– Да, повелитель. Я ел все, что шевелится, и пил все, что течет…
– Может, ты знаешь и великую тайну жадров? – с подозрением глядя на Пыра, спросил Мыр.
– Подумаешь – тайна… – презрительно оттопырил губу нахальный сопляк. – Я бы тебе открыл ее… Только, что я за это буду иметь?
От такой наглости Мыр потерял дар речи, но тут прибежал посыльный и доложил, что хижина готова.
Хижину строили слуги четырех вождей, и потому, видимо, она оказалась несколько странной. В нее вели четыре отдельных входа, и против каждого входа, на строго отмеренном расстоянии от него, стоял походный трон вождя. Так что, троны оказались расположенными друг к другу спинками.
Войдя первым, Мыр величественно воссел на свой трон и замер. Пыр никак не мог усесться, и все ерзал и ерзал. Больно выгнув шею, Мыр посмотрел на него, и тут понял, что Пыр тоже пытается принять величественную позу, но у него плохо получалось – слишком просторен был еще для него трон.
Вбежал Быр. Суетливо поюлив у трона Мыра, не обратившего на него никакого внимания, подбежал к Пыру, перекинулся с ним ничего не значащими фразами, подбежал к своему трону, сел на него и принял задумчивую позу. Последней вошла Дема. Поигрывая модным, изящной работы, томагавком, покачивая могучими бедрами, она прошла к своему трону.
Чуть не вывихивая шею, Мыр смотрел на ее бедра, плотоядно облизываясь. Но тут в его поле зрения попала рукоять томагавка Демы. Оказывается, она была сделана не из баклажанового дерева, а из гигантской берцовой кости. "Какому же великому человеку могла принадлежать эта кость?.. – трепеща от уважения, подумал Мыр. – Вот в чем секрет мощных ударов Демы…"
Дема непринужденно закинула ногу на ногу, развернувшись на троне так, что могла видеть Мыра, оглядела его томным взором, сказала:
– Что ж, вожди, вы пожелали заключить мир – я не против… – и скучающе зевнула. После чего затянула звучным голосом:
– Решеньем единым народов свободных…
– вожди разом вскочили и грянули слаженным хором:
Вожди разногласий отбросили груз!
Да здравствует способ, которым народы
Навеки скрепили свой мирный союз!
Славься Мурзилия наша свободная
Дружбы народов надежный оплот!
Факт единения – воля народная,
Нас до бескормицы не доведет.
На столь представительном собрании по традиции требовалось изъясняться только высоким штилем, поэтому Мыр, как самый старший по званию после Демы, разумеется, поднялся и запел, игриво, как бы подшучивая над идеей всеобщего мира:
В безоблачной Мырзилии
Мырзилии моей
Такое изобилие
Упитанных людей!
И каждый полон гордости,
Что он уже дорос,
Когда его под соусом возложат на поднос!
Нельзя в таком вопросе ни медлить, ни спешить,
Но к ужину нам надо с питанием решить…
– чтобы не осталось недомолвок, Мыр добавил грубым языком, задумчиво почесывая свой могучий живот:
– Мы можем заключить мир лишь в том случае, если решим проблему питания. Кого мы будем есть?..
Быр встрепенулся на троне, крутанулся в одну сторону, в другую, проговорил грубо:
– Эка проблема… Кормятся ведь жадры, никого не убивая. Основная масса жадров делает нам ножи и томагавки. В виде платы они срезают у клиентов ломтики мяса с филейных частей. Они достигли в этом такого мастерства, что клиенты не испытывают никакого неудобства… – спохватившись, Быр вскочил с трона и запел дребезжащим голосом, немилосердно фальшивя:
Так давайте устроим большой хоровод!
Пусть все члены племен сразу встанут в него!
Пусть повсюду звучат только радость и смех,
Пусть без слов станет способ приемлем для всех,
– отдуваясь, он сел на трон, и принял задумчивый вид.
Видимо упоминание о жадрах вывело Пыра из задумчивого посасывания огрызка кости. Проглотив огрызок, он вскочил на сидение трона ногами, вырвал из-за пояса свой томагавк, завертел им над головой, и заверещал фальцетом:
Мне костью обглоданной рот не закрыть.
Я вас призываю вне пола и ранга,
Спасайте Мырзилию. Надо спешить.
Всех жадров приказом сослать на баданга.
Настал исторически важный момент!
Собратья, хватай томагавки и плети!
Кто будет не с нами – пойдет на обед
Всем тем, кто за Родину нашу в ответе!
– и добавил, на совсем уж непереносимой слухом ноте: – Бей жадров! Спасай Мырзилию!!!
Дема, благосклонно улыбаясь, лениво захлопала в ладоши.
Быр, пытаясь перекричать Пыра, заверещал:
При чем тут жадры?! Зачем их бить?!
Дема послала и ему благосклонную улыбку, и живее захлопала в ладоши.
– Бей жадров! Они везде! Они всюду! Они всем втираются в доверие! Бе-е-е-е-й!!! – орал Пыр.
Мыр понял, что это надолго. Соскочив с трона, он обшарил все карманы своей набедренной повязки, но не нашел ничего съедобного. Тогда он сдернул с головы шлем, выломал из него костяную пластинку с изречением древнего вождя, и ловко уклоняясь от свистящего лезвия томагавка, сунул ее в раззявленный рот Пыра. Тот замолчал.
Тяжело отдуваясь, Мыр вернулся на свой трон, ворча:
– Молодой, глупый… Не понимает… Если мы побьем жадров – кто будет делать нам томагавки? Кто будет готовить нам претендентов? Где нам еще найти таких поваров? Да и какой толк их убивать, если они ядовиты?..
– Они вполне съедобны, – вдруг совершенно спокойно сказал Пыр, вытащив изо рта кость, и внимательно ее оглядывая. – Они сами о себе распустили этот слух. Ведь жадры всегда служили поварами. Когда им приходилось готовить к столу соплеменника, они отравляли его мясо…
Мыр не успел заткнуть ему рот. Быстро глянув на Дему и Быра, понял, что это страшное известие не произвело на них никакого впечатления. Уже поняв, что чинное собрание превратилось в безобразное сборище безответственных смутьянов, ни на что не надеясь, упрямо повторил:
– Нельзя есть жадров. Некому тогда будет делать для нас томагавки, и готовить вкусные блюда…
– В конце концов, почему мы должны сразу решить, кого есть? – заюлил Быр. – Это решится само собой. Можно есть смутьянов. Можно, как жадры, есть понемножку друг друга. Да мало ли как? Для начала, надо заключить союз, а там видно будет…
– Правильно! – облегченно вздохнув, подхватил Мыр. – Поскольку наша благословенная земля называется Мырзилией, а меня звать ее именем, – ничего не поделаешь, традиция, – я считаю, что все должны подчиняться мне.
Дема впервые потеряла терпение. Упруго вскочив с трона, она вскричала:
– Во-первых, ты лжешь! Есть традиция твоего племени называть вождя Мыром, но наша земля называется не Мырзилией, а Мурзилией! А во-вторых, почему кто-то должен быть главным? У нас все равны… – Дема тут же взяла себя в руки, и попыталась гармонизировать собрание. Она вдохновенно запела:
Я знаю, как она красива.
И знаешь ты, и знает он…
Как "ужин" выдохну – "Мурзилия",
И сердце мне наполнит звон.
И будет так. Не к ужину – к утру:
Явим единство, пусть в желудке пусто…
И заново повериться добру
Под хруст костей то радостный, то грустный,
– закончив, она величественно воссела на трон.
Но Мыр все равно оставил за собой последнее слово, пробурчал под нос:
– Какая разница; Мыр или Мур…
Дема подняла свой томагавк, терпеливо заговорила:
– Вот, видите, его рукоятка сделана из кости могучего вождя, когда-то приведшего наши племена к Великой Цели. Его звали Мурза. Вот здесь, на этой рукоятке, все записано магическими письменами. Когда-то племена жили в дикости, питались баклажанами, и летали в небе на каких-то крылатых тварях, подобно отравленным стрелам смутьянов. Но могучий вождь Мурза повел их к Великой Цели, и вот мы живем на нашей благословенной земле, прозванной Мурзилией.
Все долго молчали, подавленные величием древнего предания. Наконец Мыр все же решился взять инициативу в свои руки:
– Тогда я предлагаю самое лучшее решение: надо наш союз закрепить браком между мной и Демой.
– Это почему же, между тобой и Демой?! – выплюнув сухую кость, вдруг подал голос Пыр. Хвост его медленно вжался между ног, зубы оскалились. – Это как?.. Вы, значит, вступите в брачный союз и вдвоем съедите меня? Ищи дураков… – он угрожающе поднял томагавк, и, выписывая ногами замысловатые зигзаги по полу хижины, начал подбираться к Мыру.
Быр тоже нерешительно вытянул томагавк из-за пояса, и начал неприметно сдвигаться за спину Демы, примериваясь взглядом к ее шее.
– А вы меня спросили? – ласково пропела Дема, перехватывая томагавк за конец рукоятки, с явным намерением метнуть его в Мыра.
Мыр почувствовал себя весьма неуютно. Он знал, что Дема никогда еще не промахивалась.
– Подождите, подождите! – поспешно завопил он. – Вы не так меня поняли! Давайте все женимся на Деме!
– Как, все?! – Быр ошеломленно выронил томагавк. – А как закреплять союз? Все равно кто-то окажется первым…
– Ерунда, – проговорил Пыр, засовывая томагавк за пояс и возвращаясь на свой трон. – Можно и втроем одновременно закреплять союз.
Все некоторое время молчали, ошеломленно переглядываясь.
– Можно, конечно… – нерешительно протянул Мыр.
– Если можно, я – за, – проговорил Быр. – А как Дема?
Дема изящно повертела томагавком, оглядела всех, но не решила, в кого его можно метнуть.
– Чего ее спрашивать?! – грубо выкрикнул Пыр. – Если большинство – за!
– Я не понял, как, все же, осуществлять закрепление союза? – вежливо осведомился Быр.
– Чего тут не понять? – пожал плечами Мыр. – У женщины имеется только три отверстия, куда входит баданга… Пусть каждый выберет себе отверстие, быстренько закрепим союз, да надо поесть. Я проголодался. Да и все остальные, я думаю, тоже…
– Я со вчерашнего дня не ела, – ласково промурлыкала Дема. – Очень уж хотелось отведать твоего окорока, Мыр. Но, так уж и быть, подчиняюсь большинству…
Дема отшвырнула томагавк, сбросила с себя набедренную повязку, сорвала набедренную повязку с Быра, опрокинула его на циновку, как неоднократно делала в завоеванных поселениях, увидев смазливого юношу, и насадилась своим естественным детородным отверстием на его баданга. Пыр поспешно пристроился к ней сзади. Мыру ничего не оставалось, как засунуть ей свой баданга в рот.
Некоторое время слышались тонкое сопение Пыра, жалобные стоны Быра и сладострастное рычание Мыра. Но вдруг великую гармонию всеобщего мира разорвал дикий вопль боли и ужаса. Мыр буквально взвился в воздух. Вместо его могучего баданга трепыхался жалкий, кровоточащий обрубок. Дема жадно и торопливо что-то прожевывала.
– Она откусила мой баданга! – в ужасе завопил Мыр. – Какой я теперь вождь?!.
Он кинулся к своей дубине, схватил ее и замахнулся на Дему. Но Пыр успел дотянуться до щита Быра и отразить удар. Вывернувшийся из-под Демы Быр, схватил свой томагавк и напал на Мыра сбоку. Пока Мыр отмахивался дубиной от Пыра и Быра, Дема на четвереньках добралась до своего томагавка, подхватил его и приготовилась к бою.
Быра вдруг осенила одна мысль. Он отскочил в сторону и заорал:
– Она сожрала его баданга и не поделилась с нами!
– Как?! – Пыр тоже отскочил в сторону, подальше от грозно шелестящей в воздухе дубины. – Она все слопала?! Бей ее!!
Засверкали томагавки, засвистела дубина Мыра. Отмахиваясь томагавком, Дема отступила на середину хижины и прижалась спиной к стволу баклажанового дерева. Туго бы ей пришлось, но тут в хижину вошел повар Мыра. Окинув всю компанию пренебрежительным взглядом, проговорил:
– Смутьяны взбаламутили народ. Все ушли вслед за ними…
– Куда?! – ошеломленно спросил Мыр, в замешательстве опуская дубину.
– Куда-то через пустыню, на берега великой реки. Они сказали, что там много четвероногих тварей, которых можно есть, и растут всякие плоды, не похожие на баклажаны, но их тоже можно есть. А здесь теперь все равно нечего есть, поскольку теперь вечный мир… Я ухожу, вождь, прощай…
– А ты куда? – завопил Мыр. – Как я без тебя?! Кто мне будет готовить вкусные блюда?!
Жадр равнодушно пожал плечами, спросил:
– А зачем мне нужен повелитель без подданных и баданга?.. – и ушел, позванивая походной утварью.
– Бей жадров, спасай Мурзилию?! – завопил Пыр по привычке.
– Поздно… – в отчаянии простонал Мыр, швыряя наземь дубину. – Проклятые смутьяны! Дураки мы, дураки! Вот кого надо было есть!..
– Я, пожалуй, тоже пойду, – нежным голосом пропела Дема. – Счастливо оставаться…
Покачивая могучими бедрами, помахивая томагавком, она проплыла к выходу, солнце в проеме двери облило ее прекрасное тело золотым сиянием, и все исчезло, будто видение прекрасного, случайно посетившего грубый мир.
Мыр еще смотрел в опустевший проем двери тоскливым взглядом, когда послышался хряский удар. Он резко повернулся. Над обезглавленным Быром стоял довольный Пыр. Облизав томагавк, он проговорил:
– Повелитель, давай подкрепимся, и тоже двинемся в путь. Все ушли, а нам тут что, с голоду пропадать? Или начинать жрать баклажаны, как какие-нибудь претенденты? Профессиональные повелители везде нужны, даже и без баданга… Эт даже лучше… – докончил философски после паузы.
Обгладывая плохо прожаренный окорок, Мыр, всхлипывая, невнятно причитал:
– Да как же я теперь без баданга?..
Глава 1
Покой нам только снится
Преуспевающий литератор, Павел Лоскутов, не спеша, накручивал педали своего видавшего виды дорожного "Урала" привычно сноровисто вписываясь в глубокую колею, пробитую танками и заглаженную толстыми колесами бэтээров. По соседней колее ехала его верная жена на новеньком, сверкающем хромировкой и свежей краской, таком же "Урале". Она была похожа на подростка сорванца, в джинсовых шортах, футболке и кепочке с большим козырьком. Далеко впереди на новеньком спортивном велосипеде накручивал педали Денис, сын преуспевающего литератора.
Павел затормозил, поставил ногу на край колеи, огляделся. Ольга тоже затормозила, и тоже поставила ногу на край колеи. Павел невольно залюбовался длинной, крепкой, с очень гладкой кожей, уже чуть тронутой загаром, ногой.
Ольга спросила, не стараясь скрыть жуть в голосе:
– Это здесь произошло?..
– Ага… Чеченцев, видимо, на этом самом месте порешили. А закопали где-то там, на какой-нибудь поляне. В околках-то точно, нет. Я их все в прошлом году обшарил, ни единого намека на то, что кто-то яму копал.
– И что? И милиция здесь ничего не нашла?
– Так они же и не искали! Ну, нашелся труп в машине… Ну, и что? Мне один мент говорил, что у него каждую ночь по парочке неопознанных трупов. Видимо, немножко пошарили вокруг машины, да и все. Правда, попытались привлечь солдат, к прочесыванию лесов, но полковнику совсем не выгодно было, чтобы тут что-то нашли.
Ольга вдруг дернулась, будто ее током ударило:
– Паша, а Николая, часом, не ты убил?
– Ну, что ты… Там у них какая-то своя разборка произошла, ну и рубанули ему по лбу кузнечным зубилом…
– Паша, по-моему, ты мне врешь…
– Оля, ну а если я мочканул этого козла, ты что, хуже от этого будешь ко мне относиться?..
– Ну и жаргон у тебя… – она брезгливо поморщилась. – А еще писатель…
– Дак я же писатель детективного жанра!.. Я зимой словарь блатного жаргона приобрел, вот бы тебе почитать!..
– Стану я читать всякую гадость… Паша, я ведь по телевизору видела в хронике происшествий, что Николая убили кузнечным зубилом с расстояния в пятнадцать метров…
– Вранье все это! Братки босса мочканули, а потом выдумали киллера-виртуоза… Который через приоткрытое окно, сквозь решетку, да с пятнадцати метров угодил прямо промеж глаз…
– Паша, я однажды видела, как ты топор метнул… Ты возле сараев дрова рубил, а потом вдруг в столбик ограды метнул топор… Там как раз и было, метров пятнадцать…
– Ну-у… Сравнила… Одно дело, топор, и уж совсем другое – зубило…
– Паша, скажи мне честно! Ты убил Николая?
– А что, тебе от этого легче станет?
– Легче!
– А вдруг ты после этого меня бояться начнешь?
– Я тебя больше боюсь, когда догадываюсь, что ты убил Николая, но мне не признаешься…
– Ну, хорошо, Оля… – он тяжко вздохнул. – Я его… Ну, понимаешь, я все просчитал, никакого не было выхода. Он ведь мог тебя или Дениса где-нибудь подловить…
Ольга с облегчением вздохнула, сказала:
– Ну, что ты… Не буду я тебя бояться, и мораль читать не буду. Значит, так было нужно… – она снова задумчиво оглядела окрестности. – Слушай, а куда же деньги делись?
– Я лично думаю, что не было никаких денег, – сказал он серьезно.
– А если были? – возразила она запальчиво.
– Если были, тоже где-то здесь лежат, в лесах. А может, унес тот, кто первым труп в машине обнаружил…
– Вряд ли это так, иначе полковник не бегал бы за тобой со своими волкодавами, а быстренько бы вычислил того, кто первым труп обнаружил. И потом, представь себе состояние мирного обывателя, вдруг наткнувшегося на залитую кровью машину, в которой лежит труп человека… Он что, кинется машину обыскивать? Да нет же! Он кинется наутек… Здесь где-то лежат деньги… Чеченец не сразу умер, успел где-то зарыть… – она помолчала, потом медленно, мечтательно выговорила: – Вот бы найти…
Павел серьезно проговорил:
– Лучше не надо.
– Почему?
– У чеченов везде шпионы. Как только ты хоть одну купюру обменяешь либо в банке, либо у левого валютного спекулянта, тут же к тебе придут, и скажут: – Дарагая, зачэм ты тратишь наши дэнги? Отдавай обратно, а от нас получи ханжал в пузо…
Она некоторое время размышляла, наконец, сказала:
– Верно, ну их к черту, эти деньги… На них уже сейчас столько крови…
– Ага, даже морды президентов не видать… – ввернул он безмятежным тоном.
– Ты у меня вдруг стал неплохо зарабатывать…
– Еще пару детективов накропаю, машину купим…
– Да зачем она нужна? Ты только посмотри, как здорово на велосипеде прокатиться! Ты лучше компьютер купи. А то стучишь, как Лев Толстой на допотопной машинке…
– Лев Толстой на машинке не стучал, – сказал он серьезно, – он свои романы писал от руки, а потом его жена их переписывала. Он перечитывал, то, что она написала, жутко все исчеркивал, переправлял, вставлял, выбрасывал, и возвращал ей. И она снова все переписывала.
– Вот видишь, как он работал с текстом! А ты, тяп-ляп, накалякал авторучкой, тут же перепечатал на машинке, и как будто, так и надо.
– Знаешь, что я думаю по поводу работы со словом и текстом Льва Николаевича Толстого?
– Ну, и что ты думаешь? – спросила она с любопытством.
– Такая работа с текстом свидетельствует только об одном, о жутком непрофессионализме литератора! К тому же он еще и бессовестный эксплуататор. Это ж надо, мне нынешний руководитель Союза писателей, как величайшее подвижничество представлял, что Толстой "Анну Каренину" пятнадцать раз переписывал. Подумаешь, достижение… Это ж его жена пятнадцать раз толстенный роман переписывала…
– Да ты что, Паша?! – она вытаращила свои зеленые глазищи, не в силах ничего больше произнести.