Домашний видеофон заголосил полицейской сиреной – несомненно, предотъездная шутка Татьяны, любившей запланированные неожиданности. Вместо инспектора из авианадзора на экране возникла Яна.
– Как отпуск? – спросила Яна, радостная до невозможности.
– Отлично! – ответил я и по неосторожности слишком близко наклонился к видеофону. Штукатурка для синяков, которую мне намазал гэпэшный фельдшер, облетела при посадочных перегрузках, а намазанная им же заживляющая мазь оказалась дешевой подделкой и ни черта не действовала.
– Откуда синяк? – Радости как ни бывало. Синяк вступал в противоречие с моим предыдущим ответом.
– Помнишь, как мы с Шефом поцапались перед отпуском? (Осторожный кивок). Синяк еще с тех пор.
На Янино личико вернулась радость. Хорошо, думала она, когда и деньги и синяки остаются в семье.
– Прилетай, – сказала она, – в три часа Ларсон будет читать лекцию на тему "Ростки алеф-измерения или куда делись шефовы пилюли от насморка ".
– Есть вариант, что виновато алеф-измерение?
– В этом заключена главная интрига. Прилетай.
– Хотел выспаться до завтра…
– Вот на лекции и выспишься.
Стерев Яну, экран превратился в серое зеркало. Я посмотрелся: синяк, хоть и не синий, но вполне различимый.
После душа я перемерил все темные очки, что сумел найти в доме. Синяк под глазом смогла скрыть только плавательная маска. Если прийти в Редакцию в маске, то скажут, что я опасаюсь разделить судьбу Нимеша, хлебнувшего с Виттенгером и воды и горя. Но услышать, что "Ильинский опять пропускает с правой", мне тоже не хотелось. В Татьяниных вещах (салфетка не была ею завизирована, следовательно, все имущество снова общее) я нашел какой-то тональный крем. В искусственном свете он показался мне бледно-телесным.
Охранник на проходной ничего не сказал, потому что освещение на проходной было искусственным.
– Ой, Федр, привет, а мы так ждали, так ждали… – завосклицала Яна, как бы подавая пример стоявшему позади нее Шефу. Шеф сморщил щеки. Впрочем, он всегда так улыбается.
– С возвращением в нашу… эээ… обитель, – сказал Шеф, не двигаясь с места. – Мы их накажем, – добавил он, указывая на замазанный синяк.
– Кровью смоют, – пригрозил я.
Яна взяла меня за руку, подвела к окну и попросила наклониться. Я наклонился и подул на отросший ежик, не так давно пришедший на смену более светлому хвостику с ленточкой.
– Перестань, щекотно… – Отстранившись, она принялась осматривать синяки. – Постой здесь, я другой принесу, – сказала она и на две минуты исчезла. Вернулась с бежевой баночкой. На этикетке красотка целлулоидной красоты томно улыбалась и тянула толстые губы.
– Ты этим пользуешься?! – Я удивился полному несходству Яны и смуглянки с банки.
– Из вещьдоков осталось. Помнишь процесс Липски против Липски?
– Адюльтер с отягчающими?
– Ага… стой, лепрозорец, не дергайся…
– Холодный!
– В холодильнике хранили. Но все же лучше, чем крем для обуви…
– Да, но благоухал-то он что твой ланком!
– Для итальянской обуви. Там же наверняка было написано, или ты по-итальянски не читаешь?
– Уно моменто, секонда пентата и это… терца с перцем.
– Не крутись, полиглот…
Закончив мазать, Яна предложила посмотреться в зеркальце из косметички.
– Нормально. Буду всем говорить, что это тень от носа. У тебя нежные пальцы, а у меня еще два синяка, вот здесь и здесь… – я показал на бедро и ниже.
– Пинки под зад лечит Ларсон. На твоем месте, я бы постеснялась демонстрировать столь унизительные для мужчины повреждения.
– Там был один карлик, он подкрался сзади.
– Ну так тем более – к Ларсону. Иди, поздоровайся с ним, он тебя больше всех ждал, – и она потащила меня в лабораторию.
Ларсон стоял позади полутораметрового стеллажа с аппаратурой, спиной к нам.
– Привет, Хью, как дела!
– А, приехал, наконец! – Его плечи сделали пол оборота, лохматый затылок, между тем, остался на месте.
– Хью, повернись лицом, это же Федр! Ты что, не хочешь с ним разговаривать?
Яна следила за моей реакцией.
– Хью, шея не болит? – спросил я.
Ларсон, похоже, сам был в недоумении. Он крутился на одном месте, но голова оставалась повернутой к нам своею лохматой частью. Наконец, громко чертыхнувшись, он схватил себя за волосы и рывком снял голову. На ее месте, как я и ожидал, оказалась запасная и в то же время основная голова.
– Никак не удается настроить, – пожаловался он. – Кроме затылка, ни черта не показывает.
Яна посмотрела на меня с удивлением:
– Так ты знал?!
– Брось Яна, на Терминале Хармаса все такие носят. Нечему тут удивляться.
– Хью, почему ты не предупредил меня, что рассказал Федру про паутинку? – Яна была полна негодования.
– Шеф приказал.
Сообразно обстоятельствам Ларсон ссылается то на Шефа, то на жену, к которой даже сам Шеф питает уважение.
Мы разбрелись по кабинетам и сидели там до трех часов. В три часа собрались у Шефа.
Ларсон, подбоченившись, стоял у экрана, занимавшего всю торцовую стену кабинета. На экране ожидалось появление голограмм, иллюстрирующих действие ростков алеф-измерения.
– Вот он! – неожиданно возопил Ларсон, простирая руки к экрану. – Вот он!
На экране выпукло светилась трубка толщиною с мою ногу. Трубка утыкалась в слегка изогнутую поверхность. Объемность трубки и двумерность поверхности были дополнительно подчеркнуты изолиниями. Я подумал, что по крайней мере трубка должна тот час исчезнуть, иначе зачем орать "вот он!". Но трубка не исчезала, более того, по направлению к ней по поверхности кто-то полз. Это был гигантский жук-рогоносец, но двумерный. Загребая всеми шестью, он целенаправленно двигался к месту стыковки трубки и поверхности. Место стыковки светилось кроваво-алым кругом, не суля плоскому жуку-дальтонику ничего хорошего.
– Сейчас-сейчас… – со злорадством комментировал (назовем это так) Ларсон. Лучом-указкой он подталкивал жука навстречу гибельной ловушке. Затем удивленно пробормотал: – А где же?… – Ларсону чего-то не хватало на голограмме.
– Стой, жук, а то провалишься в четвертое измерение, – попыталась испортить эксперимент Яна, но жук оказался вдобавок и глухим.
Когда он достиг центра алого круга, круг запульсировал. Изолинии тотчас опутали жука от рогов до надкрыльев и унесли туда, куда предсказывала Яна.
– Надеюсь, вам понятно, что все измерения уменьшены на единицу? – Ларсон обвел взглядом аудиторию, состоявшую всего из трех человек. – В жизни жук и поверхность трехмерные, а трубка – четырехмерная. Я прибег к классическому примеру с жуком на плоскости, но могу привести и менее классический пример. Представьте, лежит на асфальте опавший лист, – и Ларсон со хлопком положил ладонь на шефов стол. – Вот он лежит, сухой, плоский и недвижный на плоском асфальте. Подул ветер… – Ларсон подул на ладонь, ладонь поехала к краю стола, – ветер повлек лист по асфальту, но тут, представьте себе, открытый канализационный люк, то есть, грубо говоря, дыра в асфальте, ведущая в трехмерную канализационную шахту. Лист доползает до шахты и срывается в нее, практически безвозвратно. – Уничтожив на словах опавший лист, Ларсон, однако, поднял целую и невредимую ладонь обратно на стол.
– Стоило ли жука мучить, – проворчала Яна. – Сразу бы показывал на листе. В жизни, ни один жук в такую…
– Кишку, – подсказал я.
– … не полезет. – с моей помощью, довершила она свою мысль.
Ларсон возразил:
– Ростки возникают спонтанно, существуют доли секунды, и жук не успеет и глазом моргнуть, как окажется…
Я открыл рот чтобы снова подсказать, но Ларсон успел договорить:
– …неизвестно где.
Тут все (кроме стоявшего спиной к экрану Ларсона) заметили, что по голографической поверхности ползет какое-то спиралевидное чудовище. По размерам оно не шло ни в какое сравнение с красным кругом.
– Не пролезет, – авторитетно заявила Яна и обвела нас взглядом, как бы приглашая к спору.
– Ты о чем? – спросил Ларсон и оглянулся. – А, наконец-то появилась! Узнаете?
– Спрут, попавший в водоворот, – предположила Яна.
– Нет, это наша галактика! Вообще-то, жук должен был появиться вместе с ней. Заметьте, галактика движется относительно ростка алеф-измерения.
Мы действительно заметили, что галактика проехалась по дыре в алеф-измерение как ни в чем ни бывало. Ларсон продолжал:
– Алеф-измерение имеет внегалактическую, более того вневселенскую природу. Поэтому оно не участвует в движении каких бы то ни было тел во Вселенной. Ученые пока не могут сказать, каким образом на алеф-измерение влияет расширение Вселенной.
– Хью скажи, ты это все сам придумал? – кивнул Шеф в сторону бледневшей на глазах голограммы.
Ларсон насупился.
– За основу была взята схема, опубликованная Нибелинмусом и соавторами в "Современных проблемах космологии". Затем схема была модернизирована в соответствии с последними… эээ… известными аудитории событиями.
– В чем заключалась модернизация? – настаивал Шеф.
– Британцы не экспериментируют на животных, – подсказала Яна.
– Нибелинмус и его коллеги, – продолжил Ларсон, посчитав реплику Яны не достойной комментариев, – исходили из гипотезы, что линейные размеры сечения ростка составляют порядка десять в минус двенадцатой метра. Для сравнения, диаметр атома водорода имеет порядок десять в минус десятой метра. А исчезнувшая шкатулка – одну десятую метра. Одиннадцать порядков разница!
Шеф представил единицу с одиннадцатью нулями. Между десятым и одиннадцатым нулем он сказал:
– Это много.
– Это не просто много! Мы стоим на пороге величайшего открытия, сравнимого разве что с открытием Канала. Ростки алеф-измерения, если их удастся приручить, дадут возможность путешествовать не то что в другие галактики – в другие вселенные!
– Шеф, – сказал я, – вы как в воду глядели, когда говорили, что в скором будущем Редакция значительно расширит сферу влияния.
– Ух и командировочки тебе предстоят! – позавидовала мне Яна.
– Не надо мне завидовать. Жук до сих пор не вернулся.
– Я не такие командировки имел в виду, – возразил Шеф. – Хью, скажи на милость, как так получается, что ученые ошиблись в сто миллиардов раз. Они действительно не предполагали, что аномалии могут быть размером со шкатулку?
– Если не считать одного шутливого замечания, сделанного Нибелинмусом шесть лет назад на Всегалактическом симпозиуме по квантовой космологии, то ответ на ваш вопрос – положительный, в смысле – не предполагали.
– Тогда, будь добр, процитируй нам Нибелинмуса, – попросил Шеф едким голосом.
Шефова едкость является катализатором ларсоновского многословия. Он заговорил:
– Если текстуальная память мне не изменяет, ибо от заключительного банкета осталась лишь стенограмма, которую я лишь слегка пробежал глазами в четвертом часу нынешней ночи, и если я правильно уловил смысл шутки, ибо повторять непонятую шутку – это все равно что тянуть женщину в постель, не зная, что с ней потом делать, то доктор Нибелинмус действительно высказался по поводу предполагаемого существования макроскопических аномалий, и сделал он это следующим образом: он сказал, обращаясь к своим коллегам-космологам, что когда-нибудь профессор Рассвел уронит в гравитационную аномалию свою шляпу. Конец пересказа цитаты.
Вот и Рассвел всплыл, подумал я, чувствуя как учащается пульс.
– А что ответил на этот наезд Рассвел? – спросил я.
– Он не мог ничего ответить. Он на заключительном банкете не присутствовал. Оппоненты так задергали его после доклада, что он в сердцах покинул симпозиум за два дня до окончания.
– Хью, – сказал Шеф, – либо ты сейчас же объяснишь при чем тут шляпа Рассвела, либо мы заподозрим, что ты… что ты там сказал про женщин?
– Я догадалась! – воскликнула сообразительная Яна. – Рассвел предположил, что сечение ростка алеф-измерения может достигать макроскопических размеров.
– Тебе легко говорить, – вступил я, – тебе единственной из нас нет нужды тянуть женщин…
– Пошляк! – влепила мне Яна. – В следующий раз намажу гуталином.
– Мне будет позволено ответить боссу? – вкрадчиво спросил Ларсон и подхалимски посмотрел на Шефа.
Мы притихли, ожидая, что скажет босс.
– Что вы замолчали? – обратился к нам Шеф. – Отвечайте, разрешаете вы или нет моему лучшему эксперту ответить на мой вопрос.
– Валяй, – дал я отмашку.
– Стая слушает тебя, о Балу! – присоединилась ко мне Яна.
– Босс, – заговорил Ларсон, обращаясь исключительно к Шефу, – в отпущенные мне несколько секунд спешу доложить, что Рассвел в своем докладе доказал, что сечение ростка способно увеличиваться в диаметре до десять в минус седьмой метра, то есть до одной десятитысячной миллиметра. Уфф, кажется успел…
– Это макроразмеры? – спросил Шеф у Яны
– Пограничный случай. Ни шкатулка, ни шляпа не пролезет.
– А пилюли от насморка? – влез я с вопросом.
– Да, Яна, – вспомнил Шеф, – я, кажется, давал тебе два часа, чтобы найти…
– Я ищу, босс, ищу, – пролепетала Яна и бросила на меня грозный взгляд.
– Итак, – резюмировал Шеф, – замечание Нибелинмуса было злой шуткой и не более того.
Яна попросила разрешения задать вопрос докладчику Ларсону. Ей разрешили.
– Хью, возвращаясь к пропавшему жуку, не могло ли случиться так, что алеф-измерение утащило его не сразу целиком, а, скажем, сначала рога, потом голову, потом лапки – по очереди?..
– Яснее, если можно… – попросил докладчик.
– Я имею в виду, что макротела исчезают в алеф-измерении по молекуле, а не целиком. Одной десятитысячной миллиметра для молекулы хватит с лихвой.
– Очень хороший вопрос! – похвалил Яну Ларсон. – Он обсуждается в статье Нибелинмуса об энергетических свойствах ростков алеф-измерения. Вычисления показали, что всасывающая, если так можно выразиться, энергия ростка значительно меньше энергии связи молекул. Поэтому росток не способен разрывать межмолекулярные связи.
– Обидно! – огорчилась Яна и от огорчения потянулась к затылку чтобы схватить и покусать несуществующий теперь хвостик.
– Еще есть вопросы? – Шеф посмотрел на меня.
– Таких умных, как у Яны – нет.
– Глупые попрошу присылать в письменном виде, – заявил Ларсон. – Я их складирую в очередь.
– Ну раз так, то слушайте задание…
Ларсону было поручено "продолжать в том же духе" и "двигаться в том же направлении". Яне Шеф поручил взломать базу данных Галактической Полиции, найти там список сотрудников и отсортировать честных гэпэшников от ДАГАРцев. Особенно его интересовало, в каких расследованиях ГП принимал участие полковник Роман Зейдлиц. Мне же было сказано до завтра отдыхать, а как рассветет, отправляться в Фаонский Дом Художников к Сведенову.
– Надо закрыть эту тему, – сказал Шеф, подразумевая, что для того, чтобы навсегда исключить Сведенова из числа подозреваемых не хватает самой малости.
Яна выразила сомнение по поводу взлома:
– У них защита на локусах не хуже нашей.
– Но ведь нашу же ты сломала, – парировал Шеф и припомнил Яне, как на заре своей карьеры она потеряла пароли доступа к нашим локусам и поэтому была вынуждена применить те профессиональные навыки, благодаря которым ее, собственно, и приняли на работу.
Перед тем, как покинуть Отдел, я спросил:
– Босс, а что вам сказал Гуго-Великан?
– Что за Гуго-Великан? – насторожился Ларсон. В нем уже закрадывалось подозрение, что пока он день и ночь колдует над приборами, жизнь проносится мимо его лаборатории, унося в своем стремительном течении много радостей, тайн и вот теперь еще каких-то Гуго-Великанов.
– Отто Гугенгейм, величайший специалист по сейфам и честнейший человек, – так отрекомендовал бывшего хакера-медвежатника Шеф. – Он сказал мне, что сейфы "Монблана" взломать невозможно.
– Только и всего? – изумился я.
– Настоящий специалист всегда краток…
Ларсон громко фыркнул.
– …если речь не идет о теоретической физике, – поспешил сделать исключение для Ларсона Шеф.
– И вы ему поверили?!
– В карьере каждого специалиста наступает тот час, – заметил Шеф высокопарно, – когда репутация становится дороже денег. Думаю, этот час пробил для Гуго в день досрочного освобождения. Теперь его мнению можно доверять, как мнению Ларсона. Правда, Хью?
Ларсон вышел, громыхнув дверью.
– А ты? – поинтересовался Шеф.
– Прежде чем хлопнуть дверью, я попрошу ключи от "Мак-Ларена".
– У Яны. М-да… а ведь флаер ей так понравился…
Радости от моего возвращения у Яны убавилось, полагаю, процентов на семьдесят.
11. Спасатель Алексеев
Все личные дела – в свободное от работы время, – таков лозунг Шефа. Если спросить его, является ли время, отпущенное для отдыха "свободным от работы", то он ответит, что нет, не является, потому что отдых есть непосредственная подготовка к работе (см. инструкцию для служебного пользования). Тем не менее, забравшись во флаер и дав команду на взлет, я позвонил в Фаонское отделение Галактической Службы Спасения, чтобы узнать адрес спасателя Алексеева.
– Ваш сигнал принят, сообщите ваши координаты и какая помощь вам требуется, мы немедленно вышлем ближайшую к вам бригаду,– не глядя на меня, заученной скороговоркой произнесла диспетчер – серьезная девица с лицом спортсменки.
Экономя спасательское время, я затараторил, что спасать меня не надо, дайте одного только спасателя Алексеева.
– Боюсь, он на вызове, – сказала она и потянулась к кнопке выключения связи.
– Вы не бойтесь, а посмотрите. Меня устроит его номер-код.
Диспетчер посмотрела мимо меня, потом сказала, что, если мне не требуется срочная помощь, то она передаст мое сообщение Алексееву. Личные коды они не раздают. Я назвал свое имя, место работы – "Сектор Фаониссимо" и еще сказал, что у меня с Алексеевым есть общий знакомый – профессор Рассвел с Земли. Она пообещала, что сообщение уйдет тотчас.
Алексеев перезвонил практически сразу.
– Вы чудом меня застали, завтра я вылетаю, – сказал он.
– То есть вы дома… – догадался я.
Он оглянулся, словно проверяя дома ли он. Во всяком случае, обстановка выглядела домашней.
– Ну да, пока дома.
– Мы можем поговорить?
– Вы хотите подъехать ко мне?
– Да, так будет удобнее…
– Хорошо, подъезжайте… – и он назвал адрес.
Восточный пригород. Жилой многоквартирный дом, смахивающий на общежитие или дешевую гостиницу. Бетонный квадрат парковки среди черных фаонских кактусов. Центр Фаон-Полиса отсюда смотрится как другой город.
– Проходите, у меня тут слегка беспорядок…
"Но мне на него плевать", – такое продолжение напрашивалось для небрежно сказанной фразы. Со мною говорил высокий мускулистый мужчина лет сорока. У него была круглая, коротко стриженная голова, твердые черты лица, трехдневная щетина и морщинки вокруг серых глаз. Голова крепко сидела на покатых, слегка сутуловатых плечах. Астронавт-спасатель во время краткого отдыха. Мечта-мужчина, как сказала бы Татьянина подруга Марго.
Махнув в сторону дивана, заваленного спасательским снаряжением, он отвернулся к кухонной стойке. Я разгреб себе место и сел.
– Чай будете?
– Кофе, если можно…