Послышались редкие хлопки. Блинч перемешал колоду. Ульрику показалось, будто Лингва порывается что-то сказать, но все никак не решится.
Едва взглянув на карты: пара тузов, Ульрик положил их на стол и больше не касался. Игра шла своим чередом. Самоубийцы спорили, просили у Блинча еще карту или говорили "хватит". Порыв ветра подхватил Ульриковых тузов и смел со стола. Самоубийцы проводили карты задумчивыми взглядами. Ульрик покраснел.
– Я сейчас, – сказал он и поднялся.
Блинч с каменным лицом смотрел, как Ульрик бегает по арене туда-сюда следом за гонимыми ветром картами.
– Прошу прощения, – Ульрик протянул облепленных снегом тузов в высшей степени мрачному Блинчу.
– Шаффл, – провозгласил Блинч сдавленным голосом.
Самоубийцы побросали карты.
Ульрик чувствовал: все идет прекрасно. Оставалось выиграть последний кон, и можно назначать Коммивояжеру свидание.
Блинч не стал давать карты Ульрику в руки, а сразу перевернул их рубашками вниз. Выпали два джокера. По трибунам пронесся вздох изумления.
– Полагаю, будет честно, шериф, если из трех побед я засчитаю одну, – твердо сказал Блинч. – Хоть вы и почетный житель города, правила одинаковы для всех.
Зрители одобрительно засвистели.
Блинч сдал карты. Выпали туз и король.
На трибунах поднялся шум, одни блэткочцы аплодировали, другие кричали, что обычному человеку не может столь дьявольски везти.
Блинч заменил колоду, тщательно перетасовал карты.
– Сдача для мистера Вайтфокса, – объявил распорядитель.
Выпали две семерки.
– Ага! – обрадовался Лингва. – Крупье, карту!
– Подожди, шериф еще не закончил. Верно, мистер Вайтфокс?
Ульрик растерянно кивнул.
Блинч сдал третью карту. Снова выпала семерка. Лингва приуныл. Распорядитель отсчитал карты себе – десятка, шестерка, девятка. Под овации зрителей Ульрик занял место на трибуне рядом с Джен.
– Ты можешь хотя бы пять минут вести себя нормально? – сразу напустилась та. – Не привлекая столько внимания?!
"Нормально"? "Не привлекать внимание"? Она серьезно? Да если он будет в Блэткоче вести себя "нормально", местные сочтут его сумасшедшим!
– А что не так? По-моему, я отлично справился. Видела, как мне сегодня везет?
– Уж лучше бы нет. Надо было остаться дома, наряжать кота.
– Чего?
Ульрика окликнули. Обернувшись, он увидел анонима.
– "Молния" на имя шерифа.
Человек-маска протянул телеграмму. Там были адрес и время: Праведников, 27. В 19.00. Коммивояжер назначил встречу. Что ж, вечером мучения закончатся. И суд выигрывать не придется. Все устраивается как нельзя лучше. Ему и правда неслыханно везет. Может, купить лотерейный билет? Стоило Ульрику так подумать, как неприятностиметр ожил и принялся надсадно пищать.
– Взялись за старое?
Ульрик прекрасно знал, кого увидит, если обернется. И потому сделал вид, словно ничего не произошло.
– Я к вам обращаюсь.
Неприятностиметр стал пищать сильнее.
– Все, с меня хватит, сейчас голова разболится, – Джен решительно поднялась. – Встретимся у меня дома через час. Надеюсь, ты не забыл про подарок?
Подарок? Какой подарок?
– Конечно, не забыл, – покраснел Ульрик. – За кого ты меня принимаешь?
Джен фыркнула и ушла, не сказав больше ни слова.
– Можете игнорировать меня, сколько влезет. Я пришла лишь сообщить, что сегодня вы сдаете персональный экзамен на профпригодность. Мне.
– Сегодня я занят, отмечаю Котовство с друзьями, – буркнул Ульрик, мрачно разглядывая ключ от Столицы Метеоритов.
Опустить бы его кое-кому на голову.
– Вы все еще работаете на меня, – напомнила Белинда.
– Я не собираюсь снова совать пальцы в розетку, даже ради вас.
– Не хотите работать – не надо. Принуждать никто не станет.
– А печать? – обернулся Ульрик.
– Согласитесь, неразумно носить печать, которой не соответствуешь, – ядовито улыбнулась Белинда.
– Что от меня требуется?
Он равнодушно смотрел, как Блинч тасовал колоду, сдавал карты. Люди вокруг шумели, кричали, спорили. Радость от победы улетучилась, теперь Ульрик чувствовал лишь усталость.
– Обычная прогулка по городу. Вам и делать ничего не придется, все случится само собой.
– А если не случится?
– Тем хуже для вас.
Самоубийцы один за другим покидали стол. Первым ушел Феймлес. Он присоединился к N, что по-прежнему стоял на крылечке Башни. Мистер Хикс ужом извивался на стуле, беспрестанно озирался, но вот три очка набрал и он. После чего незамедлительно покинул арену. За столом остались Лингва, Мэгги и Чайлд. Башня к тому времени давным-давно перебралась в место потише.
Дела у грэма шли неважно – Блинча он обыграл лишь раз, тогда как у зеленоволосой Мэгги и пакетоголового Чайлда было по два очка. Лингва путался в картах, нервничал, то и дело оглядывался на товарищей, ища поддержки. Блинч оставался невозмутим.
Нежданно-негаданно Лингве улыбнулась удача, да еще два раза подряд.
Сначала выпали джокер и туз, против семнадцати у Чайлда, трех восьмерок у Мэгги и пары десяток у Блинча. А потом вовсе – два джокера. Комбинацию "мистер Блэткоч", припомнил Ульрик науку распорядителя, перебить невозможно.
– Гулять вечером по городу очень опасно, не боитесь? – привел Ульрик последний довод.
– Я буду не одна.
Мэгги по-прежнему показывала карты всему свету. Малютке было откровенно скучно, игра ее утомила. Джен рассказала, как Мэгги справилась с первым испытанием. Тролль, едва увидев зеленоволосую, попросил развязать его. Пожелал девочке хорошего дня, извинился перед публикой. Затем стремглав оббежал арену и упал замертво, захлебнувшись кровью.
К слову, мистер Хикс остался в живых только чудом.
Едва Блинч закрыл цепь на замок, несчастный юноша потерял сознание. Таким образом, ни одна обидная речь не была воспринята им должным образом. Тролль, до того с нетерпением предвкушавший, как вволю поглумится над беззащитной жертвой, видя этакий конфуз, пришел в ярость. Он пытался докричаться до мистера Хикса, но все было тщетно. Молодой человек сидел, уронив голову на грудь, а очки медленно сползали с его носа. К той минуте, когда они упали на песок арены, тролль был мертв.
– Что я вам сделал? Почему вы меня так ненавидите? – спросил Ульрик, наблюдая, как Чайлд пасует в девятый раз.
– Не преувеличивайте, – Белинда поджала губы.
– Я понимаю, мы никогда не ладили, но войдите в мое положение. Думаете, легко каждый раз из кожи вон лезть, устраивая черт знает что?
– То есть вы признаетесь, что все несчастные случаи, в которые вы попадали, были подстроены?
– Нет. Вы ведь меня сразу уволите, – улыбнулся Ульрик.
– Разумеется. Увидимся в семь у здания мэрии.
– Я не могу в семь, у меня на это время назначена встреча! – крикнул Ульрик вслед уходящей Белинде.
Та даже не обернулась.
Чайлд опять бросил карты.
– Пас.
– Вы собираетесь пасовать до тех пор, пока она не выиграет? – Блинч указал колодой на Мэгги.
– Неужели догадался? – глухо спросил Чайлд из-под пакета.
– В таком случае игра окончена, спасибо за внимание, – натянуто улыбнулся распорядитель.
И это все?!
* * *
Семантикс невыносимо страдал. За что человеку такие муки? Кто мог сотворить подобное? Глас вопиющего в пустыне. Эти блэткочцы, эти варвары, способны на любую мерзость! Никогда прежде он не видел ничего более чудовищного и возмутительного. Даже в страшных снах. Насилие над человеческой природой, вот что такое четыре восклицательных знака подряд. А "ложить" вместо "класть"?!
Семантикс, бормоча сквозь зубы ругательства, стирал с забора кривые строчки чьих-то художеств, когда за его спиной беззвучно выросла Блуждающая Башня. Со ступенек на тротуар спрыгнул человек в маске. Стукнул грэма мешочком с песком по затылку, подхватил обмякшее тело и потащил. Едва похититель и жертва скрылись за дверью, Башня исчезла.
…В конце пустынной улицы появился человек в черном балахоне. Когда он поравнялся с исписанным мелом забором, то замер. Несколько секунд человек стоял не в силах пошевелиться. Потом бросился к забору и принялся рукавом стирать скачущие вверх-вниз строчки.
Незамедлительно появилась Башня.
Глухой стук, сдавленный вскрик, и все повторилось.
Из проулка вывернула еще парочка в черных балахонах. Увидев, как похищают их товарища, грэмы бросились на выручку. Куда там, Башни и след простыл. Адепты Ордена стояли у злополучного заборчика и отдувались после быстрого бега.
– Неслыханно! Нужно немедленно сообщить в полицию!
– Ужасно! И главное – средь бела дня, у всех на виду! Уму непостижимо!
– Как так можно! Четыре восклицательных знака!
– "Проблемма"! "Хочете"! "Калидор"! А "ложить" вместо "класть"?! Я сейчас же иду к Седвику!
* * *
Дверь открыла запыхавшаяся Джен. Она безуспешно гонялась с гирляндой за облезлым рыжим котом – хотела нарядить того к празднику. Ульрик стоял с подарком под мышкой.
От самого стадиона за ним увязались Инкогнитус и Нейтан. Как Ульрик им ни втолковывал, они не желали оставить его в покое, неверно истолковав улыбку.
– Может быть, пора выпустить кота из ящика? – спросила Джен.
Инкогнитус спрятался за спиной Ульрика.
– Эксперимент еще не закончен, – с вызовом ответил он.
– Надеюсь, ты его хотя бы украсил? – угрожающе спросила Джен.
– В том и дело: кот украшен и нет одновременно, поскольку…
– Заткнись. – Джен сдула со лба прядь. – Ты – в дом, – она указала на Ульрика. – Остальные – убирайтесь ко всем котам.
Нейтан, смущенный больше обычного, глубоко поклонился.
– Господин…
– Что еще?
– Этим вечером я вынужден покинуть вас. Бабуля говорит, Котовство – семейный праздник. Мы идем к тете Розе на молочный суп. Прошу, освободите меня от клятвы на несколько часов.
– Хоть на всю жизнь, буду только рад.
– Но, Господин…
– Я, кажется, просил меня так не называть.
Ульрик был спокоен, улыбка исчезла, и потому слова прозвучали особенно грозно. Нейтан шмыгнул носом и окончательно сник. Ульрик подумал, что это самый грустный мим на свете. Но он верно решил. Пусть лучше парень уйдет сейчас, пока жив и здоров.
Ладно, может быть, не совсем здоров, но по крайней мере жив, а в Блэткоче это уже немало.
Ульрик стоял в прихожей, стараясь не встречаться взглядом с разноцветными чучелами, которые по случаю праздника были украшены серпантином и блестками.
– Вот, – Ульрик протянул Джен коробку, элегантно перевязанную красной лентой. – Мой подарок.
– Положи его в гостиной, к остальным.
– Разве ты не знаешь, что подарки нужно открывать сразу?
– Нет времени. Надеюсь, там не рыба: Пушистика от нее рвет.
Пушистика? Джен тщетно пыталась шваброй достать кота из-под шкафа.
– Целый день от меня прячется, гад, – вздохнула Джен. – Все традиции рушит.
– Постой, так подарок для кота?
– А для кого? Не для меня же.
Джен устало посмотрела на Ульрика, будто он смолол очередную несусветную чушь.
– Я думал, на Котовство принято дарить подарки!
– Да, котам. Я бы тоже что-нибудь подарила, но у тебя ведь нет кота.
– Между прочим, в коробке старинный серебряный браслет, украшенный речным жемчугом!
– Отлично, одену Пушистику как ошейник, – пожала плечами Джен.
– Он принадлежал моей матери!
Мысль, что подаренный на счастье браслет будет носить облезлый, помоечного вида кот, была невыносима.
Джен оставила Пушистика в покое. Переоделась в короткое черное платье и, захватив полную корзину конфет, донельзя злая, вышла из дома. Ульрик угрюмо тащился следом.
– Тебе ведь не нравится это платье, – наконец выдавил он.
– Это единственное приличное платье в моем гардеробе. Раз уж на то пошло – единственное платье вообще, и если ты думаешь, что я из-за какой-то пигалицы…
Прохожие то и дело снимали перед Ульриком шляпы, улыбались и наперебой желали счастливого Котовства. Тут и там бегали украшенные к празднику коты, терлись о заборы и углы домов – пытались соскрести с шерсти мишуру и блестки.
– Все думают, будто я избил Механического Человека, – пожаловался Ульрик. – И благодарят.
– Неудивительно, тварь не первый год крадет людей направо и налево, а тут появляешься ты и даешь сдачи. Тебя до конца жизни на руках будут носить.
– Да я его пальцем не тронул, богом клянусь!
– Еще скажи, что и убийство бандитов с Безопасной улицы не твоих рук дело.
– Я здесь ни при чем!
– Еще бы. Они сами друг дружку перебили.
– Вот именно!
Джен фыркнула и ускорила шаг, теперь Ульрик едва поспевал за ней.
– Ну разуй глаза, какой из меня герой! Я ношу фрак!
– У богатых свои причуды.
– Лучшие друзья считают меня неудачником!
– Я не говорила, что мы друзья.
– Повторяю еще раз. Это. Был. Не. Я. Понятно?!
Они остановились у калитки. За чугунной оградой высился мрачный двухэтажный особняк.
– А кто тогда? – спросила Джен и нажала на кнопку звонка.
– Рыжебородый парень в сапогах из крокодиловой кожи, здоровенный такой.
– Очень смешно. А еще говорил, будто не тролль.
– Клянусь, я не вру!
– Ты хоть понимаешь, что описываешь легенду, Генри Блэткоча, нашего первого мэра, бесследно исчезнувшего много лет назад? – устало спросила Джен. – Который, по легенде, мог воскрешать мертвых, исцелял любые болезни, ел раскаленное железо на завтрак, брился топором, а умывался серной кислотой?
– Может, он соскучился и вернулся? – предположил Ульрик.
– Нет, – фыркнула Джен.
– Тебе-то откуда знать?
– Он не мог вернуться, поверь.
– Почему? – не сдавался Ульрик.
– Потому что его никогда не было! Это легенда, вымысел, ясно?!
Калитку открыла сестра милосердия. Она молча кивнула, дав Ульрику и Джен пройти.
На заснеженной лужайке замерли крылатые мраморные коты, молитвенно сложив лапы. На голове каждого имелся красный колпак с помпоном. В окнах Ульрик заметил бледных, похожих на привидения детей. Они жались к стеклам, внимательно разглядывая пришельцев.
Дом украшали тускло мерцавшие гирлянды. Под окнами нес бессрочную вахту снеговик в котелке и с моноклем, утыканный деревянными ножами. Не сразу Ульрик понял, что это вовсе не монокль, а циферблат карманных часов.
Потертая медная табличка извещала:
Сиротский приют "Милый дом"
Сестра открыла тяжелую дверь с узким зарешеченным окошком вверху. Едва Ульрик и Джен переступили порог, металлическая дверь с лязгом захлопнулась, в замке повернулся ключ. Они будто очутились в тюрьме.
– Зачем мы здесь? – спросил Ульрик, осматривая серые стены и скудное убранство пыльного вестибюля. Пахло лекарствами. Всюду горел свет. Перед широкой лестницей, что вела на второй этаж, стояла гипсовая фигура кота, украшенная самодельными игрушками.
– Каждый год я приношу в приют сладости, – голос Джен гулко разносился по коридорам. – Это мое доброе дело.
– Доброе дело?
– Всякий на Котовство должен исполнить одно доброе дело, – пожала плечами Джен. – Такова традиция.
В приюте было неестественно тихо. Ни смеха, ни криков, ни детской беготни. Только настороженный шепот, будто стая летучих мышей шелестит крыльями в затхлой пещере.
Скоро показались дети. Они шли парами, рука об руку, щурясь от мертвенно-белого света, что испускали многочисленные светильники. Воспитанники приюта со всех сторон обступили Ульрика и Джен. Тонкие, будто полупрозрачные пальцы потянулись к конфетам. Дети разговаривали вполголоса, воровато озираясь. Никто не улыбался. Их лица, растерянные, с темными провалами глаз, напомнили Ульрику манекенов Очаровательного леса.
Дети изучали Ульрика взглядами, полными тоски. Кажется, им приглянулась серебряная звезда на тулье цилиндра.
– Вы наш новый шериф?
– Тот самый, что прогнал Часовика?
Он говорит про ту псевдомеханическую тварь?
– Но я вовсе не…
Дети теснее обступили Ульрика. Теперь в их глазах поселилось иное выражение – безумная радость.
– Вы видели цифры на его лице? – спросила девочка, стоявшая в обнимку с плюшевым зайцем, у которого недоставало одного уха.
– Что еще за цифры? Ты имеешь в виду часы?
– Нет, – покачала головой малютка. – Другие. Я вам расскажу. Вот, слушайте:
Семерка – это нос.
Нули – Его глаза.
А рот – вопрос:
Когда Он украдет тебя?
– Этот стишок придумал Морти, – подала голос девочка с короткими светлыми волосами.
– Его больше нет с нами, – прошептали два мальчика-близнеца. – Морти теперь с родителями.
– Прекрасно, что ваш друг вернулся домой. Надеюсь, вы тоже когда-нибудь…
Джен больно ткнула Ульрика локтем в бок.
– Морти не дома, сэр. Его забрал Часовик.
– Как и наших мам.
– Он придет за каждым.
– Если только вы Его не убьете.
Ульрик еще раз взглянул на зарешеченные окна. Никто не боится, что дети сбегут. Решетки нужны, чтобы защититься от зла, рыскающего снаружи. Вот зачем этот яркий, безжалостный свет, что не дает ни единой тени. Наверняка он горит всю ночь напролет.
– Сегодня дети впервые за полгода вышли во двор, – сказала сестра. – И все благодаря вам.
– Вы боитесь, что сюда придет Механический Человек? – догадался Ульрик. – Вы видели его, так?
Дети отшатнулись, закрыли ладонями глаза и застыли без движения, словно куклы.
– Мы не называем Его по имени, – сказала сестра. – Только Часовик или Он, чтобы не накликать беду.
Когда настала пора уходить, мальчик лет семи робко тронул Ульрика за рукав.
– Верните моих маму и папу, сэр. Пожалуйста.
– Я бы рад, малыш, но…
Услышав, о чем идет речь, сироты побросали конфеты.
– Пожалуйста, верните наших родителей, сэр, – шептали дети. – Пусть это будет вашим добрым делом на Котовство!
Ругая себя последними словами, Ульрик пытался сохранить серьезное выражение – уголки губ сами собой начали растягиваться в улыбке.