- Вы уверены, что говорили именно с этой девушкой? - обратился я к скорняку.
- Да, - подтвердил он; - я назвал ей свою фамилию и сказал, что мне нужно, и она улыбнулась. Она показала мне, где найти книги по инсектицидам. Затем, когда я отходил от конторки, вон оттуда вышла еще одна девушка.
- Прекрасно! - сказал я. - Вот фотография другой девушки. Скажите, вы говорили вот с этой девушкой за конторкой, а из задней комнаты вышла та, которая на фотографии? Или вы говорили с той девушкой, которая на фотографии, а девушка, сидящая сейчас за конторкой, вышла из задней комнаты?
Долгую минуту скорняк пристально разглядывал сначала девушку, потом фотографию.
- Они же совсем одинаковые.
Я выругался про себя. На губах Сюзн заиграла едва заметная улыбка, которая почти тут же исчезла. Должно быть, на этом она и строила свои расчеты. В библиотеке почти никого не было из студентов, чужой вряд ли станет вглядываться в библиотекаря - такую же принадлежность читального зала, как книжные полки.
Теперь я уже знал, что она виновна, но знание еще ничего не значит.
- Ну так которая же? - спросил я.
- Я говорил с ней, с той, которая за конторкой, - ответил он с видом человека, которому хочется покончить с допросом.
- Совершенно верно, - невозмутимо подтвердила Сюзн.
Я уже успел до дна исчерпать свои надежды на ее слабые нервы.
- А вы могли бы присягнуть в этом? - спросил я скорняка.
- Нет, - тут же ответил он.
- Что ж, Хатуэй, уведи его и отправь домой.
Профессор Родни подался вперед и тронул меня за локоть.
- Почему она улыбнулась этому человеку когда он сказал, какие книги ему нужны? - прошептал он.
- А почему бы и нет? - шепнул я в ответ, но все равно задал девушке этот вопрос. Брови у нее слегка вздрогнули.
- Обыкновенная вежливость. Что в этом дурного?
Она прямо ликовала, я мог бы в этом поклясться.
Профессор слегка покачал головой и снова шепнул мне:
- Она не из тех, кто улыбается незнакомцам, с которыми надо возиться. За конторкой наверняка сидела Луэлла-Мэри.
Я пожал плечами, представив себе, как выкладываю подобные доказательства комиссару.
Четверо студентов ничего не видели, и их допрос почти не отнял времени. Они занимались исследованиями, знали, какие им нужны книги и где они стоят. Они не задерживались у конторки, не могли сказать, кто и когда за ней сидел. Никто даже не поднимал глаз от книг, пока пронзительный крик не всполошил всех и вся.
Пятым был Питер Ван-Норден. Он вперил взор в большой палец своей правой руки. Ноготь на нем был жутко изгрызен. На Сюзн он даже не взглянул. Я дал ему немного посидеть и прийти в себя. Наконец я спросил:
- Что вы здесь делаете в такое время года? Насколько я понял, сейчас каникулы.
- У меня через месяц кандидатский минимум, - пробормотал он. - Я занимаюсь. Если я сдам экзамен, то смогу работать над своей диссертацией, понимаете?
- Я полагаю, вы задержались у конторки, войдя сюда?
- Нет, не думаю. По-моему, я не задерживался, - ответил он так же тихо, как и прежде.
- Странно, не правда ли? Я полагаю, вы хороший друг как Сюзн, так и Луэллы-Мэри. Разве вы не говорите им "привет"?
- Я волновался. Я думал об экзамене. Мне надо было заниматься. Я.
- Выходит, у вас даже не нашлось времени сказать "привет"?
Я посмотрел на Сюзн, чтобы узнать, как все это действует на нее. Она побледнела. Но ведь мне могло и показаться.
- Однако вы были чуть ли не обручены с одной из них. Разве не так? - спросил я.
Он поднял глаза, в которых отразилась смесь тревоги и возмущения.
- Нет! Я не могу обручиться, пока не получу степень. Кто вам сказал, что я обручен?
- Я сказал "чуть ли не обручены".
- Нет! Может, мы и встречались раз-другой, но что значат одно-два свидания?
- Полноте, Пит, - вкрадчиво сказал я. - Которая же из них была вашей подружкой?
- Говорю вам, ничего подобного не было! - Он так усердно умывал руки от этого дела, что казалось, весь погрузился в невидимую пену.
- Ну так как? - вдруг спросил я Сюзн. - Останавливался он у вашей конторки?
- Он помахал рукой, когда проходил, - сказала она.
- В самом деле, Пит?
- Не помню, - угрюмо ответил он. - Может, и помахал. Ну и что?
- А ничего, - сказал я.
В душе я жалел Сюзн. Если ради этого типа она убила человека, ее старания канули втуне. Я был уверен, что отныне он на нее и внимания не обратит, даже если она рухнет ему на голову с крыши двухэтажного дома. Она, должна быть, тоже это поняла. Судя по взгляду, брошенному ею на Питера Ван-Нордена, его можно было считать вторым кандидатом на угощение цианистым калием. Если, конечно, все сойдет ей с рук. А дело к тому и шло…
Было уже около шести, и я не представлял себе, что еще можно сделать. Выходило, что никто даже не опровергал утверждений Сюзн. Будь у нее преступное прошлое, уж мы бы смогли выжать истину, если не напором, то измором. Но к ней такие способы неприменимы. Я повернулся к профессору, готовый высказать это вслух, но он неотрывно смотрел на карточки Хатуэя. Во всяком случае, на одну из них, которую держал в руках. Знаете, рассказывают, будто у кого-то там руки дрожат от волнения, но видеть такое приходится нечасто. Рука Родни дрожала как молоточек старомодного будильника. Он прокашлялся.
- Позвольте мне задать ей один вопрос.
- Валяйте, - сказал я. Терять было уже нечего. Он посмотрел на девушку и положил карточку на стол чистой стороной вверх.
- Мисс Мори, - неуверенно сказал он. Казалось, он намеренно избегал обращения по имени. Сюзн воззрилась на него. На какое-то мгновение она, казалось, занервничала, но это прошло, и она снова была спокойна.
- Да, профессор?
- Вы улыбнулись, когда скорняк сказал, что ему нужно. Почему?
- Я же сказала вам, профессор Родни. Это была простая вежливость.
- А может, в том, что он сказал, было нечто особенное, смешное?
- Я старалась быть вежливой, - повторила она.
- Возможно, вам показалась забавной его фамилия, мисс Мори?
- Не особенно, - безразлично сказала она.
- Ну что ж, его фамилию еще никто не упоминал. Я не знал ее, пока случайно не взглянул на эту карточку. Так какая же у него была фамилия, мисс Мори? - вдруг воскликнул он полным волнения голосом.
- Не помню, - помолчав, ответила она.
- Ах, не помните? Он же назвал свою фамилию, разве нет?
В ее голосе зазвучало раздражение:
- Ну и что, если назвал? Фамилия, она фамилия и есть. Вряд ли после всего случившегося можно ожидать, что я запомню какую-то там иностранную фамилию, которую слышала раз в жизни.
- Значит, она была иностранная?
Она резко дала задний ход, избегая ловушки.
- Не помню. Мне кажется, это была типично немецкая фамилия. Да мне все равно, как его звали, пусть хоть Джон Смит.
- Что вы пытаетесь доказать, профессор Родни? - спросил я.
- Я пытаюсь доказать, - твердо заявил он, - а фактически уже доказываю, что именно Луэлла-Мэри сидела за конторкой, когда вошел скорняк. Он назвал свою фамилию, и эта фамилия вызвала у Луэллы-Мэри улыбку. И именно мисс Мори выходила из задней комнаты, когда он отворачивался от конторки. Именно мисс Мори, вот эта девушка, только что заварившая и отравившая чай.
- Вы основываете свое утверждение на том факте, что я не могу запомнить имя какого-то человека, - пронзительно вскричала Сюзн Мори. - Это смехотворно!
- Нисколько, - отвечал профессор. - Будь вы за конторкой, вы бы запомнили его фамилию, вы бы просто не смогли забыть ее. Если бы вы сидели за конторкой, - он поднял карточку. - Фамилия этого скорняка Байлштайн. Байлштайн!
Из Сюзн вышел весь дух, как будто ее пнули ногой в живот. Она побледнела как мел. Профессор увлеченно продолжал:
- Ни один сотрудник химической библиотеки ни за что не забыл бы фамилию человека, который заявляет, что он Байлштайн. Эта шестидесятитомная энциклопедия, которую мы сегодня упоминали раз пять, неизменно именуется по фамилии ее редактора, Байлштайна. Эта фамилия для сотрудника химической библиотеки все равно, что Джордж Вашингтон или Христофор Колумб. Для него она привычнее любого из этих имен. Если эта девушка утверждает, что забыла фамилию, значит, она ее вовсе не слышала. А не слышала она ее потому, что не сидела за конторкой!
Я встал и мрачно сказал:
- Ну, мисс Мори, что вы на это ответите?
Она так пронзительно завизжала в истерике, что у нас чуть не полопались барабанные перепонки. Полчаса спустя она во всем призналась.
ЛОВУШКА ДЛЯ ПРОСТАКОВ
КОСМИЧЕСКИЕ ТЕЧЕНИЯ
Рассказ
Перевод З. Бобырь
ПРОЛОГ. ГОД НАЗАД
Человек с Земли пришел к решению. Решение зарождалось медленно, но било твердым.
Вот уже несколько недель он не чувствовал надежной, кабины своего корабля, не видел холодной, черноты пространства вокруг. Сначала он хотел сделать быстрое сообщение в Межзвездное Космоаналитическое Бюро и вернуться в космос. Но его задерживали здесь. Это било почти как тюрьма.
Он допил чай и взглянул на человека по другую сторону стола:
- Я не останусь здесь дольше!
Другой человек тоже пришел к решению. Оно зарождалось медленно, но било твердим.
Нужно время, нужно много времени. Ответа на первые письма нет. Значит, он не должен выпускать из рук человека с Земли. Он потрогал черный гладкий стержень у себя в кармане.
- Ви не понимаете всей щекотливости этой проблемы.
- Речь идет об уничтожении целой планеты, - возразил землянин. - И потому я хочу, чтобы вы передали подробности по всему Сарку, всем обитателям.
- Ми не можем. Это вызовет панику.
- Но раньше вы говорили, что можете.
- Я обдумал все. Теперь мне стало ясно: это невозможно.
- А представитель МКБ - он все еще не прибил? - помолчав, спросил землянин.
- Нет. Они заняты организацией нужных мер. Еще день-два…
- Опять день-два! Неужели они настолько заняты, что не могут уделить мне ни минутки? Они даже не видели моих расчетов!
- Я предлагал вам передать им эти расчеты. Вы не согласились.
- И не соглашусь. Они могут прийти ко мне, или я к ним. Вы не верите мне. Не верите, что Флорина будет уничтожена.
- Я верю. Вы зря горячитесь.
- Да, горячусь. Что в этом удивительного? Или вы только и думаете, что на меня, бедняжку, космос подействовал? По-вашему, я сумасшедший?
- Чепуха!
- Не притворяйтесь: вы так думаете. Вот почему я хочу видеть кого-нибудь из МКБ. Они увидят, сумасшедший я или нет!
- Вам сейчас нехорошо. Я помогу вам.
- Нет, не поможете! - истерически вскричал землянин. - Я сейчас уйду. Если вы хотите остановить меня, то убейте! Только вы не посмеете. Кровь всего населения Флорины падет на вас, если вы меня убьете!
- Я не убью вас!
- Вы меня свяжете. Вы запрете меня здесь! Вот чего вам хочется! А что вы будете делать, когда МКБ начнет искать меня? Мне полагается регулярно отсылать сообщения, как вам известно.
- Бюро знает, что вы в безопасности, у меня.
- Знает? А знает ли оно, опустился ли я вообще на планету или нет? Получены ли мои первые сообщения? - Голова у него кружилась, тело начало цепенеть.
Его собеседник встал. Он медленно обошел большой стол, направляясь к землянину.
Слова прозвучали необыкновенно ласково:
- Ради вашего же блага.
Из кармана появился черный стержень. Землянин прохрипел:
- Психозонд!
Он попытался встать, но едва смог пошевелиться.
Сквозь стиснутые судорогой зубы он прохрипел:
- Зелье!
- Зелье, - согласился другой. - Послушайте, я не причиню вам вреда. Но ей так возбуждены и встревожены, Я удалю тревогу. Только тревогу.
Землянин уже не мог говорить. Мог только сидеть. Только тупо думать: "Великий космос, меня опоили". Ему хотелось закричать, убежать, но он не мог.
Другой уже подошел к нему. Он стоял, глядя на него сверху вниз. Землянин взглянул снизу вверх. Глазные яблоки у него еще двигались.
Психозонд был автоматическим прибором. Нужно только присоединить его концы к соответствующим точкам на черепе и действовать. Землянин смотрел в ужасе, пока мышцы глаз у него не оцепенели. Он даже не почувствовал, как острые, тонкие проволочки впивались в черепные швы.
Молча, мысленно он вопил:
"Нет, вы не понимаете! Это целый мир, населенный людьми! Разве вы не видите, что нельзя рисковать жизнью сотен миллионов людей!"
Слова другого доносились глухо, удаляясь в какой-то тоннель, длинный и черный:
- Вам не будет больно. Через час вам станет хорошо, совсем хорошо. Вы вместе со мной посмеетесь над этим.
Мрак опустился и окутал все. Полностью он так и не развеялся никогда. Понадобился год, чтобы завеса поднялась хоть отчасти.
НАЙДЕНЫШ
Рик, вскочил. Он дрожал так, что должен был прислониться к голой молочно-белой стене.
- Я вспомнил!
Шум жующих челюстей затих. Лица у всех были одинаково чистые, одинаково бритые, лоснящиеся и белые в тусклом свечении стен. В глазах не было интереса, только рефлекторное внимание, возбужденное внезапным, неожиданным возгласом.
Рик закричал снова:
- Я вспомнил свою работу! У меня была работа!
Кто-то крикнул ему:
- Замолчи!
Кто-то добавил:
- Сядь!
Лица отвернулись, жевание возобновилось. Рик тупо смотрел вдоль стола. Он услышал слова "сумасшедший Рик", увидел пожатие плечами. Увидел палец, покрутившийся у виска. Все это не означало для него ничего.
Он медленно сел. Снова взял ложку с острым краем и с зубцами на переднем конце, так что ею можно было одинаково неуклюже хлебать, резать и протыкать. Для раба с плантаций этого было достаточно. Он повернул ложку и уставился на свой номер, выбитый на ее ручке. У всех прочих, кроме номеров, были и имена. А у него кличка - Рик. На жаргоне плантаций это означало что-то вроде идиота.
Но, может быть, теперь он будет вспоминать все больше и больше. Впервые с тех пор, как он появился на фабрике, он вспомнил нечто бывшее до того. Если бы только подумать!..
Когда он шел вечером с фабрики, его догнала Валона Марч.
- Я слышала, за завтраком была какая-то неприятность?
Рик пробормотал:
- Ничего не было, Лона.
Она настаивала:
- Я слышала, ты вспомнил что-то. Верно, Рик?
Она тоже называла его Риком. А он старался изо всех сил вспомнить свое имя. Однажды Валона раздобыла рваную адресную книгу и прочла из нее все имена. Ни одно не показалось ему более знакомым, чем другие.
Он взглянул ей прямо в лицо и сказал:
- Я должен бросить фабрику.
Валона нахмурилась:
- Не знаю, сможешь ли ты. Это нехорошо.
- Я должен вспомнить побольше о себе.
Валона облизнула пересохшие губы:
- Не знаю, нужно ли это.
Рик отвернулся. Это она устроила его на фабрику и спасла жизнь. Но все-таки он должен…
- Опять головные боли?
- Нет. Я действительно вспомнил что-то. Вспомнил, какая работа была у меня раньше… Поедем в поля. Лона.
- Уже поздно.
- Прошу тебя! Только за черту поселка.
…Через полчаса они свернули с шоссе на извилистую, плотно усыпанную песком дорогу. Молчание было тяжелым, и Валона почувствовала, как ее охватывает страх.
Что, если Рик покинет ее? Во многих отношениях он еще походил на ребенка. Но, прежде чем его лишили разума, он был, конечно, образованным человеком. Образованным и очень важным.
В свое время она испугалась при первых его словах. Они прозвучали так неожиданно и странно после долгих несвязных жалоб на головную боль. Уже тогда Лона боялась, что он может вспомнить слишком много и бросить ее. Она была только Валоной Марч, по прозвищу Большая Лона. Крупная, большеногая девушка с красными от работы руками. Девушка, которой никогда не найти мужа. Она лишь смотрела с тупой досадой на парней. Она была слишком крупная, чтобы хихикать и подмигивать им. У всех других женщин один за другим появлялись дети, а она могла только протискиваться к ним, чтобы взглянуть на красное, безволосое существо с зажмуренными глазками и резиновым ротиком.
Но вот в ее жизни появился Рик - своего рода младенец. Его нужно было кормить, окружать заботами, выносить на солнце, убаюкивать, когда головная боль терзала его, защищать.
А ее кулаков боялись даже взрослые. В тот день, когда она впервые привела Рика работать на фабрику, она одним ударом свалила своего мастера, который сказал о них какую-то непристойность.
Поэтому ей хотелось, чтобы Рик перестал вспоминать. Она знала, что ничего не может предложить ему: с ее стороны было эгоизмом желать, чтобы он навсегда оставался беспомощным и умалишенным. Просто она никому еще не была нужна до такой степени. Просто она боялась вернуться в одиночество.
Она спросила:
- Ты уверен, что вспоминаешь, Рик?
- Да. Я могу доверять своим воспоминаниям, Лона, когда они возвращаются. Ты это знаешь. Например: ты не учила меня говорить. Я сам вспомнил. Верно? А теперь я вспоминаю, каким я был раньше. У меня должно было быть это "раньше", Лона!
"Должно было". При этой мысли у нее стало тяжело на сердце. Это было другое "раньше", другой мир. Она знала это, потому что единственным словом, которого он не мог вспомнить, было слово "кырт". Ей, Лоне, пришлось учить его слову, обозначавшему на Флорине то, что важнее всего в мире.
- Что ты вспоминаешь? - спросила она.
Возбуждение Рика вдруг упало. Он заколебался.
- Это не очень понятно, Лона. Только то, что у меня была работа, и я знаю какая. По крайней мере знаю отчасти. Я анализировал Ничто.