Решено. Пусть Ежов проведет и чистку наркомата, особенно, его верхушки. Что-то многовато там людей с еврейскими носами. Расплодил Ягода. Дать Ежову максимум два года на зачистку всего государственного аппарата. И партийного. Но только с согласия соответствующих партийных руководителей.
Надо успеть. Войны не избежать. Он бросил взгляд на стопку книг, на углу стола. Большинство из них были о войнах: Ф. Фош "О ведении войны", Н. Евсеев "Августовское поражение в Восточной Пруссии в 1914 году", И. Жордан "Великое противостояние на Сомме"…
Надо успеть до войны. Громадной репрессивной гребенкой прочесать все закоулки необъятной страны. Возможно, кто-то из потомков назовет меня жестоким…
Но это необходимая жестокость. Или, вернее - жестокость необходимости.
А писаки и говоруны, именно, в этом их значении, впустую болтающие о гуманизме, всегда были и будут. Вроде этого слюнтяя Томского. Нет, не слюнтяя - двуличного. Забыл, что творил, будучи председателем Туркестанской комиссии.
Видеть проблему, готовую необратимо взорваться и начинать рассуждения о путях ее решения. Это не наши методы.
Нет человека - нет проблемы…
Сталин решительно придвинул к себе докладную НКВД по человеку, выдающему себя за Иисуса Христоса.
- Суд им еще нужен. Умники. Фальсификаторы, - злая усмешка тронула его желтоватые, снизу, от постоянного курения трубки, усы.
Он взял из круглого пенала красный, до игольчатого состояния, заточенный карандаш, и крупными буквами написал: - "Без экспертизы. Пропустить через ОСО при НКВД СССР. Сталин".
И сразу же забыл о странном человеке. Точнее, не забыл - вождь никогда ничего не забывал. Он просто отодвинул его в сторону за ненадобностью - на его взгляд, назревали дела поважнее и гораздо серьезнее.
ОСО (Особое совещание) при НКВД СССР являлось внесудебным органом и вправе было рассматривать уголовные дела заочно, без присутствия подсудимого и участия других участников судебного процесса. Оно состояло из заместителя наркома НКВД, уполномоченного НКВД при РСФСР, начальника Главного Управления Рабоче-Крестьянской милиции, а также Генерального прокурора СССР или его заместителя. Его приговор обжалованию не подлежал и исполнялся немедленно.
По примеру центра, аналогичные органы, именуемые тройками, создавались и на местах. В их состав входили первый секретарь ЦК ВКП(б) республики, края или области, начальники соответствующих органов НКВД и прокуроров надлежащего ранга.
Глава тридцать вторая
2.11. Москва. Никольский переулок, 16 апреля 1936 года
Человек, в некогда белом, халате, небрежно наброшенном на военную форму, с петлицами военврача, присел на корточки, приподнял веки глаз, лежавшего на окровавленном каменном полу мужчины, с рыжеватой бородкой и длинными, слипшимися от крови волосами густого орехового цвета и пристально вгляделся в его зрачки.
- Он мертв, - это было сказано буднично и коротко.
Человек в черной форме прокурора, с тремя большими звездочками в петлицах и эмблемами, со щитом и перекрещенными мечами, над ними, кивнул головой и первым вышел в соседнюю комнату. За ним потянулись остальные, находившиеся, в пропахшем человеческими смертями и пороховой гарью, помещении.
В комнате стоял одинокий стол, на котором лежал лист бумаги, с большим черным заголовком "АКТ", придавленный нераспечатанной бутылкой водки, рядом лежала авторучка. Немного поодаль, на углу стола стояли четыре стакана, толстого граненого стекла.
Прокурор подошел к столу, отодвинул бутылку, взял авторучку и внизу стандартного бланка, в графе "Смерть зафиксирована в…", посмотрев на часы, вписал "02 часа, 15 минут" и размашисто расписался.
Тем временем, человек в темном зеленом кителе, со знаками различия внутренних войск НКВД, взял бутылку, перочинным ножом ловко сковырнул коричневый сургуч с пробки, подцепил ее кончиком ножа и разлил водку по стаканам, почти не ошибившись с объемом.
Затем он также взял авторучку и поставил свою подпись в акте напротив должности "Начальник тюрьмы".
Третьим засвидетельствовал смерть рыжебородого человека начальник секретно-политического отдела НКВД СССР. "Молчанов", без всяких завитушек вывел он свою фамилию в положенном месте.
Последним расписался врач.
Затем они молча подняли, заполненные, больше чем наполовину стаканы и, не чокаясь, выпили…
Глава тридцать третья
2.12. "… воистину воскресе!"
Оглушительный раскат грома потряс спящий город. В подвале он прозвучал приглушенно, но достаточно внушительно и осязаемо. Замызганная электрическая лампочка, висевшая на потолке на длинном почерневшем проводе, качнулась и мигнула.
- Гроза в апреле… - пробормотал прокурор, - да еще ночью… Удивительно.
Присутствующие молча с ним согласились и засобирались к выходу. Начальник тюрьмы аккуратно сложил подписанный акт вчетверо и положил его в нагрудный карман кителя, не забыв застегнуть его на пуговицу. Разошлись к ожидавшим их машинам, не прощаясь, унося с собой какое-то необычно тягостное чувство…
Мимо остатков, не разобранных еще до основания, развалин Храма Христа Спасителя семенила старушка в зимнем пальто, закутанная в большой платок и с авоськой. Она спешила в больницу, где работала санитаркой и должна была заступать на дежурство в ночную смену. Поравнявшись с руинами, она привычно приостановилась и трижды перекрестилась, прошептав неслышно слова молитвы.
Ослепительный зигзаг молнии вспорол затученное ночное небо, не сопроводившись обычным громовым раскатом, и ударил прямо в мрачно черневшие развалины храма.
Авоська выпала из враз ослабевшей руки, ноги в стареньких резиновых сапогах всполошенно заперебирали покореженную поверхность асфальта, глаза заслезились и заморгали, отказываясь сообщить своей владелице зафиксированное видение. Посередине остатков храма мерцала неясным светом фигура, сидящего на корточках, совершенно голого человека. Голова его была опущена на грудь, а лицо скрывали длинные спутанные волосы.
Непослушные старушечьи пальцы, сложившись в троеперстие, потянулись ко лбу, коснувшись края коричневатого зимнего платка, окутывавшего часть спины и седую голову. Человек поднял голову к небу, затем приподнялся, простер к нему руки и, казалось, взмыл вверх, растаяв в необъятных глубинах нахмуренного тучами небосклона.
- Свят, свят, свят… - шевелились сморщенные блеклые губы и, обретя внезапно упругость, четко и ясно проговорили, - Христос воскрес!
- … воистину воскресе! - эхом отозвался запоздавший громовой раскат, встряхнувший ночную тишину над Москвой. Руины храма подернулись взметнувшейся пылью, и вновь наступило безмолвное затишье поздней весенней ночи.
Глава тридцать четвертая
2.13. Москва. Ул. Садовая, 302-бис, квартира № 50
Жилица однокомнатной квартиры № 48, Аннушка, прозванная Чумой, за свое необыкновенное умение создавать скандалы, происшествия и разборки в тех местах, где она оказывалась, утром выходила из подъезда дома под номером 302 по улице Садовой. По обыкновению, по пятницам она ходила в керосинную лавку для покупки топлива для своего капризного примуса.
Женщина неопределимого возраста, появившаяся в Москве неведомо откуда и жившая неизвестно на какие средства - она была весьма наблюдательна, сварлива и злопамятна. Выйдя из дома, Аннушка позадержалась у входа, заметив отсутствие резиновой пробки, закрывавшей поллитровую стеклянную бутылку, предназначенную для керосина и покоившуюся в сетке коричневого цвета. Пока она решала в уме трудную задачу - вернуться ли ей назад и поискать пробку, либо найти по дороге клочок бумаги для затычки бутылки, в поле бокового ее зрения показались трое странных незнакомцев. То есть, фактически, незнакомцев было двое, поскольку третьего, шагавшего вразвалочку посередине, она почти сразу же опознала, как своего давнишнего обидчика, отобравшего найденную ей на лестнице золотую безделушку.
Одетый в мятый парусиновый костюм, рыжий здоровяк, с выразительно уродливым лицом и пугающе торчавшим изо рта изогнутым желтоватым клыком, полуобернувшись на ходу, что-то увлеченно доказывал низенькому толстяку, шедшему следом и поразительно смахивающему, своим круглым лицом, на плутоватого кота. Толстяк был облачен в матроску, а на голове у него покоилась серая кепочка с маленьким козырьком и пуговичкой на макушке - надув одну щеку он скептически ухмылялся азартно размахивающему руками собеседнику.
Немного впереди, делая неторопливые длинные шаги, двигался долговязый тощий субъект в коротком, почему-то клетчатом, дождевике и круглом котелке на голове, совершенно неподходящими ни по сезону, ни по погоде.
Опасаясь, скорого на руку и обозвавшего ее при первой встрече старой ведьмой, клыкастого здоровяка, Аннушка быстро шмыгнула в росший у подъезда густой кустарник и затаилась, зорко наблюдая, однако, за дальнейшим маршрутом троицы.
Так и есть - троица прошагала в подъезд и, судя по доносящимся шагам, стала подниматься наверх. Женщина проворно забежала в подъезд и прислушалась. После некоторой паузы где-то вверху сначала открылась, а потом захлопнулась тяжелая дверь.
- Пятидесятая квартира, - определила Аннушка и, прижав сетку с бутылкой к груди, воровато засеменила в дворницкую. Целью ее было доведение до сведения милиции факта появления подозрительных неизвестных в указанной квартире.
К слову сказать, пакостничеством или местью рыжему обидчику здесь и не пахло. Аннушка давала об этом подписку следователю, будучи допрошенной об обстоятельствах случившихся в тот далекий памятный день в квартире, прослывшей среди жильцов дома дьявольской, перестрелки и пожара.
- Дежурный Горупра РКМ лейтенант Москалев… - послышалось в телефонной трубке, и Аннушка, на удивление толково, изложила ответившему повод своего звонка.
На двери, ведущей в квартиру № 50, висела большая коричневая сургучная печать со слаборазличимыми надписями.
- Ну, кто был прав? - человек в кепочке светился самодовольством, - так никого и не заселили.
- Да, ты, Бегемот, по всегдавошней привычке, просто справился об этом в жилтовариществе, - возразил Азазелло, прищурив бельмастый глаз.
- А, вот и нет, а, вот и нет… - обиженно засопел толстяк с кошачьим лицом.
Не тратя времени на разговоры и на чтение запретительных надписей, Фагот ногтем большого пальца легко сковырнул сургуч. Затем поковырялся в замке острым концом огромной французской булавки, и дверь открылась. Друзья вошли в переднюю - в квартире стоял отчетливый запах гари с едва уловимой примесью сгоревших пороховых газов. А еще пахло свежесваренным кофе.
В гостиной Гелла, единственным одеянием которой был прозрачный кружевной передничек, сметала веником в совок осколки хрустальной люстры, валявшиеся на полу в неимоверном количестве.
В паркете сплошь и рядом зияли начисто выжженные участки, стены и потолок были закопчены, с окон свисали жалкие остатки обгоревших гардин. Большое зеркало трюмо было разбито вдребезги и хищно топорщилось оставшимися по углам и бокам острыми осколками. Зеркало, располагавшееся на старинном камине, было покрыто звездчатыми отверстиями, в которых угадывались следы пуль. Хорошенько присмотревшись, можно было обнаружить во множестве и другие пулевые отверстия, хаотично разбросанные по стенам и потолку, причем особенно много их было в районе крюка, на котором ранее висела люстра.
- Однако, - присвистнул, знавший толк в этих вещах, Азазелло, - должно быть хорошенькая баталия здесь произошла.
Приземистый толстяк горделиво выпятил грудь, показывая, что ему понятно и приятно восхищение старого товарища.
Из кухни на шум открывшейся двери выглянула Маргарита с пачкой цикорного кофе в руке, одетая, а, вернее сказать, раздетая, точно так же, как и Гелла.
Бегемот целомудренно потупил глаза, Фагот же и Азазелло таращились вовсю, ничуть не смущаясь ослепительной наготы двух прекрасных женщин с их точеными фигурками и упругими, свежими телами.
- Кофе? Или, может, чаю, - голос Маргариты звенел в пустой квартире мелодичным колокольчиком.
- С удовольствием и обязательно, - подтвердил Бегемот, казалось, всегда хотевший есть и пить.
- Если мессир позволит, - пробормотал Фагот, осторожно переступая через осколки и хлам своими длинными нескладными ногами по направлению к кабинету. Остальные двинулись за ним.
Маргарита обогнала их, держа поднос с дымящимся в чашечке кофе, обдав при этом друзей ароматом хороших духов и вновь заставив Бегемота отвести глаза в сторону. Ее фигура и сзади была безупречна.
Воланд в своем черном строгом облачении сидел за массивным, красного дерева, письменным столом и разбирал какие-то бумаги. Одни из них он, не читая, бросал в урну, другие - просматривал и складывал в красивую кожаную, с серебряной монограммой "V", папку.
Маргарита поставила поднос на край стола и вышла. Друзья остановились у двери. Воланд был серьезен и мрачен, его вид не сулил троице ничего хорошего.
Фагот кашлянул и шумно переступил с ноги на ногу.
- Судя по срочности сбора, у нас опять вышло что-то не так, - вопросительно-виноватый его тенорок прозвучал в удушливой тиши кабинета приглушенно и зыбко, - но, поверьте, мессир…
- Увы! - голос Воланда отдавал лязгом стального засова, закрывающего камеру, - и, похоже, ваши неудачи стали какой-то навязчивой традицией.
Он не предложил пришедшим даже присесть. Крайне удрученный этим кот, сопел и жевал свои усы. Впрочем, справедливости ради, следует отметить, что в кабинете наличествовал лишь один дубовый стул с резной спинкой, на котором сидел сам Властитель Тьмы, и одно кожаное кресло, покрытое серым матерчатым чехлом, на котором троице было бы расположиться нелегко.
После некоторого гнетущего молчания, далее слово взял Бегемот, слывший у Воланда, и это было действительно так, любимцем.
- Мессир, - с тягучим вздохом начал он, - мы отдали этому делу…
- Знаю! Знаю, - звучный баритон налился рассекающим воздух булатом, - все свои силы, все свое умение… И, что получилось?
- А, что получилось, мессир? - Азазелло умудрился спрятать даже свой громадный клык и являл собой вид самой смиренной овечки, - ведь Он казнен на этот раз по законам этой страны, пусть, возможно и чрезмерно жестоким…
- Он вновь казнен незаконно! И воскреснет волей Небес.
- Но…
- Приговор Ему был вынесен внесудебным органом, который не предусмотрен никакими законами и, тем более, Конституцией данного государства. Следовательно, и предание Его смерти, хотя и в полном соответствии с приговором, является незаконным. Особое совещание не вправе выносить приговоры, поскольку ничего подобного не предусмотрено действующим законодательством. Этот орган создан по воле вождя этой державы, больше - в целях расправы с политическими противниками и устранения неугодных бывших соратников.
- Мессир… - умоляюще произнес Бегемот.
Но сегодня Воланд не хотел даже слышать и своего баловня, скрашивавшего всем жизнь своими остроумными, порой, очень смешными увертками и шутками.
- В случившемся более всего виноват Енурих Иегуда, и он свое получит. Но есть вы - моя опора, мои глаза, мои уши… - в голосе Воланда неожиданно прозвучала несвойственная ему горечь.
И этот, прорвавшийся сквозь леденящую сталь, чисто человеческий оттенок речи, ужаснул стоящих более всего. Загустевший донельзя, воздух полностью сковал их тела, мыслей разом не стало, и обволакивающая тьма уже заклубилась из сверкающих глаз Воланда.
- Мессир! - Маргарита и Гелла стояли на пороге кабинета на коленях.
Воланд некоторое время молчал, переводя свой мрачный нечеловеческий взор с женщин на стоявшую обреченно троицу. Наконец, глаза его потухли, резкие гневные черты лица разгладились.
И напряжение спало. Принимал ли Воланд решение об устранении своих проштрафившихся слуг, либо это было акцией устрашения - так и останется для всех загадкой. При спутниках он проявлял какое-то подобие человеческих качеств, хотя был лишен их начисто.
- У нас будет еще одна попытка в третьем тысячелетии, - прямая резкая складка пролегла между бровями Властителя Тьмы, - но - последняя. Я как раз занимался подбором бумаг и документов для этой операции. Мы отправим Его в небытие с помощью Международного Гаагского трибунала, руками Маргариты, которая сыграет роль прокурора под именем Карла дель Понте. Все детали мы обсудим несколько позже. Решение о том, кто будет старшим в операции, я приму через несколько дней. Возможно, я займусь этим лично. Мне необходимо все хорошо обдумать и взвесить. Права на ошибки мы больше не имеем.
Фагот внезапно насторожился и сделал стойку зверя, прислушивающегося к тревожащим звукам.
- Мессир, - сказал он, - к дому приближается оперативная группа НКВД, посланная для нашего задержания. Ликвидировать опасность?
- Ни в коем случае. Мы уйдем, не создавая излишнего ненужного шума. Мне нужно еще несколько минут для завершения дел. Бегемот, прикроешь нас.
- Да, мессир.
- Только без пальбы и примусов, - строго сказал Воланд.
- Слушаюсь, мессир, - послушно ответил кот, в которого уже преобразился толстяк в кепочке.
Несколько капель машинного масла, капнувшие в механизм замка с помощью масленки, призваны были справиться с запорами бесшумно. Однако пришедшим этого вовсе не понадобилось - дверь открылась сама и на оперативников дохнуло застарелой смрадной гарью.
Человек в гимнастерке с петлицами капитана махнул рукой с зажатым в ней маузером, и пятеро вооруженных маузерами же энкаведистов бесшумно просочились в переднюю. Последним, шестым, вошел сам капитан, прикрыв дверь и провернув ключ в замке, дабы ни у кого не было возможности вырваться из подозрительной квартиры.
В квартире было тихо. Ноздри вошедших уловили дух свежего кофе и слабый аромат хороших духов с легким запахом сирени.
Капитан вновь махнул рукой, и оперативники ворвались в гостиную. Возле камина, отрешенно ворочая кочергой давно потухшие угли, сидел громадный черный кот с меланхолическим выражением на морде.
- Взять его, - тихо скомандовал старший группы, и двое бросились к коту.
Но комнату неожиданно охватила чернильная мгла, хотя окна белесыми квадратами ясно указывали на стоявший на дворе солнечный день.
В кабинете тем временем послышались звуки передвигаемой мебели и неясное шуршание.
- Бесполезно искать черного кота в темной комнате, особенно, если там его нет, - загробным голосом, явно издевательски, изрек невидимый кот.
Пришедшие, однако, в замешательство не пришли. Сильные электрические фонари разом осветили гостиную, и пучки света забегали по стенам и углам просторного помещения.
- Если меня загоняют в угол, - с осуждением в голосе, заявил честный кот, - я предпочитаю выбрать его расположение.
И неожиданно обнаружилось, что в каждом углу гостиной стоит по огромному черному коту, причем абсолютно одинаковому. При этом они лишь снисходительно щурились горящими зеленоватыми глазами, когда лучи света попадали на них, не делая никаких попыток скрыться.
- Огонь по всем! - после некоторого замешательства прокричал командир спецгруппы, - стрелять только по нижним конечностям!
- Мессир велел обойтись без стрельбы, - нервно и с видимым сожалением заметил один из котов.
Пальцы оперативников бесполезно жали на спусковые скобы маузеров - оружие молчало.