- Самое прямое. У меня сложилось впечатление, что некоторые люди из прошлого могут чувствовать путешественников, то есть нас, в сознании агентов. И не только чувствовать, но и контактировать - самым непосредственным образом.
Стейбус резко остановился и застыл посреди аллеи. Лия по инерции сделала несколько шагов вперёд, и ей пришлось вернуться.
- Это невозможно, - сказал Стейбус, приходя в себя. - Даже сами агенты не способны чувствовать наши сознания, когда мы подселяемся к ним. Мы с ними не взаимодействуем, а как можно почувствовать то, с чем у тебя нет точек соприкосновения? А чтобы посторонний агенту человек…
- Тем не менее, это так.
- Невозможно, - повторил Покс. - Я знаю, что сенситив или имплантёр могут учуять другого путешественника, если они оба находятся в сознании одного и того же агента, могут даже общаться. По этому принципу работают проводники-нелегалы. Они ведут своего подопечного по цепочке агентов, не теряя с ним связи. Но люди прошлого? Ты понимаешь, что получается, если ты права? Впрочем, понимаешь. Иначе мы не говорили бы сейчас.
- Да, доктор. Если они нас чувствуют, значит, мы всё-таки каким-то образом влияем на прошлое.
- А раз влияем, то можем его изменить, - мрачно заключил Стейбус. - Мне и думать не хочется о возможных последствиях нарушения первого принципа ретроскопии. Расскажи подробнее. Я хочу знать детали.
* * *
ЧП, послужившее поводом для обращения Лии к Стейбусу, произошло с Жине Грайнутом, ретропсихологом Академии Времени. Специалисты этого профиля работали в институте сами по себе, по мере необходимости сотрудничая с той ячейкой, которая на текущий момент вела исследования в интересующей их эпохе и с подходящими агентами. Грайнут более всего интересовался проявлениями массового религиозного фанатизма и случаями помешательства на почве веры, а так как Лия со своими ребятами три дня в неделю разрабатывала раннехристианскую тему, то ячейка Лии подходила ему как нельзя больше - того и другого в Иерусалиме времён Христа было хоть отбавляй.
Стейбус получил хронокоординаты произошедшего с точностью до получаса по времени ретроскопа, и детальное описание пси-ритмики агента, своего рода психосоциальный паспорт, уникальный, как отпечаток пальца или настоящее удостоверение личности. Обладая столь исчерпывающими сведеньями, можно и без помощи "Вавилона" найти в прошлом нужного человека. Однако Стейбус, учитывая серьёзность ситуации, предпочёл не торопиться. Происшествие всё равно уже случилось и намертво впаяно в событийную матрицу; его невозможно предотвратить, но точно так же невозможно и опоздать к началу действия. А Покс всегда предпочитал обжиться в избранной эпохе, прежде чем предпринимать серьёзные шаги.
Расставшись с Лией и вернувшись домой, он подключился к ретроскопу и вселился в сознание нищего Иосифа за четыре дня до интересовавшего его момента. Иосиф был хорош всем, но главным образом своей открытостью и умением настраиваться на волну тех, у кого просил подаяние, что гарантировало лёгкий переход от него к кому угодно.
В Иерусалиме Стейбус никогда раньше не бывал; тем сильнее оказалось первое впечатление, полученное от столицы пророков. Город был больше и многолюднее, чем он предполагал, а за суетой и толкотнёй узеньких кривых улиц чувствовалась скрытая напряжённость, вызванная недавними событиями, окончившимися казнью известного проповедника по имени Иисус.
На древнееврейском его имя произносилось по-другому, скорее - Иешуа, но "Вавилон", выгодно отличавшийся от любого оптимизатора, самостоятельно вносил поправки на тот объём знаний, каким владел пользователь. Раннехристианскую эпоху Стейбус знал только по Библии - одной из немногих древних книг, благополучно пережившей и Тёмный период, и Новый Расцвет.
Реконструкторы, путешествовавшие во времена Моисея, пророков и евангелистов, подтвердили высокую степень достоверности той Библии, которая дожила до современной Алитеи. К сожалению, описывая те или иные события, она уделяла мало места деталям, и для Стейбуса по-другому зазвучали не только названия и имена - вся окружавшая его действительность противоречила сложившемуся в сознании стереотипу. Он не преминул попрекнуть себя этим. Уж кому, как не ему, историку, следовало бы знать… Впрочем, тут же успокоил он себя, при исследовании прошлого с помощью ретроскопии невозможно изучать все эпохи досконально именно из-за доступности путешествий. Просто глаза разбегаются, руки чешутся. Слюнки текут… Стейбус мог бы подобрать ещё десяток сравнений из лексикона алитейцев или людей прошлого для оценки ощущений учёного, освоившего пространство ретроскопа и желающего изучать всё и сразу.
Иосиф не всегда был нищим. Покопавшись в его памяти, Стейбус обнаружил в жизни своего агента более благоприятный период. Некогда этот хитрый пройдоха имел приличное состояние, которое спустил на женщин; причём страсть к любовным утехам не мешала Иосифу быть в меру богобоязненным и исполнять все предписания своей религии. Ещё десять лет назад он регулярно посещал храм, хладнокровно проходя мимо нищих и калек, в рядах которых пребывал теперь, и Стейбус, совершая короткие визиты в дни благополучия Иосифа, не заметил, чтобы он облагодетельствовал своих теперешних соседей хоть единым медяком. Зато вдоволь насмотрелся на еврейские праздники, бытовые сцены, и сумел освоиться в Иерусалиме и его окрестностях, почти не покидая одного-единственного сознания.
Геенна огненная, которая привычно ассоциировалась с загробным миром и адом, оказалась всего лишь огромной свалкой за городской стеной, куда свозились мусор и отбросы со всего Иерусалима. Однажды подожжённая, она теперь горела всегда, и её не могли погасить ни сильнейший ливень, ни затяжной дождь. Впрочем, то и другое в Палестине случалось редко. Место для геенны выбрали весьма удачно, но изредка, когда ветер всё же поворачивал на город, в ближайших к свалке районах попросту невозможно было вздохнуть из-за отвратительнейшего смрада, а улицы заволакивало клубами дыма. В таком способе утилизации отходов были свои преимущества - грандиозная иерусалимская помойка не росла. Правда, она и не уменьшалась. То, что поедал огонь, восполнялось местными жителями.
Следующей достопримечательностью, на которую Покс обратил своё внимание, был Иерусалимский храм, тем более что его агент почти не покидал Храмовую гору теперь, а раньше проживал неподалёку от неё.
В детстве мать Стейбуса сочла нужным вплотную познакомить сына с религиозным наследием древних, в том числе и Библией. С тех пор, кстати, он и решил, что всю оставшуюся жизнь будет атеистом. Урок не пошёл впрок, как говорится. Ветхозаветный культ прочно ассоциировался у Стейбуса с благообразным патриархом в чистеньком хитоне, который закалывает упитанного барашка на куче необработанных камней. Позже, совершив тысячи вылазок в прошлое и познакомившись с самыми величественными и кровавыми обрядами Земли, он думал, что тут-то его ничем не удивишь. Взять хотя бы его работу по культам Нового Света. Тогда он выбрал агентом жреца ацтеков во времена императора Ауицотля, и продержался достаточно, чтобы увидеть своими глазами мясорубку, призванную привлечь на грешную землю милость свыше. Вышеупомянутый правитель, только во время освящения одного-единственного храма Уицилопочтли в Теночтитлане, приказал умертвить восемьдесят тысяч пленников. Похожих проявлений благочестия Ауицотль демонстрировал больше, чем допускал здравый смысл. Всего во времена его правления во славу богов убивали четверть миллиона человек ежегодно. Объяснялось это беспрецедентное непрерывное кровопролитие достаточно просто. Ацтеки считали, что уничтожив максимально возможное число людей за минимальный промежуток времени, они убедят верховного бога отсрочить конец света и не истреблять весь род человеческий целиком… Стейбус на вторые сутки в шкуре жреца начал склоняться к мысли, что апокалипсис отодвигать незачем - он уже наступил, и устроил его не бог, а сами люди. Принимая во внимание темпы истребления по отношению к общему числу жителей страны, просто удивительно, что к моменту прихода в Америку испанцев ещё кто-то уцелел.
Потом были майя, также не отличавшиеся особым человеколюбием; друиды, разбивавшие своим жертвам грудь деревянными молотами на каменных алтарях; египтяне, с особо примечательной практикой мумификации заживо, которая была вроде как запрещена, но которая, тем не менее, периодически применялась; и многие другие, но всё же ритуальные жертвоприношения евреев произвели на Стейбуса впечатление. Здесь в качестве дара Творцу использовались только животные. Зато в каких количествах!
На Пасху или праздник Кущей слабонервным в Иерусалимском храме нечего было делать. Даже повседневные жертвоприношения больше всего напоминали хорошо отлаженный конвейер умерщвления всевозможных животных, начиная от скромных голубей и кончая откормленными быками, на котором трудились, не покладая рук, как священники, так и сами верующие. До Иерусалима Стейбусу довелось посетить знаменитые чикагские бойни, и особой разницы между тем и другим он не находил, разве что в Чикаго не совершались воскурения фимиама и обходилось без торжественных песнопений.
На Пасху только число принесённых в жертву агнцев достигало двухсот тысяч и больше. Двор храма бывал сплошь залит кровью: священники ходили по щиколотку в крови. Но главной достопримечательностью был Жертвенник Всесожжения, название которого говорило само за себя. Воздвигнутый Иродом Великим, он представлял собой конструкцию из камня пятьдесят локтей в длину, столько же в ширину и около пятнадцати локтей высотой. Насколько знал Стейбус, жертвенник, возведённый Иродом, был самым большим из всех, которые ему предшествовали. В пылающий на нём огромный костёр швыряли целых быков, а также туши козлов и баранов. То, что не успевало сгореть днём, священники дожигали ночью, успевая освободить жертвенник к утру, и всё начиналось сызнова. Согласно преданию, в древности столб дыма всегда поднимался от жертвенника вертикально к небу, и его не относило ветром, а дым не имел запаха палёной плоти. Стейбусу подобных чудес наблюдать не довелось. Стоило ветру поменять направление, как двор храма затягивало дымом и ужасающей вонью. Впрочем, зрелище всё равно оставалось грандиозным. На высоте семи метров бушевал настоящий пожар, отчего жертвенник напоминал вулкан правильной геометрической формы. Огненный факел упирался, казалось, в самое небо, выбрасывая вверх колоссальные фонтаны искр, а когда шёл дождь, бессильный потушить рукотворное извержение, картина дополнялась облаками пара.
Совершив очередной экскурс в прошлое Иосифа, Стейбус вернулся в его настоящее за десять минут до главного события, ради которого он сюда прибыл. Точнее, прелюдии к данному событию. Иосиф ненадолго отлучился со своего места и не видел, как в храм прошли нужные Стейбусу люди; соответственно, не видел их и Покс, но знал, что они уже на месте.
Вот они вышли - небольшая группа людей, окружённая возбуждённой толпой, - ближайшие ученики Иисуса Христа, которых впоследствии назовут апостолами. Стейбусу был нужен лишь один из них, но он не торопился. Следовало лично проверить один из выводов Лии, который подтверждали все предыдущие исследователи раннехристианской эпохи - в сознание апостолов невозможно вселиться, поскольку оно является полностью инертным.
В толпе присутствовали шесть апостолов из двенадцати и несколько бывших приближённых Христа рангом пониже, "из числа семидесяти". Стейбус, сколько ни старался, не смог прощупать ни одного из них. Не поддавались зондированию и ученики из числа новообращённых, которые примкнули к христианской первообщине уже после смерти Иисуса.
Инерты встречались Поксу и раньше. Ретроскописты считали нормальным существование в прошлом некоторого количества людей с закрытым сознанием. Мало ли какая причина может быть. Но сознание апостолов было открыто. Открыто, и… недоступно. Просто ровный фон без всякого движения, словно они и не думали вовсе, ничего не чувствуя и не испытывая эмоций. Даже от трупа месячной выдержки путешественнику больше пользы, с досадой подумал Покс.
О переходе в таких условиях нечего и думать… Вот он, ваш хвалёный "Вавилон"! Но Стейбус тут же взял себя в руки. Не в оптимизаторе дело. Полные инерты попадаются крайне редко, вот что. Иногда не встретишь ни одного за десяток вхождений. А здесь, в толпе около ста человек, их насчитывалось более сорока. И все - последователи одного учения.
Оставив попытки подселиться к таким несговорчивым агентам, Покс быстро нашёл подходящую личность в толпе окружавших апостолов людей. Хорошо бы заставить потащиться к месту событий Иосифа с его феноменальной памятью, но христиане попрошайку не интересовали, поскольку Иосиф считал их смутьянами и отступниками от веры отцов.
Стейбус поспел в новое тело как раз вовремя, чтобы успеть разглядеть то, что случилось за поворотом дороги: женщина средних лет стояла на пути толпы, не думая отходить. Впередиидущим пришлось расступиться; послышались возмущённые возгласы и нелестные, хотя и сдержанные высказывания в адрес женщины, чьё поведение было, по-видимому, вызывающим и предосудительным. Однако она не только не уступила дороги, но и двинулась вперёд, смело протискиваясь меж мужчинами, пока не оказалась перед юношей с красивым нежным лицом и едва наметившейся бородкой.
- Будь милостив, мой господин! - сказала она, почтительно склонившись и коснувшись рукой земли у ног юноши. - Мой брат жестоко беснуется, и мне сказали, что ты в силах исцелить его.
В этот момент вперёд протиснулся какой-то бородач средних лет с резкими чертами лица, и заслонил от Стейбуса всю картину.
- Ты пойдёшь, Кифа? - спросил его юноша.
- Нет, иди сам, - отозвался бородач. - Но возвращайся поскорее. Пусть Сампсон сопровождает тебя.
Толпа расступилась, и юноша вместе с одним из присутствующих направился вслед за женщиной. Очевидно, речь шла о вполне обычном деле, так как от свидетелей разговора никаких вопросов не последовало, как не последовало и обсуждения случившегося. Толпа двинулась дальше. От неё отделились лишь несколько любопытных, в том числе и новый агент Стейбуса, что было тому на руку; они пошли за женщиной, юношей и его спутником, к которым тут же присоединился рослый худощавый мужчина. Скорее всего, это был слуга просительницы или её сопровождающий. Покс только сейчас обратил на него внимание, поскольку раньше худой стоял в отдалении, ожидая, чем закончатся переговоры.
Идти пришлось долго, поскольку дом женщины находился в Нижнем городе, далеко от Храмовой горы. Едва они приблизились к дверям, как до них донёсся леденящий душу вопль. Агент Стейбуса невольно вздрогнул.
- Он чувствует наше приближение, Иоанн, - обратился к юноше его спутник.
- Он чувствует своё избавление, - мягко поправил тот. - Да пребудет с нами сила Божия.
Вид бесноватого, когда Стейбус его увидел, был ужасен: взлохмаченная борода с застрявшим в ней мусором, залитая слюной; такая же лохматая голова, из которой с левой стороны вырван огромный клок волос; разорванная одежда, покрытое ранами и синяками тело - то ли сумасшедшего избили, то ли он нанёс увечья сам себе. Прикованный цепями к стене в одной из комнат дома, бесноватый яростно рванулся, когда заметил вошедших, и Стейбус с удивлением увидел, как разошлось несколько звеньев на его оковах. В следующую секунду одна из цепей лопнула. Человек крутанул рукой, наматывая её на ладонь, и нанёс хлёсткий удар, целясь вперёд. Слуга, вошедший первым, с воем отскочил назад, хватаясь за разбитую ступню, и закрутился, прыгая на одной ноге. Двое из присутствовавших в комнате мужчин подхватили его и отвели назад. Остальные - те, кто уже находился в комнате, и вновь прибывшие - благоразумно держались у стен.
- Ты видишь! - сказала женщина юноше, бессильно махнув рукой в сторону сумасшедшего, который по её собственным словам приходился ей братом. - Мы освободили эту комнату специально для него. Убрали отсюда всё, потому что он крушил и столы, и скамьи, и любую утварь. Пришлось вбить в стену костыли и приковать его, но несколько дней назад он разорвал цепи и убежал. С большим трудом удалось разыскать его в пустыне и вернуть обратно. Он глух к увещеваниям и непременно снова убежит, если ты не исцелишь его.
- Веришь ли, что Бог силён вернуть ему человеческий облик? - спросил юноша.
- Верю, а также верю и в то, что про вас говорят, - ответила женщина. - Я никогда не видела вашего Учителя, только слышала о нём, и теперь жалею, что не пошла к нему. Но тогда мой брат был ещё в добром здравии.
"Так вот он каков, апостол Иоанн", - подумал Стейбус, вслушиваясь в разговор, поскольку глаза его агента были неотступно направлены на бесноватого. Израильтянина пробирала дрожь, и Покс его понимал. Такое не каждый день увидишь. Не понимал он лишь мотивы ретропсихологов, по доброй воле работавших в телах подобных индивидуумов. Ведь если верить данным Лии, именно в сознании этого человекоподобного монстра, опутанного цепями, находился Жине Грайнут, когда всё произошло. Точнее сказать - он и сейчас там. Ведь само событие, обозначенное Лией, как ЧП и так её обеспокоившее, ещё не случилось.
- Освободите его! - приказал Иоанн.
Присутствовавшие неуверенно переглянулись, не решаясь следовать указанию.
Апостол слегка наклонил голову, словно прислушиваясь к чему-то такому, что окружающие не улавливали.
- Я сказал - освободите его, - повторил он.
Шестеро мужчин нерешительно двинулись вперёд. Бесноватый со звериным урчанием отступил назад, подтягивая свисающую с правой руки оборванную цепь. Его запястья и лодыжки охватывали наглухо заклёпанные обручи, ободравшие кожу почти до кости. Три оставшихся целыми цепи тянулись к костылям с отверстиями на концах, где они крепились коваными закладными штырями. Раньше сумасшедшему пришлось бы вырвать два костыля с одной стороны, чтобы дотянутся до любого из этих нехитрых замков. Но теперь одна рука уже свободна…
Первым делом добровольные помощники Иоанна попытались обезопасить себя и остальных от возможных выпадов со стороны бесноватого: за свободную руку ухватились сразу трое, причём двое теперь были обращены лицом в ту же сторону, что и больной, а один стоял напротив. Когда трое других приготовились таким же образом удерживать правую руку, спутник Иоанна подошёл к стене и вынул закладные штыри.