Я оглянулся на восточные ворота. Я не верил ни в предвидение, ни в предчувствие, но вспомнил эту тревогу, когда мы с Кмузу шли к моему белому "вестфаль"-седану. Что бы то ни было, я ничего не сказал Кмузу. Он всегда был рационален чуть ли не до отвращения.
- Я хочу побыстрее попасть домой, Кмузу, - сказал я, ожидая, пока он откроет мне дверь в салон.
- Да, йа Сиди .
Я сел в машину и подождал, пока он обойдет и сядет на водительское место. Он нажал код зажигания и повел электрокар на север, по широкой, разделенной улице.
- Я очень странно чувствую себя сегодня, - пожаловался я, откинув голову на спинку и закрыв глаза.
- Ты так говоришь почти каждую ночь.
- На сей раз я именно это и подразумеваю. Мне становится неуютно. Все теперь кажется мне не таким. Я смотрю на эти дома и вижу большие человеческие термитники. Я слушаю обрывки музыки и слышу отчаянный крик заблудившегося в пустыне. Я не склонен к мистическим откровениям. Как мне покончить с этим?
Он рассмеялся басом:
- Протрезветь, йа Сиди .
- Я же говорил тебе, что дело не в этом. Я трезв.
- Конечно, йа Сиди .
Я смотрел, как за окном проносится город. Я больше не хотел спорить. Я действительно чувствовал себя трезвым и полностью проснувшимся. Я был полон энергии, что в четыре часа утра порой доводило меня до бешенства. Это не лучшее время для энтузиазма. Решить проблему было, разумеется, очень просто - вернувшись домой, я принял довольно большую дозу бутаквалида соляной кислоты. "Красотули" дадут мне несколько минут сладостного замешательства, и я засну крепким сном. Утром я даже не вспомню эту неприятную интерлюдию просветления.
Мы некоторое время ехали молча, и странное настроение постепенно покидало меня. Кмузу вел машину к дому Фридландер-Бея, который располагался как раз за христианским кварталом. Хорошо попасть домой, постоять несколько минут под горячим душем, а затем немного почитать на сон грядущий. Одной из причин, почему я засиделся у Чири до закрытия, было то, что я не желал напороться на кого-нибудь дома. В четыре часа все будут крепко спать. И я не увижу их до утра.
- Йа Сиди , - сказал Кмузу, - сегодня вечером тебе был важный звонок.
Я выслушаю известие перед завтраком.
- Мне кажется, тебе надо выслушать его прямо сейчас.
Мне это не понравилось, хотя я и не мог понять, в чем тут дело. Обычно я терпеть не мог отвечать на звонки, потому что задолжал слишком много денег разным людям. Теперь, однако, слишком много людей были должны мне.
- Это, часом, не мой давно потерянный братец? Может, он явился разделить со мной удачу?
- Нет, это был не ваш брат, йа Сиди . Но будь это даже он, почему бы вам не обрадоваться…
- Я пошутил, Кмузу.
Кмузу - парень умный, и я во многом от него зависел, но там, где у людей было чувство юмора, у него было огромное белое пятно.
Он свернул с улицы к воротам Папиного особняка. Довольно долго мы стояли на пропускном пункте, проходя идентификацию, затем медленно поехали по извилистой подъездной дорожке.
- Тебя пригласили на торжественный ужин, - сказал он. - В честь твоего возвращения.
- Ох, - отозвался я. За последние дни я вытерпел уже два-три таких ужина. Большинство будайинских прихвостней Фридландер-Бея считали себя обязанными устроить в нашу честь праздник, иначе они рисковали лишиться средств к существованию. Ладно, несколько раз я поел на халяву, получил пару приличных подарков, но уже решил, что все это кончилось.
- Кто на этот раз? Френчи?
Он владел клубом, в котором обычно работала Ясмин.
- Куда более важный человек. Шейх Реда Абу Адиль.
Я недоверчиво уставился на него:
- Я приглашен на ужин нашим злейшим врагом?
- Да, йа Сиди .
- И когда это будет? - спросил я.
- Сегодня вечером после молитвы, йа Сиди . У шейха Реда очень плотное расписание, он может только сегодня вечером.
Я глубоко вздохнул. Кмузу остановил машину у подножия широкой мраморной лестницы, ведущей к двери красного дерева.
- Любопытно, долго ли будет сегодня спать Папа? - спросил я.
- Хозяин дал мне специальное поручение позаботиться о том, чтобы ты позавтракал с ним.
- Вот уж чего я вовсе не жажду, Кмузу.
- Завтракать? Так поешь слегка, если твой желудок все еще не в порядке.
- Нет, - раздраженно сказал я, - ужинать с шейхом Реда. Ненавижу, когда меня выводят из равновесия. Я не понимаю цели этой встречи, и вряд ли Папа сочтет нужным рассказать мне об этом.
Кмузу пожал плечами:
- Твой приговор будет преследовать тебя, йа Сиди . А я буду с тобой.
- Спасибо, Кмузу, - сказал я, выбираясь из машины. Мне действительно было уютнее, когда рядом был он, а не мой приговор. Но я не мог признаться в этом ему.
Глава 11
Этот день я всегда буду вспоминать как День трех застолий.
На самом деле еда была не слишком-то интересной - я действительно не могу вспомнить, что ели в тот день. Главное - что случилось и что было сказано во время этих трех застолий.
День начался с того, что Кмузу растолкал меня на целых полчаса раньше. Мой модик-будильник был поставлен на половину седьмого, но Фридландер-Бей сдвинул время завтрака на тридцать минут вперед. Я терпеть не мог вставать - просыпался ли я бодрым и в прекрасном расположении духа, благодаря чипу, будь он неладен, или вяло и зевая, благодаря Кмузу, будь он неладен тоже. Я подумал, что, если Аллах хотел, чтобы мы вставали так рано, Он не изобрел бы полудня.
Я также терпеть не мог завтраков. В последнее время я завтракал с Фридландер-Беем раза четыре в неделю. Я подумал, что дела пойдут еще хуже, по мере того как Папа станет нагружать меня все новыми и новыми обязанностями.
Для этих встреч я всегда одевался в традиционный арабский наряд. В джеллабе я ходил чаще, чем в синих джинсах, рабочей рубахе и ботинках. Моя старая одежда висела на крючке в шкафу и была мне молчаливым укором каждый раз, как я заглядывал туда.
Джинсы постоянно напоминали мне о том, от чего я отказался с той поры, как Папа коснулся меня своими волшебными пальцами. Я продал большую часть того, что совсем недавно называл свободой. Ирония была в том, что большинство моих друзей отдали бы все ради той роскоши, которой я теперь наслаждался. Поначалу я ненавидел Папу. Сейчас, хотя по ночам еще ощущал уколы сожаления, я осознал, что Фридландер-Бей раскрыл передо мной огромные возможности. Мои горизонты теперь простирались далеко за пределы того, что я мог представить себе в прошлые дни. Тем не менее я остро чувствовал, что не смогу отказаться ни от роскоши, ни от новых назначений. В каком-то смысле я был пресловутой птичкой в позолоченной клетке.
И все же деньги - это приятно.
Поэтому я принял душ и привел в порядок свою рыжую бородку, надел свой балахон и кафию, которые подобрал мне Кмузу. Затем мы пошли вниз по лестнице в маленькую столовую.
Фридландер-Бей, естественно, уже был там. Ему прислуживал Тарик, его слуга. Кмузу усадил меня на обычное место и встал за моим креслом.
- Доброе утро тебе, племянник мой, - сказал Папа. - Надеюсь, ты сегодня проснулся в добром здравии.
- Иль-хамду лиллах , - сказал я.
Благодарение Аллаху.
На завтрак были пареная пшеничная каша с апельсиновой цедрой и орехами, блюдо яиц, блюдо мяса и, конечно, кофе. Папа разрешил Тарику положить ему немного яиц и жареной ягнятины.
- Я дал тебе несколько дней отдохнуть, о превосходный, - сказал он. - Но теперь время отдыха кончилось. Я хочу знать, что ты сделал для продвижения нашего проекта цифровой связи.
- Я уверен, что заполучил блестящего агента в лице моего приятеля Жака. Я оказал ему услугу, и, думаю, в благодарность он окажет маленькую услугу мне.
Папа лучезарно улыбнулся, словно я был достойным награды учеником.
- Очень хорошо, сын мой! - сказал он. - Я рад видеть, что ты так охотно усваиваешь методы власти. Теперь разреши мне показать тебе терминал, которым ты или, точнее, твой друг будет пользоваться.
Тарик вышел из комнаты и вскоре вернулся с чем-то вроде дипломата. Он положил его на стол, щелкнул застежками и открыл крышку.
- Ого! - воскликнул я. Компактный дизайн терминала произвел на меня впечатление. - Какая прелесть.
- Действительно, - сказал Фридландер-Бей. - У него есть встроенный комлинк и удобный цифровой принтер. Для снижения стоимости эта модель не принимает голосовых команд. Все набирается вручную. Тем не менее я ожидаю, что проект оправдает организационные расходы за шесть месяцев, и тогда мы сможем начать заменять эти терминалы голосовыми моделями.
Я кивнул:
- А я должен толкнуть владельцам баров, ночных клубов и ресторанов Будайина идейку, чтобы они взяли у меня эту штуку напрокат. Не понимаю. Не понимаю, почему люди должны платить двадцать пять фиков за информацию, которая сейчас бесплатно распространяется по всему городу?
- Мы заключили с городом контракт, - объяснил Тарик. - Специальная комиссия эмира решила, что больше не может продолжать программу "Инфо". В течение недели все терминалы "Инфо" будут заменены нашими машинками, иншалла .
- Знаю, - сказал я. - А что мне делать, если хозяева баров недвусмысленно пошлют меня?
Фридландер-Бей холодно улыбнулся:
- Об этом не беспокойся. У нас есть специальный персонал, который убедит этих упрямых хозяев.
"Специальный персонал". Мне понравился этот эвфемизм. Весь персонал Папы носил имена вроде Гвидо, Тайни или Игорь.
- Лучше было бы, чтобы ты и твой друг несколько дней поработали одной командой, - продолжал Папа. - Прежде чем ты отпустишь его. Когда мы охватим весь Будайин, мы сможем осуществлять даже более жесткий контроль. Мы сможем сказать, кто пользуется этой связью и какие вопросы он задает. Поскольку им приходится пользоваться официальной идентификационной картой для регистрации, мы сможем управлять распределением информации. Мы даже сможем не допускать к ней кое-кого.
- Но, конечно, мы не будем этого делать? - спросил я.
Папа помолчал пару секунд.
- Конечно нет, - сказал он наконец. - Это противоречит принципам святого Пророка.
- Да будет с ним мир и благословение Аллаха, - автоматически ответил я.
Тарик положил передо мной буклет.
- Здесь полный набор команд, - сказал он, - а в конце буклета карман со специальной идентификационной карточкой, чтобы вам не пришлось платить за звонки.
- Спасибо, - ответил я. - Я ознакомлюсь с этими командами, а завтра пойду вместе с Жаком разговаривать с владельцами клубов на Улице.
- Прекрасно, племянник, - сказал Папа. - А теперь поговорим о нашей мести. Лучше всего объединить ее с поисками настоящего убийцы Халида Максвелла, наряду с избавлением от тех, кто злоумышляет против нас. Я приму только самое изящное решение.
- А что, если доктор Садик Абд ар-Раззак на самом деле в этом не замешан? - спросил я.
Я говорил об имаме, который дал разрешение Хаджару и его головорезам похитить нас. Папа впал в ярость.
- Не говори мне об этом сыне больной верблюдицы! - воскликнул он.
Я никогда не видел, чтобы он так выказывал свои эмоции. Лицо его побагровело, в порыве ярости он потрясал кулаками. - О шейх…
- Люди Будайина с ума посходили от тревоги! - сказал он, колотя кулаком по столу. - Все они будут думать, что нас снова могут похитить, и на этот раз мы уже не вернемся! Ходят дурные слухи о том, что мы утратили власть, что союзникам наша протекция не в радость. За последние дни я сделал все, чтобы успокоить и утешить моих обеспокоенных друзей. Клянусь жизнью моих детей, что я не выдохнусь и что меня не задвинут! У меня есть план, племянник. Подождем и посмотрим, сумеет ли этот проклятый имам снова разлучить меня с теми, кто меня любит. Если он и не замешан, мы его втянем в дело.
- Да, о шейх.
Господи… Вот так разворачивались события за этим завтраком. Наказания и награды раздавались с легкостью, по заслугам или нет - не важно. Иногда Фридландер-Бей напоминал мне капризных гомеровских богов, капризных потому, что они будоражили целые народы из-за какого-то воображаемого неуважения к ним, от скуки или вовсе не из-за чего.
Даже когда Папа говорил о проекте цифровой связи, я видел, что им правит лишь ненависть и что ненависть эта не угаснет, пока он не нанесет смертельный удар по злоумышленникам. Девиз Фридландер-Бея гласил: "Сведение счетов - лучшая месть". Ничто другое: ни прощение из морального превосходства, ни нарочито ироничное символическое действие - его не удовлетворяло.
Не только Бани Салим требовали око за око. Эта мысль была четко зафиксирована в благородном Коране и была частью мусульманского мировоззрения, нечто такое, что западный мир усвоил с таким трудом и после многочисленных уроков. Кто-то должен будет умереть - Хаджар, шейх Махали, доктор Абд ар-Раззак или же настоящий убийца Халида Максвелла, и похоже, выбирать жертву придется мне.
Фридландер-Бей нахмурился, собираясь с мыслями.
- Тут еще один гвоздь в сапоге, - наконец сказал он. - Я говорю о лейтенанте полиции Хаджаре. К счастью, от этого гвоздя избавиться очень легко.
- Разве он не работал на вас когда-то? - спросил я.
Папа повернул голову и чуть было не плюнул на пол.
- Он предатель. Он идет к тому, кто даст больше. У него нет ни чести, ни верности. Я счастлив, что сейчас он работает на шейха Реда, а не на меня. Я не мог верить ему. Сейчас я знаю, где он, и подозреваю, что могу купить его, когда захочу. Я могу это сделать, и когда я его куплю, то сразу же избавлюсь от этого гвоздя в сапоге.
Он говорил об убийстве. Когда-то меня пугало то, как Папа между прочим рассуждает, как бы прикончить кого-нибудь, но теперь уже нет. Я смотрел на это дело, как какой-нибудь бедуин, и понимал, что Папа совершенно прав. Это дело требовало планирования. Предстояло обсудить все детали, но это было нетрудно. Меня тревожило лишь то, что Папа сначала говорил о том, что надо убрать имама, а теперь замешался еще и лейтенант Хаджар. Я не считал нужным в праведном гневе умерщвлять весь город.
Несколькими минутами позже я уже был в моем офисе и ради пробы набрал на клавиатуре несколько команд. Я понял, что с помощью этой маленькой машинки могу узнать все и обо всех в городе. С помощью специальных секретных команд я имел свободный допуск к такой информации, о существовании которой рядовой горожанин даже и не подозревал. У меня возникло головокружительное ощущение того, что я сую нос в частную жизнь своих друзей и своих врагов. Я ощущал себя высокотехнологичным любопытствующим типом, и это ощущение было изысканно приятным.
Когда я полностью освоился с терминалом цифровой связи, я смог получить список всех телефонных звонков доктора Садика Абд ар-Раззака за последние месяцы и всех звонков ему. Звонки доктору можно было идентифицировать только по комкоду. Затем я проделал то же самое с комкодом лейтенанта Хаджара в полицейском участке. Я выяснил, что Хаджар с имамом за эти восемь недель разговаривали одиннадцать раз. Возможно, они разговаривали и по другим телефонам, но мне не нужно было отслеживать все звонки. Ни один суд не признал бы эти свидетельства законными.
Где-то за полчаса до того, как я планировал пообедать, Кмузу сказал, что ко мне пришли. Это были Индихар и бен-Турки, юноша из племени Бани Салим. - Доброго вам утра, - сказал я.
- Да будет светел твой день, муж, - ответила Индихар. - Надеюсь, мы не помешали твоей реботе?
Я знаком показал им на диван.
- Нет, вовсе нет. Я рад вас видеть. Я все равно скоро собирался прерваться на обед. У вас есть ко мне дело?
- Я передаю тебе привет от твоей матери, - сказала Индихар. - Она не понимает, почему по возвращении ты только раз посетил ее.
Правда была в том, что мне от этой встречи до сих пор было не по себе. Мать приехала в город несколько месяцев назад, и была она тогда шумной и толстой. Большую часть своей жизни она занималась сводничеством, но я забрал ее в город и дал ей несколько комнат в левом крыле, и теперь она изо всех сил старалась пообтесаться, чтобы быть достойной дома Фридландер-Бея. Мы очень долго с ней говорили и, наконец, столковались, но мне до сих пор было стыдно за нее. Я понимал, что это моя проблема, и пытался игнорировать свои чувства. Мне до сих пор было неуютно, несмотря на все те добрые дела, которые моя мать совершала в городе, организовывая и поддерживая на мои деньги бесплатные столовые и приюты. Поведение ее было, вне всякого сомнения, похвальным, но я никак не мог забыть своего потрясения, когда увидел ее после долгой разлуки.
- Скажи Умм Марид, что я был слишком занят, пытаясь разобраться в том, что произошло, пока меня не было. Скажи, что я очень скоро приду к ней. Передай ей, что я ее люблю и прошу прощения за недостаток внимания.
- Да, муж, - сказала Индихар.
- Не думаю, чтобы мой ответ ее удовлетворил, но больше она ничего не сказала. Бен-Турки прочистил горло.
- О шейх, я много за что должен поблагодарить тебя, - сказал он. - Каждый день приносит новое чудо. Я видел такое, во что мои братья не поверят, даже если я сам им об этом расскажу. Но я все же хотел бы сам посмотреть на твой мир. У меня нет денег, а потому нет и свободы. Мы, Бани Салим, не привыкли сидеть в заточении, даже в таком приятном, как здесь.
Я задумчиво пожевал губу.
- Ты действительно считаешь, что готов покинуть эти стены? Ты достаточно узнал, чтобы защититься от хорошо одетых городских волков?
Молодой человек пожал плечами:
- Возможно, я не знаю, как уберечься от неприятностей, но у меня есть право узнать все самому.
Внезапно меня осенило.
- Ты говоришь, тебе нужны деньги. Не согласишься ли ты сделать для меня кое-какую работу? Раз в неделю тебе будут платить умеренную плату. Я позабочусь об этом.
Бен-Турки выкатил на меня глаза.
- Конечно, о шейх, - сказал он дрожащим голосом. - Благодарю тебя за эту возможность.
- Но ты еще не знаешь, о чем я прошу, - мрачно сказал я. - Помнишь историю о том, как нас похитили и увезли в Руб-аль-Хали?
- Да, о шейх.
- Помнишь, как я говорил о неоправданной жестокости сержанта в городе Наджран? Как он ни за что ни про что избил старого шейха?
- Да, о шейх.
Я открыл ящик стола, вынул оттуда билет на суборбиталку и придвинул к бен-Турки.
- Так вот, - сказал я. - Сержанта зовут аль-Бишах. Утром можешь отправляться.
Вот и все.
Индихар закрыла рот рукой.
- Марид! - воскликнула она.
Она догадалась, на какое дело я посылаю молодого человека, и явно была потрясена.
Бен-Турки немного помедлил, затем взял билет.
- Хорошо, - сказал я. - Когда ты вернешься, тебя будут ждать пять тысяч киамов и недельное жалованье в две тысячи киамов. На эти деньги ты сможешь снять дом или квартиру и жить как пожелаешь, но мы с Фридландер-Беем будем всегда тебе благодарны.
- Для меня это дороже любых денег, - прошептал бен-Турки.