У меня нет прямых потомков - Бог не дал мне детей. Наследство оставлять некому. Род Чишкевичей велик и обширен, рано или поздно фамильное сокровище найдет своего хозяина. Когда меня не станет, хранителем этих записок станет Доминик. Перед смертью он передаст их кому-нибудь из Чишкевичей - по своему выбору. Еще лучше - доверить тайну моему духовнику. Костел умеет хранить тайны. Если поставить условием: половину передать потомкам, половину оставить церкви, они будут хранить тайну столько, сколько нужно. Пока моя Родина вновь не станет свободной от ига московских царей.
Я не доживу. Рак опять заворочался в голове, больно щипая клешнями… Я слишком много писал. Опиум, мне нужен опиум… Доминик! Доминик…
Часть вторая
Замурованные
1
Жировая складка под подбородком у него набегала на воротник форменной рубашки, почти закрывая его целиком. Широкое, как блин, лицо, невыразительные маленькие глазки, грузная фигура… Невольно представилось, как он, крякнув, выпивает в один дух полный стакан водки, и закусывает, откусывая прямо от ломтя сала. Еще и луковичку с хрустом… От таких мыслей засосало под ложечкой - я ничего не ел с утра.
Он отодвинул бумаги, которые только что читал, и посмотрел на меня. Взгляд невыразительный, тусклый. Авторы детективов любят наделять своих сыщиков пронизывающим взглядом, от которого подозреваемые ежатся и сходу раскалываются. Они не видели глаз начальника милиции Горки.
- По вашей вине произошло дорожно-транспортное происшествие со смертельным исходом, - ровным голосом сказал он.
- По моей вине?
- Здесь все написано, - тронул он толстыми пальцами лежащие на столе бумаги. - Превышение скорости, создание аварийной обстановки.
- А кто замерял скорость? Есть протокол?
Он взглянул на меня с любопытством.
- Протокола нет. Но и так все ясно: выезд на высокой скорости на перекресток перед движущимся транспортом…
- Между прочим, я двигался по главной дороге. И водитель фуры обязан был уступить.
- Не надо демагогии! - воскликнул он сердито. - По вашей вине погиб человек!
- И он, конечно, соблюдал правила. Ехал на дозволенной скорости и не создавал аварийной обстановки…
- Слушай ты, столичная штучка! Ты будешь меня учить?! - он аж привстал.
- Я просто сообщаю факты. Они, кстати, есть в протоколе. Я вынужден был спасаться от придурка, который вмазался в фуру, потому что гнался за мной, стреляя из обреза. Убегать от убийцы - преступление?
- А кто видел, что он в вас стрелял?
"Видели"! - хотел сказать я и прикусил язык. Не хватало, чтобы они потащили на допрос Дуню. Ее и так трясло целый вечер, дед Трипуз даже вынужден был шептать над ней, как над Ритой. Вместо ответа показал ему забинтованную руку.
- Вот!
Только по приезду я увидел, что одна из дробинок, влетевшая в салон, распорола мне предплечье, залив его кровью. Дед Трипуз пошептал над раной, кровь сразу унялась, остался лишь недлинный розовый след. Его можно было и не бинтовать, но пришедшей в себя Дуне очень хотелось.
- Это ничего не доказывает.
- А след от выстрела на машине? В нее что, из рогатки попали?
- В машине погибшего никакого обреза не обнаружили. Может, вы сами выстрелили. Чтобы скрыть вину.
У меня перехватило дыхание. Он смотрел с видимым торжеством. Ах, вы так!
- В деле есть протокол осмотра машины?
- Да.
- Фамилия сотрудника, проводившего досмотр, указана?
- Зачем она вам?
- Для заявления в прокуратуру. Сокрытие улики по уголовному делу, является служебным преступлением.
Серый блин передо мной стал багровым.
- Слушай, умник! Ты в Горке третий день, а у меня уже два трупа! Кто следующий? Ты, вообще, зачем сюда приехал? Вот тебе твои права, - он бросил на стол запаянный в пластик прямоугольник, - и чтоб духу твоего в Горке не было! Забирай эту свою журналистку - и дуй!
- Не могу, - кротко ответил я, забирая свое водительское удостоверение. И добавил, видя, что лицо его начало чернеть: - Следователь прокуратуры, велел находиться здесь. В противном случае обещал вернуть в наручниках.
- Наручники можно надеть и сейчас…
- Ну да, конечно. У меня в карманах найдут пакетик с героином, еще парочку обнаружат при обыске в машине…
- Это у вас в столице, может, и подбрасывают наркотики, - привстал он, - мы здесь обойдемся и без них…
- Минуточку!
Он недоуменно замер. Я достал из кармана сотовый телефон, нажал на клавишу с изображением раскрытой книжки. Пробежал указателем по списку. Протянул аппарат ему.
- Что это?
- Телефон одного человека. Обратите внимание на фамилию и инициалы. Он просил при случае звонить, не стесняясь. Пожалуйста, нажмите на зеленую кнопочку! Сообщите ему, чем я вам не нравлюсь, и почему вы решили меня задержать.
Он взял телефон, как гранату на боевом взводе. Поднес к глазам. У меня на трубке большой дисплей, и фамилия "Павленко" была видна хорошо. Тем не менее, он рассматривал ее с минуту. В одно мгновение палец его уже было завис над кнопкой вызова (я внутренне сжался), но потом все же отполз в сторону. Вот бы порадовался Владимир Петрович Павленко, мой научный руководитель, звонку! Сказал бы сердито: "Посадите этого бездельника - и надолго! На хлеб и воду! Может тогда у него, наконец, найдется время для диссертации!.."
Когда ты носишь погоны, фамилия начальника, вытесняет из сознания другие такие же. Я это усвоил еще подростком. Отец, услышав от кого-то "Иванов", настораживался, как перед объявлением войны. Он знал своего комдива, а все остальные Ивановы для него существовали в другом мире. Начальник милиции Горки вряд ли слышал что-либо о профессоре Павленко. Зато он точно знает, какая фамилия у министра внутренних дел.
Он осторожно вернул мне телефон. Мрачно уселся обратно в кресло. Притих. Я понимал, о чем он сейчас думает. Если у столичного хлыща забит в телефонном справочнике домашний номер министра (который тот, естественно, не раздает каждому встречному)… Я сидел гоголем, соответствуя моменту. Совесть у меня была чиста - я не соврал. И мало ли, если кто чего подумал…
- Разберемся!
Он закрыл папку с бумагами и бросил ее на край стола. Окинул меня тяжелым взглядом.
- И все-таки я рекомендовал бы вам уехать. Если нужно, я поговорю со следователем. Показания ваши по убийству Ломшик уже вряд ли понадобятся до суда, а если тут что выяснится, - он коснулся пальцами папки, - вызовем. Хотя, думаю, здесь, действительно, нет вашей вины, - голос его в этот раз звучал на удивление миролюбиво, я даже поразился. - Неладное что-то происходит в Горке, - вздохнул он, - а ваше присутствие, Аким Сергеевич, только все запутывает. Ввяжетесь еще куда-нибудь… Мы тут сами разберемся.
Передо мной сидел озабоченный проблемами родного города человек, и, если бы не недавняя наша перепалка, я и в самом деле поверил бы ему. Но только что меня грубо и беспардонно выпихивали из Горки. И мне очень хотелось узнать почему.
- Я подумаю.
- Подумайте, - отрывисто сказал он и хлопнул рукой по папке с делом, давая понять, что разговор закончен.
"Прямо счас и полечу! - сердито подумал я, закрывая за собой дверь. - Меня теперь из Горки тягачом не вытащишь"…
* * *
Стасу я позвонил ближе к обеду, когда была уже полная уверенность, что факсы, с великим трудом (оператор явно не дружила техникой) отправленные с местного почтового отделения, он получил. Потому, как Стас недовольно буркнул свой "Привет!", я понял, что тексты не только уже лежат перед ним, но и обстоятельно изучены.
- Ты там совсем поглупел? - сходу заругался он. - Вспомнил детство золотое? Зачем прислал этот мусор?
- Стас!.. - укоризненно сказал я.
- Что, Стас? - взвился он. - Я тебе наизусть могу повторить всю эту галиматью, растиражированную газетами. Пожалуйста! Магнаты Чишкевичи, первые вельможи Речи Посполитой, славились своими несметными богатствами. Но среди богатейших коллекций оружия и картин, тонн золота и сундуков с драгоценными камнями было нечто такое, на фоне чего блекли остальные сокровища. Двенадцать фигур апостолов, отлитых из золота и серебра в человеческий рост. Они стояли в залах дворца, их видели сотни современников, оставивших свои воспоминания. Апостолы считались оберегом клана, поэтому их никогда не продавали и не закладывали, да и нужды в том не было. По преданию, скульптуры привезли из Константинополя. В 1812 году последний из главной ветви рода Чишкевичей перешел на сторону Наполеона, возглавив сформированный на его средства уланский корпус. В том же году апостолы, вместе с другими сокровищами бесследно исчезают. Их не смогли найти не отступавшие французы, ни русские - сначала строевые части, а затем специальная трофейная команда, из рапорта которой следует, что хранитель тайн, дворцовый эконом Чишкевичей был повешен во дворе имения неизвестными злоумышленниками, после чего надежда найти сокровища стала призрачной. С тех пор почти уже двести лет сотни дураков ползают по подземельям бывшего замка Чишкевичей в надежде отыскать несметные богатства. В число дураков недавно включился один дипломированный историк по имени Аким…
- Хорошо излагаешь, - одобрил я. - Тебе бы романы писать.
- Романы у нас пишут другие, - проворчал он. - Которые сейчас в Горке… Ты сам читал текст, который прислал? Романтическое повествование в духе Вальтера Скотта, пересыпанное изречениями, которые есть в любом словаре латинского языка…
- Перевод, действительно, грешит… Но я отправил тебе копию оригинала на польском для сравнения. Моих познаний не хватает, чтобы критически оценить его. Ты же у нас спец…
Я бессовестно подлизывался. И не зря. Даже не видя Стаса, я понял, что он надулся от важности.
- А кого профессор Рыбцевич учил, что без знания польского в истории делать нечего? Что в Польше - самая лучшая в Европе нумизматика, и все мировые труды по ней переведены и изданы на польском?
- Я не специалист по нумизматике. Моя профессия - исследовать документы.
- А для знания документов язык не нужен? - вздохнул он в трубку. - Если б ты меньше бабами своими занимался… Какие золотые фигуры из Константинополя? Ты помнишь, когда его взяли мавры? Первый из известных Чишкевичей появляется столетие спустя! Даже если бы мусульмане в Константинополе нашли неких апостолов, их немедленно переплавили, как другие христианские святыни. Они даже храм Святой Софии переделали в мечеть, замазав фрески и пристроив минареты! Какое золото? Фигуры были, но из дерева, позолоченные, как сотни других в костелах. Обычная резьба семнадцатого века. Апостолы, скорее всего, сгорели в замке Чишкевичей в пожаре 1812 года.
- Если ты читал текст, то помнишь: повозка была тяжело нагружена: тянула четверка лошадей. Дерево - легкое.
- Кирпичи! - сходу возразил он.
- Какие кирпичи?
- Они везли их с собой. В монастыре заготовить кирпич было опасно: заметили бы. И появление, и исчезновение. Они везли их с собой. Плюс раствор.
"Умница!" - восхитился я. Сам я до кирпичей не додумался.
- Тогда другое. Убивать слуг из-за деревянных скульптур?
- Это если верить твоей бумажке, - начал он, но я прервал:
- Что насчет оригинала?
Исследователь в нем, наконец, пересилил ворчуна.
- На первый взгляд текст вполне аутентичен. Лексика, построение фраз, характер написания букв соответствует заявленному периоду, - он словно официальное заключение читал. - Но что из того? Ты располагаешь оригиналом?
- Только копией.
- Аким… - застонал он. - Ты как школьник…
- Ты обратил внимание на штамп в углу? - невежливо прервал я.
- Обратил. Библиотека Ватикана. Ну и что из того? Я тебе таких штампов полсотни в час нарисую.
"Ты-то можешь!" - подумал я, но вслух сказал другое:
- Тебе интересно услышать историю появления документа в Горке?
- Давай! - нехотя согласился он.
- Весной этого года в Горке открыли костел - первый со времен революции. Построили на окраине из белого кирпича. Настоятель приехал из Польши, молодой ксендз, Веслав Капский.
- Капский, Капский, - забормотал Стас. - Что-то знакомое.
- Мне тоже так показалось. Как принято сейчас, настоятель привез в Горку гуманитарную помощь - несколько компьютеров для местной школы и ксерокс. Завуч школы, Татьяна Сергеевна Ломшик, приняв подарки, едва благотворители ушли, стала их распаковывать. И под крышкой ксерокса нашла копию старинного письма на польском - ее там просто забыли. Любопытства ради она сделала с письма несколько ксерокопий - просто хотелось попробовать, как работает техника, а ничего другого под рукой не оказалось. Так бы все это и забылось, но спустя час после церемонии в школу прибежал взъерошенный ксендз и стал умолять вернуть ему забытую бумагу. Татьяна Сергеевна бумагу вернула, но, будучи женщиной любопытной, копии из мусорного ведра достала. Села со словарем, перевела. Как видишь, достаточно вольно.
- Вот именно! - хмыкнул Стас.
- Тем не менее, факты соответствуют. Татьяна Сергеевна тоже читала в газетах о сокровищах Чишкевичей, поэтому, сообразив, побежала в районную администрацию. Там создали комиссию и обследовали здание бывшего католического монастыря.
- И?
Стас напрягся.
- Ничего не нашли.
- Еще бы! А что сказал ксендз?
- Заявил, что пишет диссертацию об истории рода Чишкевичей, и копию этого письма в числе прочих документов вполне официально получил в библиотеке Ватикана, где они доступны любому исследователю.
- Вот видишь!
- Это ты ничего не видишь. У Татьяны Сергеевны создалось впечатление, что комиссия не больно-то хотела что-либо найти. Может, не поверили, как и ты, может, что другое… По ее словам, члены комиссии отказались простучать стены подземелья, вообще, просто прогулялись по его коридорам. Не доверяя нынешним хозяевам монастыря, которым после посещения комиссии все стало известно, она вызвала в Горку журналистку…
- Кто сейчас занимает монастырь? - невежливо прервал меня Стас.
- Формально - местная православная община.
- Почему "формально"? - удивился он.
- Потому что настоятеля храма полгода назад руководство церкви извергло из сана.
- Ого! - присвистнул он. - За что так?
- Отец Константин несколько лет практиковал в Горке обряд экзорцизма - изгнания дьявола, хотя это очень не нравилось руководству церкви. Обычно, отчиткой занимаются священники немолодые, опытные, а этот, не успев принять рукоположение, сразу и начал. Его пытались переубедить, беседовали, но ему нравилось, что о нем идет молва, в Горку приезжают журналисты… Да и деньги, наверное, в церковную кассу шли немалые. А когда он, без благословения, создал у себя нечто вроде женского монастыря, проще говоря, секту…
- Это дела церковные, - прервал он. - Что дальше?
- Татьяна Сергеевна, будучи православной, запрещение отцу Константину служить приняла близко к сердцу, а когда тот не подчинился церковному руководству и объявил, что переходит в лоно русской зарубежной церкви, сочла его, как многие другие в Горке, отступником и еретиком. Отсюда и недоверие. Поэтому она как-то раздобыла ключи от подземелья и по ночам стала обследовать его сама.
- Ну?
Я почувствовал, как Стас там привстал.
- Она видела апостолов.
На другом конце на некоторое время потеряли дар речи.
- Ты… ты… - он все еще не мог придти в себя. - Ты тоже видел?
- Нет.
- Значит, она просто тебе это рассказала?
Он стал приходить в себя.
- Она не успела. Ее убили. В первую же ночь после моего приезда. Я видел ее только мертвой.
- Откуда знаешь, что она видела?
- Я говорил, что она пригласила журналистку. Ночью она повела ее в монастырь. Показала ей через решетку апостолов: со времени посещения монастыря комиссией кто-то нашел замурованные входы и разобрал стенки. Когда обе женщины возвращались, на них напали…
- Как в кино! - он все еще не мог придти в себя. - Насколько я понял, ты знаешь обо всем со слов этой журналистки. Она молодая, красивая?
- Очень.
- Аким…
- Журналистку два раза пытались убить. На моих глазах. В последний раз - вчера вечером. В этом деле уже два трупа. А, может, уже три…
Я не стал посвящать его в подробности. Можно было только представить, что подумал бы Стас, вздумай я рассказать о ночном нападении еретника. Когда сам не видишь… Он тоже отозвался не сразу - переваривал информацию. Понятно почему. Это вам не тихий поиск по архивам.
- Если нужно, я могу приехать, - неожиданно сказал он, и я чуть не прослезился он неожиданности. Чтобы Стас предложил такое! Но на руках у меня были две женщины и старик. От мохнатого колобка польза ожидалась только на расстоянии.
- Спасибо, но пока не надо. Скажи лучше: ты сравнивал польский текст с автографами Кароля Чишкевича?
- Ну да! - привычно заворчал он. - Здесь у нас на каждом углу валяются его автографы. Бери и сравнивай!
- Стас!