– А я считаю, что не надо ничего заделывать и ремонтировать! – сердито заявил Хантер. – Ведь, эта трещина находится со стороны "Выборгской"? Вот, надо привести в действие заградительный туннельный щит, и все дела. Пусть эти психи – во главе с чокнутым Геббельсом – сами разбираются. Раз, типа, такие крутые и наглые… Предлагаю, так и доложить Борису Ивановичу! Мол, по законам военного времени…
Когда до "Лесной" оставалось метров шестьсот двадцать, призывно запиликала рация.
– Здесь майор Белов, – откликнулся Артём.
– Слава Богу! – облегчённо выдохнула рация голосом Мельникова. – Значит, это ваши огни мелькают в туннеле?
– Наши.
– Подходите! Мы вас ждём у пятисотметровой отметины…
Загорелся мощный аккумуляторный фонарь. Подполковник, сняв с головы чёрный шлем с прибором ночного видения, сделал им навстречу несколько шагов и обеспокоенно спросил:
– Вы, что же, налегке? Где рюкзаки, оружие? Не дошли до "Маяковской"? Привет, Олежка! Какими судьбами? – коротко кивнул головой Харитонову. – Значит, сыворотки от бешенства вы не принесли…, – поморщился, словно бы от острой зубной боли.
– Не принесли, – подтвердил Артём.
Он кратко, но стараясь не упустить ничего важного, доложил обо всех событиях, произошедших с их мобильной группой.
– Всё одно к одному, – потерянно пробормотал Мельников. – Как будто своих неприятностей и примочек не хватает…
– Случилось что-то серьёзное? – насторожился Артём. – С Таней, надеюсь, всё в порядке?
– Успокойся, Белов. Жива и здорова твоя драгоценная Татьяна Сергеевна. Только, вот… Понимаешь, у нас было выявлено четверо больных, заразившихся бешенством. Естественно, приступили к…мероприятиям, предусмотренным строгими инструкциями. Татьяна Сергеевна начала возражать, причём, в весьма жёсткой форме. Видимо, пошла в дядюшку, то бишь, в нашего дорогого и незабвенного Виталия Палыча… Пришлось – до твоего возвращения – посадить амазонку под арест. Надеюсь, обижаться не будешь?
– Какие ещё обиды? Всё правильно…
– Простите, – неожиданно вмешался Харитонов. – Если я всё правильно понял, то речь идёт о Татьяне Сергеевне Громовой? Племяннице генерал-лейтенанта Громова?
– Ты что же, знаком с Татьяной? – нахмурился Артём.
– Очень хорошо знаком. Даже, имел честь ухаживать (естественно, с согласия Виталия Павловича), и всё такое. Более того, собираюсь – в самое ближайшее время – предложить ей руку и сердце… Эге, кажется, смекаю. Ты, Белов, говорил, что у тебя жена находится на "Лесной". Стало быть…
– Стало быть, ты немного опоздал, Олег Николаевич. Извини.
Глава семнадцатая
Ревность, психоз и бешенство
Борис Иванович, замысловато и восторженно поматерившись минуты полторы, неожиданно гаркнул:
– Смирно, сукины дети! Сгною на гауптвахте к такой-то матери! Уволю навечно из Рядов! До самой смерти будете ходить без погон – как последние штатские идиоты! – зло сплюнув в сторону, продолжил уже более спокойным тоном: – Мне только любовных треугольников и южноамериканских страстей не хватает для полного счастья. Пощечин, интриг и дуэлей на навахах… Если узнаю о чём-то подобном, то тут же всю троицу помещу под арест! В разные камеры, ясен пень… Теперь, бродяги, слушайте по делу. Сотрудники Хантер и…
– Дмитрий Алексеевич, – любезно подсказал Фюрер.
– Хантер и Дмитрий Алексеевич сейчас следуют в бункер, принимают душ и горячую пищу, пишут – по раздельности – подробные рапорта о произошедшем, после чего ложатся спать. Всё ясно?
– В своих палатках – ложатся спать? – слегка напряжённым голосом уточнил Фюрер.
– Как думаешь, Белов? – засомневался подполковник.
– Не расстреливать же их, на самом деле? – недоумённо передёрнул плечами Артём. – Под арест посадить? Так, вроде, пока не за что… Выделить койко-места в нашем бункере? Оформление, собеседование и взятие подписок о неразглашении займёт целую кучу времени… Кстати, рядовые, заберите-ка у меня по три красные горошины для завершающего лечебного приёма. Проглотите их перед сном, как учил нас мудрый доктор Геббельс.
– А что рассказывать народу? В смысле, "пассажирам"?
– Сообщите, что путь к "Площади Ленина" перегорожен – по неизвестной причине – специальными туннельными щитами, – после короткого раздумья разрешил Мельников. – И на этом, ребятишки, всё! Про гадкие странности, творящиеся на станции "Выборгская", ничего говорить не надо. Незачем людей – и без того нервных – дополнительно нервировать и расстраивать понапрасну… Всяких подписок и "честных слов" я с вас – за неимением свободного времени – прямо сейчас брать не буду. Просто, если дадите языкам излишнюю волю, то больше никогда не привлеку к серьёзным делам. Уяснили? Молодцы… Шмидт!
– Я!
– Проводи уставших орлов в бункер, распорядись о кормёжке и о прочем. Потом отведи к палаткам. Ну, и про себя – усталого – не забудь, часа четыре можешь поспать.
– Есть!
– Что же, теперь с вами, романтические герои-любовники… Майор Харитонов останется со мной. Поговорим вдумчиво о всяком и разном.
– Есть!
Майор Белов!
– Я!
– На перроне встретишься c прекрасной и вспыльчивой Татьяной Сергеевной, я попрошу по рации Горыныча, чтобы он сопроводил её. Сорок пять минут у вас на всё про всё. Я имею в виду – на милый семейный завтрак и полноценный отдых… Потом извольте, товарищи Беловы, прибыть – без опозданий – на важное совещание в мой кабинет. Профессор Павлов сделает короткий доклад о текущей обстановке. А потом будем обсуждать вопрос о направлении второй мобильной группы на станцию "Площадь Мужества"… Всё, свободен!
Он по короткой лесенке торопливо взобрался на платформу и, широко улыбаясь, притормозил. Метрах в двадцати-тридцати, недалеко от первого ряда пятнистых палаток, неподвижно застыли, глядя в разные стороны, Татьяна и Горыныч. Девушка (всё в том же светло-зелёным докторском комбинезоне), демонстративно заведя руки за спину, старательно изображала из себя угнетённую и затравленную пленницу. Горыныч же, забросив автомат за спину, откровенно смущался и мандражировал.
"Ещё бы он не смущался!", – понимающе хмыкнул прозорливый внутренний голос. – "Конвоировать любимую племянницу могущественного и всесильного генерала ГРУ? Тут кто угодно занервничает и наделает в казённые штанишки. Впрочем, жив ли сей грозный и важный генерал? Вопрос, что называется, открытый…".
– Тёма! – раздался громкий и радостный вскрик, и Таня, тут же позабыв обо всех смертельных обидах, помчалась – со всех ног – по перрону.
Не добежав до мужа метра два с половиной, она, звонко завизжав и вытянув руки, отчаянно прыгнула вперёд.
"Чуть не сбила с ног, чертовка!", – неодобрительно заворчал вечно сомневающийся внутренний голос. – "Это, конечно же, может являться доказательством её искренней и жаркой любви. А, вдруг, сплошное притворство и искусное лицедейство? Ты, братец, не забыл, часом, о существовании Олега Николаевича Харитонова? Официального, так сказать, ухажёра, действующего с полного согласия и одобрения самого Виталия Палыча? А вот, это – уже лишнее! Засос, ведь, останется на шее! Засмеют же, как пить дать, верные соратники по оружию… Губы подставляй, братец! Губы…".
Но ехидные реплики внутреннего голоса ничуть не помешали затяжному поцелую, который всё длился и длился, меняю местами часы, минуты и секунды…
– Извините покорно, православные! – раздался рядом знакомый басовитый голос. – Мне только велено вам напомнить, что до назначенного совещания осталось ровно тридцать пять минут.
– Всего – тридцать пять минут? – отстраняясь, расстроено охнула Татьяна. – Почему же так мало? Почему? Это, это… Это нечестно! Нам же надо поговорить обо всём! Нам же надо…
– Извините, но ничем не могу помочь, строгий приказ военного коменданта, – виновато улыбнувшись, сообщил Горыныч. – Будем формировать новую мобильную группы для посещения станции "Площадь Мужества"… Привет, Тёмный! Рад, что вы вернулись живыми! Ладно, я пошёл в оружейную комнату, обещал Пете кое-что показать…
"Пете!", – отметил внутренний голос. – "А глаза-то у Горыныча сразу же потеплели, как только заговорил о сыне. Родительская любовь, однако… Как же, надо, ведь, научить драгоценного сыночка – пользоваться всякими автоматами, гранатомётами и огнемётами. Мол, яблоко от яблони…".
После очередного серьёзного поцелуя Артём – неожиданно для самого себя – бухнул:
– Тебе, арестантка, жених передавал горячий привет.
– Жених?
– Майор Олег Николаевич Харитонов.
– Олег? А он-то здесь откуда взялся? Хотя, догадываюсь… Получается, что все личности, окружающие дядюшку Виталика, являются сотрудниками легендарного ГРУ? – жена заглянула Артёму в глаза и тут же перестала улыбаться. – Ого! Да мы ревнуем? Причём, всерьёз… Что из того, если у симпатичной девушки когда-то был пламенный воздыхатель? Поверь, у меня ничего с ним не было! Почти ничего…, – Таня отчаянно покраснела. – Да, мы с Олегом целовались один раз! Но, не более того… Мне же надо было с кем-то поцеловаться в первый раз? А то, уже совсем смешно получается: девице девятнадцать лет, а она, даже, не целованная ни разу. Нонсенс какой-то, право… Я же тогда не знала, что совсем скоро встречусь с тобой… Извини, пожалуйста, Тёма! Ладно? Извиняешь?
– Да, я, собственно, и ничего, – смущённо забормотал Артём. – Так, просто пришлось к слову…
– Ничего и не к слову! Я же всё вижу по твоим ледяным глазам… Разговоры откладываются! Пошли!
– Куда?
– Куда надо! Буду доказывать тебе – на деле – свою неземную и искреннюю любовь… Мне Глаша Иванова – по женской дружбе – выделила ключик от одного склада (вернее, от крохотной комнаты), где хранится всякая импортная косметика… Жаль, времени у нас мало! Ничего, справимся. Я, хоть, женщина юная и неопытная, зато – теоретически подкованная. Врачебную профессию осваиваю, как-никак…
Но оперативно добраться до бункера им не удалось.
– Какие люди! – нежно проворковал маслянистый голосок, и из-за ближайшей палатки появилась растрёпанная женщина средних лет в мятой и местами испачканной одежде.
"Это же Милена!", – незамедлительно оповестил внутренний голос, памятливый на лица. – "Помнишь, братец, она ещё пыталась флиртовать с тобой в вагоне? Ну, за несколько минут до объявления "Атомной тревоги"? Только учительские очки, видимо, Милена где-то потеряла в суматохе… А глаза-то у неё, определённо, странные. Шалые какие-то, с расширенными зрачками… Может, она пьяна?".
– Майор, дорогой мой человечек! – женщина широко развела руки в стороны, словно бы собиралась заключить Артёма в крепкие и жаркие объятия. – Не желаете ли, случаем, немного порезвиться – с раскованной молодой женщиной, истосковавшейся без регулярной мужской ласки? Обещаю незабываемые ощущения и впечатления… Не пожалеете, честное и благородное слово! Пошли, красавчик? Тут недалеко…
– Откуда вы взялись, гражданка Григорьева? – строго спросила Татьяна, загораживая мужа собой. – Кто вас выпустил из госпиталя?
– А, врачиха недоученная! Курва жестокосердная с дурацкими бантиками! Задушу гадину! – Милена, взревев грозным басом, бросилась вперёд, но тут же перешла на визгливый фальцет: – Отпусти руку! Ай, не надо! Сломаешь! Больше не буду, честное слово! Отпусти, зараза…, – завыла тоненько и протяжно.
– Здесь она, Василий Васильевич! Нашёл! Вижу! – долетел далёкий голос.
Из-за третьего ряда палаток показался встревоженный Хан, за которым, слегка задыхаясь, семенил профессор Фёдоров.
– Сталкер, немедленно отпусти больную! – строгим голосом велел Хан.
– Да, и пожалуйста! Не очень-то и хотелось, – обиженно фыркнула Таня, отходя в сторону. – Обыкновенный психоз, – пояснила для Артёма. – То бишь, временное помешательство рассудка – на фоне хронического сексуального неудовлетворения. Скорее всего, у данной пожилой гражданки и в мирное время частенько случались пошлые истерики и нервные срывы на бытовой почве. А теперь, после двойного "знакомства" с экспериментальным усыпляющим газом, всё это проявилось, выйдя на качественно-новый уровень, с утроенной силой…
– Здравствуйте, Артём Петрович! – протягивая ладонь для рукопожатия, радушно улыбнулся профессор. – Простите, отвлекусь на секунду… Уважаемый коллега Хан! Проводите, пожалуйста, пациентку Григорьеву в госпиталь. Измерьте ей пульс и давление. Дайте успокоительного – согласно врачебной карте… Всё, идите, идите! Артём Петрович, я краем уха слышал, что у вашей мобильной группы – во время похода к станции "Выборгская" – тоже наблюдались негативные побочные последствия от.… От очередной "встречи" с газом Эн-09/15?
– Да, наблюдались, м-м-м, негативные последствия…
– Остановись, дорогой! – попросила Татьяна. – Ты что, забыл, что у нас образовался временной цейтнот? Василий Васильевич! Извините, но майор Белов всё вам подробно расскажет в следующий раз. Хорошо? А сейчас мы очень-очень спешим, – сделала "многозначительные" глаза. – Приказ военного коменданта! Срочное и суперсекретное задание!
– Конечно, конечно…, – понятливо забормотал Фёдоров. – В следующий раз, так в следующий раз…
Когда они уже подходили к двери, ведущей в бункер, Артём насмешливо поинтересовался:
– Кстати, беспокойная моя амазонка, а как тебе сиделось под строгим арестом? Не скучала?
– Наоборот, было очень весело. В правой от меня камере располагались фашисты. Те, которые сподвижники-приятели Пети Бормана и Лёши Фюрера… Весёлые и непосредственные ребята, песенки громко пели, анекдоты травили. Чего ты хмуришься? Приличные анекдоты. Ну, почти приличные… А в левой камере отдыхало то ли пять, то ли шесть девиц. Они с фашистами ночью (условной ночью, естественно) схлестнулись из-за чего-то. Поднялась знатная буча – с отчаянными воплями, громким визгом и матерной руганью. Наверное, фашиствующие молодчики, оставшись без идейных вождей (Борман нынче спит в бункере, Фюрер вместе с тобой отправился к "Маяковской"), слегка растерялись. Вот, дабы слегка восстановить душевное спокойствие и равновесие, ребята решили немного похулиганить и поприставать к беззащитным барышням. Но девицы оказались, отнюдь, не из робкого десятка… Короче говоря, капитан Нестеренко – строгий ночной комендант – долго думать не стал, и всех отправил на нары. Кажется, на пять суток… Всё, мы уже подходим к заданной точке. Майор Белов!
– Я!
– Отставить пустые разговоры! Командование ждёт от вас реальных и конкретных дел, а не бесполезного трёпа о завтрашней погоде и последних театральных премьерах…
"Командование!", – уважительно подчеркнул внутренний голос. – "Как бы так оно… Считаешь, братец, что данная фраза являлась милой и безобидной шуткой? Ну-ну… Как всем известно, в каждой – по-настоящему хорошей шутке – наличествует только малая доля шутки…".
Естественно, что на собрание они опоздали минут на десять-двенадцать. Артём, ещё раз жадно поцеловав мягкие и податливые губы жены, виновато постучался в дверь кабинета Мельникова.
– Заходите, недисциплинированные молодожёны! – разрешил сердитый голос подполковника. – На первый раз, так и быть, ограничиваюсь строгим выговором…
В кабинете присутствовали: Мельников, Харитонов, Горыныч, Борман, Никоненко, профессор Фёдоров и Хан.
– Здравия желаю! – скупо кивнул головой Артём.
– Привет, кого не видела! – гордо и независимо мотнула бантиками в горошек Татьяна, стараясь не смотреть в сторону Харитонова.
– Начинайте, уважаемый Василий Васильевич, – комендант станции устало прикрыл глаза. – Только, прошу, постарайтесь быть кратким, без обычного заумного словоблудия. И, ради всего святого, не надо постоянно перескакивать с одного на другое, меняя темы – как гламурная модница меняет мобильные телефоны…
Профессор Фёдоров поднялся на ноги и, нервным движением поправив очки на мясистой переносице, начал доклад, стараясь говорить плавно и размеренно:
– Как вы знаете, господа и дамы, недавно наша станция подверглась коварному нападению пустынных волков. Или же ливийских шакалов, как вы их почему-то – упорно – называете. Впрочем, дело не моё. Понимаю, что здесь замешаны важные военные секреты и тайны… Нападение было успешно отбито, двадцать семь хищников застрелены. Но, при этом, сто тридцать восемь человек, находящихся во время волчьего нападения на платформе, были безжалостно покусаны. То есть, более половины списочного гражданского состава. Скажу сразу, некоторые из волчьих трупов имели ярко-выраженные признаки заражения бешенством… Господин военный комендант, разрешите, я коротко расскажу присутствующим товарищам – собственно – о бешенстве? Для лучшего понимания всей серьёзности проблемы, так сказать?
– Рассказывай, старина, рассказывай…
– Итак, бешенство. Латинское название – рабиес. Устаревшее наименование – гидрофобия, или же – водобоязнь… Данное заболевание является инфекционным и вызывается вирусом бешенства, принадлежащего к семейству Rhabdoviridae… Понял, Борис Иванович! Постараюсь в дальнейшем избегать излишних и ненужных подробностей… Итак, вирус бешенства вызывает воспаление головного мозга (энцефалит – по-научному) у животных и человека. Передаётся же он со слюной – при укусе больным животным…
– А при укусе заболевшим человеком? – полюбопытствовал неугомонный Лёха Никоненко. – То бишь, если человек, заразившийся бешенством, укусит совершенно здорового человека, то тот тоже взбесится?
– Такое вполне возможно, – недовольно передёрнув плечами, вынужден был признать Василий Васильевич. – Но совсем необязательно. Всё зависит от того, каким животным был передан вирус первому человеку. Домашняя собака – это одно дело, южноамериканские мыши-вампиры – совсем другое… Кроме того, можно обойтись и без пошлых укусов. Достаточно, чтобы слюна заболевшего человека попала в открытую ранку на руке здорового. Например, при мытье грязной посуды…
– Ну, ни хрена себе! – ошарашено замотал головой Борман. – А я вчера манную кашу доставлял в госпиталь, а оттуда забирал два больших полиэтиленовых мешка с использованной одноразовой посудой… Как – для чего забирал? Отнёс в морг, то есть, на утилизацию… Но, ведь, заразная слюна могла случайно капнуть и на сами мешки? А у меня заусениц, как раз, кровоточит на указательном пальце…
– Значит, и тебя, братишка, надо незамедлительно утилизировать, – ехидно пошутил Никоненко. – Чисто на всякий случай, ясен пень.
– Отставить гнилой базар! – прикрикнул Мельников и неодобрительно посмотрел на Фёдорова. – Профессор, я же просил вас…