горячего мокрого языка. Это было не самое ужасное ощущение, учитывая то, что впервые за несколько недель Генриху не снились кошмары.
Глава IX
В ЛЮБВИ ТРЕТИЙ - ЛИШНИЙ
На следующее утро, перед тем как уйти на работу, мать Генриха провела с мальчиком содержательную беседу, которая сводилась к следующему: животные требуют постоянной заботы, а Генрих еще недостаточно взрослый, чтоб эту заботу проявлять. Вот почему собаку или кошку надо заводить, когда Генрих вырастет, станет жить в своей квартире и научится быть самостоятельным. Во время разговора Генрих больше отмалчивался, щенок кусал его за пальцы ног, а Эрнст Шпиц бросал на сына сочувственные взгляды и наконец сказал свое слово:
- Все женщины похожи, сынок. То же самое мне говорила моя мать, когда мне было семнадцать. Со временем оказалось, что она права, и я прекрасно дожил до сорока трех лет, обходясь без всяких животных. Кстати, какой породы этот щенок?
Генрих пожал плечами:
- Клаус сказал, что этот малыш от его Рекси, самки породы боксер.
Эрнст Шпиц улыбнулся.
- Верно, твой приятель ничего не смыслит в породах. Уж это скорее какая-нибудь борзая или ваймарская легавая, чем боксер. Хотя нет, это не ваймарская порода - у тех до двухмесячного возраста глаза серо-голубые с синим, а потом становятся янтарными. Да и шерсть у ваймарских щенков серовато-серебристая. Я когда-то интересовался породами, мечтал завести ваймарского пса и стать охотником. Можешь мне верить - боксером тут даже не пахнет… Но, мне кажется, пахнет чем-то другим… - Эрнст Шпиц заглянул под стол. - Ага, так я и думал. Иди-ка, Генрих, за совком и щеткой: твой малыш успел отличиться… Ты знаешь, Фрида, я считаю, что щенсж все же должен несколько дней побыть у нас. Пусть Генрик на собственном опыте убедится, что забота о животных занятие" далеко не легкое.
Итак, благодаря заступничеству отца, слово которого было главным в семье Шпиц, щенок временно остался в доме. Когда Генрих, направляясь в школу, запер дверь, малыш так жалобно и громко заскулил, что мальчику стоило огромного напряжения воли оставить мысль о возвращении. Что особенно в этом помогло Генриху, так это наконец созревшее желание увидеть Альбину, презрев все опасности.
- Ну что, правда щенок замечательный? - Клаус Вайсберг первым подошел к Генриху на перемене.