Ульрик бросился к окну, от волнения забыв, в какую сторону открываются ставни. Брайан, настоящий брайан! Обернулся на полицейских – может, сдаться, пока не поздно? – и увидел на столе, среди прочего, деактиватор печатей. Выходит, руку Коммивояжеру не сломали, а того хуже. Теперь и Билли не поможет, хоть сколько денег накопи. Вон он как раз лежит. Не совсем понимая, что делает, Ульрик бросил саквояж с деньгами, сунул старого знакомца под мышку, пинком распахнул ставни и прыгнул вниз, в кучу мусора. Все-таки Блэткоч хороший город: в Готтлибе, где выброшенный мимо урны окурок днем с огнем не сыщешь, наверняка бы расшибся.
Ульрик дунул вниз по улице. С Леденцовой свернул на Медовую, юркнул в подворотню, перемахнул через гнилой забор, вылетел на Благоухающую и, перепрыгивая кучи мусора, как заяц, понесся куда глаза глядят.
Благоухало так, что хоть нос затыкай. В небе рвались ракеты, тяжеленный Билли норовил выскользнуть и шлепнуться на мостовую. Ульрик здорово запыхался, но погоня, кажется, понемногу отставала, крики и пронзительный свист делались все тише.
Изловчился, оглянулся на бегу: не появятся ли из-за угла преследователи? – и со всего маху врезался в стену, появившуюся словно из ниоткуда. В себя пришел на земле. Над ним склонились три маски – люди N. Пришли посмотреть, кто тут носится как угорелый.
Посреди улицы, сияя огнями, высилась Блуждающая Башня.
Ульрик попробовал встать. Ощупал лоб – маска треснула, глянул на пальцы – кровь.
– Вот те раз, шли за карасем, а поймали щуку, – раздался веселый голос.
Полицейские.
"Карась" – это я, – равнодушно подумал Ульрик. – А "щука" кто?"
– Полицейское управление Готтлиба, ни с места! – приказал веселый голос. – Иначе – стреляю!
"Да я и не собираюсь никуда, – подумал Ульрик. – Добегался".
Того, плечистого, в красной жилетке, среди блюстителей порядка не оказалось. Зато его напарник тут как тут: машет себе револьвером, белозубо скалясь. Это он про карася сказал. Только на Ульрика полицейские снова не смотрели, черное дуло уставилось на безмолвных людей-масок. Вот кто щука.
– Предупреждаю, без глупостей!
Один аноним вдруг скакнул вперед, как-то чудно дернувшись всем телом, и шустрый выстрелил. Да только вот незадача: маску пуля не пробила.
Дальше началось невероятное.
Р-раз – и человек в костюме рубанул тростью с костяным набалдашником по державшей револьвер руке. Д-два – и другой аноним выпростал из рукава цепь и захлестнул ее концом шею не в меру шустрого весельчака. Т-три – и полицейский, без особых примет, которому Ульрик еще не успел дать прозвище, повалился на мостовую от обычного удара кулаком в челюсть.
Ульрик не стал дожидаться, чья возьмет, а подхватил Билли и дал деру.
* * *
К Джен возвращался кружным путем, убедившись, что погоня отстала. По-воровски влез в окно – когда уходил, специально оставил открытым – зажег свет. На кровати, положив под щеку неприятностиметр, дрых Питер.
Ульрик, стараясь не шуметь, убрал Билли под кровать. Взял со стола пачку рисунков, полистал. На каждом господин в цилиндре и фраке убивал высокое, до невозможности худое существо. Рисунки были криво подписаны: Кристи, Майкл, Виолетта. Подарок сирот. Ульрик вздохнул, улыбнулся. Рядом с рисунками тарелка морковного салата и давным-давно остывший чай. Это от Джен.
Ульрик осторожно тронул неприятностиметр – спать на нем наверняка было до ужаса неудобно, еще синяк останется, – и тут же пронзительно пискнуло. Бросил устройство в футляр, прислушался.
– Вы меня убьете? – спросил сонный голос. Ульрик обернулся. Питер тер распухшие веки. – Вырежете печень, зажарите и съедите под бокал хорошего кьянти?
– Э-э-э, что? – не понял Ульрик.
– Отрубите руки?
– Что-что?
Откуда у такого юного человека столь бредовые фантазии?
– Я без спроса трогал ваши вещи, сэр. Вы меня теперь убьете, да?
– Вряд ли, – Ульрик зевнул.
– Изобьете до полусмерти?
– Очень в этом сомневаюсь, – пробурчал Ульрик и задумчиво поковырял вилкой морковный салат.
– Сварите в кипящем масле?
– Не сегодня.
А салат неплох. Если сперва побегать наперегонки с полицией, нагулять аппетит.
– Проткнете пальцем насквозь?
– Может, хватит уже? – спросил Ульрик с набитым ртом.
– Джен бы меня сразу убила.
– Вот и иди к ней. А у меня дела.
Убедившись, что варить в масле его никто не собирается, Питер повеселел. Сел на кровати, заболтал ногами.
– Подарите ту белую штуковину? Ею хорошо орехи колоть.
– Марш спать, – Ульрик отложил салат и скорчил страшную физиономию. Питера как ветром сдуло.
Ночка обещала быть познавательной.
Для начала занавесил окна, запалил свечку. Достал, страшно волнуясь, из-под кровати Билли, расположил на столе. Тут внезапно выяснилось, что чемодан наглухо закрыт, а ключ, понятное дело, у Коммивояжера на шее остался.
Хоть обратно возвращайся.
Замок пришлось аккуратно выломать стилетом. Билли лежал целехонький. И выглядел отлично, бледный разве что. Ульрик кнопочки потрогал, трубки погладил, даже тонких пальцев разок коснулся. Что делать дальше, было решительно непонятно, инструкции не прилагалось.
Для пробы отщелкал на клавишах "ПОЛИЦЕЙСКИЙ", снял перчатку, пожал руку мертвецу. Сработало: профессию Билли сменил. Как теперь свою печать трансформировать? Может, руку себе отрезать? А эту пришить? Черт его знает, но вряд ли.
– Блок управления с датчиками кровяного давления – вот, – бормотал Ульрик. – Артериальный насос – вот, оксигенатор – легкие, то есть – здесь.
Дальше сложнее. Три баллона непонятно для чего, какие-то вентили, всюду трубки, зачем их столько?
– А это что за… штука?
"Штука" размещалась под клавишами, а на ней полустертые письмена Древних. Похоже на деталь от лотоматона. К "штуке" вели четыре трубки серого цвета. Остается разве что…
От мрачных мыслей Ульрик поежился. Дрожащими пальцами вытащил серую трубку, оттуда засочилось белое. Потянул осторожно вторую, третью… Затем к уже имеющимся присовокупил те, что никоим образом не сообщались с артериями и венами. Из двух сочилось белое, из одной красное, из трех – ничего.
Ульрик разложил на столе медицинские инструменты. Крестиками отметил на руке места надрезов. За образец взял Билли. Наложил жгут, надел резиновые перчатки. Вколол обезболивающее, протер трубки спиртом. Обработал предплечье йодом – чуть ниже незаживающей гнойной раны, оставленной зубами марлофа, – выждал немного и приступил к делу.
Спустя четверть часа все было готово. Рука горела огнем, Ульрик едва сдерживал тошноту. Липкими от крови пальцами набрал "Бухгалтер". В окошке вспыхнули золотые буквы. Под кожу будто впрыснули расплавленный свинец. Захотелось немедленно вырвать трубки и прекратить эксперимент.
Щелкнул пальцами. Новая печать загораться не спешила. Еще, еще – без толку. На исполосованной шрамами руке ясно читалось одно слово: "НЕУДАЧНИК".
Раздраженно отщелкал "Полицейский", перепутав местами две буквы.
"НЕУДАЧНИК".
Юрист.
"НЕУДАЧНИК".
Президент.
"НЕУДАЧНИК".
Господь бог.
"НЕУДАЧНИК".
К черту! Ульрик сбросил аппарат со стола. Трубки выскользнули и, извиваясь, шлепнулись на ковер. Он наскоро забинтовал руку, снял жгут. Наверняка Коммивояжер знал секрет, без которого ничего не получится.
Стало жаль денег. Все, что заработал в фирме "Брайан и Компания", спустил за одну ночь. Последнее испытание в девять вечера. Осталось решить, что важнее: печать.
Или жизнь.
* * *
Четверо грэмов: Падежус, Герундус, Синтаксус и Марк, пыхтя, разбирали завалы. Кто из них Падежус, кто Герундус, а кто Синтаксус, мог различить только опытный наметанный глаз. Просторные балахоны скрадывали очертания фигур, капюшоны надежно закрывали лица. За исключением одного, конопатого, с длинным носом. В черные балахоны с глубокими капюшонами были облачены трое, четвертый щеголял в куртке на меховой подкладке.
Шел снег.
Путаясь в подоле, Герундус неодобрительно косился на Марка, бормоча:
– Вырядятся некоторые в черт знает что и плевать им на старших товарищей.
Герундус подцепил ломом почерневшую балку, налег всем телом, приподнял. Потом оперся на лом, отдышался, переводя дух. Хотелось курить, сил нет. Дрожащими от напряженной работы пальцами грэм вытащил последнюю папиросу. Начал искать зажигалку, и в ту же секунду папироса выпала, угодив точнехонько между досок. Прекрасно, только этого и не хватало.
Случившееся в гостинице списали на взрыв самогонного аппарата. Местные полицейские отметили место трагедии лентой и на этом расследование закончили.
Седвик, а вернее будет сказать, правая рука главы Ордена грэмов, приказал разобрать то, что осталось от гостиницы, найти погибших братьев и с честью похоронить. Вот она, награда за усердие – тебя выкопают из-под снега и пепла, засунут в холщовый мешок, а после зароют в другом месте.
Ах, как хочется курить!
Для дела Седвик отрядил четверых братьев: Герундуса, Падежуса, Синтаксуса.
И Марка.
Вон он, сидит и пытается разжечь костер. Чиркает спичкой за спичкой, все без толку. Ничего доверить парню нельзя, обязательно испортит или сделает так, что лучше б не брался вовсе. Под рукой куча щепок, деревянных обломков и учебник по математике – что еще для костра нужно, спрашивается?
Герундус пошарил в дыре. Папироса не находилась. Он с тоской оглянулся на братьев. Папирос у них не имелось, вчера еще заметил, как Падежус задумчиво посасывает большой палец. А и были б, не поделились.
– Послушайте, уважаемый! – заискивающе обратился Герундус к проходившему мимо парню. – У вас папироски не найдется? Курить очень хочется.
– В честь Котовства так и быть, – проворчал "уважаемый", вытащил из кармана горсть табаку и щедро сыпанул в подставленные ковшиком ладони.
"Едят они его, что ли? – подумал Герундус, стараясь не просыпать ни крошки. – Как кофе?"
Осталось раздобыть бумаги. Где там учебник?
С костром у Марка по-прежнему не ладилось. Перестав чиркать спичками, он пытался вырвать страницу из книги. Безуспешно. Слабак.
– Погоди, – буркнул Герундус.
Математика. Бесполезная наука. Никогда Герундус ее не понимал. Присел, ссыпал табак на колени и взялся за учебник.
Титульная страница "Краткого изложения уроков о дифференциальном и интегральном счислении" за авторством некоего Б. К. Леблена вырываться отказывалась категорически.
Подошел кто-то из братьев. Посмотрел на мучения Герундуса и забулькал из-под капюшона – смешно ему, значит.
– Думаешь, это весело, Синтаксус?
– Я Падежус.
"Кто ж вас разберет?" – подумал Герундус и что есть мочи рванул лист. Из всех адептов Ордена один Седвик никогда не ошибался: глянет разок – аж до костей пробирает. "Ты, – говорит, – Герундус, опять небритый, нехорошо. Тело, как и мысли, нужно блюсти в чистоте". Ну какого черта?!
Подошел Синтаксус – методом исключения, – встал рядом. "Хотя бы под капюшоном не видно, как уши пылают со стыда", – тоскливо думал Герундус, пытаясь перочинным ножиком отрезать страницу.
Постойте-ка.
Герундус вскочил, рассыпав табак. Задрал подол, вытащил из кармана зажигалку. Поднес дрожащий язычок пламени к уголку страницы. Бумага не съежилась, не почернела, не занялась.
– Может, зажигалка бракованная? – предположил Марк.
– Сам ты бракованный, – проворчал Герундус. – Где взял книгу?
– В развалинах нашел, – часто-часто заморгал Марк.
Неужели они столько времени искали учебник по математическому анализу?
– Как меня зовут? – спросил Герундус.
– Герундус, – вытаращился Марк.
– Я не у тебя спрашиваю, – прошипел Герундус и прижал учебник к уху. Потряс, полистал. Может, пароль какой нужен?
– Яви свою тайну! – воскликнул Герундус.
– Ты сбрендил, да? – спросил Марк.
– Сам ты сбре…
К месту раскопок спускались, помахивая тросточками, двое анонимов. Герундус воровато оглянулся – сзади через завалы пробирался еще один.
– Подержи-ка, – он сунул Марку учебник и снова задрал подол.
…Они неслись по улицам Блэткоча, пугая туристов: местных кровавые перестрелки не удивляли давно. Подумаешь, двое в черных балахонах, несут под руки третьего, белого как мел, с россыпью веснушек на длинном носу, эка невидаль. К груди рыжий прижимал какую-то книгу – так и что с того?
– Почему ты не носишь балахон, Марк? – задыхаясь, спросил Герундус.
– Они неудобные и смахивают на женское платье, – пролепетал непутевый грэм.
– Бери пример с Падежуса, он под балахоном целый арсенал носит – три ножа, два пистолета.
– Я Синтаксус, – прохрипел Синтаксус.
Да какая разница?!
…Когда появились люди N, Герундус сразу смекнул, что они не помогать пришли. Не став дожидаться у моря погоды, выхватил револьвер и открыл огонь.
Сначала Герундус пальнул в грудь. Аноним пошатнулся. Вторая пуля угодила точно в рот. Колени человека-маски подогнулись, и он рухнул лицом в снег.
Затем настал черед Падежуса. Впрочем, что это Падежус был, позже выяснилось.
Аноним скакнул вперед и коснулся головы несчастного самым кончиком трости. Не удар, а балет какой-то. Раздался треск, и Падежус рухнул навзничь.
Марк бросился наутек, но, угодив ногой в дыру – наверняка ту самую, куда папироса провалилась, – потерял равновесие и упал. Влажно хрустнуло, Марк вскрикнул.
Оставшихся анонимов Герундус и Синтаксус изрешетили пулями.
Одного взгляда на неестественно вывернутую ступню Марка хватило, чтобы понять: чемпионом по бегу с препятствиями ему сегодня не быть. Герундус хотел забрать "Краткое изложение…", но конопатый недоумок вцепился в книгу мертвой хваткой. Прижал учебник к груди побелевшими пальцами и ни в какую. Хоть руки ему отрезай.
Дальше по улице выросла Блуждающая Башня, из нее полезли анонимы, как шершни из дупла. Герундус скомандовал товарищу подхватить Марка на руки. Взяли его с двух сторон и потащили прочь, будто слуги императора.
Тут-то и проявилось во всей красе несовершенство Марковой одежды.
Ходи он в балахоне, как все нормальные люди, было б куда проще ухватиться, не хуже, чем на носилках тащить. А так…
Башня выросла впереди, отрезая путь. Герундус и Синтаксус, не сговариваясь, свернули в проулок, туда Башня не полезет – слишком тесно.
"Недолго осталось наперегонки бегать, скоро все кончится, – думал грэм. – Родная обитель, вот она, за тем проулком, рукой подать".