Собеседник тяжело вздохнул, затянулся и, выдохнув длинную дымную струю, тут же вытянутую вентиляцией, продемонстрировал глубокое знание метких выражений русского языка:
– Ну вот, опять поперек батьки в пекло лезешь. До конца выслушай, а потом спрашивай, договорились?
Я угрюмо кивнул и он продолжил:
– Хорошо, раз уж вопрос задан, придется отвечать как на духу, – повозился, прищурился с хитрецой, и выдал: – Тебе, ни много, ни мало, предстоит спасти мир.
Едва не захлебнувшись вставшим поперек горла горячим кофе, я долго откашливался, а когда, наконец, смог говорить, возмущенно просипел:
– Вы меня случаем ни с кем не попутали? Я, между прочим, самый обыкновенный, рядовой обыватель, которого по чудовищному недоразумению занесло непонятно куда. Так что спасение мира совсем не по моей части. Адресом, понимаете ли, ошиблись.
Богдан собрал глубокими морщинами кожу на лбу, и озорно сверкнув глазами, весело пророкотал:
– Не прибедняйся. Ты даже не представляешь, на что способен, – но, тут же посерьезнел. – Неужели тебе до сих пор непонятно, что случайностей в принципе не бывает. А уж тем более таких. Хочешь ты того, или нет, но участь твоя предопределена, и спасителем поработать все же придется.
Испытывая необъяснимое, изжогой подкатывающее раздражение, я сквозь зубы процедил:
– Да что ж вы все за меня решаете-то? А если я не хочу, не желаю никого спасать и до фонаря мне все эти ваши разборки? Тогда как?
Гигант поджал губы и неопределенно пожал могучими плечами:
– А никак. Некуда тебе деваться. От судьбы не уйдешь, как ни крути. Посему, я сейчас в двух словах объясню, что к чему, и отправлю отдыхать. Завтра тебе предстоит тяжелый день. Как, впрочем, и все остальные в ближайшем обозримом будущем тоже. – Он вопросительно покосился на пустую чашку, но я отрицательно качнул головой.
Богдан посмотрел мимо меня, задумчиво почесывая кончик носа, одним глотком допил свой кофе, и лишь после этого снова заговорил:
– На своем веку я участвовал в судействе четырех дуэлей, включая эту, где был назначен главой бригады.
Поймав мой удивленный взгляд, он, едва заметно усмехнувшись, вновь ответил на невысказанный вопрос:
– Мой возраст шестьсот пятьдесят два стандартных цикла, или по вашим меркам чуть более шестисот лет. Наш цикл, аналог земного года, только короче на один месяц. А продолжительность жизни всегда прямо пропорциональна уровню развития социума – великан обеими ладонями огладил бороду. – К слову, сколько бы ты дал тому хорру, что к тебе приходил?
Я, заранее сомневаясь в ответе, нерешительно промямлил:
– Ну, лет двадцать пять – двадцать семь. Во всяком случае, никак не больше тридцати.
Богдан отрицательно качнул головой.
– Не угадал. На десять порядков ошибся. Ему, по моим прикидкам лет двести, не меньше. Иначе его к самостоятельной работе вряд ли бы допустили. Хотя, через пару-тройку дней мне будет известна вся подноготная этого субчика, вот и проверим, кто из нас прав. – Он, задумавшись, помолчал, негромко барабаня толстыми, покрытыми короткими белыми волосками пальцами по столу. – Однако это непосредственно к делу не относится. А проблема состоит в том, что, несмотря на все теоретические возможности моей команды прекратить творящееся безобразие, мы пока вынуждены довольствоваться ролью пассивного наблюдателя. Для изменения статуса нужна сложная процедура, которая, само собой, уже запущена, но для ее завершения требуется немалое время, которого категорически не хватает. Этот мир, благодаря безответственным действиям игроков-дуэлянтов, стремительно катится в тартарары. Конечно, положа руку на сердце, Совету меньше всего есть дело до судьбы каких-то провинциальных аборигенов, если бы не одно обстоятельство, – то самое пресловутое взаимное влияние континуумов друг на друга. Здешняя катастрофа породит волну такого негатива, что мало ни покажется никому. Вот на такой, практически невероятный случай, и был разработан план включение в игру своеобразной фигуры умолчания – одиночного исполнителя, способного поддерживать статус-кво до подхода основных сил. Аналитикам пришлось изрядно попотеть, подыскивая подходящую кандидатуру и в конечном итоге выбор пал на тебя.
Я с отчетливым стуком поставил на стол чашку, которую все это время механически крутил в руках и мрачно спросил:
– А отказаться никак нельзя?
Богдан ожег меня взглядом и жестко отрезал:
– Нет.
– Ну, на нет и суда нет, – с каким-то мазохистским наслаждением покорился я неизбежности, неожиданно ощущая странное облегчение.
Тонко почуяв перемену в моем настроении, собеседник с удовлетворением вздохнул и тут же, словно по мановению волшебной палочки с легким чмоканьем открылась герметичная дверь, впуская молчаливого помощника хозяина кабинета.
…После глубокого, без сновидений десятичасового сна я проснулся в неожиданно бодром расположении духа, чему немало поспособствовали основательно подзабытые маленькие прелести продвинутого быта. В оборудованной множеством зеркально блестящих приспособлений ванной в избытке имелась горячая вода. Поэкспериментировав с краниками и кнопками, я с грехом пополам наладил гидромассажную панель и с удовольствием долго подставлял бока и спину под обжигающие тугие струи. Всласть наплескавшись, крепко растерся мгновенно впитывающим воду цветастым полотенцем и, накинув махровый халат, вышел в комнату. На столе уже дожидался накрытый салфеткой завтрак.
Классической яичницы-глазуньи, пары бутербродов с беконом, да стакана крепкого сладкого чая вполне хватило, чтобы насытиться. А стоило мне застегнуть последнюю пуговицу на жилетке, как распахнулась дверь, и на пороге вырос все тот же давешний сопровождающий. Подобная согласованность наводила на мысль о скрытом видеонаблюдении, но сегодня это обстоятельство совсем не напрягло, а скорее позабавило, добавляя в ситуацию некую пикантность.
"Интересно, а женщины среди наблюдателей есть?" – ухмыльнулся я, с трудом поспевая за широко шагающим впереди великаном. И тут он внезапно обернулся, на ходу кольнув коротким насмешливым взглядом. Непроизвольно вздрогнув от неожиданности и зябко поежившись, я все же отмел подозрение о чтении мыслей на расстоянии как полную нелепость.
А в знакомом кабинете ждал очередной сюрприз. В полутора метрах над широким, таким же, как и накануне пустым столом парила светловолосая голова Богдана, при полном отсутствии остального тела. Вдоволь насладившись моим изумлением, он, наконец, обрел нормальную плотность и довольно ухмыляясь, пробасил:
– Недурен фокус, а? – широченная ладонь с видимым удовольствием огладила серебристую, бликующую ткань рукава плотно облегающего дюжую фигуру комбинезона, отдаленно напоминающего снаряжение для подводного плавания. – Это универсальный защитно-камуфлирующий костюм третьего поколения, или коротко УЗК-3. Для тебя подобный уже готовят. Хотя, если откровенно, мне пришлось немало попотеть, доказывая целесообразность подобного шага, так как я абсолютно искренне считаю, что без него у тебя не будет ни малейшего шанса.
Он опустил подборок на переплетенные пальцы и долго разглядывал меня, недовольно щурясь, а затем, покусывая губы, процедил:
– С другой стороны, может, ты был и прав вчера, отказываясь. Сердце-то, его не обманешь. Сдается, не сдюжишь, хлипковат. Грохнут тебя и я потом неприятностей не оберусь, будто мне и без того хлопот мало… Сам-то как думаешь, а?..
Тут я, все это время переминавшийся в дверях, словно провинившийся школьник перед директором, взорвался:
– Вы тут что, окончательно озверели?! Куклу нашли, что ли?! Хочу, играю, хочу, на полку заброшу?! Нет уж, дорогие мои, теперь уже я закусился! Теперь у меня интерес в ваши игры сыграть появился! Я доступно объясняю, а?!
На самом деле, вырази собеседник свое сомнение в более мягкой форме, не цепляя самолюбие так откровенно, возможно, все сложилось бы по-иному. Но, вскипевший внутри гнев моментально испарил остатки вчерашней рассудительности, и когда Богдан невозмутимо пожал плечами и буркнул: "Как знаешь. Наше дело предложить…" – отступать было уже некуда.
* * *
Мое обучение совсем не походило на классический процесс с лекциями, конспектами, семинарами и экзаменами. Скорее это был какой-то медицинский эксперимент по выуживанию из организма ничем, в сущности, не выдающегося человека таких способностей, обладание которыми он не мог предполагать даже в самых смелых фантазиях.
Местный эскулап, картинно опершись на странную машину, имеющую отдаленное сходство с когда-то давно виденным на картинке медицинским томографом, вполне доступно объяснил, что я глубоко заблуждался, искренне считая основным назначением костей черепа защиту мозга. С его слов выходило все с точностью до наоборот, и удел черепной коробки в первую очередь предохранять окружающую среду от разрушительной силы так называемого ментального воздействия. Таким образом, получалось, что мысль представляла собой вполне материальную силу, а моя догадка о телепатических способностях обитателей базы могла оказаться не такой уж и абсурдной.
Игнорируя вопросы, двухметровый великан выставил передо мной высокий бокал с изумрудной, пузырящейся, словно газировка жидкостью, оказавшейся на вкус кошмарной гадостью. Однако раз я столь опрометчиво назвался груздем, пришлось лезть в кузов, и невероятным усилием воли давя рвотные позывы, пропихивать внутрь отвратительное пойло, а затем забираться внутрь мягко шелестящего вентиляторами охлаждения агрегата. Примерно на десятом ударе сердца благословенное беспамятство избавило меня от жуткой боли внутри готовой взорваться головы, а очнулся я ранним утром в своем номере, лежа поперек кровати.
Комната почему-то гудела от шума множества голосов, хотя в ней, кроме меня никого не было. А еще, ко всему прочему, взбунтовалось зрение, вытворяющее форменные чудеса. Предметы перед самым носом плыли, словно я смотрел на них сквозь мутную воду, но, в то же время, не напрягаясь, мог пересчитать микроскопические пылинки у плинтуса в самом дальнем углу. Головокружение и горячими волнами подкатывающая тошнота довершали безрадостную картину.
Подняться с кровати удалось только с третьей попытки. Ежесекундно рискуя опрокинуться навзничь из-за того, что пол так и норовил вывернуться из-под отказывающихся слушаться ног, я с грехом пополам дополз до ванной и засунул голову под струю ледяной воды.
От этого увлекательного занятия меня оторвал бесцеремонно ввалившийся лекарь. Он закрыл кран, небрежно бросил полотенце и, дождавшись, пока я наспех вытер волосы, но, не дав толком одеться, выволок за дверь и усадил в кресло-каталку.
Так как водные процедуры не принесли ожидаемого облегчения, у меня не было ни сил, ни желания с ним спорить. Вопреки ожиданиям, медик направился не в свой бокс, а прямиком в кабинет Богдана, где вплотную подкатил кресло к пустующему столу и молча удалился.
Как только дверь за ним, глухо чмокнув, закрылась, тут же стихла мучительная вакханалия внутри головы, и лишь откровенный смешок нарушил наступившую благословенную тишину. После этого из внутренней комнаты появился и сам хозяин, ворча на ходу:
– Ну что, теперь на собственной шкуре испытал, как несладко живется нам, телепатам?
Пытаясь сфокусировать взгляд на тяжело опустившейся в жалобно пискнувшее кресло грузной фигуре, я слабо просипел:
– Каким, к чертовой матери, телепатам? Ты вообще о чем?
В ответ он с притворным участием поинтересовался:
– А у тебя, как проснулся, в ушах, случаем, не шумело, голоса посторонние не слышались? Других, каких странностей с организмом никаких не происходило, а?
– Издеваешься, да?! – раскаленный гнев, ударив в голову, обжигающим валом выплеснулся через полыхнувшие нестерпимой болью глаза, и фарфоровая чашка с кофе, неосмотрительно оставленная Богданом на столе, взорвалась, словно в нее попала крупнокалиберная пуля.
Гигант, в которого на удивление не попало не только ни одного стеклышка, но и ни капли плеснувшего во все стороны кипятка, не повел и бровью. Я же, от осознания того, что стал невольным виновником столь экзотической гибели посудины, впал в глубокую прострацию.
Пока, словно догадавшись об инциденте, бесшумно появившийся на пороге дежурный великан сметал осколки и осушал лужу, Богдан, вприщурку, с неподдельным интересом разглядывал меня. А когда уборщик, не дрогнув ни одним мускулом на бесстрастном лице, так и не произнеся ни слова, удалился, уважительно качнул головой:
– Однако, ты делаешь успехи… Не ожидал, клянусь Создателем, не ожидал, – он поднялся, обогнул стул и ободряюще похлопал меня по плечу. – Вижу, пора двигаться дальше.
Несколько несложных, с первого взгляда даже примитивных упражнений, которые показал Богдан, неожиданно быстро поставили меня на ноги. Пока я ошарашено щупал вдруг переставшую гудеть, словно набатный колокол голову и даже робко пытался испробовать новые способности – по желанию меняя кривизну хрусталиков глаз, приближать и удалять окружающую картинку, а также усилием воли перекатывая по поверхности стола закатившийся под письменный прибор маленький осколок кружки, он басил:
– Ты неожиданно быстро прогрессируешь, поэтому, несмотря на дефицит времени, сегодня даю тебе выходной. Иначе, боюсь, у тебя предохранители сгорят. Постарайся хорошенько выспаться и не слишком увлекайся фокусами, – он с хитрецой подмигнул, кивнув на рывками двигающийся к краю стола осколок, который я машинально продолжал отталкивать от себя, – ты еще не владеешь методиками быстрого восстановления. А завтра, прямо спозаранку разархивируем программу рукопашного боя.
Шум в ушах от внезапного приступа слабости, по всей видимости, спровоцированного, как и предупреждал Богдан, неумелыми экспериментами, помешал расслышать его последнюю фразу, и как оказалось впоследствии, зря.
На следующее утро, после тяжелого, не дающего облегчения сна меня привели в большой зал, явно предназначенный для занятий спортом. Одну половину помещения занимали блестящие замысловатые тренажеры, вторую же покрывал ярко-зеленый борцовский ковер, по периметру которого застыли одетые в обтягивающее трико бесстрастные гиганты, все как один сцепившие за спиной бугристые от гипертрофированно развитых мышц руки.
Богдана нигде не было видно, а проводник неожиданным толчком спину выпихнул меня в середину каре. Но стоило мне только приоткрыть рот в безуспешной попытке задать недоуменный вопрос, как один из исполинов выпрыгнул из строя и, еще в полете нанес режущий удар в голову.
Мои зубы оглушительно клацнули, едва не отхватив половину языка, а правое ухо взорвалось оглушительным звоном, настоянным на обжигающей боли. Однако это были еще цветочки. Второй звероподобный исполин вероломно подбил сзади колени, и я как подкошенный, со всего маха рухнул на спину, лишаясь дыхания.
Каждый из града тяжелых ударов ногами по ребрам отдавался внутри дикой болью отрывающихся внутренних органов. Сознание заволокла багровая пелена, и только одна мысль панически билась в такт сотрясениям внутри черепа: "Это конец… Это конец…"
Но тут, после особенно жестокого, чудом не свернувшего шею пинка по затылку, вместо ожидаемого провала в спасительную тьму забытья, тело буквально винтом свернула жуткая судорога, и оно внезапно потеряло вес. Время остановилось. Сознательно калечащие меня гиганты из стремительно двигающихся машин смерти превратились в застывшие в нелепых позах неподвижные изваяния.
Не успев удивиться полному отсутствию боли, хотя, судя по интенсивности избиения, у меня должна была быть сломана минимум половина костей, я даже не подскочил, а вспорхнул на ноги. Затем, наслаждаясь необычайной легкостью и кипевшей внутри силой, не кулаками, потому что это бы их убило, а плотно сомкнутыми средними и указательными пальцами обеих кистей обработал, словно всегда зная, где они расположены, болевые точки так и не успевших шевельнуться мучителей.
Отчетливо понимая, что на помощь поверженным великанам вот-вот бросятся их товарищи, я развернулся к ближайшему здоровяку, успевшему лишь повести зрачками, пытаясь поймать мое движение, с твердым намерением отключить сначала его, а потом и всех остальных по цепочке. Но стояло мне только подумать об этом, как кто-то невидимый оглушительно рявкнул: "Стоять!!!"
Секунды вновь понеслись вскачь вместе с вернувшимся в тело весом и горячими толчками боли в бесчисленных синяках и ссадинах. С глухим грохотом, так, что заметно качнулся пол под ногами, завалились обидчики, а рванувшиеся к ним на помощь, были остановлены повторным окриком Богдана, откуда ни возьмись появившегося в дверях.
Небрежным движением плеча раздвинув едва сдерживающих ярость бойцов, он шагнул на середину ковра, взял меня за руку и вывел в коридор. Коротко бросив: "Подожди", – ненадолго вернулся обратно, после чего мы пошли в его кабинет. Уже устроившись в кресле с неизменно дымящей меж пальцев сигарой, мой наставник позволил себе натянуто ухмыльнуться:
– Лихо ты их… Премного благодарен, что в живых оставил. Я-то, понимаешь, чуть задержался, дело тут одно неотложное возникло, а парни решили инициативу проявить. Вот и нарвались. Когда на порог шагнул, поначалу показалось все, два верных покойника в моем активе, – в его кошачьих глазах мелькнул едва уловимый отблеск пережитого страха, – аж пот прошиб. Невдомек им было, что в тебя десятый уровень всадили, а они только-только третий освоили. Хорошо хоть так обошлось, – выдохнул он с неподдельным облегчением. Зато теперь на собственной шкуре испытают, каково оно, противника недооценивать.
– Погоди, – морщась от боли при каждом движении, я неловко выковырнул сигару из коробки, прикурил, и раздраженно повысил голос. – Опять сплошные загадки! При чем здесь какие-то уровни?! Что это вообще было?! Привели непонятно куда! Ни за что, ни про что отлупили так, думал Богу душу прямо там отдам! Теперь так постоянно будет, что ли?! Извини, я на такое не подписывался!