– Тут уж, пожалуй, раскроются кошельки! Особенно если мы подготовим общественность нашими публикациями. Находка тысячелетия! Тогда можно начать и благотворительные сборы!
И вдруг все словно с цепи сорвались. Все четверо кричали наперебой, только Сепия сидела спокойно и дула на свои ногти, покрытые свежим лаком, а Мэри Росс испуганно переводила глаза с одного на другого, словно боялась, что мы вот-вот кинемся дубасить друг друга.
Папа Малькольм, прежде чем заговорить, снова выпустил вверх огромные кольца дыма. Он говорил спокойным, тихим голосом, как обычно, но нельзя было не прислушаться к его словам.
– К сожалению, друзья мои, я должен сказать, этот путь тоже не годится. Причем, он совершенно непригоден. Это мы не можем преподнести общественности. Это абсолютно невозможно.
– Но почему же, черт побери? – изумился Осима. – Ведь нам приходилось начинать раскопки, имея и менее интересные находки.
– Возможно, – сказал Малькольм, – вернее, так оно и было. Но это ничего не значит.
– Почему? Скажите же, наконец, почему?
– Во-первых, – начал перечислять свои аргументы Старик, – потому, что эти памятники не существуют. Их выкопали из египетской земли американские граждане, нарушив египетские законы, а потом контрабандой вывезли из страны. К тому же это были американские военные. Вы понимаете, что в таком случае означала бы публикация?
Никто не произнес ни слова.
– Международный скандал. Не говоря уже о том, что все мы вылетим. То есть, отсюда, из института.
Карабинас что-то тихонько пробурчал, потом обратился к Старику.
– А… что будет… если, скажем, мы чуть-чуть слукавим. В интересах науки, разумеется.
– Как вы это себе представляете, Карабинас? – 'Ну, скажем, мы скроем их происхождение.
– Скроем?
– Именно так.
– Но каким образом?
– Послушайте. Моя идея пока только вырисовывается. Скажем, так: мы сообщим, что в наши руки попало несколько археологических памятников, датируемых временем Нового царства. Скажем, через международных маклеров. Ведь это само по себе не запрещено.
– Но и не поощряется.
– Это я знаю. Только для достижения определенной цели дозволительны соответствующие средства.
– Дальше, Карабинас.
– Итак, мы сообщаем, что стали обладателями этих статуй. Как правило, о происхождении новых вещей не слишком расспрашивают. Главное, чтобы они не были украдены из какого-нибудь музея. На всякий случай, мы можем придумать какое-нибудь место, где они, по словам маклеров, были найдены. Или еще что-нибудь в этом роде… Может быть, тогда кто-нибудь и даст денег.
Малькольм покачал головой.
– Не пойдет, Карабинас, сожалею, но не пойдет.
– Почему же, шеф?
– Вот послушайте. Нехорошо уж то, что наш институт будет упомянут в связи с международным антикварным рынком, имеющим двусмысленную репутацию. Я не думаю, что наши меценаты обрадуются этому.
– Но среди них есть, очевидно, и такие, которые отличаются более гибким мышлением.
– Возможно. Но продолжу. Если даже кто-то и даст деньги, я не могу себе представить, что мы с ними будем делать.
– Что-что?
– А все очень просто, к сожалению. Если мы скроем, откуда у нас эти находки и при случае укажем ложное место, то если и получим от египтян разрешение на раскопки, копать придется именно в том месте, на которое мы попросим разрешение. Понимаете? А место находки всего в нескольких милях от больших пирамид.
– Но, в конце концов, почему мы не можем попросить разрешения на раскопки в том месте?
– По многим причинам, дорогой Карабинас. Во-первых, потому, что придется объяснять, какого лешего мы хотим копать там, где, по общепринятому мнению, уже давно ничего нет. В тех местах уже триста лет ковыряются археологи, как профессионалы, так и любители. И все считают, что там, под песком, не должно быть уже и булавки.
– Но ведь есть!
– Я сейчас высказал только общепринятое мнение, а не свое собственное. Итак, мы непременно вызовем подозрение, если попросим разрешения на раскопки в тех местах, которые каждый уже считает перекопанными и выпотрошенными. Не говоря уже о том, что в затылок нам постоянно будет дышать целая толпа любопытных, чиновников и других. Недалеко столица: наши раскопки станут главным развлечением.
– Это так уж страшно?
– Само по себе нет. Только вот если мы все-таки найдем что-нибудь, то никогда не избавимся от подозрения, что знали об этом заранее. Что, в свою очередь, только приведет к сложностям в международных от– ношениях. И, кроме того, остается открытым главный вопрос: кто, черт возьми, будет финансировать наши раскопки? Вы полагаете, кто-нибудь даст хоть доллар, если мы попросимся на эту убогую, тысячекратно прочесанную территорию? Для просеивания песка?
М Миддлтон хлопнул себя по лбу и поднял к небу глаза.
– С ума сойти можно! – простонал он. – На раскопки подземной пирамиды денег просить не можем, потому что никто не даст, все посчитают это сказкой, а нас в лучшем случае фантазерами, а в худшем – сумасшедшими. Хорошо. В то же время мы не можем показать реально существующие находки, потому что попали они к нам нелегальным путем. И не можем рассказать о том, что произошло на самом деле, потому что если скажем, то послезавтра туда кинутся толпы, и не успеем мы и пальцем пошевелить, как они все разграбят. Если, конечно, кроме склепа, там еще что-то есть.
– Именно так, – сказал Малькольм. – Вот почему я прошу строгого соблюдения тайны!
– И еще потому невозможно все это, – продолжал в отчаянии Миддлтон, – что куда бы мы ни попросили разрешения, а копать надо в другом месте. И опять-таки, кто, черт возьми, захочет жертвовать деньгами для нашей цели, которая выглядит настолько туманной? Тронуться можно!
Малькольм усиленно пыхтел сигарой и с довольным видом разглядывал нас.
– Вот какая ситуация, господа! Точно к таким же выводам пришли и мы с мистером Силади. И позвал я вас сюда для того, чтобы, если я получу вашу поддержку, мы вместе попытались выбраться из этого тупика. Вы согласны, господа?
– Еще бы, – проворчал Йеттмар.
– В таком случае, – сказал Малькольм с улыбкой, – мы, пожалуй, можем открыть наше заседание.
Последующие полчаса мы провели в основном в молчании, нарушая его время от времени дерзкими, но абсолютно неосуществимыми идеями. И когда уже, казалось, совсем убедились, то неспособны придумать что-то толковое, Мэри Росс, которая до сих пор молча вела протокол, прокашлялась и, по своему обыкновению, робко попросила слова.
– Мистер Малькольм…
– Что у вас, Мэри?
– Я только что подумала…о циркулярном письме на прошлой неделе.
Сигара замерла во рту у папы Малькольма.
– О чем?
– О циркулярном письме, что пришло на прошлой неделе.
Старик дернул носом и зашевелил ноздрями, как заяц, учуявший морковку.
– Что еще за письмо?
– Я показывала вам, мистер Малькольм, – сказала Мэри, оправдываясь и в то же время с укором.
– Хорошо, хорошо, – отмахнулся папа Малькольм. – Вы отлично знаете, что я слепо доверяю вам. Но при чем здесь это письмо?
– В нем написано, что русские… Но вы же читали его, мистер Малькольм. Я ведь положила его вам на стол!
Папа Малькольм сделал затяжку, одновременно наливаясь кровью. Он помолчал несколько секунд, потом дрогнувшим голосом произнес:
– Дорогая Мэри! Может, вы и положили мне на стол циркулярное письмо, но я его все равно не читал! Не читал и баста! Я не намерен прочитывать всякий хлам, даже если вы мне кладете его на стол. Ясно?
– Ясно, – сказала Мэри, бледнея. – И прошу прощения…
Малькольм стряхнул с сигары пепел, потом, глубоко* вздохнув, посмотрел на Мэри.
L – А теперь, дорогая мисс, не скажете ли вы нам, что было написано в том проклятом письме, если вы уж И начали говорить? Вы упомянули о русских. Уж не случилась ли в Египте революция? ^ – Нет, откуда, – сказала Мэри обижен но, некогда заметила, что все уставились на нее, забыла о своей обиде. В ней взяла верх гордость преданного сотрудника, готового пойти за своим шефом в огонь и воду. – Русские по договору с египетским правительством строят огромную плотину на Ниле, вблизи Асуана.
– Новые конкуренты, – сказал Осима. – Русские до сих пор не слишком интересовались раскопками египтологов.
– А какое, черт возьми, имеем к этому отношение мы? – раздраженно спросил Йеттмар.
– В ходе сооружения водохранилища, а особенно после окончания этих работ, территория во многие тысячи квадратных миль навсегда окажется под водой.
Дело в том, что в этом районе запруживают реку для электростанции.
Все невольно насторожились. Было нечто в ее голосе, позволявшее подозревать, что тут что-то кроется, хотя пока мы еще не догадывались, на что она намекает этой плотиной.
– Под водой окажутся многие известные и, я полагаю, еще таящиеся под землей памятники. Среди прочих и храм Абу-Симбел.
– Это невозможно! – вскочил на ноги Миддлтон. – Этого мировая общественность не допустит! Папа Малькольм негромко хихикнул.
– Почему вы смеетесь, шеф? – вскинулся оскорбленный Миддлтон.
– Слушая вас, мой мальчик. Не допустит мировая общественность! Где вы живете, Миддлтон? Не допустит гибели Абу-Симбела, а Хиросиму допустила. Не говоря уже об остальном.
– Но это же дикость! Сейчас мирное время! Мэри Росс старалась перекричать шум.
– Именно поэтому и прислали письмо. Это призыв ЮНЕСКО ко всем нациям спасти Абу-Симбел и другие памятники.
– Вот видите? – Миддлтон ткнул в сторону Старика указательным пальцем. – Все-таки человечество не позволит!
Старик лишь пробормотал что-то, потом кивнул Мэри.
– Прошу вас продолжить, мисс.
– Словом, ЮНЕСКО обратилось ко всем правительствам мира с призывом, чтобы они помогли спасти памятники, находящиеся под угрозой затопления, и среди них храм Абу-Симбел. Храм нужно передвинуть, может быть, всего на несколько сот ярдов, куда уже не дойдет вода.
– Только, пожалуй…
– Да, конечно. Кроме того, там есть еще около десятка прочих храмов. Храмов Солнца. Египетское правительство предложило, что кто захочет, может забрать себе один из них. В подарок. Те страны, которые внесут самый большой вклад в спасение памятников, получат в подарок один из храмов солнца. Вот… в основном то, что написано в письме.
Мы помолчали немного, потом, наконец, папа Малькольм нарушил молчание:
– Да. Это, несомненно, красивый жест со стороны египтян. Но представляет ли он какой-то интерес для нас?
Осима потряс головой.
– "Вряд ли. Если кто и поедет, так, конечно, люди из Нью-Йорка или Вашингтона. И они же получат храм.
– Впрочем, это не наше дело, – сказал Миддлтон. – Перевозка храмов, их демонтаж и установка – не такое уж большое удовольствие. В основном, техническая работа. Да, кроме того, в классическую эпоху там практически никого не хоронили.
– В лучшем случае, мы нашли бы там коптские захоронения.
Папа Малькольм кивнул Мэри.
– Вот видите… Такова судьба призывов доброй воли. Они тонут в океане равнодушия.
И тут неожиданно Карабинас испустил вопль. Он подскочил и принялся плясать по комнате: расставил руки, как стервятник, высматривающий ягненка, и забегал вокруг стола.
– Он спятил, – невозмутимо вынес свой приговор Йеттмар.
Карабинас, сопровождаемый ошарашенным взглядом Малькольма, подскочил к Анубису и влепил ему в нос смачный поцелуй, затем подбежал к Мэри Росс и повторил с нею то же самое.
Бог-шакал продолжал улыбаться, ему, может быть, и понравилась эта забава, не то – Мэри Росс. Она покраснела и, закрыв лицо руками, отшатнулась к стене.
– Однако же, мистер Карабинас… Мистер Карабинас, да бог с вами! Что с вами случилось, мистер Карабинас? – повторяла она, пытаясь увернуться от возобновляемых наскоков Никоса Карабинаса.
Наконец он оставил Мэри в покое и подскочил к Малькольму.
– Мы спасены!
– Вы не в своем уме! – сказал Старик. – Каким образом?
– Вот послушайте! Мы подключаемся к спасательным работам на Асуане) – И что же?
– Подключаемся. На это нам точно дадут денег. И никто не узнает, что, собственно говоря, мы намерены делать.
– А что? Что мы намерены? – спросил Осима. – Спасать памятники. Что еще мы можем делать у Асуана? Карабинас схватился за голову.
– Неужели вы не понимаете? Мы только денег попросим на это! И получим, факт. Ведь помощи просят сами египтяне. Ура! Мы можем ехать в Египет!
Tут и до меня начало понемногу доходить. Я увидел, что Иеттмар и Миддлтон таращатся на Карабинаса, и чувствовал, как бешено несутся мысли у них в голове.
– Ну-ну, – сказал папа Малькольм, взволнованно теребя пальцами свою сигару. – Пока мы еще ни на шаг не продвинулись. Только что ни один из вас не собирался ехать в Асуан. Если мы возьмемся за это дело, то не сможем уже оттуда отлучиться. Не говоря уже о том, что от нас будут ждать каких-то результатов!
– Кто сказал, что не будет результатов? Еще как будут!
Старик раздавил сигару.
– Могу я попросить вас. Никое, объясниться вразумительней?
– Вот слушайте, шеф! – Карабинас плюхнулся в одно из кресел. – Все получится, факт. Мы подаем заявку на участие в спасательных работах в Египте. Причем, главное – не опережать события. Пускай нью-йоркцы и вашингтонцы передерутся из-за места получше. Держу пари на ржавый гвоздь, что и те," и другие вцепятся в храм Солнца!
– В этом можете быть уверены! г – И пусть себе цепляются! Нам нельзя опережать их. Мы заявим о себе только тогда, когда все лучшее уже будет поделено.
– Я все еще не понимаю, – с горечью заметил Осима.
– В конце останутся, по всей вероятности, места с пустяковыми памятниками, более позднего происхождения и значительно менее интересными. Как раз то, что нам нужно!
– Может быть, это тебе нужно, но не мне, – обиженно возразил японец.
– Ничего подобного. Это нужно всем нам. Как раз это. Я хорошо знаю людей наверху. Когда нам останутся только корешки, они нас пожалеют и постараются подсластить пилюлю, подбросив деньгами добавку.
– С какой это радости? – вспылил папа Малькольм.
– Я прямо так и вижу все перед собой. Этот старый, жирный Леонард, председатель Ученого Совета, будет вне себя от бешенства, что, мол, все досталось ребятам из Нью-Йорка и Вашингтона. А на западное побережье плевать! Но я вижу его насквозь, этого старого пройдоху, и надую его страшно. Ох и надую!
– Хорошо, хорошо, но почему?
– Почему? Потому что он все отдаст этим мошенникам! Предположим, что заявку на возможность участвовать в египетских раскопках подадут три института: нью-йоркцы, вашингтонский сброд и мы, и как вы думаете, кто получит первоклассные места, ну? Голову даю на отсечение, что не команда директора Малькольма из Санта-Моники, а те лизоблюды.
Малькольм сдвинул брови, но ничего не сказал. Даже Селию покинуло холодное спокойствие, и она перестала дуть на свои ногти. Правда, возможно, лишь потому, что лак на них уже высох.
– Итак, с небольшим опозданием, но мы подадим нашу заявку. И знаете, куда? Раскапывать храм Солнца на Асуане!
– Он с ума сошел! – сказал Миддлтон.
– Я так и вижу перед собой жирную физиономию старого Леонарда, как он сияет от безграничного счастья. "Ах, ах, эти милые ребята из Санта-Моники… И почему они не подали заявку вовремя? Нью-йоркцы и вашингтонцы уже получили лучшие места. Что нам делать с бедняжками? Не осталось для них ничего больше, кроме куцего коптского кладбища с развалинами храма. Бедные, бедные ребятки из Санта-Моники…"
– И что? – нетерпеливо подгонял Малькольм.
– Мы получим коптское кладбище.
– Да какому дурню оно нужно? Вам, может быть?
– Черту рогатому оно нужно! Когда нас уведомят о решении, нам для вида нужно будет немного поскандалить. Одно-два протестующих письма, а потом спустить на тормозах. Старый каналья довольно потирает ладошки, а тем временем в нем просыпается что-то похожее на совесть ученого. Понимаете?
– Ни слова, – отозвался Осима.
– Старый боров задумывается и говорит себе: "Ах, ах, сынки из Санта-Моники! Мне их все-таки жаль. Пока остальные раскапывают храм Солнца, этим приходится ковыряться в мусорных кучах коптов. Не слишком ли это? А что, собственно, можно поделать? Я не могу и им сделать храм Солнца, хорошо еще, если Соединенные Штаты хоть два получат. И все же мне их жаль. Так как же быть? Гоп! Есть! А подброшу-ка я им еще чуток деньжат! По крайней мере, заткну им рты, чтобы не плакались на весь белый свет, что, мол, председатель Ученого Совета украл у них храм Солнца. Сколько же им дать? Ну, сколько, господи? Ста тысяч, пожалуй, будет довольно".
Миддлтон скривил рот.
– А какого черта вы будете делать с этими деньгами, Никос? Откроете фабрику мороженого в пустыне или игорный дом для бедуинов?
– Ни то, ни другое. И, кстати, не позволю себя оскорблять. Итак, мы получаем деньги и разрешение на раскопки… Тогда мы состроим постные мины и примемся готовиться к раскопкам коптского городища, кладбища, храма или чего там еще.
– Только полюбуйтесь на него! – проворчал Йеттмар.
– Мы прибываем на раскопки коптских памятников и усердно принимаемся за работу. Ревизоров ни души, потому что какой дьявол заинтересуется нами, когда остальные спасают храмы Солнца, а мы ковыряемся в заброшенных кучах навоза?
– В этом что-то есть, – пробурчал Старик с подозрением.
– К тому же, и местные жители будут обходить нас дальней дорогой. Как вы думаете, кой черт станет подсчитывать, сколько нас там работает?
Йеттмар вдруг заулыбался.
– Никое, ах ты мошенник!
– А как же. Это у меня в крови! Значит, возле коптского мусорника мы преспокойно разделимся. Одна часть экспедиции остается на месте и добросовестно трудится. Если кто-то все же ненароком забредет туда, то увидит, что работа спорится.
Папа Малькольм в замешательстве принялся покусывать конец сигары.
– Если я правильно понял, то вторая половина…
– Вторая половина отправляется в туристическую поездку. В туристическую поездку, до которой никому нет дела.
Тут, наконец, дошло до Осимы и Миддлтона.
– К пирамидам?
– Куда ж еще? Прямо туда.
– Черт возьми! А неплохая идея! – заулыбался Миддлтон. – Но что если на нас обратят внимание?
– Вряд ли можно этого опасаться. В будущем году на Египет начнется нашествие исследователей. Их наедет столько, что они будут наступать друг другу на пятки. За две недели египтяне привыкнут к этой суматохе, и им будет на все начихать. Мы сможем делать все, что захотим.
– И все же мы окажемся слишком близко к столице, – тревожился папа Малькольм.
– Ничего страшного! – размахивал руками Карабинас. – В крайнем случае, слегка замаскируемся.
– Под американских военных, да? – захохотал Осима.
– Не обязательно. Но и не исключено. Тем не менее, я предлагаю лучше разбить над ямой довольно большую палатку: если днем будет много любопытных, мы сможем спокойно работать ночью. Ну что?
Мы смотрели на папу Малькольма, который все еще жевал свою сигару.
Старик, наконец, поднял глаза и посмотрел прямо на меня:
– Мистер Силади?
– Мне идея нравится, – сказал я. – Это, действительно, выход из тупика. И едва нам в голову придет что-нибудь лучше. По-моему, можно попытаться.
– Осима?