Маргарита двигалась легко, послушно отзываясь на каждое мое движение, и мы плавно скользили по залу под любопытными взглядами редких посетителей. Краем глаза я заметил Евдокию (она стояла, насупившись, у входа в кухню, исподлобья наблюдая за нами) и тут же забыл про нее. Передо мной, совсем рядом было милое лицо с полузакрытыми глазами, а когда они раскрывались, я видел в них то, что желал видеть. Легкий пряный запах неведомых цветов исходил от ее волос, обволакивал и кружил голову…
Не останавливаясь, мы станцевали танго, вальс, затем снова танго. Третьим танцем планировалась румба (после румбы, к тому же блестяще исполненной, женщин пробивает на любовь), но записи румбы в Горке не нашлось. Аргентинское танго (темп быстрее обычного, четкие повороты, фиксация движений) - это почти та же румба. Если постараться…
Маргарита запыхалась, и я отвел ее к столику. Она жадно пригубила из бокала и достала из сумочки тоненькую сигаретку. Я услужливо щелкнул зажигалкой.
- Ну ты и орел… Ничего, что я на "ты"?
Я мягко кивнул - танго подействовало.
- Высокий, красивый, образованный, да еще и танцует, - она засмеялась и выпустила дым к потолку. - Неудивительно, что эта девочка вляпалась.
Я вежливо промолчал. Сейчас лучше всего было молчать.
- И фамилия… - продолжила она, затягиваясь. - Кстати, откуда такая? Двойная, красивая… Родовая или позаимствовали?
- Прозвище предка была Ноздря, - сказал я, разом отметая подозрения в заимствовании. - То ли нос у него был такой формы, то ли ноздря рваная. Дети его, соответственно, пошли Ноздрины. О самом предке документальных свидетельств нет, но первые Ноздрины известны с конца семнадцатого. Потом род стал умножаться, делиться на ветви. Для их различия добавляли определение - по местности, где жила семья. Мы, Галицкие, западная ветвь.
- Ах, молодые генералы, минувших дней… - протянула она строчку из Цветаевой и загасила сигарету. - А теперь давайте, Аким, вернемся к нашим баранам. Я обдумала ваше предложение, - она снова перешла на "вы", и мне это не понравилось. - Вряд ли история Ульяны Бабоед заинтересует мою газету. И факты шаткие. Нет никаких достоверных данных, что именно ее кости нашли в стене. Вы это никогда не докажете.
- А привидение?
- Вы будете уверять, что его не видели, другие - наоборот. Кому верить?
- Нам.
- Почему нам?
- Потому что привидение - это не то, о чем писали наши газеты. Странное ощущение тревоги, какая-то тень за окном и тому подобное. Обычно оно является всегда строго в одно и то же время и в одном и том же виде. По этому поводу существует масса серьезных публикаций - я подберу вам источники. Ульяна Бабоед - всего лишь повод усомниться в нелепой версии о замурованной жене молодого каменщика. А когда мы сами убедимся, что никакого привидения не существует…
- Мы?
- Сегодня будет вторая ночь в башне. И я думал, что мы вдвоем… - выпалил я и умолк. Лицо ее пошло пятнами.
- Ах ты… - она запнулась, подбирая слова. И не нашла. - Я что, дала повод…
- Разрешите вас пригласить?
Невысокий румяный крепыш стоял у нашего столика. Радостное лицо подвыпившего человека, строгий костюм. Только сейчас я обратил внимание: в зале опять звучала музыка.
- С удовольствием!
Маргарита встала и вышла из-за стола. Задыхаясь от гнева, я смотрел, как они идут в центр зала, он кладет ей руку на талию… Оглянулся. Евдокия все еще стояла у кухни.
- Можно тебя?
Она робко кивнула и положила мне руку на плечо. После первых же па я почувствовал, что она не только легко ходит. И, уже не осторожничая, решительно повел ее.
- Где училась?
- В "эрдэка", - ответила она, поняв. И поправилась: - В районном доме культуры. У нас там танцевальный кружок.
- И он тоже? - кивнул я в сторону крепыша, который двигался слишком уверенно для сельского увальня.
- Виталик? - улыбнулась она. - Он у нас первый танцор. Он даже лезгинку может.
- А пляску святого Витта?
Она нахмурилась.
- Ты к нему не приставай. Он в спецназе служил. У него даже краповый берет есть.
- Да ну?
- Аким, не надо! - жалобно попросила она.
- Откуда ты знаешь, как меня зовут?
- Знаю, - уже знакомым мне тоном ответила она.
- Ты, посмотрю, вообще знаешь очень много. Тогда скажи: отчего умерли Ульяна и Онисим? Никаких эпидемий в то время не было - проверено, а тут двое молодых, здоровых… Откуда ты вообще знаешь их историю?
Она опустила взгляд.
- Не скажу.
- Почему?
- Потому что ты сейчас злой.
- Я очень добрый.
- Ты злой. Пусти! - она уперлась ладонями мне в грудь. - Мне надо работать!
Она убежала, а я остался стоять у стены, наблюдая за танцующей парой. Наконец, музыка кончилась, Маргарита что-то сказала крепышу, они оба засмеялись. Я сглотнул. Маргарита взглянула на часы, оглянулась и пошла к дверям. Крепыш двинулся в другую сторону. Я остановил его на полпути.
- Говорят, вы не только хорошо танцуете?
Он недоуменно смотрел на меня.
- Когда вас учили танцевать, объясняли, что женщину, которая пришла в ресторан с мужчиной, можно пригласить только с разрешения ее спутника?
- Так она не возражала! - удивился он.
- Зато я возражаю.
Он пожал плечами. Лучше бы он дал мне оплеуху.
- Слушай, танцор лезгинки!..
- Пойдем!
Он повернулся и пошел к выходу. Я двинулся следом. В скверике за гостиницей тускло горели два фонаря. Скудно, но хватит. Он снял пиджак, галстук, аккуратно сложил их на лавочку. Я был в джемпере и ничего снимать не стал. Он принял боксерскую стойку и я тоже. Правильно. Не шантрапа, чтобы ногами махать.
У крапового берета оказались пудовые кулаки - он хватил меня в бок так, что ребра затрещали. Но больше ему это не удалось. Руки у меня были длиннее. И свой положенный по закону год армейской службы я прошел в десантно-штурмовой бригаде… Он упал и вскочил, как ванька-встанька, упал и снова вскочил. После третьего пропущенного удара уже не поднялся. С трудом сел и сплюнул.
- Черт длиннорукий…
Странно, но в голосе его не было злобы.
- Отдыхай!
Я повернулся и пошел к гостинице. Вечер со всеми выпестованными в мечтах планами провалился к чертовой матери, болел ушибленный бок и разбитые о каменное лицо крапового берета костяшки пальцев, но мне было все равно. Совсем…
* * *
- Эй, гусар!
Я остановился. Из тени дерева вышла Маргарита.
- Ты?..
- Следом побежала. Евдокия сказала, что тебя повели бить, вот я… Она так и заявила: "Сейчас Виталик ему все кости переломает". Кажется, она не слишком огорчилась.
- А ты?
- Как видишь, - она повернула меня к свету и внимательно оглядела. - Кости целы, кожа тоже. Зря я. Квалификацию потеряла - уже и не помню, когда из-за меня дрались. А где Виталий?
- Там, - кивнул я в глубину темного сквера. - Отдыхает.
Лицо ее вытянулось, и я добавил:
- Цел он. Пара синяков. Посидит еще пару минут и придет.
- Гусар! - покрутила она головой. - Ноздрин-Галицкий… И потанцевать, и подраться, и чемоданчик даме поднести… Осталось только спасти женщину от верной смерти. Пойдем, погуляем! - она взяла меня под руку. - Вечер чудесный, а одна я боюсь.
Я ошеломленно пошел рядом - эти перепады ее настроения сбивали с толку. Возле ресторана остановился.
- Мне надо расплатиться.
- Уже!
Мне будто снова оплеуху дали.
- Ладно, ладно! - погладила она меня по руке. - Я не знала. Вернулась в зал, а тебя нет. Подумала: сбежал от обиды. Дуня твоя сначала деньги взяла, а потом все сказала. Вредная девка! И как ты на такую глаз положил?..
- Да я на нее!.. - я еле сдержался. - Малолетка! Ей шестнадцати нет.
- Девятнадцать. Студентка второго курса педагогического университета, будущий преподаватель истории. Твоя будущая коллега. Я у Виталия, пока танцевали, все выспросила. Дуня, кстати, в ресторане не работает, подменяет подругу - невесту Виталика. Та попросила. А сам Виталик приходится Дуне двоюродным братом, сегодня день рождения его невесты. Извинился, что пригласил, сказал, что ему очень понравилось, как мы с тобой танцевали, а невеста так стесняется. Вот он и решил ей показать, как надо. Показал, словом…
Я был рад, что она не видит сейчас моего лица.
- Я ведь журналистка, привыкла информацию собирать. И о тебе справки навела. За этим и выходила - попросили перезвонить вечером. Подтвердили: именно тот, за кого себя выдает… Хотя можно было и не звонить. После того, как ты отметелил следователя прокуратуры…
- Господи!..
Я остановился.
- Тихо, тихо! Сам пойми: приезжаю сюда с секретным заданием, а на крылечке гостиницы уже ждет - молодой, красивый, нагловатый. Чемоданчик поднес, в ресторан пригласил, потом в какие-то развалины стал тащить… Выяснилось: настоящий гусар, защитник. Я рада. Идем!
Она повела меня, как быка на веревочке, и мы быстро прошли по главной улице Горки и спустились к реке. Поднялись на старинный горбатый мост. Городская черта здесь кончалась, фонари остались за спиной. Но в небе, среди разбежавшихся облаков, висела огромная луна (со дня на день намечалось полнолуние), и все вокруг было полно ее мягким зыбким светом. Над поймой реки сгущался туман, скапливаясь в низинах белесыми пятнами и редея на возвышенностях; туман плыл над тихо несшей свои воды рекой, робко цепляясь за ее поросшие кустами берега. Вокруг было ни звука, ни шороха. Странное щемящее чувство овладело мной. Я словно парил над уснувшей долиной, беззвучно и плавно, с высоты озирая эту застывшую красоту. На сердце было легко и радостно и хотелось только одного: наслаждаться созерцанием открывавшегося взору вида, не думая ни о чем.
- Боже!
Я обернулся. Маргарита стояла в двух шагах, глаза у нее в лунном сете стали просто огромными.
- Мне говорили, что здесь красиво, но я никогда не думала, что настолько. Тишина, покой, и не хочется думать…
Она посмотрела в сторону, откуда мы пришли. Я невольно сделал тоже, и сразу понял, почему городок назвали Горкой. Высокий крутой берег мрачно нависал над уснувшей рекой, занимая полнеба. Кое-где на береговой кромке светились огоньки частных домиков, но, подавляя их, ломаными линиями врезались в серое небо высоченные каменные громады. Одна - совершенно темная, с размытым временем контуром полуосыпавшихся стен. Другая - с четкими линиями крыш, и желтыми прямоугольниками редких окон на стенах. Несмотря на то, что в окнах горел свет, каменный прямоугольник выглядел зловеще.
- Монастыри, один католический, другой, построенный на новых землях в пику латинянам Екатериной Великой, - православный. Православный уже наполовину развалился, а католический стоит. Видно строили, не торопясь, и жертв невинных в стены не замуровывали.
Я изумленно смотрел на Маргариту. В этом городе все знали историю лучше меня. Даже приезжая журналистка.
- Вы сегодня будете ночевать там? - она указала на темное здание.
Я кивнул.
- А я погуляю под этими стенами, - повела она в сторону светившихся окон. Буду неподалеку. Если что, позову на помощь, - улыбнулась она, и эта улыбка мне не понравилась.
- Бог с ним, этим привидением! Если нужно…
- Не нужно, - прервала она и торопливо добавила: - Сегодня не нужно. А вот завтра… Меня будут сопровождать.
Я взъерошился.
- Успокойся, гусар, женщина! Немолодая. Я бы взяла тебя, да она испугается. Мы договорились, что я приду одна.
- Я хотя бы провожу.
- И провожать не надо. Господи! - вздохнула она. - Как бы я хотела, чтоб на твоем месте сейчас был другой человек! Чтобы это он дрался из-за меня и переживал.
В груди у меня кольнуло. Больно.
- А где он?
- Укатил в Базель. На научный семинар, посвященный проблеме Грааля. Пригласили его одного. Журналистку, которая обо всем сообщила миру, велели не брать. И даже не говорить ей о приглашении. Он очень честный: пообещал и не сказал. Позвонил мне уже из аэропорта…
И тут меня пробило.
- Ты та самая Маргарита Голуб, что писала о приключениях Грааля? О том, как его завезли во Францию, в Монсегюр?
- Читал?
- Весь наш архив читал! В курилке два дня обсуждали…
- И?
Я понял, что лучше не врать.
- Не поверили. Решили, что красивая выдумка. Уж больно невероятно. Хотя написано - не оторваться.
- Ты тоже не поверил?
- Поверил.
- Почему?
- Моя профессия - анализировать исторические тексты. В том числе и на предмет их достоверности. Есть ряд признаков, указывающих на подлинность текста. Они были.
- Ты - исключение. Другие этих признаков не нашли.
Она достала из сумочки сигареты. Я щелкнул зажигалкой.
- Холодно здесь, - сказала она, докурив. - Идем обратно?
Мы молчали до самой гостиницы. У крыльца она вдруг обняла меня и чмокнула в подбородок - выше не достала.
- Это за то, что ты такой замечательный, - сказала она в ответ на мой недоуменный взгляд и стерла ладошкой следы помады с моего лица. - Умеешь ухаживать, умеешь танцевать, умеешь говорить, а, когда нужно, и - молчать. Где ж ты раньше был, такой?
Она вдруг всхлипнула и побежала по ступенькам.
- Увидимся! - бросила она у самой двери.
Тогда я даже не мог предположить, что это будет так скоро…
4
- Это всего лишь ваша версия! - сердито сказал заведующий, которого я к своему удивлению застал в кабинете в столь позднее время. - Откуда вообще появилась эта Ульяна?
- Ваша внучка рассказала.
- У меня нет внучки! - удивился он. - Я не женат. И не был никогда. С мамой вдвоем всю жизнь…
Он вздохнул.
- Она называла вас "дедушкой".
- А - а, - протянул он и пояснил: - Здесь все меня так зовут. Со школы пошло. Я же сорок лет учителем истории… Главное, еще совсем не старым был, а уже дедушка… - он заулыбался, разом превратившись в седенького милого старичка, и я сразу понял, откуда это прозвище. - Я б еще преподавал, - он снова вздохнул, - да молодым работать негде. А у меня все-таки пенсия. Тут как раз филиал музея открывали. Кому быть заведующим, вопрос даже не стоял…
Согласитесь! - вдруг хитровато сощурился он. - Но эта ваша версия ничего принципиально не меняет. Даже лучше: конкретные исторические лица, несправедливо обвиненная девушка, тайные похороны… Не отпетая как должно в церкви душа, бродит привидением вокруг места своего захоронения…
Судя по всему за привидение "дедушка" решил стоять до конца. Я не стал спорить. Не хотелось.
- А почему вы держите эти кости у себя? Не похороните?
Он смутился.
- Надо было выяснить: кто, почему…
Он умолк, и я понял: кости предназначались для показа таким как я. Неопровержимое доказательство. Со смертью не поспоришь…
- В самом деле, надо бы похоронить. Тем более сейчас, когда ясно, чьи они. Пригласить православного священника, отпеть, как положено. Устранить историческую несправедливость.
- Некого приглашать, - нахмурился он.
Теперь пришла моя очередь удивляться.
- В Горке нет православного священника?
- Православного - нет! - жестко сказал он, выделив интонацией первое слово.
Он произнес это так, что расхотелось дальше спрашивать. Поистине в этом городке все было не так.
- Пойду спать.
Он поднялся из-за стола, но я опередил:
- Не провожайте! И не надо запирать меня на швабру. Я не из пугливых. Если вдруг и появится ваше приведение, то с удовольствием с ним поговорю. Может, поделится сокровенным.
- Не кощунствуйте! - попробовал возмутиться он. - Нельзя безнаказанно спорить с потусторонним…
Но я уже закрыл за собой дверь…
На всякий случай я забрал швабру с собой в комнату и, подумав, продел ее в ручки дверей изнутри. Этот городишко уже начал смущать меня своей непредсказуемостью. Кто еще ворвется ко мне будущим утром? И что на этот раз вздумает рассмотреть на моем теле?
Я даже изменил старой привычке спать нагишом - залез под одеяло в трусах. Из-за этого лежать было неудобно, я ворочался, пытаясь устроиться поуютнее. Но и без того хватало причин для бессонницы. Непонятное появление Дуни спозаранку (я решил называть ее просто Дуней, достаточно с нее.) Зачем она приходила? Чего хотела? И как вообще узнала о незнакомце в башне, если заведующий не ее дедушка? Приезд Риты… Зачем она в Горке? Какие могут быть секреты в этой глухомани? Военная база? Я не видел в Горке ни одного военного… Государственная безопасность? До ближайшей границы ехать полдня… Потом эта глупая драка с краповым беретом, оказавшимся к тому же следователем прокуратуры… Хорошо, что он не вызвал наряд: не то ночевать бы мне сегодня в местном обезьяннике. Может, еще и вызовет… И почему в Горке нет православного священника, когда чуть ли не в каждой деревне сегодня - приход? А какой священник здесь есть - протестантский? Так протестантов в этом крае вывели еще в семнадцатом веке…
Лунный свет вливался в узкие стрельчатые окна башни, деля комнату на светлые и темные участки. Когда на луну набегало облачко, всюду становилось одинаково темно. Затем снова появлялось мерцающее сияние. Это чередование успокаивало и завораживало…
Но вот, при полном сиянии луны, темное пятно возникло в одном из окон, вплыло в комнату и повисло над кроватью. Я ощутил, как что-то мягко навалилось мне на грудь и сдавило ее. Нечто непонятное словно пыталось проникнуть в меня, просачиваясь сквозь одеяло. Я напрягся, сопротивляясь изо всех сил. Тело не подчинялось, было трудно дышать, пот катился по моему лицу, и парализующий волю страх затмил разум. Я хотел закричать, но не смог - язык во рту не шевелился. Судорога ударом сотрясла все мое тело, я вскрикнул - и проснулся.
Никого не было в залитой лунным сиянием комнате: ни постороннего, ни тени. Только я, мокрый, под одеялом. Швабра все также торчала в ручках дверей, а окна ничего не затеняло: ни облака, ни что-либо еще. Ругнувшись шепотом, я повернулся к стене и сразу забылся…