- Индихар, - сказал я. - Не возьмешь ли нашего юного друга под свое крыло? Помоги ему подыскать жилье и посоветуй, как сберечь деньги. - Буду счастлива, муж, - сказала она.
На лице ее была написана тревога. Она еще не видела настоящего меня.
- Благодарю вас обоих, - сказал я. - Теперь мне нужно поработать.
- Доброго тебе дня, муж, - сказала Индихар, вставая.
- Спасибо тебе, шейх, - сказал бен-Турки.
Я сделал вид, что погружен в чтение каких-то бумажек, и они тихонько ушли. Меня трясло, как новорожденного ягненка. Я ведь тоже еще не видел настоящего себя.
Я подождал пять минут, десять минут. Я ожидал вспышки праведного негодования в своей душе, но оно не приходило. Одна часть моего рассудка беспристрастно судила меня, и то, что открывалось, не приносило спокойствия. Похоже, я вовсе не испытывал угрызений совести, посылая людей выполнять жестокие поручения. Я пытался вызвать в себе хоть какое-то чувство печали, но ничего не вышло. Тут не чём было особенно гордиться, и я решил, что не буду никому об этом рассказывать. Как и Фридландер-Бей, я научился уживаться с "надо".
Я вышел из программы, и экран монитора погас. Я начал строить планы насчет обеда. Мне нужно было повидать Жака, прежде чем я вернусь домой, но я не хотел бы напороться на Махмуда или Саида. Я знал, что они, скорее всего, сидят в патио кафе "Солас", треплются и играют в карты. Внезапно я подумал, что как раз это мне и нужно. Я вызвал Кмузу и сказал ему, чтобы он отвез меня в Будайин. Он молча кивнул и пошел к "вестфаль"-седану.
Мы припарковались на бульваре аль-Джамаль и пошли к восточным воротам. Улица была забита туристами, которые вскоре пожалеют, что не вняли совету управляющего отелем держаться подальше от квартала, огороженного стенами. Если они вскорости не уберутся отсюда, их кошельки и карманы обчистят до последнего киама.
Мы с Кмузу подошли к "Соласу". Как я и ожидал, трое моих приятелей были там. Они сидели за столом у железной ограды патио. Я вошел в маленькие ворота и подсел к ним.
- Привет, Марид, - глухо сказал Жак. - Привет, Кмузу.
- Что поделываешь, Марид? - спросил Махмуд.
- Я волновался за тебя, - сказал Саид Полу-Хадж.
Когда-то он был моим лучшим другом, но предал меня ради шейха Реда Абу Адиля, и с тех пор я присматривал за ним.
- Я в порядке, - сказал я. - Полагаю, что вы уже слышали эту историю.
- Слышали, - сказал Махмуд. - Но не из твоих уст. Тебя ведь сперли, да? Прямо из дворца эмира? Я думал, что Папа несколько умнее.
- Папа очень даже умный человек, - сказал Полу-Хадж. - Просто шейх Реда оказался шустрее, чем они думали.
- Должен признаться, что это так, - сказал я.
- Сядь, Кмузу, - сказал Жак. - При нас тебе незачем играть раба. Мы тебя любим. Выпей, что ли.
- Спасибо, - ровным голосом ответил Кмузу. - Предпочитаю постоять.
- А мы настаиваем, - прорычал Махмуд. - Это нас раздражает.
- Кмузу кивнул, взял стул от другого столика и сел позади меня.
Старый Ибрагим подошел принять у меня заказ. Я попросил тарелку хуммуса и хлеб, а также джин и бингару, чтобы запить все это.
- М-да, - сказал Махмуд.
Я повернулся было, чтобы ответить, но мне помешал человек, подошедший к нам от ограды.
- Шейх Марид, - занудил он, - вы меня помните?
Несколько мгновений я рассматривал его. Я помнил, что видел его прежде, но не мог вспомнить, где именно.
- Простите? - сказал я.
- Меня зовут Нико Куклис. Несколько месяцев назад вы ссудили мне денег, чтобы я открыл свой ресторанчик джиро-сувлаки [Д ж и р о - тонко нарезанное и спрессованное мясо ягненка, жаренное на вертикальном шампуре, употребляется для сандвичей или кладется в питу. Сувлаки - блюдо из баранины, похожее на кебаб.] на Девятой улице. С тех пор я заработал больше, чем мог мечтать. Мой ресторанчик процветает, моя жена счастлива, мои дети сыты и одеты. Вот. Мне доставляет огромное удовольствие вернуть вам ваши деньги, а моя жена приготовила вам противень пахлавы. Прошу вас, примите их в знак моей вечной благодарности.
Он застал меня врасплох. Много кому я ссужал деньги, но впервые человек счел своим великим долгом возвратить их мне. Мне действительно стало неудобно.
- Заберите эти деньги, - сказал я. - Приберегите их для своих жены и детей.
- Прошу прощения, о шейх, - сказал Куклис, - но я настаиваю, чтобы вы приняли их.
Я понял, что этот человек горд, и взял деньги с вежливым поклоном.
- Да продлится ваш успех, - сказал я. - Да увеличится ваше состояние.
- Я всем вам обязан, - сказал хозяин греческого ресторана. - Я вечный ваш должник.
- Возможно, когда-нибудь вам предоставится случай расплатиться со мной, - заметил я.
- Все, что угодно, - сказал Куклис. - В любое время. - Он поклонился всем четверым и удалился.
- О, мистер Щедрость! - насмешливо сказал Махмуд.
- Да, - сказал я, - это правда. А ты хоть что-нибудь для кого-нибудь сделал?
- Ну… - начал было Махмуд.
Я перебил его. Я знал Махмуда с тех пор, когда он был еще длинноногой девушкой по имени Мисти, работавшей на Джо-Маму. Я знал, что могу доверять ему не больше, чем на ту длину, на которую я мог бы его отшвырнуть. Сейчас, когда он после смены пола оброс жиром, это расстояние стало равняться всего полутора футам.
Вместо этого я повернулся к Жаку и сказал:
- Ты все еще горишь желанием помочь нам?
- Конечно.
У Жака был слегка испуганный вид. Как и большинство жителей Будайина, он пользовался покровительством дома Фридландер-Бея, но предпочитал не вспоминать об этом, когда приходило время платить.
- Тогда позвони мне завтра около полудня, - сказал я. - У тебя ведь есть номер моего телефо на в доме Папы?
- Угу, - нервно ответил Жак.
- О, - сказал Махмуд, - уже и ты продался?
- Посмотрите-ка, кто это говорит! - ответил Жак. - Сам господин Лизоблюд шейха Реда изволит наводить критику!
- Я не лизоблюд! - Махмуд привстал со стула.
- О нет, конечно нет, - ответил Саид.
Я не обращал внимания на их детскую перебранку.
- Я уже получил оборудование, - сказал я. - И уже наигрался с ним. Это дело определенно выгодное - для нас и для владельцев клубов, которые дадут под это деньги. Не беспокойся насчет законности - мы получили полный комплект разрешений от городских властей. Все легально, без всяких там штучек.
- Тогда почему это так интересует Фридландер-Бея? - спросил Махмуд… - Я думал, что ему по фигу все, что не имеет хоть какой-нибудь закавыки.
Полу-Хадж откинулся на стуле и несколько секунд рассматривал Махмуда.
- Знаешь ли, приятель, - сказал он наконец, - когда-нибудь кто-нибудь захочет заткнуть тебе рот. И ты пожалеешь, что сменил пол и прибился к крутым мужикам.
Махмуд лишь презрительно рассмеялся.
- Это так, если ты считаешь мужиком себя, Саид, - ответил он.
Перебранку прервало появление Ясмин.
- Как дела? - спросила она.
- Прекрасно, - ответил Полу-Хадж. - Вот сидим тут на солнышке, пьем и едим пахлаву да рвем друг другу глотку. Хочешь попробовать?
Ясмин очень хотелось медового пирожного, но она оказалась более сдержанной, чем я думал. - Нет, - сказала она, улыбаясь, - не могу. Пять минут на языке и всю жизнь на бедрах.
- Тогда я еще одно съем, - сказал Жак. - Плохой мальчишка! - ответила Ясмин.
- Послушай, Ясмин, - сказал я.
- Какого черта тебе нужно, женатик? - резко ответила она.
- Я только хотел узнать, когда ты бросишь меня ревновать.
- Ревновать? - надменно спросила она. - Ты считаешь, что я думаю о таких мелочах, как вы с Индихар? У меня в голове есть мысли поважнее.
Я покачал головой:
- Насколько я понимаю, Ислам позволяет мне иметь четырех жен, если я смогу их содержать. Это означает, что я по-прежнему могу встречаться с девушками. Да и женат я лишь формально.
- Ха! - воскликнул Саид. - Я так и знал! Ты никогда не спал с ней, так?
Несколько секунд я гневно смотрел на него.
- Ясмин, - сказал я, - дай мне шанс, ладно? Позволь мне когда-нибудь угостить тебя ужином. Мне кажется, нам нужно поговорить.
Она хмуро посмотрела на меня, что вовсе не обнадеживало.
- Поговорим, - сказала она. - Поговорим сегодня вечером в клубе - если Индихар позволит тебе пойти.
Она схватила кусок пахлавы, повернулась и пошла вниз по Улице.
Вскоре после ее ухода я тоже встал и пожелал своим приятелям всего доброго. Затем приказал Кмузу отвезти меня в Папин особняк. Мне еще нужно было поработать с бумагами.
Мне предстояла еще трапеза у шейха Реда. Я вернулся домой с обеденного перерыва и попытался немного поработать. Это было очень трудно. Я понимал, что Фридландер-Бей рассчитывает на мою помощь в осуществлении проекта цифровой связи и в вечном деле стабилизации или дестабилизации мусульманских наций, которые обращались к нам за помощью. Но сегодня я не мог справиться с тревогой. Что на уме у Абу Адиля? С чего это он пригласил нас на обед? Чтобы закончить то, что он начал, когда несколько недель назад похитил нас?
Вот почему я прикрепил к поясу маленький игломет, повернув пояс так, чтобы он находился у меня на спине. Я выбрал игломет потому, что он целиком был сделан из пластика, и рентген его не мог обнаружить. Он был заряжен острыми как бритва стрелками. Не отравленными. Всадить половину обоймы этих штучек в кого-нибудь, и он запомнит это надолго. Если выживет.
Лучшую свою одежду я надел на брачный прием у шейха Махали, и во время нашего тяжелого странствия по пустыне она износилась. Свой дорогой церемониальный кинжал я подарил шейху Хассанейну. Сегодня я надел свой второй лучший костюм - длинную белую джеллабу, вышитую вручную. Это был цветочный узор шелковой кремовой нитью. Это была красивая джеллаба, и я очень ею гордился. Ее мне подарила одна будайинская семья, которой я оказал небольшую помощь.
Я надел сандалии и кафию в черно-белую клетку. Прицепил кинжал в ножнах, сдвинув его на живот, - на бедуинский манер. Когда я надел пояс, то решил спросить Фридландер-Бея, нельзя ли нам взять с собой на обед бен-Турки. Мы уже решили захватить с нами Тарика и Юссефа. Не хотелось появляться в твердыне шейха Реда без собственной маленькой армии.
Папа согласился, что бен-Турки может нам пригодиться, и потому он сопровождал нас четверых в дом шейха Реда. Дом располагался в западном районе города, Хамидийе.
Абу Адиль засел, как жаба, в центре одного из худших районов города. С его особняком могли сравниться только дома Папы и шейха Махали, но дом шейха Реда окружали сгоревшие, заброшенные, полуразрушенные дома Хамидийи. Он всегда напоминал мне Сатану, сидящего в центре своего адского царства.
Мы въехали в ворота в высокой бурой кирпичной стене, окружавшей особняк, и остановились, чтобы охрана признала нас. Затем припарковали машину и впятером пошли к парадной двери. На сей раз мы не позволим нас разделить.
С человеком, открывшим на звонок, у нас сложностей не было. Он провел нас в маленькую столовую, где был накрыт стол на десять персон. Наша компания села в одном конце стола, ожидая явления Абу Адиля.
Это было точно явление. Сначала появился здоровенный личный охранник, за ним въехал в инвалидном кресле шейх Реда. Кресло катил Кеннет. Следом за ними вошли еще двое громил. Я не сомневался, что шейх откуда-то наблюдал за нашим приездом и взял с собой народу столько же, что и у нас. Пять на пять.
- Я рад, что вы оказали мне честь, посетив мой дом, - сказал Абу Адиль. - Нам нужно бы почаще встречаться. Возможно, тогда между нами было бы меньше трений.
- Благодарим вас за приглашение, о шейх, - осторожно сказал я.
Кеннет оценивающе посмотрел на меня. Затем тихо рассмеялся и покачал головой. Он презирал меня, и я не понимал почему. Может, если бы я переломал ему пальцы на руках и ногах, он не ухмылялся бы так самодовольно. "От фантазий вреда не будет", - подумал я.
Слуги принесли блюда кускуса, кефта кабоб, жареного ягненка и овощи под соусом из кактуса.
- Во имя Аллаха, милостивого, милосердного, да будет это угощение приятно вам!
- Да продлится твой пир вечно, отец щедрости, - ответил Фридландер-Бей.
Мы с Папой ели немного, наблюдая, не проявится ли какой-нибудь намек на предательство со стороны Абу Адиля или его вышибал. Бен-Турки ел так, словно никогда раньше не видел еды. Я уверен, что ему не доводилось бывать на таком обеде.
Я шепнул юному бедуину:
- Похоже, шейх Реда пытается переманить тебя к себе.
На самом деле я так не думал. Я шутил. Бен-Турки побледнел. У него руки задрожали от возмущения.
- Разве ты думаешь, что моя верность продается?
- Это всего лишь шутка, друг мой, - сказал я.
- А, - ответил он, - тогда ладно. Ваши городские шутки иногда непостижимы. Я ведь даже не знаю, что происходит нынче вечером.
- Не ты один, - сказал ему я.
Громилы Абу Адиля, как всегда, помалкивали. Кеннет тоже, хотя он почти не сводил с меня глаз. Мы ели молча, словно ждали, что вот-вот захлопнется какая-то смертельная ловушка. Наконец, когда обед был почти закончен, шейх Реда встал и заговорил.
- Я вновь имею счастье, - сказал он, - преподнести небольшой подарок Мариду Одрану. Возблагодарим же Аллаха за то, что он и Фридландер-Бей вышли целыми и невредимыми из выпавшего им тяжкого испытания.
- Хвала Аллаху! - хором откликнулись все за столом.
Абу Адиль наклонился и вынул серую картонную коробку.
- Это, - сказал он, открывая ее, - форма, которая соответствует твоему рангу лейтенанта чаушей . У тебя под командой три взвода верных патриотов. В последнее время они стали беспокоиться, не понимая, почему ты не посещаешь наши сборы и учения. Думаю, одной из причин былото, что у тебя не было подходящей формы. Ну, теперь у тебя такой отговорки нет. Шейх Марид, носи на здоровье!
Я прямо-таки онемел. Это было еще смешнее, чем прежнее мое производство. Я не знал, что сказать, поэтому, заикаясь, пробормотал несколько слов благодарности и взял коробку. На ней уже был лейтенантский значок.
Чуть позже, когда никто уже не мог больше есть, шейх Реда извинился и выехал из столовой. Кеннет и три головореза последовали за ним.
Бен-Турки наклонился ко мне и прошептал:
- Что с ним такое? Почему он в инвалидной коляске? Ведь он достаточно богат, чтобы получить любую медицинскую помощь. Даже в Руб-аль-Хали мы слышали необыкновенные истории о чудесах, которые творят врачи.
Я развел руками.
- На самом деле он не инвалид, - тихо объяснил я. - Его так называемое хобби - коллекционировать персональные модули, записанные с настоящих больных со всевозможными неизлечимыми болезнями. Это извращение называется "Ад по доверенности". Он наслаждается, если это можно так назвать, жесточайшей болью и бессилием и вынимает модик всякий раз, как они становятся невыносимыми. Полагаю, что у него выработался необычайно высокий болевой барьер.
- Это достойно презрения, - прошептал бен-Турки, нахмурившись.
- Таков шейх Реда Абу Адиль, - сказал я.
Через две-три минуты мы пошли к машине.
- Ничего себе! - воскликнул Тарик. - Мы являемся к нему в дом вооруженными до зубов, а он просто накрывает изысканный стол и швыряет шейху Мариду униформу!
- Что это, по-вашему, значит? - спросил Юссеф.
- Думаю, мы вскоре узнаем, - сказал Папа.
Я понимал, что он прав. За этой трапезой должно было произойти что-то такое, но я не мог представить, что именно.
А не значило ли это, что мы теперь должны их пригласить к себе? Если будет так продолжаться, то раньше или позже обе семьи перестанут ходить в кино, а вместо этого будут смотреть по головизору профессиональный бокс и вместе попивать пиво. Я не мог этого вынести.
Глава 12
Я ждал Ясмин, чтобы поговорить с ней, но она так и не вышла на работу тем вечером. Я пошел домой около двух часов ночи, предоставив Чири самой закрыть бар. На следующий день завтрака с Папой не планировалось, а потому я сказал Кмузу, что хочу поспать подольше. Он разрешил.
Утро было спокойным. Я долго сидел в горячей ванне, перечитывая один из своих любимых полных тайн и убийств романов Латфи Гада. Гад был крупнейшим палестинским писателем прошлого столетия, и я то и дело ловил себя на том, что невольно подражаю его знаменитому детективу аль-Каддани. Иногда я начинал копировать его манеру речи - нахальную и ироничную. Никто из моих друзей, однако, этого не замечал, поскольку в целом они не были чересчур начитанными.
Я вылез из ванны, оделся и проглотил хорошо сбалансированный завтрак, приготовленный для меня Кмузу. Тот мрачно посмотрел на меня, но за многие месяцы он успел усвоить, что если я не склонен есть, то и не буду. Разве что этого не потребует Папа.
Кмузу молча подал мне конверт. Там было письмо Фридландер-Бея лейтенанту Хаджару с требованием восстановить меня в городской полиции, чтобы я мог продолжить расследование обстоятельств смерти Халида Максвелла. Я просмотрел его и кивнул. У Папы была сверхъестественная способность предвидеть события. Он также понимал, что может кое-что "потребовать" от полиции и что это будет сделано.
Я положил письмо в карман и присел отдохнуть в черное кожаное кресло. Я решил, что пора проконсультироваться с Мудрым Советником. Советник был персональным модулем, который оценивал мое текущее эмоциональное состояние и создавал сверхреалистичную фантазию, а также давал символическое - иногда неразборчивое - решение. " Бисмилла ", - прошептал я и вставил модик.
Одран превратился в великого персидского поэта Хафиза. Он жил в роскоши, и в его поэмах было нечто такое, что раздражало правоверных мусульман. За долгие годы Одран нажил себе кучу врагов, и потому, когда он умер, правоверные стали говорить, что его тело должно быть лишено блага традиционной погребальной молитвы. Они обвиняли Одрана его же собственными словами.
"Разве этот поэт не писал о таких нечестивых деяниях, как питье хмельного, и о неразборчивости в связях? - спрашивали они. - Прислушайтесь к его стихам:
Подойди, подойди, виночерпий!
Пусти же по кругу чашу,
Поскольку сначала любовь свободна и легка,
Но слишком много бед от нее происходит".
Это вызвало длинные споры между почитателями Одрана и его врагами. Наконец решено было поступить так, как подскажут его же стихи. Для этого многие стихотворения Одрана были написаны на листочках бумаги и опущены в урну. Невинное дитя попросили подойти к урне и вынуть одно стихотворение. Вот какое двустишие вынул ребенок:
Рад принять я участие в похоронах Одрана,
Ибо был он греховен, но отправился на небо.
Это решение было признано обеими сторонами, и потому Одран был похоронен со всеми надлежащими церемониями. Когда эта история закончилась, Одран вынул модик.