Несколько эльфов подняли руки и, не дав предводителю закончить, закричали: "Мы пойдем! Отомстим проклятым!". Баннерет ничем не возразил, кивнул и вставил ногу в стремя. Он один отправлялся в неблизкий путь верхом. Немало коней полегло в битве, сколько еще разбежалось… Витязи вскинули на плечи мешки с едой и питьем, по улице, разрушенной и залитой кровью, забряцало снаряжение. За воротами расстилалось поле, покрытое телами и доспехами в два слоя, над кучами, словно над курганами, высились копья, на которых восседали толстые, довольные вороны. Если город очищали в первую очередь, то за поле браться просто боялись – слишком непосильная работа. Солнце, коему выпала нелегкая доля: целый день наблюдать страшное кровопролитие, клонилось за верхушки деревьев. Ветер шевелил ленты на торчащих из земли и тел пиках, покой покинул тайный мир эльфов, в каждом шорохе шевельнувшейся травы слышался свирепый рев демонов. Стены постепенно отдалялись, укутывались туманом, превращаясь в видение. Словно кровавая битва происходила в другом мире, далеко отсюда, а теперь зрители встали из мягких кресел и расходятся из театра. Но за его пределами по-прежнему таится опасность, земля дышит злом, а ночь страшна, как смерть.
Тридцать эльфов в капюшонах тянулись по дороге двойной колонной, за ними шел отряд капитана Фойртехерна, чуть больший по размеру. Для него намечена особо опасная стезя: разыскивать у подножья гор разломы Бездонной Бездны, отлавливать и истреблять чудовищных хтонов. Нуаллану стало жаль своих братьев, брошенных на столь рисковое дело. Кто из них вернется назад? Скрипя колесами, покатились повозки с припасами, кони сонно фыркали и ступали, еле шевеля ногами. Собрали три повозки – самое необходимое из того, что не унесешь на плечах. Еще три телеги сопровождали капитана.
Стемнело стремительно, а, казалось бы, Эльтвиллан только-только скрылся за горизонтом. На темно-синем небе ярко загорелась синяя звезда, озаряющая Аллин-Лирр в ночные часы. Она горела достаточно далеко, чтобы не превращать ночь в день, и имела приятный голубой свет, делая ночи тайного мира по-настоящему волшебными. Гиллаган остановил коня, а следом и отряд. Позади, ворча, толкались гвардейцы и дораны капитана. Баннерет поднял руку, согнутую в локте, повернул голову к западному лесу, профиль витязя осветился звездой. Прислушавшись, он посмотрел в темнеющие луга на востоке.
– В чем дело, Гиллаган? – поравнявшись с баннеретом, спросил Фойртехерн. – Для приключений как-то рановато, не думаю, что эти твари расселись в ближайших лесах. Во всяком случае, бежали они бойко.
– Нет, не демоны, – настороженно проговорил Гиллаган.
– Не демоны? Кто, по-твоему? – капитан тоже прислушался и принюхался.
– Ну? – настал черед спрашивать для баннерета.
– Есть что-то, – отвлекся на секунду эльф, прежде чем возобновить наблюдение. – Да, воняет мертвечиной из леса, ветер несет запахи с запада. Я бы удивился, если бы не вторжение демонов, мертвых мы встретим везде, где пройдем.
– Надеюсь, – прищурился Гиллаган. – Могу поспорить, что слышал шаги. Ну да ладно, марш!
Воины сдвинулись, пошли намеченным курсом, к счастью пролегавшим прямиком по главному тракту. На Нуаллана произвел тревожное впечатление разговор командиров. Мертвецы, посланники Спящего Лорда всегда появляются там, где нарушается покой и равновесие Мироздания, они нападали на демонов под стенами Эльтвиллана, но были прогнаны великаном Фарр-Тра-Тумом. Это случилось в первую ночь осады.
Никто не препятствовал им разбрестись по миру, а когда выходцы из холодного Адарсаха теряли конкретную цель, они могли кинуться на любого живого, просто почуяв тепло его крови. Возможно, их замутненные глаза и пустые глазницы сейчас смотрели на эльфов из тьмы, придавившей обгорелый лес. Дальнейшая дорога показалась ему однообразной, шли по похожей, как две капли, местности очень долго, как показалось, привалов не делали до тех пор, пока Ночная звезда не вошла в зенит.
Нуаллан вызвался в патруль, обходящий место будущей стоянки, чтобы лично убедиться в его безопасности. Чужим словам он бы не поверил, особенно если вокруг тебя шныряют демоны и мертвецы. Две группы по три воина разошлись в разные стороны, обогнули лагерь в сотне метров от него и встретились на противоположном краю.
– У нас все тихо, – доложился лидер из тройки, в которую Нуаллан не попал.
– Да, похоже, с востока тоже никого, – кивнул доран. – Но для меня этого мало. Могу побиться об заклад, что за нами приглядывают.
Эльф из второй троицы забеспокоился, осмотрелся.
– Наверное, остатки демонов, – предположил он. – Разбежались бандами, куда им на нас-то. В лагере сотня бойцов, а этих сколько насчитается: десяток, два?
Нуаллан пожал плечами и предложил возвращаться, хотя на душе не полегчало. Он не за демонов сейчас переживал, нежить – куда опаснее. В сражении с Преисподней их побили крепко, однако они отступили большими силами просто потому, что справиться с Великаном не удавалось. Да и новых "рекрутов" в армии мертвых появилось несколько тысяч, что уж там – сотен тысяч. У костра под пение бардов Нуаллан чуть расслабился, прилег на расстеленный на траве плащ, положил руки под голову и смотрел на звездное небо. Оно одно не изменилось после вторжения проклятых. До поста дело дойдет еще не скоро, а может, и не дойдет в первую ночь, глотнув из фляги легкого вина, доран устроился поуютнее и прикрыл глаза. Вдруг щеку словно пополам порвало, от резкой боли Нуаллан согнулся пополам. На его вскрик поспешила девушка, копавшаяся до того в повозке.
– Что случилось? – испуганно проговорила она, перед Нуаланом возникло знакомое лицо Глинис.
– Вот так встреча, верно говорят, тесен мир!
– Это вы тот изгнанник с рассеченной щекой? А что же вас теперь беспокоит, съели какую-нибудь гадость? – весело спросила целительница.
– Все та же щека и беспокоит, – Нуаллан потер рану.
– Странно, – девушка нахмурилась и потрогала безобразный разрез. Кровь засохла и затвердела, по идее боли быть не должно, во всяком случае, резкой – ведь огонь опалил кожу. – Ничего не понимаю, – Глинис развела руками. – Внешне рана выглядит так, как если бы ее прижгли раскаленным предметом, а это и делается-то для дезинфекции. Однако боль была колющей, могу предположить.
– Верно, я сам удивился.
– Заражение? – спросила сама себя эльфийка. – Кто, говорите, нанес удар?
– Демон на черном коне-драконе, – доран пальцами изобразил что-то вроде пасти, для живости пояснения. – Насколько я уразумел, он был то ли воеводой, то ли вообще главным среди них. Это должно повлиять на диагноз?
– Скорее всего, – кивнула она. – Проклятое оружие бывает очень опасным. Жаль, опыта мне не хватает, вот вы, доран, разве вы не встречались с демонами за Чертой?
– Есть такое упущение, – Нуаллан пересел поудобнее и продолжил: – Рядом с нашим королевством во Внутреннем Мире жили люди. В основном, крупные княжества да пара диких племен в горах. Про демонов нам только рассказывали, и то мельком. Кое-кто из наших любил путешествовать, привозили целый ворох историй и баек.
– А вы…
– Нуаллан, – представился изгнанник. – И, Глинис, не надо такого делового тона, пожалуйста.
– Хорошо, Нуаллан. Так ты, получается, не любитель путешествий, а почему тогда ты сейчас здесь, на обочине тракта у темного леса? Сидел бы в замке или вернулся назад, к семье.
– Увы, меня никто не ждет, – пожал плечами эльф. – А здесь я по вполне известным причинам. Не могу же я отсиживаться, когда Аллин-Лирр нуждается в своих сынах… и дочерях. К тому же, я раньше жил в окрестностях Суг-Меаса. Вся моя семья осталась тут.
Девушка кивнула, не отрываясь от раны, осмотрела ее под разными углами, провела по шраму пальцем.
– Слушай, полежи тут, я принесу мазь, которая должна помочь наверняка.
Она встала и побежала к повозке, оставив Нуаллана в подвешенном состоянии. Он рассчитывал на продолжение разговора, общество прекрасной Глинис в помрачневшем Аллин-Лирре освещало любую тьму. Называть это любовью было бы слишком сильно, он просто хотел, чтобы Глинис была рядом, хотел говорить с ней. А вместо целительницы подошел Гиллаган.
– Чего разлегся, доран? – окликнул Нуаллана баннерет. – У нас тут туристический поход, по-твоему? Дежурных скоро подменять придется, если тебе скучно – пост в твоем распоряжении.
– Я бы с радостью, баннерет, но мне велела не шевелиться ваша целительница, – выкрутился изгнанник.
– Целительница, Глинис? А чего с тобой, животик свело? – пренебрежительно сказал военачальник. Несмотря на родство всех эльфов, баннерет Гиллаган недолюбливал доранов и в частности иосалов, считая их своего рода низшим сортом. Да и врожденная воинственность, редко присущая эльфам тайного мира, давала о себе знать.
Глинис вернулась с флакончиком бежевой субстанции, но, заметив баннерета, оробела и остановилась. Кивками сообщив Нуаллану, что она сейчас подойдет, эльфийка набрала воздуху в грудь и предстала-таки перед Гиллаганом.
– Баннерет, я к раненому, – поклонилась она, протискиваясь мимо.
– Раненый? Кем, комарами что ли?
– Проклятым клинком… я полагаю… Гиллаган присмотрелся к бледному лицу дорана, увидел шрам, пожал плечами и удалился, чувствуя себя малость неловко – показывать это в открытую он бы никогда не стал. Что ж, честь офицера была сохранена, а Нуаллан наконец получил заслуженное внимание Глинис и ее целебную мазь.
Целительница нанесла состав тонким слоем, после холода от самой мази последовал жар, вызванный ее действием. Поверх компресса Глинис приложила лоскут конопляной ткани, взяла руку Нуаллана и зафиксировала ею ткань.
– Посиди так, пока не подсохнет, потом лучше вздремнуть.
– Что, уже уходишь? – смутился Нуаллан.
– Извини, не могу же я плясать вокруг тебя всю ночь, – захихикала Глинис. – Ложись и отдыхай.
Напоследок она потрепала дорана за плечо и, бодро шагая, скрылась в развернутом шатре. Нуаллан перевел глаза на огонь, вьющийся на трещащих ветках. Сон незаметно подкрался к нему и унес в далекие Луга Видений.
6
Разбудил эльфа пренеприятный толчок ноги, от которого он встрепенулся и мигом выхватил Деаннтаг. Двое эльфов в капюшоне шарахнулись от обнаженной стали, явно не ожидая такого поворота. Один из них, по-видимому, тот, который и растревожил дрему дорана, выставил копье.
– Ты чего бузишь? – кинул он.
Нуаллан недовольно заворчал, через силу заставил себя окончательно вылезти из-под плаща и встать на ноги. Убрал кинжал, протер глаза. Парочка перед ним были сарами из отряда Фойртехерна. Они держали фонари и копья, на плечах у каждого висело по луку и колчану, на поясе – дха.
– В караул пора, – сказал второй эльф, отскочивший дальше товарища. – Баннерет порекомендовал тебя.
– Лук возьми, – протянул оружие ощетинившийся копьем гвардеец.
Нуаллан не спеша, как будто его пригласили в гости, а не позвали в дозор, накинул плащ, утыканный травинками и листочками, принял из рук раздраженного сара лук и стрелы. Копье ему поднес второй лагерный стражник. Они двинулись к отведенной для них позиции на юго-западной оконечности лагеря. Попутно доран отмечал какие-то интересные моменты, в частности, количество костров: оно явно не соответствовало числу спящих или сидящих возле них воинов.
– Ха, не многовато ли дров решили перевести наши командиры? – усмехнулся он вслух. – Да и к природе раньше отношение было лучше.
– Много ты понимаешь, доран, – буркнул раздражительный гвардеец. – Считаться с каждым кустиком мы сейчас при самом большом желании не сможем, да и рубим деревья не целиком – берем опавшие ветки либо срезаем аккуратно. А костров много по одной простой причине: капитан Фойртехерн надеется этой уловкой создать видимость размера армии. Чем больше огней, тем крупнее войско. Демоны трусливы по натуре, да и не в том положении, чтобы совершать дерзкие набеги. Лишним не будет, если они испугаются нас и обойдут за семь верст.
Нуаллан кивнул и продолжил озираться, теперь в поисках Глинис, но так ее и не заметил. Придя на участок, эльфы первым делом развесили фонарики на шесты с крюками, вкопанные вкруг наблюдательного пункта или, вернее будет сказать, – в квадрат, по одному на каждую сторону света. Фонарей, правда, было только два, однако светили они достаточно ярко, а излишняя иллюминация могла лишь навредить. Нуаллан спиной прислонился к такому шесту, встав напротив самого сердитого воина, прервавшего его сон. Тот стрельнул на него глазами, полными необъяснимой неприязни. Терпеть подобное отношение стало невмоготу.
– Ну, – кивнул сару Нуаллан. – Скажи уж мне, что именно ты имеешь против доранов или против конкретно меня? – увидев замешательство на лице стражника, он продолжил давить. – Изгнанники такие же эльфы, как и ты, тебя тоже могут избрать для Большого похода, таков закон. Или ты завидуешь, что какой-то мелкий изгнанник бьется лучше и искуснее гвардейца Бинн?
– Завидую, с какой стати? – обиженно гавкнул сар. – И вообще не до разговоров мне: мы в карауле, если ты не заметил.
– Точно, завидуешь, – ухмыльнулся Нуаллан. – Только сам не понимаешь, чему именно. Знал бы ты, каких откупов нам стоили эти знания, чем мы приобретали свое мастерство. Вы сидите в Аллин-Лирре, как дети в яслях, наслаждаясь каждым днем, если бы не демоны, вы так бы и упивались идиллией. Но любая идиллия когда-нибудь рухнет, как бы печально ни звучали мои слова. Тебе бы радоваться, что нашлись те, кто умеет делать что-то лучше тебя, чтобы помочь там, где ты бессилен.
– Идиллия говоришь?! – резко огрызнулся охранник лагеря, на шум колыхнулись фонари на соседних пунктах. – Как давно тебя выслали?!
– Не кипятись, – успокоил его Нуаллан. – Я слышал, что на родине тоже не все шло гладко, слышал и про перемены. Король Аэдан знает магию, использует ее для общения с Бинн или мудрецами Аллин-Лирра, много с кем. Он тоже удивился, узнав о Лехри, который пришел извне, да еще и был человеком.
– Не совсем человеком, – поправил второй страж, все это время крутивший в зубах соломинку и задумчиво глядящий на звезды.
– Но оказалось, он не так плох, – пожал плечами доран. – В любом случае, тайный мир не ведал горя почти с самого сотворения, я сам поживал без хлопот до того дня, как меня избрали в Поход. С тех пор я не видел ни дома в цветущей деревушке Бога-Фроис, ни родни. Годами мы отстаивали право на жизнь, сражаясь с дикарями в Пралегаре, где впоследствии выстроили целое королевство своими собственными руками. Мы познали боль и голод, похоронили много родичей и не меньше врагов, коих, к слову, набрались тысячи. Тут хочешь не хочешь, а придется учиться махать мечом и орудовать молотком. Я бы, может, предпочел остаться у родного очага, если бы меня спросили о желании и предупредили, на что обрекают. Так что не спеши завидовать эльфу, изгнанному из рая во тьму.
Стражник опустил голову и что-то забурчал.
– Я не собираюсь обсуждать, у кого судьба тяжелее. Нам тоже перепало, – наконец выдавил он. – Но мне не должно нравиться, что, пока мы пытаемся вытащить себя за уши из этой ямы, какой-то умник отлеживается у огонька и балуется с девками.
– Во-первых, не оскорбляй Глинис! – гневно процедил Нуаллан, потянув Луат из ножен. – А во-вторых, я делаю для Аллин-Лирра не меньше тебя, если не больше. Я легко мог бы вернуться в королевство Пралегар, плюнуть на все. Вы бы сами геройствовали в свое удовольствие. Но я не таков, чтобы прятаться там, где теплее.
– И что же именно тебя погнало в самое пекло? – хмыкнул второй эльф, хранящий непоколебимое спокойствие.
– Не знаю, о чем ты, моя цель Бога-Фроис. Хочу посмотреть, как поживают мои родичи, помочь им, если беда сильно коснулась их.
– Бога-Фроис, – задумался сар. – Это где-то возле Суг-Меаса, раз ты сюда идешь?
– Ты необыкновенно догадлив.
– Тогда, доран, напрасно ты не пошел туда, "где теплее", – вполне серьезным тоном произнес страж.
Нуаллан глянул ему в глаза и не заметил ни намека на издевку. До доранов Аэдана доходили вести о великой армии демонов, прошедшей через Суг-Меаса, птицы говорили про громадную баллисту, опрокинувшую защитную башню легендарного города. Бэрон Ааззен показательно уничтожил Суг-Меаса, как шептались люди из Орденов и командиры эльфийских гарнизонов. Но вопреки перетолкам Нуаллан сердцем надеялся, что страшная участь Города цветущих садов хотя бы минула его отдаленные окрестности.
– Да, – подхватил тему первый солдат, может быть нарочно. – Последние беженцы из-под Суг-Меаса рассказывали о чудовищах из Бездны, опустошающих села, о великане Фарр-Тра-Туме, чье дыхание умерщвляло леса на мили. Стаи бесов-мародеров заживо жрали и эльфов и зверье. Область Суг-Меаса пострадала сильнее всех, выживших мы там искать не будем. Наша задача отловить и истребить любых демонов.
– Тогда я упьюсь местью, – грозно и холодно ответствовал Нуаллан. От слов дорана похолодели души у обоих саров.
Проводить время они предпочли молча. Вокруг фонарей собрались мошки, в траве наигрывали трещащие мелодии кузнечики и сверчки. Земля еще помнила тепло пожаров и тяжесть демонических легионов, но мир словно забыл о событиях, минувших сутки назад. В темноте ночи лес не казался обгоревшим, он выстроил черную стену стволов, распушил голые ветви. Только запах жжения напоминал об опустошительной войне. Но Нуаллан не расслаблялся ни на секунду, шестым чувством он ощущал присутствие невидимого врага, для которого темнота – дом родной. В чаще мигали красные глазки бесов, тишину рвал надрывистый вой, совсем не похожий на волчий. В двух десятках локтей в тусклом свете фонариков замерли напряженные лица других эльфов-патрульных, бледные и тревожные. Ветер нагонял с юго-запада вонь гниения.
Нуаллан внезапно вспомнил, что где-то там, за холмами и реками, стоит обелиск скверны Владыки Вуленрода. Он видел его, когда в составе группы разведчиков обходил притихший в предсмертном сне Суг-Меаса, выискивая врага. Как подмывало его тогда бросить все на свете и побежать в родную деревню, останавливала дорана мысль, что все жители давно покинули села. Однако город не опустел, лишь заперлись тяжелые ворота, да башня чародея Риордана замкнула свой полог. Сколько надежд на этот барьер возлагали обреченные сугмеасцы. Сложно и представить, какой ужас, должно быть, объял их в миг падения башни. Грохот был слышен за несколько верст, небо полыхнуло заревом. Доран прикрыл глаза, надеясь отогнать дурные мысли, но тщетно. Нельзя было просто забыть вред, причиненный демонами, отвлечься от воспоминаний о семье, волей жестокой судьбы попавшей в самый центр событий.
Через два напряженных часа, когда каждая тень вызывала замирание сердца, шорох в траве заставлял хвататься за лук, пришли сменщики. Два дорана и ополченец из столицы тайного мира. Приняв копья и луки, они встали у фонарей, а сонный Нуаллан вернулся к своему костру, а возможно, и к другому. Он плохо разбирал обстановку ночной стоянки, тем более что и не запоминал ее. Улегшись у мирно хлопающего сухими ветками огня, он вмиг провалился в сон.