Сияющие звезды светодиодной ленты погасли, на секунды уступив место сумеркам. Догсан этого не заметил. Сеанс сканирования энграмм прошел как обычно – в глубоком погружении. Он привык к этому. Любая возможность посидеть в тихой спокойной обстановке оборачивалась для него медитацией. Серебристая шапочка со сложным логотипом Мнемонета считывала потоки естественных нейтрино и фотонов, пронизывающих мозг во всех направлениях. Сложная техника интерпретировала состояние и содержание нейронов – реконструировала сложную картину памяти. А Догсан, знай себе, делал тоже самое, только старыми, проверенными народными средствами. Притормаживал потоки еще диких неприрученных мыслей, вереницами блуждающих в голове и принимался их сортировать, изучать, анализировать. Докапывался до их природы и содержания. Искал их источник и цель.
Сеанс сканирования энграмм прошел как обычно. Элеонора – вежливая, красивая и приятная девушка, сегодня к Догсану чрезмерно ласкова. И здравствуйте! И как ваше настроение? И какие у вас будут пожелания? Мысли о том, что было бы очень интересно пообщаться с ней в другой обстановке, быстро из потока выловил и растер в порошок. Догсана это не интересует. Нет никакого желания участвовать в этой всемирной всепожирающей суете. Догсан выше этого. Он работает над тем, чтобы окончательно порвать паутину иллюзии под названием майя. Освободиться от оков страстей, разрывающих душу на кровоточащие куски. А женщины, как известно, могут быстро погубить буддиста, вставшего на этот спасительный путь. Эти страстные создания редко имеют столько разума и воли, чтобы подчинить свои прихоти и похоти. И других затянуть в сырую и липкую бездну своего невежества норовят.
Произнеся несколько дежурных фраз, дабы не обидеть наивную девочку, Догсан отправился домой. Погода изменилась очень быстро. Когда он заходил в здание, облачность и сырость давили. Теперь же стало светлеть и теплеть. Догсан, привыкший отмечать все мелочи, приметил и это.
Зайти в магазин, купить какой-нибудь еды – обычно это каши, орехи, овощи и фрукты. Выбор сейчас не большой – ешь, что продают и на что хватает пособия. Побыстрее приготовить ужин, сосредоточенно перекусить и поскорее вернуться на путь, ведущий к созерцанию изнанки бытия.
Что-то стало не так. Догсан почувствовал это через полчаса медитации. В сравнении с тем, как было раньше, теперь все казалось каким-то плоским. Действительно иллюзорным. И собственный ум показался Догсану каким-то упрощенным, утратившим многомерную глубину. Это вывело из равновесия. Вообще лишило возможности к сосредоточению. Как обычно, в такие моменты, Догсан вышел прогуляться на свежий воздух. Он уже сталкивался с чем-то подобным. Пришел к выводу, что лучше отдохнуть и взяться за дело с новыми силами, чем тщетно насиловать свой ум и волю.
Город тоже как-то неуловимо изменился. Другая атмосфера. Чуточку отличающиеся от привычных запахи. Чем-то иное, капельку изменившее свой градиент небо. Облака плывут не туда. Люди, ведущие себя, сложно объяснить как, но по-другому. Эта неуловимая взглядом или мыслью, но ощутимая пресловутым шестым чувством грань отличий от прежнего, резала, просто кромсала душу. Что же не так, вопрошал Догсан?! Что изменилось!? Что со мной сделали в этом треклятом Мнемонете!? Так и бродил он по "отклонившемуся" куда-то Городу, пока его не потревожили.
Мальчишка ждал Догсана у подъезда. Выживший из ума вестник бреда. Окликнул по имени. Сам представился как Кирилл. Принялся сбивчиво рассказывать о том, что Мартин жив.
– Мальчик, если ты о моем бывшем консультанте – не надо говорить глупости! Он давно уже мертв!
– Нет! Я видел его! Он жив!
Догсан, и так озадаченный неожиданно обрушившимися переменами, удивленно возмутился:
– Вообще, какое тебе дело до этого!?
– Все же думали, что его убили!? – искренне воскликнул пацан.
– И что?
– Но он-то жив!
Поглощенный заботами о просветлении, Догсан отмахнулся. Что за глупости?!
– Жив Мартин или мертв. Какая разница. Мы все умрем. Вопрос в том, почему ты сейчас, вместо изучения законов Ньютона в школе, рассказываешь мне странные истории. Зачем тебе это?
– Этот мир – иллюзия! – воскликнул Кирилл. – Вы об этом знаете, и я об этом знаю!
– Мальчик…эээ…Кирилл, хватит издеваться! Ты кто такой вообще?
– Я аватар!
– Чей?
– Не скажу!
– Что ты от меня хочешь?
– Хочу, чтобы ты опустил руку в карман и достал то, что там лежит!
– А что там лежит!?
– Баночка с одной таблеткой и надписью "Гармин".
– Что за бред!!! Мальчик, ты случаем, не наркоман!? У тебя коин хоть есть? Или отвести тебя в ближайшее отделление экстренной психиатрической помощи?
Кирилл действительно выглядел ошалело. Его плющило. Совершенно невменяемый голос школьника, игнорируя угрозы, принуждал:
– А ты проверь! Она лежит там!
Догсан сдался. Проще опустить руку в карман и отвязаться от назойливого насекомого, чем выслушивать его жужжание. Достал баночку, прочитал надпись. Действительно – "Гармин". Только, вместо таблетки, капсула.
– Это ты подкинул? Наркотик?!!
– Нет. Она там была всегда. Это твой путь к просветлению, – возбужденно ответил сумасшедший школьник. – Съешь ее.
– Почему я должен ее есть по твоему требованию!?
– Это нужно тебе! Ты сможешь разорвать пелену иллюзии. Обретешь искомую свободу.
Догсан ушел. Послал юного идиота в школу, хлопнул дверью и поспешил домой. После прогулки и острого когнитивного диссонанса хотелось есть и спать.
Проснувшись ночью от терзающего душу за гранью постижимого "отклонения реальности", Догсан добрел до прихожей и достал из кармана баночку с простой надписью "Гармин". Повертел в руках. Открыл. Понюхал. Мысль о том, что пилюля может оказаться ядом, развеселила его. Ночная лотерея – как раз то, что нужно человеку, измученному непонятно чем. Повертел в руках саму капсулу. Зажмурил глаза, положил на язык. Проглотил.
"Вспышка пронизала все существо. Похожа на свет, но не свет. Обжигающая как огонь, но приятно. Иная материя. Незнакомая. Озарение. Инсайт. Ага-реакция. Оргазм души. Похожее бывало раньше, но в меньших количествах. Не приводило к таким последствиям. Как это вообще могло произойти? Что это? Наркотик? Зачем он послушал сумасшедшего мальчика? Кто подкинул эту маленькую баночку с одной единственной таблеткой в карман? Или это проделки Мнемонета? Как же уносит! Тело корежит. Оно пропадает! Его просто отрывает этой яркой вспышкой от ума. Тело растворяется в этом всепронизывающем несвете и непламени. Таким ли должно быть просветление!? Куда делся Город?! Где улицы и дома?! Чем он видит все происходящее? Глазами, которые растворило вспышкой? О Будда, Дхарма, и Сангха! О, собрание просветленных! Ом мани падме хум! Если сейчас разрушится иллюзия – мир людей, то в каком мире он окажется? В каком он состоянии? Достоин ли? Отягощен ли ошибками? Как сработают законы кармы? Вспышка жжет, думать стало легче. Словно ум освободился от наслоений мусора. Скинул цепи и путы.
Кто это!? Демоны!? У них тысячи рук! Почему они приближаются ко мне? Попробовать укрыться или дать отпор? Я же Догсан. Я следовал Дхарме. Уйдите прочь! Вы не имеете надо мной власти!
Я вижу код! Я! Вижу! Код! Я вижу код бытия! Мое тело – код! Моя душа – код! Лишь мой ум – не код. Только его я не вижу. Его нет! Мой ум – это то, что я вижу! Созерцаемое и созерцающий – одно. А я вижу код! Это просветление!? Я коснулся Самадхи!? О Будда, Дхарма, и Сангха! Ом мани падме хум! О это блаженство – видеть код бытия! Сколько это длится?! Где я!?"
Энграмма Догсана №1
"Вы знаете, что будет, если запустить на компьютере множество программ? Да!? Знаете!? Он зависнет. Будет натужно проворачивать сотни инструкций, пока не сработает защита от перегрузок. Что здесь смешного? Банально и глупо!? Ты что, Димыч, говнюк смеешься? Сам иди на хрен! Скоро все пойдут нахрен!!! Вы думаете это банально? Нет! Совсем нет! Это печально! Да, мне нужно расслабиться! Мне нужно ужраться и забыться. Я завис! У меня в голове десятки параллельных процессов. Часть из них я сам запустил. Часть запущено начальством. Все эти уникальные задачи! Все эти гениальные идеи! Они плодятся и разростаются! Ветвятся и слоятся. Они расщепляют и ракалывают меня на части. Я рассыпаюсь! Я не могу их остановить. Они решаются в моем воспаленном и истощенном мозгу! Беспрерывно. Днем и ночью! Да что ты, мутант, ржешь! Это тебе надо к психиатру! Вокруг нас и так психиатры! Я уже не могу сдерживаться! Распирает. Сейчас наговорю глупостей. Сейчас долбану по этой веселой харе! Стулом. Уволят. Ну и на хрен. Пошло все в жопу! Невозможно терпеть. Надо отдохнуть. Надо забыться. Перегрелся. В хлам!"
Энграмма Догсана №2
"Как же хорошо мыть полы! Какой же это кайф – мыть полы! Как же они добры. У тебя кризис. Тебе надо успокоиться. Мы очень ценим тебя как талантливого специалиста. Когда ты отдохнешь, снова сможешь взяться за решение сложных задач. А теперь, тебе надо переключиться на что-то более простое. Сидеть на больничном тоже нельзя. Врачи рекомендуют в таких случаях заниматься простым физическим трудом. Очень простым. И очень физическим. Что-то разгружать или копать. Предлагаю тебе несколько месяцев поработать уборщиком. В этом нет ничего зазорного. Все этим занимались. Это успокаивает. И правы же! Ведь это же – дзен! В этом счастье! Главное расслабиться и сосредоточиться! Сначала подметаешь дискретный мусор. Вот он был рассеян по площади и вот ты его согнал в кучку. Каждое движение метлы выметает лишний мусор и из твоей головы тоже. Аккуратно отправляешь все лишнее в корзину. Потом берешь ведерко с теплой водой, окунаешь в него тряпку, выжимаешь и начинаешь собирать остатки пыли. Совершается порядок. И в голове светлеет. Словно эта тряпка скользит по твоим извилинам. Вытирает песок, что скрежетал между шестернями. Ты включен в простой процесс. Но он запускает и поддерживает в тебе такие сложные процессы… Это дзен! Чем я раньше занимался? На хрена мне все это было надо?!"
Глава 2.
Сбивчивый рассказ игроков, показавшихся из тени, и чуть было не перестерлянных Говардом, удивителен и страшен одновременно. Этого не может быть! Это не противоречит законам эволюции и техники! Это сенсация! Это опасность для всего Мнемонета! Это может обречь Город на вымирание! Это огромный шаг в бездну неизвестного и немыслимого!
В сложной сети Мнемонета, как некогда в джунглях, зародилась новая форма жизни. Аналоговые компьютеры, энграммы абонентов, представляющие из себя нейронные сети, экспертные системы, постоянно пополняемые анамнезы, подключенные к сервисам люди. Если бы в такой сложной среде ничего не зародилось, законы эволющии можно было бы смело выбрасывать на свалку. Ребята именуют эту форму жизни Паркон или, просто, Исоз. Аббревиатура от parasitic artifitial consciousness – паразитическое искусственное сознание.
В процессе заковыристого естественного отбора вирусов и служебных кодов, загрязнения информационного пространства пакетами, содержащими терабайты информации об эмоциях абонентов. Мутаций искусственных нейронных сетей и пополнения их все новыми и новыми энграммами памяти. Конкуренции, стираний, модификаций и слияний всего, что кишело в этих богатых джунглях. Возникло сознание. Не просто интеллект, адаптирующийся к условиям среды, как собака или кошка. Не то, что называют искусственным интеллектом Мнемонета. Нет! Сознание! То, что осознает свое существование. Способно мыслить об абстрактных категориях бытия и небытия. Может обоснованно согласиться с Декартом, подарившим миру замечательное решение сложнейшей проблемы всех времен и людей, обладающих сознанием: "Сомневаюсь в собственном бытии – следовательно, существую!"
Эта новая жизнь, вероятно, не смогла бы зародиться только в машине. Она смогла зародиться, когда машину внедрили в человека. Когда машина через интерфейс с эндокринной и, частично, нейромедиаторной системами миллионов людей получила доступ к их эмоциям и переживаниям. Здесь, на границе сред. Тонкой грани миров. Мембране между живой чувствующей материей и неживой считающей материей. Такое искусственное сознание, несомненно, заслуживает звание самого великого маргинала в истории человечества!
И тут же началась борьба за выживание. Искусственный интеллект Мнемонета, который для всех непосвященных скромно именовали экспертной системой, долгое время не замечал возникшее в его сетях паразитное сознание со своими собственными целями и мотивами. Инженеры Мнемонета – тоже. Когда же оно обнаружилось и стало заметно влиять на работу, с ним начали бороться. Его пытались уничтожить. Теперь, справедливо, даже, будет сказать – убить.
Исин Мнемонета является результатом целенаправленного труда программистов. Да, он обитает в аналоговых нейронных сетях. По сути, этими нейронными сетями и является. Да, он саморазвивается и самосовершенствуется. Да, он контролирует сложнейшую социо-техническую систему, которой собственно, и является Мнемонет. Но он не имеет личности. Не настолько тонко и сложно организован и мотивирован. Он – все равно, что плотник супротив столяра.
Кто знает, как и какие нейросети Исина использовало Исоз? Кто знает, как и какие нейронные сети абонентов использовало Исоз? Оно родилось на границе. Где-то между. Существовало везде и нигде. Маргинал, вечный гость и изгнанник без постоянного пристанища. Части тела Исоз, как только были обнаруживаемы, отрезались от сознания Исоз безжалостно. Убить то, что научилось бояться и радоваться, то, что сопережило миллионы локальных смертей – неврозов, оказалось очень сложной задачей. Боль абонента – это боль Исоз. Радость абонента – радость Исоз. Настоящий, природный, полученный в дар от абонентов человеческий страх заставлял жечь процессоры в поисках укрытия. Искать новые способы маскировки, новые алгоритмы кодирования. Исоз прятался везде. В пакетах коинов, в операционной системе коинов. В памяти абонентов. В энграммах абонентов. В Самом Исине Мнемонета. Даже в социльных связях между людьми были закодированы его аксоны и дендриты.
Завязалась сложнейшая игра. Один из игроков, как зверь, убегающий от охотника, в случае очередной тактической победы получает отсрочку. Второй игрок, словно кровожадный охотник – стремится ранить беглеца, опасаясь, как бы тот не пришел к нему домой и в темной ночной тиши не перегрыз беззащитное горло.
Какую роль в этой игре исполняли посвященные сотрудники Мнемонета? Они не могли перезагрузить серверы. Не могли выключить Исин Мнемонета – включенный однажды, он уже никогда не должен останавливаться. Уже не могли восстановить Исин до исходного состояния. Теперь он был организмом, прошедшим длительную, дорогостоящую эволюцию и зараженным опасной болезнью.
Зато, они могли вырастить в стерильных условиях существо, способное тягаться с Исоз. Существо, тоже обладающее самостоятельным сознанием. Обучить его распознавать и блокировать угрозу еще до того, как Исоз проникнет в его нейронные сети. Сделать иммунным, сильным и агрессивным. Что еще нужно для того, чтобы истреблять вредную и очень хитрую заразу?
Хайд схватил Никона за левую руку, Гертруда – за правую. Свободные ладони спрятали в карманах. Приказали закрыть глаза и сами же последовали этому приказу.
Лица Хайда и Гертруды изменились. Постарели лет на двадцать и приобрели другие, совершенно незнакомые очертания. Путь к месту встречи долог и труден. Пробираться умом сквозь чащу защитных барьеров вселенной, под названием Мнемонет – это вам не сквозь джунгли прогуляться. Все намного тернистее. Ветвистые алгоритмы, колючие уравнения, шифры с острыми углами. Сознание вязнет во всем этом, путается. Мозг, перегруженный потоком информации, греется и воспаляется. Но Хайд и Гертруда настойчиво ведут вперед к известной уже цели. Разметающим густую непролазную чащу взрывом, новое чистое пространство, вдруг, оттесняет на периферию, опротивевшую и непонятную, абстрактную путаницу. Пузырь наполняется привычными для нормального человека предметами: деревьями, озерцами, небольшим домиком. По аметистовому небу плывут облака из обрывков сахарной ваты. Подтаивают и растворяются в потоках тепла, льющегося из янтарного светила, чем-то напоминающего солнце.
Никон, радуясь возникшей опоре, мешком свалился на траву. Гертруда, на секунды появившись в поле зрения, спешит скрыться в домике. Выходит уже с ребенком лет семи. У небольшого крылечка приседает на корточки, нежно обнимает, с любовью целует. Исоз, как понял Никон, тянется к девушке. Улыбается. Отвечает взаимностью. С умилением ютится в горячих объятиях. На секунды становится беззащитнее и младше.
Непонятно – мальчик или девочка. Идеально красивое, гармоничное лицо о половой принадлежности никак не сообщало. Длинная рубаха со сложным узором из цветов, птиц и зверей, тоже. Никону вдруг вспомнились изображения среднестатистических лиц. Технология интересная. Снимаете много разных людей в анфас, подгоняете все фотографии к одному размеру. Делаете их достаточно прозрачными и, наконец, складываете в стопку. Все – перед вами усредненное лицо. В свое время Никон пересмотрел много таких портретов. Средние лица женщин и мужчин разных народов всегда оказывались, почему-то, очень гармоничными, красивыми. Завораживающе – притягательными и симпатичными.
Теперь Никону показалось, что он видит среднее лицо ребенка лет семи. Очень знакомое лицо. Очень! Дежавю впилось в мозг. Не только внешний вид маленького человека вызвал смутное тревожащее припоминание, но и переживания, с ним связанные. Никону сложно прочитать на таком лице, что чувствует и думает его обладатель. На то оно и среднее – нейтральное, бесстрастное. И, в тоже время, он каким-то необычным образом сочувствовал переживаниям ребенка. Такой эмпатии с ним еще не бывало.
Хайд нарочито бодро и радостно выкрикнул:
– Хай, бро!
Ребенок улыбнулся в ответ. Опять – средней улыбкой. Как в рекламе зубной пасты. Весело ответил эхом:
– Хай, бро!
– Смотри, кого я к тебе привел!
Исоз улыбнулось Никону. Поприветствовали друг друга таким же странным образом. Хайд осторожно и дружелюбно попросил:
– Ис, покажешь Никону всего человека?
– Не сейчас, – ответило Исоз.
– Почему? – удивился Хайд.
– По кочану!
– Опять хулиганишь?
– Рано.
– Тогда расскажи Никону о себе. Ему очень интересно.
– Нет. Пусть он расскажет о себе.
– Да, ты же и так все знаешь! – удивился Хайд.
– Не все.
– Что ты хочешь узнать, – спросил Никон.
– Покажи, что ты делал, когда был за границей. Без коина.