Но вот, одиннадцать месяцев назад, без всякой помпы и телерепортажей внезапная новостройка вдруг изрядно потеснила муниципальные угодья. Возводили межведомственную неприкасаемость, планомерно сводя бесхозные вязы, с удивительной быстротой и обилием импортной техники. Две первые ладнокроенные шестнадцатиэтажки высветились над кронами раскидистых деревьев и уже обзаводились влиятельными, не ниже директора торга, жильцами, когда Сам устроил в печати грандиозный скандал и после свирепой публичной грызни потихоньку обменял свою депутатскую сговорчивость на двадцать пять квартир для своих сотрудников. Дело замяли, строительство отнесли чуть в сторону и продолжили. От исторической часовни умудрилось кое-что уцелеть: часть хозяйственного пристроя, приличный кусок парковой стены да разор раскорчеванной аллейки. Ныне все это, заросшее, забурьяневшее, утопленное в крапиве и строительных неликвидах, вплотную примыкало к крайнему подъезду многоэтажного красавца, где волей случая и благодаря определенным качествам своего начальника Арольд полгода назад получил жилье.
Ард потерял тропинку и теперь пробирался густым подлеском, ориентируясь на прожектора круглосуточной стройплощадки, Промокшая куртка липла к телу их похоже, сама-то пыталась согреться, не то чтоб уберечь от простуды хозяина. Не по погоде легкие туфли чавкали внутри стылой жижей и через шаг норовили остаться в раскисшем суглинке навсегда. Впереди протемнел силуэт знакомого балка, от него до родного подъезда оставалось метров тридцать. Сквозь влажную листву уже мерцали телеэкраны в окнах. Ард замученно утерся мокрым рукавом и, передыхая, прислушался. За шелестом сеющего дождя ему почудилось попискивание и приглушенное бормотание рации. Что за черт! Откуда рация? Оп-па: короткая сигаретная вспышка высветила совсем рядом горбоносый усатый профиль в капюшоне армейской плащпалатки. Ард обмер и мигом присел за куст.
"Ну, мы с тобой попали! - под участившийся пульс застучал в виске глуховатый голос ЭкзИма. - Попали! Попали! Засада, тебя ждут!"
- Сгинь, - прошипел Ард. - Чтоб тебя!..
Темнота у балка настороженно шевельнулась, по кустарнику чиркнул острый лучик фонарика. Караульный перемялся с ноги на ногу, сплюнул для самоутверждения и, успокоясь, снова мигнул зажатой в кулак неуставной сигареткой.
"Чего ты орешь? - спросил ЭкзИм. - Я и так слышу". - "Вот сейчас еще увидишь, - мысленно пообещал разозлившийся Ард, - подползу, отберу у него ствол и стрельнусь. Вот тогда увидишь". - "Не стрельнешься - у его револьвера боек спилен". - "Ха, значит, оглушу "БИЧару", отведу душу, это ж "БИЧ", я ж их породу за версту чую! Вот и кирпич, кстати, есть, такого добра тут навалом". - "Не оглушишь, оскользнешься, да он и сильней. Так что попинает тебя на радостях, сведет к себе в Бюро находок, так, кажется, на вашем сленге их контора называется? И премию получит. А премию прогуляет в кафе "Треф", в пьяном виде угодит под штабной джип и через трое суток скончается в палате реанимации под капельницей. Сказать, в какой клинике?" - "Заткнись", - приуныл Ард. Сторожась нечаянных шорохов, отполз по грязи в сторону, распрямился и, не оглядываясь, заспешил прочь.
- В квартире тоже ждали? - спросил он через время, когда от балка уже не могли услышать.
"И ждали, и обыск был. Что покрали, что еще описывают, - помедлив, нехотя сообщил ЭкзИм. - В общем, дома у тебя больше нет".
Рассвет застал его на пляже. День обещал выдаться жарким, солнце раскормленной каплей всплывало со дна моря и в дымке обманчивого расстояния набухало лохматым нечесаным шаром.
Почти до утра Ард петлял повымиравшими настороженными дворами, осознанно двигаясь к заливу, почти до утра пугался шелеста смутных кустов и подолгу пережидал в дождливых подворотнях, прежде чем проскочить очередной перекресток. Свыкание с внезапно ему выпавшей долей изгоя давалось нелегко. ЭкзИм, как только вышли из парка, сразу куда-то пропал или попросту не отзывался, и после двух неудачных попыток снова с ним заговорить Арольд тоже принципиально замолчал.
Теперь, зябко ежась в прибрежном тумане, Ард торопливо раздевался. Закинул в репьи рваную, пугающего вида куртку, следом отправил и безнадежно поползший по швам пиджак, прополоскал, отжал и опять натянул на себя одну только рубашку, вымыл туфли, кое-как размочил и отчистил брюки от бог знает когда взявшегося на них цемента, пересчитал всю наличную мелочь - набралось на пару поездок в городском автобусе. Напоследок забрел по колено в спокойную чистую воду, ополоснулся.
"Сегодня суббота, - смутно припоминал он, выплясывая по холодному песку с одной ногой в скользкой штанине, - выходной и последний день месяца". Завтра по календарю наступает лето, значит, народ загодя разденется еще сегодня, и легкий его наряд едва ли вызовет недоумение. Простуду вот только б не схватить.
Через полчаса, подсушив брюки на сквознячках проходных дворов, он выбрался к проспекту Современников, а еще через двадцать минут сошел с рейсового автобуса на остановке "УХиМПи"-Сквер. Да, вот здесь, за сквериком, и располагалось его родное Управление Хлебопекарной и Макаронной Промышленности, где по всем картотекам Арольд все еще служил в чине ответственного по Отделу хронарного зондирования Пространства.
Управление их, а точнее - научно-производственный комплекс закрытого типа, хоть уж год как расконверсированное до почти полного технологического паралича, хлебов ни теперь, ни прежде не пекло и озадачиваться макаронным ассортиментом тоже не намеревалось. Непонятно, на что еще рассчитывал Сам, позакрывав две трети лабораторий, уволив половину сотрудников, отказавшись от военизированной охраны и распродавая по торгам да аукционам множительную технику из пустующих канцелярий, но на плаву он пока держался и зарплату выдавал исправно. Сам, похоже, так и не оставлял надежды восстановить связь с экипажами хотя бы двух-трех из пятидесяти десантных хрономодулей, потерянных за последние четыре года Управлением в будущем. Самый из них ближайший - "ка-27/28бт", под кодовым позывным "кабинет" - шесть месяцев назад внезапно вышел на связь с расстояния в три астрономических года. Радировал он совершеннейший бред, зато просил инструкций и следующий сеанс назначил им как раз на завтра. Нетрудно себе представить состояние Самого, когда на завтрашней трансвременной связи Арольд, главный его хронолокаторщик, так и не появится…
Ард толкнул стеклянную дверь проходной, издали отсалютовал выглянувшему из-за газеты вахтеру и, бросив на ходу: "Срочное дело!", взлетел по административной лестнице в Отдел.
Гулкая тишина и безлюдье коридоров выходного дня. Делать все надо быстро. Шестизначный код, щелчок. Теперь дверь от себя, и восемь секунд - успеть отключить сигнализацию. Есть! Не сработала. Полезная привычка хранить деньги и документы в рабочем столе. И сразу назад - если вахтер в курсе, "БИЧи" уже едут. Значит, через проходную не выйти, так. Ключи от третьего блока. Коридоры, лестницы, изученные лабиринты переходов, только теперь всё вниз. Стальные решетки подвала. Седьмой блок… Пятый… Третий. Операторская. Индикация пультов в ждущем режиме. Поворот, еще один. Где-то здесь… Ага, обитая железом дверь. Шахта аварийного выхода. Окрашенные в зеленое стальные ступеньки. Снова дверь, эта уже последняя. Успокоить дыхание, так. Лбом в прохладу косяка, постоять. Ключ на два оборота влево. Ручку вниз и на себя.
Обширный пустырь хозяйственного двора, захламленный досками, кабелями, проржавевшими бочками с надписью "яд", остов грузовика с вросшими в асфальт рессорами, в прорехе забора - шуршащая шинами улица. Ард тщательно запер за собой дверь, спрятал связку ключей под четвертой от угла бочкой, пролез сквозь забор, огляделся и небрежной походкой слоняющегося бездельника зашагал вниз по улице перекусить и промочить горло в какой-нибудь ранней пивной.
- Ты рехнулся, брат, какое пиво? Пойди вон воды из крана попей, - объяснили ему тетки-раздатчицы, гремя мятыми кастрюлями, содрали за вчерашний салат, а от рыбы с темной родословной он отказался сам. Вышел на пустующую веранду и, сгрузив с хромоногого стола увечные стулья, первый раз за столько-то времени присел в человеческой позе.
ЭкзИм вырос перед ним прямо из тарелки с салатом.
- Вовсе даже недурно, - произнес он, отсаживаясь на соседний стул. - Вы отлично соображаете в нештатных ситуациях.
- И это всё? - пережевывая дряблые огурцы, удивился Ард.
- Отчего же, я могу похвалить и шире. А что вы хотите услышать?
- А вот хочу услышать, что произойдет с хрономодулем "кабинет"? - хитро прищурился Арольд.
- О-о, - покачал головой ЭкзИм, - вопросы-то вы все задаете не по теме. Могу лишь сообщить, что в Книге Судеб это отдельная глава, так, по-моему, и называется: "Кабинет… не то 27… не то 28". Да, вообще, забыли б вы о своих модулях. - И тотчас, оказавшись близко-близко, осведомился вкрадчиво: - Листаем дальше? Еще пара страничек, и в городе начали происходить события.
В городе начали происходить события. Под старыми лозунгами теперь выступали новые герои, и дикторши с телеэкранов в портовых кафе зачитывали тексты их официальных сообщений с какими-то шкодливенькими ухмылочками, а репортажи с мест стали напоминать фронтовые сводки. На тротуарах и фасадах домов по ночам появлялись нарисованные краской призывы аполитичного содержания, в газетах же замелькало виляющее словосочетание "безответственные элементы", которое после введения комендантского часа мигом ужалось до короткого, как приговор, словечка "экстремисты". Дожди сделались редкостью, зато участились пожары, причем загадочно горел, главным образом, войсковой автотранспорт и, в основном, по ночам. Муниципальное Собрание самораспустилось, а всеми делами теперь заправляли старшие офицеры из Бюро Идеологической Чистоты и сугубо штатский Комитет Национального Согласия, прозванный портовыми шлюхами по каким-то своим профессиональным ассоциациям "КоНСоль". Ехидному народу термин понравился и был зачислен в разряд бранных, применимых к любому разговору - от политики до секса.
Ард загорел, обносился, оброс рыжеватой бородкой и жил, где придется. Правда, на побережье у него имелось несколько конспиративных шалашей, в которых, если лучшего не подворачивалось, он ночевал по очереди, но бессистемно. Долговременных знакомств не заводил, к происходящему приглядывался иронично. Грузчики в доках относились к нему снисходительно и иногда позволяли подзаработать. Кабацкая рвань уважала за постоянное наличие небольшой суммы денег и резко отрицательное отношение к представителям власти.
Весь день Ард без дела слонялся по усеянным отпускниками пляжам, с тоской ошивался у причалов с иностранными судами, пропадал в доках или пропахших тухлой рыбой пивных, а иной раз наведывался в город разнюхать обстановку и заночевать на даче у Самого. Сам остался не у дел, сидел сиднем, но, похоже, не бедствовал - пропивал нос в своей винной коллекции и ругал комитетчиков из "КоНСоли" за прогрессирующий идиотизм. "УХиМПи" его бесславно закрыли, документацию опечатали, а Самого едва не упекли под трибунал за сомнительные эксперименты над временем. Кстати, как он сознался, Арольд шел по той же статье, только в качестве главного пособника в преступных злоупотреблениях хрономатерией. Но пособник вовремя скрылся, вину за погибшие экипажи десантных модулей свалили на него, а старые связи ушли Самого на пенсию.
- Тоже мне, переворотчики бархатные! - костерил Сам нынешние власти. - Путчисты сопливые! Воды нет, жрать нечего, а спросить не с кого - рэ-эволюция! Так их в бога душу к едоене фене! Ни одного прохвоста на заборе не повесили! Чем они там заняты? "Коллективный Разум! Надо воспитывать Всенародное Сознание!" Это что, их сессии-собрания-проголосования - Коллективный Разум? Теперь вот еще Комитет этот хренов… Знаешь, что я тебе скажу, парень? - пьяно наклонялся он к Арольду, прижимая к щеке недопитый стакан. - Когда мне развозят про Коллективный Разум, у меня всегда улучшается настроение. Ха-ха - я уже смеюсь, я умираю со смеху. Коллективный Разум - это общественная уборная: сначала все изливают накопившееся, а после умывают руки.
Потом Сам икал, проливая мимо губ, допивал вино и начинал каяться перед Ардом, что в "БИЧарне" свалил все на него.
- А что было делать? - мямлил он. - Тут же под меня и свидетелей подшили. Наукой, дескать, не занимался, идейной линии не проводил, директивы-де, указания на техсовете огулом хаял, а еще, мол, по матушке оскорблял и глумился над ясными вещами. В общем, парень, показали мне небо в клетку и прочие прелести, тобой бот и откупился. Должник я твой, по гроб должник. Прости уж меня…
Арольд, конечно, отшучивался или помогал ругать режим, но было неприятно и унизительно, когда Сам, небритый и заискивающий, трусливо заглядывал ему в глаза.
"У Самого развился комплекс вины. - Ард зевнул и поежился от свежести. Под утро все-таки чувствовалось, что спишь не на теплых простынях, а под соломенной крышей. - Съезжу, пожалуй, в город, давно не был", - решил он, выбираясь из шалаша. Прихватил завернутый в лист лопуха обмылок и отправился к лиману поплавать.
Стараясь не наступать на бутылочные пробки и каменные от соли, скрюченные окурки, Ард не спеша брел вдоль извилистой черты прибоя. Мелкий песок глубоко проминался под ступнями и неприятно холодил выдавливаемой из себя влагой босые ноги. День возникал тоскливо. Скрадывающая дымка конденсата размыла и без того блеклое солнце. Грязное море, слившись с грязным же небом, не оставило горизонту места. В приподнявшемся с краю тумане - огрызок волнолома, пунктир замерших портальных кранов, кляксы катеров береговой охраны и тень одинокой скалы. Как через вату - рокот потянувшего баржу дизеля и отрывистый всхлип его басовитой сирены.
Пирс сразу же насторожил его пустотой причальных зон. Ни одного катера. Поднятые трапы. Только вездесущие мальчишки, как обычно, пугают медуз, гоняясь в придонном бликовом свете за стремительным полетом мальков. Ард зашел по колено в волну, потянув время, выкурил сигаретку, вздохнул и поплелся к билетной кассе за разъяснениями.
Пенсионный дед-билетер в посеченном молью кителе выставил в окошечко склеротический глаз, пожевал сморщенным ртом и, пришепетывая от возбуждения, выложил с превосходством:
- Доки стоят, забастовка. И порт тоже.
Подстегнутый чужой оторопью, старик откинул раму и, многозначительно рубя фразы, заторопился:
- Сегодня. С утра. В аккурат и начали. Вчерась автобусники забузили. У их "БИЧура" с машин все карты маршрутов посымала. На врага, мол, изверги, так вашу, работаете! Техмастер под следствием. Ну, мы с водилами кто брат, кто сват, кто кореш давний, - гордо прихвастнул он на местоимении "мы", - тут и забастовали. Беспорядки, слышь, в городе. Границу закрыли.
Без перехода:
- Я тебя знаю. Ты с грузчиками у "Якоря" пиво пьешь. Так они вовсе с цепи сорвались. Говорят, майора в таможне словили и на барже заперли, во как! В залог.
Заозирался.
- Волонтеров, слышь, стянули. Ха, думаешь, так просто! А к нам, сюда, много чужаков наехало в цивильной одеже. Ты зыркай, оне все незаюрелые. По холодку на моторках пришли. Часть на перевал двинула. Стерегись, если в город, лучше тропой рви. А мы уж тут до конца будем.
Слегка одуревший от восторженной взвинченности никому не нужного пенсионного волка, Ард отошел в сторону, соображая, как ему быть дальше. Доки стоят, порт бастует. Перевал закрыт. Одна дорога - старик прав - седловиной, через рощу, в верхние кварталы.
За буковой рощей тянулся Старый город, декорированный по щелям переулков пятнами назойливой современности в виде заносчивых транспарантов, крикливых панно и халтурной отреставрированности дряхлых фасадов. Беленые известью глинобитные стены, щербатый кирпич халуп помоложе, уступами - ограды из дикого камня и заросли боярышника. Ни одной ровной улицы - все какие-то пятачки, мыски, площадки, терраски, ветвящиеся дворы, переходящие в полутораметровой ширины проходы между дровяниками или изгородями огородников. Во дворах - фанерные соты жилых клетушек, нужники, сараи, шторки, стекла, развалины, помойки и лебеда. Косые крыши в перелатанной черепичной чешуе. Фигурные трубы печного отопления. Неказистые мезонинчики, дощатые джунгли чердачных надстроек, ржавые стрелы флюгеров, прогнившие углы просевших веранд, над головой в тенетах электропроводки и бельевых веревок чьи-то цветастые простыни, половики, рубашки, еще выше лепные балкончики с фамильной рухлядью и кустами фикусов в рассохшихся кадушках.
Старый город. Вначале "УХиМПи" планировалось строить именно в его черте, но предварительная хроносъемка местности отшарахнула от такого прожекта даже повидавших виды лабораторных крыс. Нет, эти тесные кварталы не были вморожены в "погибший мозаичный пласт", не вращались в "инверсионном фазовом сдвиге" и не стояли на какой-либо иной мало изученной аномалии, они сами являлись аномалией. Это была какая-то жуткая обочина времени, отхожий кювет вдоль столбовой дороги, выгребная яма с продолжающими прибывать пространственно-временными нарезками, целиком автономными, жизнеспособными, энергичными, прорастающими один сквозь другого и урывающими, пятый у двенадцатого, лишний кубометр на лишнюю секунду, лишь бы под клочком белесого неба. Минареты древних мечетей кренятся над не менее древними главками православных церквей, а те мученически неуступчивы в своей безграничной терпимости к стали и бетону индустриальных лет. Подземные переходы внезапно заводят из асфальта в сумрак укромных аллей императорского сада или опускают еще ниже, к мутным каналам с дурным запахом эпохи средневековья. Каскады фонтанов чуть ли не времен Халифата рядом с ажурными павильонами саун и варьете. Но тут же брусчатка кривеньких мостовых, свистящий песок в истончавших водосточных трубах, выжженное безлюдье тупичков я засилье каменной духоты, всего-то в минуте ходьбы от сутолоки пивных баров и склочных очередей в косметические салоны.
Присев отдохнуть, Ард ностальгически припомнил, как восемь лет назад, проводя здесь выборочную перепроверку результатов хроносъемки, он в упоении скитался одиночным маршрутом по этим привораживающим взгляд сколам чужой жизни. То выбредал в современность, гомон и толчею, то нарочно заныривал в самые экзотические и беспросветные глушь, разор и молчание. Так отрешившийся от мира старьевщик роется в куче мусора - ничего не ищет, а просто наслаждается желанием разгребать и разглядывать только ему одному приоткрывающееся прошлое.
"Сидишь мечтаешь?" - встревоженно побеспокоил его мысли ЭкзИм. "А ты все подсматриваешь?" - не обиделся Ард, скорее, даже обрадовался невидимому собеседнику. - "Сейчас и ты насмотришься, - настораживаясь еще больше, пообещал тот. - Ой держись!"