- Александр Грей? Мне следует что-то знать о твоем деле?
Даже Эйзенхарт признавал, что вероятность того, что Александр Грей был тем самым А. Г. из писем леди Хэрриет, была такой же высокой как шанс, что человечество наконец долетит до луны (а, учитывая, что даже авиационная отрасль заглохла после закона о рационировании топлива, уже и самые большие оптимисты признавали тщетность подобных надежд). Да, чисто теоретически, они могли быть знакомы. Но все же, пропасть между ними - благовоспитанной дебютанткой из небогатого и не особо важного рода и скандально известном сыном правителя дикого заморского королевства - не могла быть шире.
- Да нет, - рассеянно откликнулся Эйзенхарт. - Пока ничего. Но если соберешь так же информацию на Грея, я тебе все расскажу. Честно, - заверил он журналистку, смерившую его холодным взглядом. - А сейчас мне пора.
- Подожди, - схватила его а рукав Лидия. - Я действительно любила тебя.
- В прошедшем времени? - пошутил Виктор.
Взглянув на ее расстроенное лицо, Эйзенхарт наклонился и поцеловал ее в макушку.
- Я знаю, - прошептал он. - И никогда в этом не сомневался.
Лидия нахмурилась.
- Тогда почему…
- Почему что?
- Цветы. Я решила, что ты намекаешь…
Эйзенхарт опустился обратно на стул.
- Как, ради духов и всего прочего, я могу что-то намекать тебе букетом? - ошеломленно спросил он.
- Это же нарциссы. "Лживая любовь". Ну, язык цветов…
- Язык цветов? - недоуменно переспросил Виктор.
- Забудь, - смутилась журналистка, - я все поняла. Я пришлю тебе все, что у меня есть на Грея… только, ради Духов, не приезжай сам.
На этот раз у Эйзенхарта не хватило сил солгать.
Он только-только успел вернуться к себе и нацепить невинный и скучающий вид, как в кабинет постучал Брэмли.
- Проходи, - обрадовался Эйзенхарт поводу отвлечься от грустных мыслей. - Что нового?
Сержант цепким взглядом прошелся по комнате, подмечая следы того, что его начальник и кузен все-таки нарушил обещание и уходил из управления. Эйзенхарт нервно поправил нетронутую кучу бумаг на столе, придавая ей более растрепанный и деловой облик. По крайней мере, благодарение Духам, на улице не было дождя, иначе у него не осталось бы и шанса отшутиться.
- Я склонен полагать, что это было самоубийство, сэр, - выдал сразу свое мнение Брэмли.
Эйзенхарт поморщился. На его взгляд, говорить "сэр" собственному брату было ненужно и вообще довольно абсурдно (не говоря уже о том, что само обращение действовало Виктору, который себя ни старцем преклонного возраста, ни почтенным начальником не считал, на нервы), но избавить кузена от этой привычки он так и не смог. Тот полагал, что в рабочей обстановке допустимы только рабоче-уставные отношения, а потому, раз ты выше по табелю, то радуйся согбенным коленям и преданному заглядыванию в глаза. Иногда (да что там, большую часть времени) Эйзенхарт гадал, за что его угораздило родиться среди людей, настолько ценящих и уважающих букву закона, и что же конкретно должно было случиться с его кузенами, что они чтили правила с такой маниакальной настойчивостью.
- А как же та ссора, которую слышали соседи незадолго до смерти Коринн?
- Я опросил их. Старуха, живущая напротив, сказала, что из квартиры мадемуазель Лакруа доносились крики и даже звон бьющегося фарфора, однако незадолго до смерти мадемуазель мужчина, с которым она спорила, ушел. Соседка совершенно точно утверждает, что слышала, как хлопнула дверь.
- И все же, я хотел бы поговорить с этим мужчиной. Соседка сумела его опознать?
- Боюсь, что нет, сэр. Она не видела его, про голос тоже ничего сказать не смогла кроме того, что мужской.
- А портье?
- Говорит, что не знает его. Что или это не самый постоянный из гостей, - сержант покраснел, - мадемуазель Лакруа, либо он раньше приходил в другую смену.
- Но он хотя бы дал словесное описание?
- Очень общее, сэр. Худой, высокий, темноволосый…Он не присматривался.
- Худой, высокий, темноволосый… - задумчиво повторил Эйзенхарт.
На ум снова пришло лицо человека, чье имя он обнаружил среди любовников погибшей актрисы. Да нет, это было бы глупо. В конце концов, такому описанию соответствует треть жителей острова.
- Надо узнать, кто этот мужчина. Попробуем получить более детальное описание, если не получится, у меня есть кое-какие наработки, будем вычеркивать подозреваемых по одному…
Эйзенхарт мысленно задался вопросом, а что собственно, окажется хуже: что его работа на сегодня - два заурядных, случайно совпавших по времени самоубийства, навевающих мысли о его собственной скорой кончине, или же что эти смерти действительно связаны между собой, и дело приобретет оттенок международного дипломатического скандала.
Впрочем, в глубине души он знал ответ.
Глава 4
Жилище Эйзенхарта оказалось совсем не таким, как я его представлял. Автомобиль высадил меня на не так давно застроенной улице, по обе стороны которой стояли рыжие браунстоуны. Рассматривая таблички у дверей в поисках нужного номера, я остановился у самого узкого из них. Три этажа, два окна, комнаты в них обычно настолько малы, что выходят окнами на обе стороны. Подобные дома обычно заселяют молодые семьи среднего достатка - и перебираются в более просторное жилье к появлению на свет второго ребенка.
Нахмурившись, я попытался вспомнить что-то о личной жизни кузена. Определенно, он не был женат. Также я не припоминал, чтобы он когда-либо говорил о соседе, с которым делит комнаты. Теряясь в догадках, я нажал кнопку дверного звонка.
- Открыто! - послышалось из-за двери.
Осторожно потянув на себя дверь, я вошел и оказался в микроскопического размера прихожей, где за лестницей был виден проход в гостиную.
Как я и ожидал, Эйзенхарт был там, закутавшись по нос в клетчатый плед. Словно нахохлившийся воробей, он сидел в придвинутом вплотную к горевшему камину кресле. С тяжестью на сердце я опознал следующую стадию его состояния. Могильный холод, пробирающий до костей, как правило, появлялся, когда проклятому оставалось жить меньше недели. Ледяная корка, покрывавшая мост на ту сторону, обычно чувствовалась только теми, кто уже занес ногу и положил руку на его перила. Мне доводилось испытывать эти ощущения, и я знал, что никакой камин, никакой горячий чай с бренди здесь не помогут.
- Милый дом, - заметил я вместо приветствия. - А я полагал, что вы и ночуете в управлении.
Я не покривил душой, делая комплимент: в тщательно, с любовью продуманной обстановке чувствовалась женская рука. В то же время я был уверен, что такой бардак, какой я видел перед собой на каминной полке, способен оставить за собой только холостяк, что заставляло задуматься…
- Обычно так и бывает, - признал Эйзенхарт, протягивая руки к огню. - Но сегодня мне взяли отгул. Выставили вон, несмотря на мои самые честные побуждения и желание пахать как крестьянин на сенокосе. Вот скажите, и где в этом справедливость?
- Ее нет, - коротко ответил я. - И я уверен, что во время сенокоса не пашут. Как вы себя чувствуете?
- Как мертвец в морге, - скривился Эйзенхарт и с отвращением посмотрел на мой саквояж. - Я уже говорил вам, что ненавижу иголки?
- Намекали.
Жалобы пациентов - не на самочувствие, что совершенно понятно, а на страшный вид инструментов, невкусные лекарства и прочее - были неотъемлемой частью работы врача. Со временем к ним привыкаешь и большей частью пропускаешь их мимо ушей. Так я и поступил, вместо этого обратив внимание на фотокарточку, лежавшую среди бумаг на столе.
- Кто это?
Запечатленный на снимке мужчина обладал весьма выдающимся и запоминающимся профилем. Высокие, словно вырезанные по кости скулы выдавали в нем слава, хищно изогнутый нос (я чуть не сказал клюв) намекал на южное происхождение. Темные глаза смотрели пристально, вглядываясь в самую суть. Он не был красив классической красотой, однако внешность выдавала в нем неординарную личность.
- Вы не знаете?
Я отрицательно покачал головой.
- Это Александр Грей, - Эйзенхарт произнес это так, словно мне это должно было о чем-то сказать. - Ну да, я забыл, сколько времени вы провели в колониях… Мистер Грей, - начал он свой рассказ, - является незаконнорожденным сыном леди Элизабет Грей, единственной дочери последнего графа Грея…
- Мне все еще ни о чем это не говорит, - прокомментировал я.
- Греи вели свой род от Цорнеров, правивших королевством Лемман до того, как империя захватила остров. По нашим, здешним меркам, несмотря на титул, граф был фигурой, стоявшей не ниже герцога Клива, - пояснил потомок завоевателей. - Что же до отца мистера Грея, то им стал Владислаус Второй.
- Король Ольтеная?
- Именно. Если вкратце, то почти тридцать лет назад Владислаус, тогда еще относительно юный принц, прибыл с визитом в Гетценбург, где познакомился с леди Грей, первой красавицей герцогства. Говорят, сам император подумывал тогда о предложении ей. Не знаю, так ли это, но она выбрала Владислауса, хотя того уже ждала болезненная жена на материке. Леди Грей согласилась стать его любовницей. Лишилась титула, но, говорят, с деньгами Ольтенаев, оно того стоило. А это, - Эйзенхарт постучал пальцем по снимку, - плод их связи.
- И почему вы держите его портрет у себя на столе?
- Я предполагаю, что он может быть связан с делом, которое я сейчас расследую, - заявил детектив.
- В самом деле? Я думал, это самоубийство.
- Два самоубийства, - поправил меня Виктор.
- Уже два?
- Да. И как минимум с одной из жертв Александр Грей был знаком.
- Так вызовите его на допрос, - предложил я.
- Вот тут-то и начинаются сложности… Мистер Грей имеет подданство Ольтеная и, что гораздо хуже, пребывает в Гетценбурге в роли атташе по культуре при ольтенайском посольстве. Я не могу просто так пригласить его к себе, - Эйзенхарт нахмурился и опустил подбородок на сложенные ладони, - дипломатический иммунитет, чтоб его…
- Понятно.
Следующая минута прошла в молчании: я убирал обратно лекарство, Эйзенхарт размышлял (или, вернее, замышлял что-то).
- Но, полагаю, дипломатический иммунитет не помешал бы вам побеседовать, скажем так, частным образом? - пришла мне в голову мысль.
Кузен поднял на меня взгляд.
- Гениально, доктор!
- В самом деле? - на этот раз я все-таки не смог удержаться от сарказма: на мой взгляд, Эйзенхарт перебарщивал с актерской игрой.
- Конечно! Но вот проблемка: побеседовать с мистером Греем не так-то просто. Почти все время о проводит в здании посольства, то есть на территории другого государства. А когда оттуда выходит… Вот, например, совершенно случайно, - в этом я сомневался, - мне стало известно, что сегодняшний вечер мистер Грей проведет в клубе "Савона". Закрытом клубе, куда без приглашения одного из его членов не попасть. И что же мне делать…
- Уверен, среди ваших знакомых найдется кто-то, способный провести вас внутрь.
- Возможно, - задумчиво согласился Эйзенхарт. - Не подадите ли мне телефонный аппарат, док?
Я исполнил требуемое и закурил, краем уха прислушиваясь к разговору.
- … Будьте добры, позовите леди Эвелин… Леди Эвелин? Да-да, какой сюрприз, совершенно с вами согласен. Скажите, вы слышали о вечеринке сегодня в "Савоне"? Как думаете, не могли бы вы достать туда два приглашения? Я ведь, конечно, не помешал вашим планам на вечер? Нет? Да, было бы неплохо. Хорошо, экипаж заедет за вами в восемь.
Повесив трубку, он улыбнулся:
- Ну все, этот вопрос решен.
- Это была леди Гринберг?
- Она самая.
Эйзенхарт смерил меня настолько внимательным взглядом, что я поинтересовался:
- Что?
- Думаю, вам подойдет мой смокинг.
- Что? - я даже переспросил, настолько нелепо прозвучал его ответ.
- Ну, доктор, вы же не думали, что я отправлюсь туда сам?
Именно так я и полагал.
- Даже ребенок догадается, что полицейские просто так не беседуют с незнакомцами "в частном порядке". Так что вы пойдете вместо меня.
- И не подумаю.
Внутри я кипел от возмущения. Опять уже в который раз, Эйзенхарт втягивал меня в какие-то свои игры, не считаясь с моим мнением. Мог бы хотя бы спросить, прежде чем решать за меня!
- Но, док, вы же видите, я не в состоянии туда ехать. Меня даже на работу сегодня не пустили!
Право, из всех привычек Эйзенхарта привычка пользоваться своим состоянием для того, чтобы чувствующие вину окружающие соглашались на все его идеи, была одной из самых мерзких.
- Ничего, справитесь, - злорадно ответил я. - Я вколю вам вторую дозу перед выходом.
- Но я не могу ехать! Грей не будет разговаривать ни со мной, ни с кем другим из полиции! Вы - моя единственная надежда!
- И эта надежда упокоилась в вечности.
Я был неумолим, однако Эйзенхарту все же удалось найти лазейку:
- А как же леди Эвелин? Она же будет ждать. Вы подумали, каково ей будет, когда я не приеду за ней?
- А вы позвоните ей и скажите, что все отменяется.
- Но я не стану это делать, - Эйзенхарт даже немного отодвинул кресло, будто ожидая, что в уговорах я перейду к физическим методам убеждения. - Вы, конечно, можете попробовать сами ей позвонить… и не дать мне найти человека, который, возможно, виновен в смерти двух девушек…
Я скрипнул зубами. Попробовать объяснить леди, не раскрывая при том состояния Эйзенхарта, и выставить себя дураком? Или пойти на поводу у Эйзенхарта, помочь ему в расследовании, и опять же, вероятно, выставить себя дураком?
- Только ради леди Эвелин.
Эйзенхарт просиял:
- Я знал, что вы согласитесь! Лиза! - позвал он. Из коридора на крик вышла горничная леди Эйзенхарт и сделала перед нами книксен. Как я и думал, весь этот диалог был заранее подстроен Эйзенхартом, предугадавшим мой ответ еще, когда я сам не знал, о чем пойдет речь. - Тащи сюда мой костюм, будем ушивать.
* * *
Ровно в восемь извозчик остановился у входа. Городской дом семьи Гринберг являл собой массивное каменное строение, ярко выделявшееся на общем фоне (как я начал подозревать, иначе в случае с семьей барона и быть не могло). Датировавшийся позапрошлым веком особняк - единственная фамильная резиденция, которую дед леди Эвелин не продал ради уплаты долгов и основания банковского дома, принесшего семье нынешнее благосостояние, - выглядел мрачным вороном на фоне отштукатуренных палаццо в северно-романском стиле. За кованой оградой высотой в человеческий рост в сумерках можно было разглядеть регулярный парк с подстриженным кустарником и серым гравием дорожек.
Леди Эвелин, вопреки этикету и народному поверью, гласящему, что женщины не способны собраться вовремя, особенно если речь идет о светском мероприятии, уже ждала нас у ворот, нетерпеливо затягиваясь сигаретой. Увидев кэб, она поспешно придавила ее каблуком.
- Доктор! - при виде меня улыбка на ее лице погасла, но спустя мгновение вернулась вновь. - Какая неожиданность.
Было понятно, что в этот вечер она ожидала не меня, и все же это обстоятельство меня слегка кольнуло. Я пробормотал свои извинения по поводу отсутствия Эйзенхарта, но леди Эвелин только равнодушно от них отмахнулась.
- Ему же хуже, - беззлобно заявила она. - Пусть работает, пока мы с вами приятно проводим время. Но прежде чем я обо всем забуду и утащу вас на танцпол, расскажите, кто так заинтересовал детектива Эйзенхарта? У меня, конечно, есть кое-какие догадки, но…
На пересказ дела много времени не потребовалось, ровно столько, сколько было необходимо, чтобы добраться по мосту до правого берега и проехать тройку кварталов.
- Я немного знаю его, - произнесла леди Эвелин, когда мы подъезжали к клубу. - Не лично, нет. Мистер Грей был помолвлен с сестрой одной моей знакомой. К тому же, он близкий друг брата еще одной моей знакомой, благодаря которой мы сегодня получили приглашения, поэтому я о нем наслышана. Вам будет непросто получить от него необходимые сведения… - от радостного предвкушения в ее настроении не осталось и следы; теперь леди пребывала в задумчивости.
Мы разделились у гардеробных, а когда вновь встретились в холле, она окинула меня придирчивым взглядом.
- Я выгляжу настолько неприлично? - пошутил я.
- Напротив. Слишком прилично, - леди тяжело вздохнула. - А в обществе, к которому мы направляемся, это сейчас не в моде. Подойдите-ка сюда.
Привстав на цыпочки, она взлохматила мои волосы и развязала бабочку. Потом расстегнула смокинг и, не удовлетворившись этим, верхнюю пуговицу рубашки.
- Чего-то не хватает… - пробормотала она.
Прежде чем я успел сообразить, что она собиралась сделать, леди Эвелин стащила с моего носа очки и спрятала к себе в сумочку.
- Получите, когда все закончится, - отрезала она в ответ на мое возмущенное восклицание. - Готовы?
Последний вопрос она скорее адресовала себе самой. С заметным промедлением переступив порог, она расправила плечи и просунула руку мне под локоть.
По мере продвижения по залу я замечал все больше взглядов, неприкрытых, полных осуждения и жадного любопытства, которые бросали в нашу сторону. Сначала я подумал, что причина их во мне, однако вскоре понял, что все они предназначались леди Эвелин.
Определенно, дело было не в ее внешнем виде. Моя спутница была одета неброско, если не сказать просто. Черное, расшитое кристаллами платье скрывал чехол из темно-синего шифона, создавая иллюзию звездного неба на экваторе. Его длина могла еще показаться шокирующей в некоторых областях империи, однако в противовес открытым ногам платье полностью скрывало руки и плечи. Из украшений леди Эвелин выбрала только диадему с иолитами, в отличие от некоторых дам, надевших на себя все содержимое своей ювелирной шкатулки. Тщетно пытаясь понять, чем было вызвано такое отношение, я обратился к леди.
- Вы здесь ни при чем, - отвернувшись, проговорила леди Эвелин. По ее напряженной спине было ясно, что тема ей неприятна. - Дело во мне. Со смерти Ульриха прошло только пять месяцев, и даже после траура я не должна была сразу приводить в общество незнакомца. Скандал! - она горько усмехнулась. - Так что потерпите, если можете. Всего один вечер…
У меня пересохло в горле. Разумеется! Потеряв полгода назад жениха, пусть даже и фиктивного, леди Эвелин до сегодняшнего дня, согласно обычаям, не появлялась в обществе, и тут такой faux pas - по вине Эйзенхарта, не соизволившего подумать, какой урон репутации леди нанесет его просьба.
- Духи его забери! - вырвалось у меня. - Мне очень жаль. Я уверен, Эйзенхарт не знал, иначе бы ни в коем случае к вам не обратился…
Леди Эвелин резко развернулась. Серые глаза внимательно посмотрели на меня, ища насмешку.
- Вы очень хороший друг, - заключила она, не найдя ни намека на то, что я говорил неискренне. - Всегда верите в лучшее, когда дело касается детектива Эйзенхарта, верно? Ему с вами повезло. Хотела бы я иметь такого верного друга, как вы… - добавила она с внезапной тоской в голосе, прекрасно знакомой мне.
- В таком случае, считайте, что ваше желание исполнилось, - я ободряюще сжал ее ладонь.
И снова пристальный взгляд ее глаз изучил мое лицо в поисках фальши.