- К дому отца Каинана мы выдвинулись к полуночи. Дом двухэтажный, небольшой совсем, для штурма - лучше не придумаешь. Вход парадный и черный, решеток нет, стражи не видно. На всякий случай я электро-магнитным зондом прошелся - электроника внутри есть, но на сигнализацию или какие-нибудь сюрпризы не похоже. Иногда, бывает, всякая шваль устраивает неприятную встречу. Блок взрывчатки во входной двери, например. Разорвешь цепь - и так бахнет, что в клочья десяток человек порвать может. Все выглядело чисто, и мы немного расслабились. Зря, наверно. В окнах горел свет и мы через визорную трубу видели самого отца Каинана. Он был дома и, как будто бы, ничего не подозревал. Я расположился напротив его дома, через улицу. Там был заброшенный флигилек как раз удобной высоты, там я решил держать штаб, если можно так выразиться. Отец Каинан оттуда был как на ладони. В одиннадцать часов он приказал подать поздний ужин, и трапезничал с хорошим аппетитом. Потом слушал музыку. Потом раскладывал пасьянс в своем кабинете. Словом, ничего предосудительного за ним замечено не было.
- А вы ожидали, что он напялит расшитую пентаграммами мантию и примется взывать к духам Ада? - едко поинтересовалась я.
- Я всего лишь излагаю все по порядку, госпожа Альберка.
- Извините, капитан… Давайте живее!
- Своих людей я расположил снаружи, и Бальдульф ими командовал. Четверо толковых сержантов, на которых я привык полагаться, и трое рядового чина. Они пристроились неподалеку от входа и стали ждать моего сигнала.
- О боги, они так и торчали там, на виду у всей улицы в своих блестящих кирасах?
- Нет, - Ламберт взглянул на меня, и от его ледяного взгляда у меня язык примерз к небу, - У нас есть опыт штурма, госпожа Альберка. Они действовали без доспехов, выдавая себя за нищих, другие изображали электро-монтеров, занятых починкой силового кабеля…
- Я вырядился пьяным, - с гордостью сказал Бальдульф, - Сидел на скамье, попивал ром и горланил старые полковые песни… Хорошая работа, жаль, на пенсии я уже.
- Давайте ближе к делу, господа, - поторопила я, - Мне страсть как хочется узнать, каким же образом отец Каинан нашел свою смерть.
- Самым неожиданным, - мрачно сказал Ламберт, тоже отламывая себе хлеба, - Мы наметили штурм на четыре утра. Время хорошее, самый сладкий сон… Отец Каинан, однако, не спал, все сидел у себя в кабинете и занимался всякой ерундой. Играл сам с собой в шахматы, раскладывал пасьянс, читал газеты…
- Это в его характере, - сказал отец Гидеон, - Сколько помню, он страшный полуночник. В кровать имеет обыкновение ложиться с рассветом. Такая привычка.
- В общем, вел он себя самым непринужденным образом, то есть не так, как человек, предполагающий облаву. Уж я-то знаю. Когда ожидают стражу, дергаются сильно. Кто больше, кто меньше, но все. Нервничают, пьют, молятся, оружие проверяют… А этот нет. Сидел, как ни в чем ни бывало. Я уже грешным делом обрадовался. Очень уж хорошо все складывалось. Время - без пяти четыре, у меня и палец на кнопке. Взрывчатка заложена, одно мгновенье - и готово… И тут, без пяти минут, у него в кабинете зазвонил вокс. Я еще удивиться успел - мол, кто еще в этом городе в такой час не спит… Отец Каинан снял трубку и ответил. Я был через улицу от него, с визорной трубой в руках. Видел его, как вас сейчас. Он ответил - и сразу напрягся. Лицо у него такое сделалось - очень сосредоточенное, напряженное. Я сразу понял - дело неладно. Надо было мне кнопку нажимать, но я побоялся все сорвать. Эх, а ведь был у нас шанс…
- Дальше! - потребовала я.
- А дальше было самое интересное. Отец Каинан что-то сказал собеседнику, положил трубку, потом достал из шкатулки небольшой пистолет, вставил его в рот и спустил курок.
Наверно, так себя ощущает охотничий пес, у которого из-под носа вспорхнул селезень-подранок. Обидно хлопнул по носу жестким крылом и воспарил вверх, через секунду сделавшись крохотной точкой среди облаков.
Отцу Гидеону пришлось еще хуже - у него даже лицо исказилось, как от сильнейшей внутренней судороги.
- Полегче, отче, - бросила я ему, - Если вас хватит инсульт, это вряд ли нам поможет. Конечно, если вас при этом разобьет паралич, вы составите мне серьезную конкуренцию, но ради человеколюбия подумайте о Клаудо, он же не справится с нами обоими!
Но отец Гидеон был не в настроении оценить шутку.
- Самоубийство, - выдохнул он, - Это ужасно. Не верю, что отец Каинан пошел на подобный страшный грех.
- Я видел все в точности, - сказал Ламберт, - И сомнений тут нет. Он сделал это сам, видимо услышав приказ по воксу.
- Приказ?
- Похоже на то. Человек, услышавший даже самые неприятные известия, не сразу решится на подобное. Сперва он сообразит, что произошло, испугается, примет решение… И уж потом будет стреляться. Отец Каинан действовал так решительно и быстро, что ни о чем подобном не может быть и речи. Нет, он получил приказ. И выполнил его, четко и быстро.
- Он обрек себя на муки Ада…
- А также фактически расписался в том, что состоит в Темном культе.
- Боюсь, что так…
- Даже будь под моим началом личная дружина самого Императора, я бы ничего не смог сделать. У него ушло полсекунды на все. Мы даже не успели выломать дверь. Эта нить не порвалась у нас в руках, госпожа Альберка, ее обрубили, и обрубили мастерски. Вербовщику сообщили, что он раскрыт и должен исчезнуть. Признаться, я потрясен уровнем дисциплины, царящим в этом культе. Это сущие фанатики, которые расстаются с жизнью не задумываясь, не зная колебаний.
- И это пугает вас, капитан? - я приподняла бровь.
- Не это, госпожа Альберка. Я множество раз видел, как люди отдают свою жизнь на поле боя. И я сам, в свою очередь, готов к этому. Я видел, как охваченные безумством бойцы бросаются в гущу врагов, зажав в руках термические гранаты, как направляют на вражеские порядки охваченный пламенем боевой трицикл, как, потеряв обе руки, силятся впиться в чью-то ногу зубами… Но это совсем другое. Отец Каинан сделал это так механически и просто, как будто надкусил яблоко. Раз - и все. Нормальный человек не способен на это. Не так легко.
- Мы знали, что нам придется столкнуться с фанатиками, - оборвала его я. Слушать рассуждения капитана мне сейчас не улыбалось, - Так что не будем роптать. Что вы делали дальше?
- Я приказал тихо взломать дверь, и мы проникли внутрь. Штурм не потребовался, а замки у него были весьма хлипковаты. С этим он нам удружил. Я имею в виду, завтра нас самих не станет искать стража. Почти до самого рассвета мы копались в его вещах и бумагах.
- Есть что-то? - спросила я без особой надежды. Если бы было - капитан уже выложил бы карты на стол.
- Ничего. Совершенно обычное хозяйство, без всякой чертовщины. Утварь, книги, мебель… Никакой скрытой аппаратуры, ничего похожего на шифры, коды или секретные депеши. Словом, ни одной зацепки. Мы не могли провести полноразмерный обыск с проламыванием стен, это нарушило бы неприятную, но естественную картину самоубийства. Из оружия - только пистолет. Самый обыкновенный, с тяжелыми пулями повышенной экспансивности. Не удивительно, что его голова лопнула, как пережаренный каштан в камине. Хотел бы я знать, черт подери, с кем же говорил отец Каинан до этого…
- А меня куда больше интересует, почему состоялся этот разговор.
- Понимаю, куда вы клоните. Нет, нас не могли заметить, ни меня, ни моих ребят.
- Истинная правда, - подтвердил Бальдульф, - Господин капитан остался во флигеле, а мы играли ну чисто как в театре.
- Со своей стороны я предпринял все меры чтобы наша маленькая операция осталась в полнейшем секрете. Со мной были лишь самые преданные мне люди, почти все из которых так или иначе обязаны мне жизнью. Но не смотря на это я постоянно наблюдал за ними с тем чтобы никто из них не мог воспользоваться каким-либо средством связи или подать сигнал. Нет, если утечка и имела место, то наша группа к этому не причастна.
За столом установилось молчание. У тишины, как и у речи, может быть сотни и тысячи различных оттенков. И этот новый оттенок, пропитавший собой воздух в гостиной, враз ставший каким-то душным и тяжелым, мне очень не понравился. Никто не смотрел друг другу в глаза, но происходило это как-то само собой - точно взгляды собравшихся здесь людей оказались намагничены одним магнитным полюсом и, соприкоснувшись, отскакивали друг от друга. Я ощутила сильнейшую изжогу.
- Прекратите! - крикнула я, и мой голос пронзил эту завладевшую домом душную тишину, зазвенел беспомощно вдоль стен, - Я знаю, о чем вы сейчас думаете. Этого не может быть. Даже если бы у кого-то из нас была… была причина предупредить этого сукина сына, никто не смог бы этого сделать. Мы с отцом Гидеоном были здесь, а вы двое - там. А кроме нас четверых никто не посвящен в это дело.
- Значит, посвящен, - возразил Ламберт, - И это очевидно. Здесь не может быть совпадения, потому что таких совпадений не бывает. Кто-то знает про нас, госпожа Альберка. Этот крысиный культ оказался даже более скользким, чем мы думали.
- Они сущие дьяволы… - пробормотал отец Гидеон, - Видимо, мы напрасно тешим себя иллюзиями. Если их информированность находится на подобном уровне, это значит, что мы с вами живы сейчас лишь потому, что наша смерть не входит в их планы. Иначе, конечно, они бы уже свели счеты с наглецами, дерзнувшими вчетвером разгромить их культ. И еще это значит, что наши усилия совершенно напрасны. Нельзя сражаться против того, кто видит твой удар еще до того, как ты замахнулся.
- Ну, мы-то еще живы… - поданный Клаудо стакан помог мне восстановить на лице улыбку, - Так не будем хоронить себя прежде положенного.
- Завтра начинается Праздник Тела и Крови Христовых, и вечером мне надо будет вести службу на глазах у графа. А мы по-прежнему находимся в самом начале пути, и не сделали ни одного существенного шага.
- Вспомните, что сами говорили мне, отче. Значимость пути определяется не его длиной. Может быть, наш путь - это особенный путь. Кто знает, вдруг нам хватит одного шага чтобы покрыть его весь?
- Какая-то теологическая болтовня? - вяло осведомился Ламберт, - Она может успокоить нервы, но вряд ли нам всерьез стоит рассчитывать на что-либо подобное. Мы в тупике. Мы знаем только то, что культ получал подкрепление через мертвого священника, вербовавшего слуг низшего звена из числа приговоренных к нейро-коррекции отбросов улиц. Теперь у этого священника нет головы, и он не расскажет нам ничего при всем желании. Тупик, - повторил он с отвращением, - И уже без тени шанса.
- Вы отвратительный пессимист, капитан, - осадила я его, - Наверняка вы из тех людей, для который стакан вина скорее наполовину пуст, чем наполовину полон.
- Я солдат. И в мою задачу входит оценка тактической ситуации. Устав учит тому, что малое поражение, не замеченное командиром, может обратиться поражением окончательным. Я не пессимист, я лишь привык трезво смотреть на вещи.
- Трезвый взгляд - отвратительная штука, - заметила я, - Я как-то попробовала, и мне жутко не понравилось. Признаю, мы в весьма скверном положении. Время на исходе, а наши руки по-прежнему пусты. Более того, мы убедились в том, что враг хитер, решителен и беспощаден. Что ж, тем интереснее!
- Вы смеетесь? - Ламберт взглянул на меня с нескрываемым удивлением. Когда он улыбался, то походил на рано повзрослевшего мальчишку, но сейчас выглядел столетним стариком, заточенным в тело юноши.
- Да, но не над вами - вы слишком толстокожи чтоб над вами смеяться, барон. Наша последняя битва еще не миновала. У нас есть время, мы все живы, а у меня осталось немного вина. Значит, не время убиваться.
- Это нелепо.
- Возможно, у вас есть свой план действий? Если так, думаю, присутствующие с удовольствием ознакомятся с ним.
- Есть, - кивнул Ламберт. В его голосе не было особенной уверенности, но когда он увидел, что Бальдульф и отец Гидеон выжидающе смотрят на него, глаза упрямо сверкнули, - Мне очевидно, что вся наша затея была весьма безрассудна с самого начала. Мы потеряли драгоценное время, но ничего не добились. Наших сил недостаточно. Это значит, что мы должны обратиться за помощью.
- К кому? - в один голос спросили мы с отцом Гидеоном. Бальдульф лишь молча уставился на своего капитана.
- К графу, - ответил Ламберт, - К моему господину Его Сиятельству графу Нантскому.
И опять в комнате установилась странная тишина. Настолько глубокая, что я услышала неровное астматическое дыхание Клаудо, замершего с бутылкой вина в руках.
- Это… это невозможно, - пробормотал наконец отец Гидеон.
- Больше нам ничего не остается, святой отец. Граф обладает достаточной силой чтобы защитить нас. Я знаю, первоначально мысль об этом вам не нравилась, но теперь, думаю, вы согласитесь с тем, что это единственный выход. Судьба поставила нас перед необходимостью, как бы высокопарно это ни звучало.
- Значит, явиться к графу и все выложить?
- Именно так. Только граф сейчас может нам помочь. Теперь, когда мы убедились в том, что Темный культ глубоко запустил корни в Церковь, прошлые сомнения должны быть забыты. Нам нужна помощь. И граф сможет нам ее предоставить.
- Если отец Каинан и был связан с Темным культом, это еще ни о чем не говорит! - запальчиво воскликнул отец Гидеон. Но голос его был неуверен и слаб. Я понимала его.
- Это говорит достаточно для того, кто способен слышать, - Ламберт с самым отвратительным хладнокровием смерил его взглядом, - Полагаю, мы все услышали. Как бы ни была могущественна Церковь, теперь мы не можем доверять ее слугам. А раз мы исключаем их, кроме графа никого и не остается.
- И вы, конечно, вполне удовлетворены этим? - не сдержался отец Гидеон, - Ведь это то, чего вы добивались с самого начала - отдать нас в руки вашего хозяина. Что ж, чего еще можно ожидать от верного пса?..
- Если это необходимо для победы, - твердо сказал капитан Ламберт, барон фон Роткирх.
Я посмотрела на него, в который раз удивляясь тому, как его лицо, оставаясь незыблемым, как высеченное в белом мраморе лицо статуи, способно вдруг преображаться. Перемены эти были столь разительны и вместе с тем незаметны, что всякий раз я как зачарованная наблюдала за этим, пытаясь разобраться, в какой момент времени один Ламберт сменил другого. Еще недавно на меня смотрел Ламберт-мальчишка - упрямый, немного дерзкий, прячущий свои чувства за холодной личиной солдата, и вот его уже нет, да никогда и не было, и два холодных автоматических прицела заключают тебя в невидимое перекрестье, отчего даже дыхание застревает в груди.
"Вот почему тебе понравилось иметь с ним дело, - желчно сказал внутренний голос, обычно слишком заглушенный моими собственными мыслями чтобы я могла его слышать, - Он тоже загадка в своем роде. Ты слишком любишь загадки, юная глупая Альберка. Ты собираешь их вокруг себя, как детские игрушки, и копаешься в них, и пытаешься открыть их. И ты слишком безрассудна и увлечена чтобы в этот момент обращать внимание на что-то другое. Например, на то, что есть загадки, которые сами пытаются тебя разгадать".
Неожиданная мысль клюнула в висок крохотным серебряным молоточком. Дзынь.
Так просто. Так очевидно. Так глупо.
Дзынь. Дзынь.
Мне захотелось застонать.
"Ты могла это увидеть, - сказал голос, звучащий внутри моего черепа, ставшего пустым и гулким, - И ты бы увидела это, если бы захотела. Но ты была слишком увлечена своими загадками, не так ли?"
Проклятая дура. Проклятая слепая дура, позабывшая обо всем на свете.
- Госпожа Альберка?..
- Что?
Оказывается, Ламберт смотрел на меня. Наверно, уже не одну секунду. Кажется, он чего-то ждал. Может быть, моего ответа.
- Вы согласны?
Огромная боевая машина замерла возле меня, напряженно ожидая моего слова. Машина из плоти и стали, огромная, дышащая теплом, таящая в себе щелчки переключающихся реле, шелест шестерен, ровный гул энергетических линий и силовых тяг. У этой машины было лицо человека, но это, наверно, было лишь странным капризом ее создателя. Лицо это не могло принадлежать человеку.
- Да, наверно… - я позволила этим словам выскользнуть из моего горла, и услышала сердитый выдох отца Гидеона и неразборчивое бормотание Бальдульфа, - Возможно, вы и правы, капитан.
Ламберт удовлетворенно кивнул. То, что я так легко согласилась с ним, немного его смущало, но он постарался сделать вид, что ожидал подобного ответа.
"Он не может быть человеком, - подумала я, - Иногда он почти похож на него, но это ощущение обманчиво. Он конечно же не человек. Он что-то другое. Более сложное, более глупое, более бесполезное. Интересно, что же он такое?.."
- У меня появилась мысль… - торопливо сказала я, - Прежде, чем мы сдадим себя на милость графа, возможно…
- Конечно, что угодно, - одержавший слишком легкую победу Ламберт был сама галантность, - С удовольствием выслушаем вас, госпожа Альберка.
- Конечно, это не Бог весть какая идея, но… Что у вас за пистолет, Ламберт?
Наверно, он ждал более каверзного вопроса и теперь тщательно пытался скрыть свое удивление, что ему не вполне удалось.
- Обычный армейский "Detritus" префектуса. Но причем тут он?
- Есть одна мысль… Вы не могли бы показать его?
Видимо, армейское прошлое Ламберта приучило его удивляться молча, беспрекословно выполняя все приказы, насколько странными бы они ни казались. Он расстегнул кобуру, вытащил из нее большой уродливый пистолет, когда-то хромированный и блестящий, но во многих местах вытертый и покрытый царапинами от частого использования. Наверно, этот пистолет не единожды покидал кобуру. Ламберт держал оружие спокойно, как привычный предмет обихода, но тревожный запах оружейной смазки, мгновенно распространившийся по комнате, заставил меня внутренне вздрогнуть. Это была не "масленка" Бальдульфа, варварское в своей примитивности устройство, созданное для того чтобы причинять нестерпимую боль своему ближнему. Это орудие было предназначено для того чтобы нести смерть. В его уродливости было даже нечто прекрасное, как часто случается с подобными вещами.
- Положите его на стол, пожалуйста.
Ламберт, пожав плечами, выполнил эту просьбу.
- Я все еще не понимаю, отчего он заинтересовал вас.
- Честно говоря, я слабо разбираюсь в оружии. Баль, помоги мне.
- А я что… - проворчал Бальдульф, - Мое дело - скрептум да ружье, а эти системы я в руках редко держал…
- Возьми пистолет и посмотри хорошенько.
- Что-то ей нынче взбрело?.. - Бальдульф подошел к столу и покорно взял пистолет Ламберта. Даже в его огромных руках, каждая из которых была раза в три толще моей шеи, "Падальщик" казался очень большим, отчего держащий его походил на ребенка, вздумавшего тайком поиграть с папиной игрушкой, - Ну вот, держу… Чего дальше? Что смотреть?
Старый добрый Бальдульф. Готовый выполнить любую мою просьбу. Беззаветно преданный, решительный и, что самое главное, привыкший мне верить. Сейчас он нужен был мне как никогда. И я очень надеялась, что он не станет задавать лишних вопросов. Потому что лишний вопрос мог означать жизнь. Мою, его, и еще одну.
"Ради всех богов Вселенной, истинных, ложных и непознанных, не подведи меня, Баль!" - попросила я его мысленно.