Остросюжетная повесть "Ноктюрн" А. Константинова (литературный дебют молодого екатеринбургского инженера) - это своего рода фантастико-политический детектив с "философской подкладкой".
Алексей Константинов
Ноктюрн
О чем невозможно теоретизировать, о том следует рассказывать.
Умберто Эко
Смеркалось. Сырой непогожий четверг лениво погромыхивал отдаленной грозой. По просторной двухкомнатной квартире, не зажигая огня, бродил задумчивый, лет тридцати шести, худощавый блондин в щеголеватом темно-сером костюме и в мягких домашних тапочках на босу ногу. За незашторенным окном, дожидаясь конца недели, мерз темный город. В субботу теплый циклон разгонит водянистую муть, улицы расцветятся зонтиками ярмарочных павильонов, скверы и парки утратят дикость, а свободные от дел горожане потянутся на пляжи и к киоскам с газированной водой. По крайней мере, таков был безобидный хронопрогноз из последнего, дошедшего еще с полгода назад сообщения их десантного трансвременного модуля "ка-27/28 бт". Это в субботу. Мужчина взглянул на часы, сейчас без четверти девять, значит, через три пятнадцать, в четверг, закончится эпоха. Он тяжко вздохнул и продолжил прерванное было движение. Вот уже минут сорок, если не больше, как он слонялся по своей холостяцкой квартире в поисках запропавшего галстука. Того, голубого с отливом, очень неудобного, вечно давящего и уползающего набок. Галстук был своего рода данью традиции, надевался крайне редко и в исключительно ответственные моменты жизни своего хозяина. Сегодня как раз и случился такой вот момент - блондин собирался повеситься. Но вредный галстук упорно не желал найтись. Это очень смахивало на издевку, и мужчина слегка нервничал, заглянул даже в мусорное ведро: нет, конечно, откуда ему тут взяться? Озадаченно похмыкал и потащился назад в комнату раз на десятый потрошить платяной шкаф. Спальня уже давно стояла вверх дном, там делать нечего, а вот в шкафу, на полке с постельным бельем, кажется, он еще не смотрел.
Утром по дороге в Отдел он, как обычно, завернул к шефу. В приемной Ника тщательно рисовала себе левую бровь, видок у нее был изрядно похмельный, и бурно проведенная ночь читалась в глазах, как в зеркале. Сам сидел в кабинете и, тоскливо подперев щеку, забывал курить, сигарета тлела в отечных старческих пальцах, осыпаясь пепельной трухой на полировку орехового стола. На приветствие Сам длинно посмотрел сквозь него и молча двинул по столешнице малиновый бланк телекса спецсвязи. Противно засосало в желудке, он мельком глянул на бумагу и снова, уже в замешательстве, на шефа. В бланке оттиснулось единственное слово: "Случилось". У Самого в верхах имелись связи, и немалые, информации, к прискорбию, можно было доверять. Сразу стало пусто и глухо. Они ничего не сказали друг другу, отвели глаза. Он еще постоял, помедлил, повернулся и тихо вышел. В Отдел не попал, осознал себя только на улице, когда дождь вымочил насквозь. Вернулся домой, заблокировал замок, отключил телефон, звонок, сигнализацию и сел в кресло. Весь день курил, по очереди пил то водку, то транквилизаторы и смотрел, как в телеэкране беззвучно играют скорбные скрипачи, творя панихиду по рушащимся где-то этажам власти. Ближе к вечеру он тщательно побрился, надел свежее белье, костюм, взялся за поиски галстука, да так вот и бродит с тех пор, давно бы уж вздернулся!
- Вот же нечистая сила, - бормотал мужчина по адресу скрывшегося галстука, перетряхивая в шкафу простыню за простыней. - И так в доме, как после обыска! У нас, черт возьми, свобода или опять, как всегда? Ну был телекс, был, ну вернулись порядки, так все лишь завтра узнают, А галстуки что, уже сегодня от рук отбились?
Поздним вечером деликатно скрипнуло кресло, экран телевизора померк, сумерки сделались серебристыми, а тикавшие на стене часы встали. И сразу сзади раздался чуть глуховатый иронический голос:
- Так по какой нужде вы намерены использовать свой галстук, когда отыщете, любезнейший Арольд Никандрович?
Тот, кого назвали Арольдом, все же непроизвольно вздрогнул, хотя и не удивился, только досадно стало, что непростительно промешкал с этим дурацким галстуком, дождался! Все себе осложнил, идиот! Будто не знал: кто-кто, а "БИЧи" из Бюро Идеологической Чистоты официального меморандума дожидаться не будут. Один уже тут, похоже. Протянул время! Интересно, как им удается проникать в блокированные квартиры?
- Нет, неинтересно, и время тут ни при чем, при чем тут ваш галстук, - настойчиво произнес тот же голос.
Вот это была уже новость, такого над собой произвола Арольд не ожидал. Не веря ушам, он растерянно обернулся, из разжавшихся пальцев в густой ворс ковра, распадаясь, тихо ссыпалась стопка простыней.
- Какого черта, - пробормотал он.
- Ах да, виноват, мне показалось, вы произнесли вслух. - В кресле, спиной к окну, сидел неподвижный субъект в черном, - С вашим галстуком, знаете, такая морока!
- А вам-то он на что? - оторопело вглядывался Арольд, не различая у незнакомца лица. Нет, не то чтобы лица вовсе не было, оно имелось, но какое-то подразмытое, неуловимое, зыбкое. Обличье, а не лицо.
- Мне-то? - хмыкнул неизвестный. - Да на то, чтоб вы на нем ненароком не удавились. Смертный грех ведь, а?
- Не ваша забота! - огрызнулся Арольд, независимо сунув руки в карманы и все больше распаляясь. - И кто вы такой, черт возьми! А? По какому праву?..
- Я здесь по работе, и поверьте…
- Догадался уже!
- Нет-нет, вы не так поняли, вы напрасно, я не из Бюро. Я - ЭкзИм: Экзо, Имидж - Внешний образ, Экз-Им. Нет, не голограмма и не хронокопия. Как бы это поточнее? Дух, редактор Книги судеб, если угодно.
- А-а, редактор, значит, - натянуто улыбнулся Арольд, с облегчением опускаясь в кресло. - А что у вас с лицом? Вы, вообще, не лечитесь? Э-э, нет, я хотел сказать, вы в автокатастрофе там или еще где, н-нет?
- Нет.
- Ага, нет. Так, значит, редактор?
- Дело в том, уважаемый Арольд Никандрович, - мягко, даже как-то вкрадчиво произнес незнакомец, и от плавных интонаций его голоса по телу Арольда приятно поплыли тепло и покой, а лицо посетителя эскизно оконтурилось, - дело в том, что я бы и рад вас не беспокоить, да уж, поверьте, не имею больше выхода. Слишком-то вы ненормальное затеваете. - Лицо говорившего уже успело оформиться и налиться плотью. Теперь перед Арольдом сидел и загадочно ему улыбался аристократической наружности, гладко выбритый, моложавый мужчина, по самые брови покрытый глубоким капюшоном скрывающего тело черного плаща, и с бездонным, примораживающим к себе взглядом. Чувствуя, что опять начинает куда-то уплывать сознанием, Арольд через силу затряс головой и вырвался.
- Та-ак, - переводя дух, проговорил он, стараясь больше не глядеть на посетителя, - стало быть, ЭкзИм.
- Совершенно верно, - подтвердил ЭкзИм.
- И чем же обязан?
- У меня необходимость с вами поговорить.
- А для этого надо вломиться в квартиру, спереть чужой галстук и еще шпионить, о чем я думаю, - мстительно перечислил Арольд. - Очень мило.
- Если вы собрались строить наш диалог в таком ключе, то мы надолго уйдем от основной темы.
- А мне не к спеху. - Арольд демонстративно закинул ногу на ногу. - Время-то вы, как погляжу, остановили.
- Растянул - скажем так, - поправил ЭкзИм.
- Ладно, - соскучился переслушивать его Арольд. - И какая же тема у вас основная?
ЭкзИм обрадованно шевельнулся в кресле, и под ковром жалобно пискнула плитка отставшего паркета.
- А вы в своей жизни никогда не ловили себя на мысли, что, положим, вы персонаж в главе некой Глобальной Книги? - с воодушевлением произнес он. - Нет?
- Нет.
- Хорошо, в таком случае я вас официально ставлю в известность, вы - персонаж.
- Ах, вот так даже?
- Вы напрасно столь скептичны к моим словам, уверяю вас. Дело в том, что всякая книга есть существо живое. Даже не так уж и существо в привычном вам понимании, - заторопился ЭкзИм, - а в широком смысле - творение, этакая своеобразная, знаете, созидающая символьная биосфера Внутренних Образов. Вот, скажем, прочитывая какую-либо писаную вещь, - тематика неважна, тематика - спектр граней обобщенной в каталоге сущности, - итак, прочитывая вещь, которая вас увлекла, захватила, погрузила в себя, вырвав из обыденности, вы что подсознательно делаете? Вы, посредством буквенных, кодово подобранных на страницах символов, созидаете в каком-то ином измерении своего воображения движущиеся образы прочитываемой реальности. Вы видите динамику, краски, лица, осязаете, ощущаете запахи, вы мыслите там! И вот тут очень важно: книга книге - рознь, читатель другому - не пара, но если ваши эмоции, что суть вид энергии, произведут работу - подпитают вами же и созданные образе;, то те оживут, поведут вас, вы в них внедритесь, вы станете своего рода ЭкзИмом в том засимвольном, кстати, совершенно материальном Мире. А время жизни, что ж, время - понятие субъективное, мне ли вам объяснять? Э-э, я понятно выражаюсь? - вдруг словно спохватился он. - Э-э, излагаю? - тут же поправился.
Арольд непроизвольно кивнул.
- Ну вот, - терпеливо улыбнулся ему собеседник, - а я, так сказать, не совсем обычный ЭкзИм, предварительно прочитывать - это моя работа. Оперируя вашими понятиями, я - редактор Книги Судеб Творца. Как недавно уже имел честь представиться.
- М-мда? - протянул Арольд. - И в чьем же воображении, оперируя теперь вашими понятиями, я существую сейчас?
- В моем.
- Ага, в вашем. А вы ЭкзИм, да?
- ЭкзИм.
- Что ж, звучит, - после некоторого раздумья одобрил Арольд. - Не Господь, не Сатана. Работа, значит, такая. Чаю хотите?
- Да-да, разумеется, - оживился в своем углу посетитель. - Только позже, если вы не против. У меня к вам еще есть некоторые вопросы, Ард. Это ничего, что я вас так окорачиваю? Символично, возможно.
- А, валяйте, - вяло махнул рукой Арольд, - окорачивайте. Хоть и не похоже. По-гречески это, вроде, выходит Жар? А может, и не по-гречески.
- По латыни, - мягко поправил ЭкзИм. - Так вот, вы - персонаж, а о судьбе персонажей, естественно, строятся некоторые планы. Смею уверить, в нашем прогнозе самоубийство не предусматривалось, даже наоборот - возлагались определенные надежды. Здесь уж ваша инициатива, собственная. С чего вот только? Эка невидаль - режим сменился! Кто бы другой еще, но для вас-то это новостью не явилось, последние пять лет вы подобною ждали!
- Четыре, - поправил Арольд машинально. - Год была эйфория.
- Согласен, четыре, - снова закивал гость, - пусть будет четыре. Но вы даже в мыслях не держали заранее! Решили так спонтанно и окончательно, что иначе, как взять и реализоваться в вашей действительности, я уже не мог.
Арольд молчал, сосредоточенно собирая в стаканчик раскатившиеся по столешнице карандаши.
- Объяснитесь! - требовательно возвысил голос ЭкзИм. - Что это?! Издержки чересчур широкой свободы выбора? Так это проходит, поверьте.
- Эт’ точно, - едва сдерживаясь, чтобы не нахамить, ядовито хмыкнул Арольд, взбешенный вызывающим тоном ЭкзИма. - Если свобода, так уж точно проходит, прямо на глазах тает. Завтра волонтеров с "БИЧами" подтянут, сегодня вы подсуетились, время тянете, этак скоро не свободы - выбора не останется. - И вдруг не выдержал жарко клубящейся перед глазами клочковатой черноты, взвился: - Объяснений тебе?! Да чихать я хотел! Тошно от ваших шизоидных сюжетов, понял, ты? Устал я! Устал. И им человек - ничто, молодцы, теперь уже персонаж! Пошел вон из моего дома!
Глубокие глаза спокойно глядели на него в упор, и запоздало сделалось стыдно мелочно выплеснутой эмоции. Арольд, вспыхнув, отвернулся, полез за сигаретами, долго прикуривал, нервничал, спички ломались, часы стояли, дождь за окном завис, не двигался, табак оказался сырой и кислый. Ну все одно к одному! Какого черта он так со мной? Нельзя так со мной! Зверею я, когда так говорят, не знаю, что могу тогда сделать, убить могу! И почти не помню после, что делал, что наговорил. Жар какой-то доменный в голове поднимается, пелена в глазах, и несет - разносит просто. Ничто я для них, ага, ничто - знако-символьный образ, вот гад, а! Богема прилитературенная!
- Будь вы ничто, я бы тут не сидел, - резонно заметил ЭкзИм, - а что до прочего - то на вашей совести. - Помолчал, о чем-то раздумывая, и неожиданно предложил: - А давайте-ка так - оставляем здесь пока все как есть и отправляемся вместе в одно охотничье зимовье. В отроги Синих Гор, тем более недалеко, в параллельное надизмерение. Я вам предлагаю нечто вроде прогулки. Идет? Что вас тут держит? Ну и отлично. Представляете: одинокий бревенчатый балаган среди пустынного места. Скалы с фиолетовым отливом на закате, здоровый воздух и свежесть безлюдья. Ветреная ночь…
Черные, бездонные, неподвижные глаза наплывали на Арольда, а если честно, ему и не хотелось из них вырываться. Тело сделалось легким, почти неощутимым, раскрылось и соскользнуло куда-то вниз, в сумрак.
ЭкзИм вел недолго, и дверь с удивительно склочным кодовым замком тоже довольно быстро отыскалась в глубине заросшего репьем оврага. Замок сиплым заносчивым голосом скрытого под корягой динамика тут же принялся поучать назидательными инструкциями по технике безопасности. Когда же "семерка" неожиданно запала, замок моментально переключился в ждущий режим и начал жаловаться на дребезг контактов, вымогать графитовую смазку, а заодно обличать сквалыгу-смотрителя, спекулирующего биосенсорами посередь бела дня в бойком месте. "Заткнись", - спокойно молвил ЭкзИм, и замок, лязгнув язычком защелки, отомкнулся. Жесткая рука ЭкзИма властно вдернула спутника в жарко натопленную избушку, к весело пылающему камину.
- К столу! К столу! - тормошил он Арольда. - Не натощак же помирать! Неясыть, поди-ка, поминки по тебе не сгуляет, там теперь разлюли-малина, привольная жизнь - халва, распутство, арабские девочки! А у нас своя трапеза, - подмигнул ЭкзИм, споро напластывая горячий ржаной каравай. - Свежая оленинка под виноградное-то винцо! А?
У Арда свело желудок и разломило висок. Поясневшая с голодухи память подсказала, что он весь день питался таблетками да дурными вестями.
- К столу! К столу! - зычно трубил ЭкзИм, галантно помогая подняться. Он уж и без плаща - в замшевых светло-песочных, в обтяжку штанах под высокие сапоги, в голубом бархатном камзоле, по груди - золотая змейка шитья, нежный, капельками, жемчуг. Тонкие сильные запястья в кружевном батисте сорочки, открытый ворот, гордая в повороте шея, темные волосы слегка вьются и касаются плеч. Неуловимый взгляд, светские манеры. Сел напротив, подливает в червленые с крупными изумрудами кубки вино из кувшина, делает вид, что тоже голоден и с аппетитом нахваливает самим даже не тронутое мясо, но Арольд не стесняется, сейчас бы он проглотил и комплексный обед из их управленческой столовки, лишь бы жевалось.
ЭкзИм промокнул сухие губы о невесть откуда явившуюся и тут же опять сгинувшую салфетку, поднял дорогой кубок - Ваше здоровье, Арольд Никандрович! - но глотнул с усилием. Облокотился о край стола и задумчиво чуть склонил голову набок, взгляд его сквозь огонь свечи казался немного насмешливым и печальным.
- А знаете, Ард, - начал он негромко, - в чем-то вы, безусловно, и правы. Смерть - действительно единственный выход остаться при своем прошлом! Но! Вот вы постоянно думаете: "произвол, произвол", просто изводите себя этим словом. Как-то неровно вы относитесь к прогнозу Творца. Почему произвол? Допустим, взять ваше старое изношенное светило. Солнце, положим, взять. Ежедневно, помимо вашего хотения, из секунды в секунду оно встает и садится, и вы не зовете это произволом. Или все дело в масштабности событий? В масштабности интеллекта, оценивающего событие? Для Творца и рождение звезды, и рождение ребенка, уверяю вас, - события равного масштаба. Выходит, все же дело в интеллекте, который, по сути, и есть свобода. Отсюда - в любой социальной реальности - либо вы свободны, либо глупы, и тогда, бог в помощь, можете вешаться.
- Хорошенькая у вас логика! - Арольд не на шутку обиделся. - Затеял переворот, а меня еще обвиняет в тупости однако!
- Я не затевал переворота, - живо парировал ЭкзИм, - это у вас психология висельников. Все социальные системы - не более чем антураж, у них процент свободы выбора не так уж и велик, у вас же, я имею в виду человека, он попросту трагически огромен.
- Просил я вот твою свободу! - огрызнулся Ард. - Сначала дают, а потом же и попрекают.
ЭкзИм поиграл бровями, изображая сожаление, и пока оставил реплику без ответа. Взмахом руки изменил сервировку стола на нечто восточное и уж больно изысканное, но впечатления на негодующего Арольда не произвел.
- Защитная форма растерянности - безоглядное хамство, - наконец вздохнул он. - Будто дать свободу так просто. Какую цепь поколений приходится выстраивать в веках, прежде чем на изломе эпох забрезжит хотя бы потенциально свободный персонаж.
Ард апатично возил вилкой по скрипучему блюду с пловом, спорить не хотелось, все философствование такого плана надоело ему до изжоги. Сам вечно - как на коньяк ни пригласит, так Философствует, в Отделе одни философы. Спросить разве, куда все наши десантные хрономодули в будущем подевались? Наверняка же, знает. А ну его к черту! Опять скажет, что не имеет возможности обсуждать побочные темы. И галстук упер. Надоело мне все.
- Хорошо, раз уж вы упорно не желаете ничего понимать, - произнес ЭкзИм устало, - давайте-ка хоть прикинем для какого-нибудь дублера, куда бы пошла сюжетная канва вашей жизни после сегодняшнего вечера. В помощи-то вы мне, надеюсь, не откажете? Надолго не задержу.
- Вот так и хочется вам меня втравить, - сварливо проворчал Арольд и ни с того, ни с сего брякнул: - Где наши хрономодули?
- Свалятся вам на головы, - быстро ответил ЭкзИм и, уже не отвлекаясь, сразу перешел к делу; - Значит, сделаем так: я моделирую причинно-следственный фон, обусловленный динамикой ваших действий или, соответственно, упущенными возможностями в той или иной ситуации, вы же вольны поступать, как вам вздумается. Все демократично. Кроме того, у вас появляется уникальная возможность заглянуть в свое будущее, можно сказать, с того света. Отдохнули?. - ЭкзИм решительно поднялся. - Заглянем вперед?
- А вдруг все же нет? - соурчал Арольд, вставая из-за стола следом.
- До дома тут вам через парк рукой подать, - оборвал ЭкзИм, расплываясь в сумерках дождливого переулка.
Ард оторопело поозирался. Вот черт! И моргнуть не успел!..
А место, действительно, было знакомое, но этой дорогой он ходил редко.
Этой дорогой Арольд ходил редко, старый княжеский парк, что залег одичалой ложбиной почти в центре города, и славный реликтовыми сортами вековых вязов да не менее реликтовой развалюхой-часовенкой, снова зачастил в разделах уголовной хроники: после удачных грабежей здесь опять исправно гулеванила удалая криминальная братва, топившая свою разбойную радость в вине, а случившихся ненароком свидетелей той радости - в затянутом тиной пруду.