- Он сделал намного большее. Он завладел сознанием Блаватской и, используя его, украл остальные камбоджийские камни и добыл южноамериканский из-под дома Тичборнов, таким образом опять изменив историю. Усилив при помощи камней свое месмерическое воздействие, он заставил рабочие классы восстать. Он намеривался - не больше ни меньше! - полностью уничтожить Британскую Империю, чтобы объединенная Германия могла выиграть Мировую войну против нас без помощи России. Как только этот кошмарный результат был бы достигнут, Россия напала бы на Германию и сокрушила ее.
- Черт побери!
- Блаватская не выжила, и заговор провалился, - продолжал Бёртон. - Я вызвал смерть Распутина в 1914-ом, за два года до его гибели от рук убийц. История опять оказалась на развилке, хотя настоящее раздвоение произойдет только через сорок один год.
Монктон Мильнс напряг челюсть и сжал кулаки. Выдохнув, он потянулся за бокалом, одним глотком опустошил его и опять наполнил. Он весь дрожал.
- Клянусь громом! - прошептал он. - Я действительно верю во все это. И где сейчас находятся камбоджийский и южноафриканский камни?
- Южноафриканский разбился на семь фрагментов, когда я победил Распутина. Они находятся у Пальмерстона. Камбоджийские вмонтированы в вероятностный калькулятор Бэббиджа.
- Неужели? И для чего?
- Во время заговора Тичборна мне помогал философ по имени Герберт Спенсер. Он умер с камнями в кармане, и его сознание запечатлелось на них. В свое время Чарльз Бэббидж создал устройство, предназначенное для работы с запечатленным в камнях сознанием. Мы вставили в него камни и поместили в моего механического слугу. Таким образом, Герберт Спенсер ожил, хотя и в форме механизма. Насколько я знаю историю нагов, сознание рептилий осталось в камнях, и Герберт может ощущать их. На самом деле я тоже, но очень смутно. Наги приходят ко мне во сне и уходят, говоря одно единственное предложение: "Только эквивалентность может привести к разрушению или к окончательному выходу за границы". Именно эта мысль вела меня во время последней схватки с Распутиным.
Монктон Мильнс опять потер лицо и опять размазал грим Арлекина.
- Итак, остался ненайденным только африканский алмаз, и Пальмерстон послал тебя за ним?
- В точности. Это последний целый камень, и он должен быть могущественнее, чем его расколовшиеся двойники. Он собирается использовать Глаза и развязать тайную войну с Пруссией при помощи ясновидения, пророчества и медиумных убийств. Его цель - не дать Бисмарку объединить Германию. Теперь ты понимаешь, почему я хочу, чтобы эта экспедиция вообще не состоялась?
Он получил слабый кивок.
- Да, - раздался тихий шепот. - Вероятно ты не хочешь дать в руки Пальмерстону такую силу. Бог мой, тогда он сможет манипулировать всем миром!
- Именно это и собирались сделать Дарвин, Гальтон и их сторонники.
Монктон Мильнс какое-то время разглядывал друга.
- Клянусь святым Иаковом, не хотел бы я оказаться в твоей шкуре, Ричард. Что ты собираешься делать?
Бёртон пожал плечами.
- Я должен достать камень хотя бы для того, чтобы он не попал в руки пруссаков. Я чувствую, что мой бывший партнер, Спик, тоже собирается за ним, на деньги Бисмарка. Но что я буду делать, если завладею им - не знаю. Есть и еще одно затруднение: в 1914 году у Распутина был именно африканский камень - с его помощью он исследовал прошлое. Так что я знаю, что мне суждено найти его, после чего он каким-то образом окажется в России.
Несколько минут они сидели в молчании, потом Бёртон прошептал:
- Я чувствую себя проклятой маленькой пешкой на гигантской шахматной доске.
Монктон Мильнс стряхнул с себя невеселые мысли.
- Я верю в тебя, Ричард. Иди в Африку. Сделай то, что можешь. Ты найдешь ответ, я уверен.
Бёртон вздохнул и слегка дернул головой. Только сейчас он услышал жужжание разговоров и веселый шум, наполнившие Фрайстон. Он посмотрел на себя, перевел взгляд на дуга и внезапно хихикнул:
- Бисмалла! Король Шахриар из "Тысячи и Одной Ночи" обсуждает фантастические идеи с Арлекином. Что за чертова шутка!
Монктон Мильнс улыбнулся.
- Возвращайся к гостям. Расслабься. Наслаждайся. Я присоединюсь к тебе через несколько минут. Я хочу придти в себя.
Бёртон встал и подошел к двери. Задержавшись на пороге, он обернулся и сказал: - Если Пальмерстон узнает о нашем разговоре, меня бросят в Тауэр.
- Скорее в Бедлам, - прошептал Монктон Мильнс.
- Нет. У правительства есть тайные комнаты - и тюремные камеры - под Лондонским Тауэром.
Его друг вытянул руку, как если бы хотел защититься от королевского агента.
- Ни слова больше, прошу тебя! - крикнул он. - Моя емкость для разоблачений уже переполнена.
Бёртон отпер дверь и вышел из комнаты. Пройдя через холл, он вернулся к курительную.
- Эй, капитан, - тут же позвал его Шалтай-болтай. - Где твоя восхитительна домохозяйка?
Бёртон повернулся к пухлой сказочной фигуре.
- Это ты, Траунс?
- Да, и чувствую себя абсолютной задницей, но это была мысль миссис Траунс и не думаю, что стоило поднимать шум из-за этой ерунды, тем более, что я оставляю ее на столько месяцев. Но, скажу тебе, чертовски неудобно. Дьявольски тяжело даже поднести вилку к губам, про стакан с вином и говорить нечего.
- На твоем месте я бы не жаловался. Наоборот, скинешь фунт или два.
- Если ты не против, с меня довольно! Ты прекрасно знаешь, что вся моя округлость - набивка.
- Ну, если ты так говоришь... А кем оделась уважаемая миссис Траунс?
- Матушкой Хаббард. Надо сказать, что ей почти не потребовалось переодеваться. Она рвется поболтать с миссис Энджелл, но из-за всех этих фантастических костюмов никак не может найти эту дорогую даму. Так где же она, и во что одета?
- Она оделась почтенной королевой Боудиккой, и сейчас, по-моему, выполняет работу твоей жены.
- Что ты имеешь в виду?
- Пошла бросить кость собаке.
- Э?
- Она спустилась на кухню за лакомым кусочком для Фиджета, хотя, как я подозреваю, на самом деле хотела сбежать от всех этих лордов и леди. Она чувствует себя не в своей тарелке, но я настоял на ее приходе. Она заслужила право хоть немного понаслаждаться жизнью после всего того, через что я провел ее за последнее время.
- И ты взял с собой чертова бассета?
- Она сделала его частью своего костюма - запрягла его в игрушечную военную колесницу, которую он везет за ней. Кстати он в высшей степени недоволен этим.
В это мгновение над общим гамом поднялся пронзительный вопль.
- Не извинишь ли ты меня? - сказал Бёртон. - Похоже, Алджи разбушевался, надо его придержать.
Он быстрым шагом пошел к эркеру. Едва он подошел к собравшейся там группе, как официант сунул ему в руку бокал с портвейном. Бёртон рассеянно поставил его на столик и повернулся к Суинбёрну, который, как сумасшедший размахивая руками, прыгал на месте вверх и вниз.
- Я трезв как стеклышко! - яростно орал поэт. - Что за несчастье! Я стал невосприимчив к алкоголю!
- Быть может из-за слишком тесного знакомства? - предположил Корнуэлл Льюис.
- Чушь! Да, согласен, мы часто встречаемся, но знакомство у нас шапочное.
В это время к ним присоединился доктор Джеймс Хант, член Клуба каннибалов. Услышав последние слова поэта, он засмеялся и объявил: - Ха, Алджи! Я скорее думаю о намного более интимных отношениях. Ты и алкоголь практически поженились!
- Вздор и чепуха! - возразил Суинбёрн. - Бессмыслица, болтовня, абсурд и трескучие фразы.
- Я бы вас арестовал, - тихо сказал кто-то рядом с Бёртоном.
Исследователь повернулся и обнаружил, что смотрит в лицо Ричарду Майену, узколицему главному комиссару Скотланд-Ярда.
- Потому что из-за меня у вас забрали четырех человек? - спросил он, подняв бровь.
- Да, - ответил Майен, неодобрительна глядя на истерику Суинбёрна. - Траунс и Честон - одни из моих лучших детективов, Кришнамёрти командует моим Летающим взводом, а констебль Бхатти скоро должен получить повышение. Откровенно говоря, я не могу позволить им целый год шляться по Черному континенту. Но что делать? Мне остается только заключить, что вы вступили в союз с лигой лондонских бандитов. Я прав, сэр Ричард? Вы убираете моих людей с дороги перед каким-то подлым заговором? Возможно вы собираетесь скормить их львам и тиграм перед тем, как взорвать Тауэр и украсть драгоценности короны?
Бёртон улыбнулся.
- Смешно, но я только что говорил о Тауэре. Но нет, и в Африке, сэр, нет тигров. Неужели лорд Пальмерстон ничего не объяснил вам?
- Ничего, кроме смутной чепухи о государственной безопасности.
- Так оно и есть.
- Зато он в самых ясных словах приказал мне обеспечить вас всем, что вы пожелаете. Я так и сделаю, конечно.
- Спасибо. Я прошу только продолжительный отпуск для моих людей, а также помощь их семьям.
- Об этом не беспокойтесь. - Комиссар глотнул вина и вздохнул. - Постарайтесь вернуть их мне живыми и невредимыми.
- Сделаю все, что в моих силах.
Они обменялись рукопожатием и Майен ушел. Бёртон протянул руку к бокалу и с удивлением обнаружил, что он пуст. Поджав губы, исследователь посмотрел на своего помощника, который все еще стучал ногами и на чем свет стоит ругал собственную трезвость. Значит, либо Суинбёрн опять напился до чертиков, либо стал жертвой чьей-то злой шутки. Потом он заметил за спиной маленького поэта Мрачного Жнеца и быстро узнал Тома Бендиша - и это объяснило все, потому что тот, антрополог и атеист, обожал издеваться над Суинбёрном - но все-таки холодная игла кольнула его в позвоночник.
- Ричард! - крикнул Суинбёрн. - Ты видел меня мертвецки пьяным больше, чем кто-нибудь другой. Сейчас я выгляжу пьяным, по-твоему?
- Алджи, ты единственный из всех людей на свете, по которым не видно разницы, - ответил Бёртон.
Поэт даже вскрикнул от отчаяния и позвал официанта.
Время шло, новогодний вечер продолжался, королевский агент переходил от группы к группе, с одними болтал, с другими спорил, и мало с кем шутил.
В четверть двенадцатого, заново наложив грим, опять появился Монктон Мильнс и согнал всех своих гостей в музыкальную гостиную, где, к удивлению Бёртона, Флоренс Найтингейл продемонстрировала неожиданное умение играть на пианино, аккомпанируя сестре Рагхавендре, чей голос произвел на присутствующих большое впечатление. Он развлекали гостей до тех пор, пока старинные часы не начали бить полночь. Тут все замолчали, и, дождавшись последнего удара, взялись за руки, Найтингейл начала хоровод, а сестра Рагхавендра запела:
Забыть ли старую любовь
И не грустить о ней?
Забыть ли старую любовь
И дружбу прежних дней?
Гости счастливо подхватили припев:
За дружбу старую - До дна!
За счастье прежних дней!
С тобой мы выпьем, старина,
За счастье прежних дней.
- Побольше кружки приготовь, - разливалась юная певица. - И доверху налей...
- Бог мой! - крикнул кто-то.
- Мы пьем за старую любовь, За дружбу прежних дней.
- О, милосердный боже! - раздался отчаянный голос.
Бёртон оглядел комнату, пока толпа ревела припев:
За дружбу старую - До дна!
За счастье прежних дней!
С тобой мы выпьем...
Песня прекратилась и музыка замолчала, когда женский голос истошно завопил:
- Пожалуйста, Мария, матерь божья, спаси меня!
Исследователь отпустил руки соседей, оттолкнул людей в сторону и бросился к камину. Несколько мужчин стояли у лежащей ничком фигуры. Бендиш! С него сняли маску-череп, и стало видно искаженное жуткой болью лицо, широко раскрытые остекленевшие глаза, изогнувшийся в гримасе ужаса рот. Четверо мужчин с трудом удерживали содрогавшееся в конвульсиях тело. Он корчился и дергался, позвоночник выгнулся, пятки барабанили по полу.
Детектив-инспектор Честон - худой жилистый человек с рыжеватыми пышными усами, закручивавшимися на концах, чьи покрытые лаком волосы разделял аккуратный пробор и обычно безукоризненно одетый, но сейчас нарядившийся одним из Трех Мушкетеров - появился рядом с Бёртоном и пробормотал:
- Припадок. Перебрал. Несдержанность.
- Нет, - сказал Бёртон. - Что-то другое. - Он стал проталкиваться вперед, пока не добрался до Монктона Мильнса, и прошипел: - Выгони всех отсюда.
Хозяин вечера растерянно посмотрел на него:
- Бог мой, и о чем я думаю? Конечно.
Монктон Мильнс повернулся к толпе и громким голосом объявил:
- Леди и джентльмены, к сожалению одному из гостей стало плохо. Пожалуйста, не могли бы вы перейти в другую комнату? Мы должны дать бедняге немного воздуха.
С выражениями сочувствия люди начал уходить.
Чья-то рука схватила Бёртона за локоть. Он повернулся и увидел доктора Джеймса Ханта.
- Сюда, - прошептал врач, и потащил королевского агента к окну, подальше от остальных.
- Что это, Джим? Бендиш, с ним все будет в порядке?
- Нет. В точности наоборот. - Хант зажал зубами нижнюю губу. На его лбу блестел пот.
- Я распознаю эти симптомы в любом состоянии, - прошипел он. - Проклятый стрихнин. Бедолагу отравили!
Бёртон почувствовал, как его колени подогнулись.
- Что?
- Отравили. Намеренно. На вечеринке человек не может выпить стрихнин случайно.
- Ты можешь спасти его?
- Ни малейшей возможности. Он умрет через час.
- Нет! Пожалуйста, Джим, возьми Флоренс Найтингейл и сестру Радхавендру и сделай все, что сможешь.
Хант сжал руку Бёртона и вернулся к умирающему. Королевский агент увидел, как дверном проеме появился Траунс и пошел к нему.
- Избавься от этого смешного костюма. Неприятности.
- Что случилось?
- Убийство, старина, убийство. Кто-то отравил Бендиша.
- Великий боже! Я... ух... я немедленно кликну свои войска. Черт бы побрал эту набивку! Помоги мне с ней, а?
Спустя несколько минут Траунс, Ричард Майен и детектив-инспектор Честон собрали гостей и весь персонал наверху, а командор Криншнамёрти и констебль Бхатти стерегли передние и задние двери Фрайстона, чтобы никто не мог улизнуть.
Изо рта Бендиша шла пена, он еще более дико дергался.
Чарльз Бедлаф, сидевший около ног друга и с ужасом глядевший, как они дергались, посмотрел на Бёртона, когда тот присел на корточки рядом с умирающим.
- Не могу поверить, - прохрипел он, и глаза его наполнились слезами. - Хант сказал, что это яд. Кто мог сделать такое бедняге Тому? Он никогда не сделал никому плохого!
- Не знаю, Чарльз. А что он делал перед тем, как ему стало плохо?
- Пел с остальными из нас. Он был довольно пьян - весь вечер он крал напитки Алджи.
Бёртон повернулся к Джеймсу Ханту. - Не мог ли стрихнин быть в одном из стаканов?
- Да, - кивнул врач. - Это невероятно горький яд, но если человек достаточно пьян, он может проглотить его не почувствовав вкуса.
- Будьте уверены, Том уже почти ничего не ощущал, - вмешался Бедлаф.
Бёртон протиснулся мимо сестры Найтингейл, смачивавшей лоб Бендишу, и положил руку на грудь умирающего.
- Том, - прошептал он.
Потом прочистил горло, встал и жестом попросил Ханта пойти за ним. Они вышли из музыкальной гостиной, вошли в курительную и подошли к столу, стоявшему около эркера.
- Скорее всего, яд был одном из них, - сказал Бёртон, указывая на ряды пустых бокалов.
- Если так, то совсем не трудно найти в каком, - ответил врач. Он взял один стакан, понюхал его, прошептал "Бренди", потом опустил указательный палец в осадок на дне и осторожно коснулся языка кончиком пальца. - Не этот.
- Ты не отравишься?
- В небольших количествах стрихнин используется как лекарство. Такая маленькая доза мне не повредит.
Хант проверил еще один бокал, потом третий и четвертый. Пятый заставил его скривиться.
- Горький. Портвейн немного смягчил горечь, но, все равно, очень горький.
- Это вино - портвейн?
- Да.
Бёртон проверил остальные бокалы, один за другим. Судя по их содержанию там находилось либо бренди, либо вино.
- Проклятье, - прошептал он. - Возвращайся к Тому. Я поговорю с тобой позже.
Он вышел из курительной и широкими шагами направился в холл, где нашел Ричарда Монктона Мильнса, Алджернона Суинбёрна и главного комиссара Майена. Они тихо разговаривали у подножия лестницы.
- Вы уверены, что это попытка убийства? - с мрачным выражением на лице спросил комиссар у Бёртона.
- Не попытка. Убийство. Противоядия нет.
- Но зачем кому-то убивать Тома? - с несчастным видом спросил Суинбёрн.
- Незачем, - ответил Бёртон. - Ошибка. Его никто не собирался убивать. В отличие от меня.