- Так где же они? - допытывался у директора Щеглов. - Только не говорите, что не знаете. Здание они покинуть не могли, потому что это невозможно, а здесь, внутри, спрос за их исчезновение целиком и полностью с вас. Вам ясно? - Директор кивнул, судорожно сглотнув. - Кого вы прячете в подвале?! - рявкнул вдруг Щеглов.
Последний вопрос прогремел словно гром среди ясного неба, причем не только для директора, но и для всех нас. Директора же он буквально пригвоздил к стене.
- Н-никого, - заикаясь, пробормотал он. - В к-каком подвале?
- Сами знаете в каком. Дайте ключи!
- Ключи?
- Да-да, ключи! Ключи от подвала. Принесите их мне, и немедленно!
Щеглов вплотную приблизился к директору, сверля его немигающим взглядом.
- Ну, живо! Ключи!
Директор буквально на глазах наливался кровью. Он багровел столь стремительно, что я искренне опасался за его здоровье. Глаза его злобно сверкнули.
- Не будет вам никаких ключей, - прохрипел он внезапно, доведенный до отчаяния; подобная метаморфоза порой случается с трусами, загнанными в угол, и тогда они способны проявлять чудеса храбрости и героизма.
- Вот как? - вскинул брови Щеглов. - По какой такой причине?
- Не будет - и точка, - заявил директор, постепенно выпрямляясь и обретая уверенность. - Не дам.
- В таком случае я вынужден буду арестовать вас, - официальным тоном произнес Щеглов.
- Что ж, попробуйте, - усмехнулся директор, приближаясь к двери.
Я случайно взглянул на Мячикова и вздрогнул: губы его искривились в злорадном оскале, глаза мстительно сверкали. Что-то отвратительно-холодное, подобно змее, заползло мне в душу. Таким я его еще никогда не видел. Директор тем временем открыл входную дверь и уже с порога бросил, слегка повернувшись к Щеглову:
- Устал я от всего этого, капитан, разбирайтесь сами. Осточертело все, дальше некуда… и вы, со своими дурацкими вопросами, и эти, чтоб их… А-а, ну вас всех!.. - Он махнул рукой и вышел.
Какое-то время в номере царило тягостное молчание. Наконец Щеглов нарушил его:
- Он трижды прав - арестовать его я не в силах. Пока не в силах. Ну ничего, мы к этому еще вернемся…
Последующие три часа Щеглов посвятил опросу возможных свидетелей. Забегая вперед, скажу, что покойным оказался некий пенсионер Потапов, тихий, нелюдимый человек, практически ни с кем не общавшийся и до крайности замкнутый. Ни мое, ни мячиковское присутствие во время опроса свидетелей Щеглов не одобрил (опрос проводился в нашем номере), поэтому Мячиков заперся у себя, сославшись на внезапно разболевшийся зуб, а я отправился побродить по коридору.
Холл был пуст, если не считать Сергея, который сидел у выключенного телевизора. Я подсел к нему.
- Как самочувствие? - поинтересовался я.
Он мрачно посмотрел на меня и не ответил.
- Ну-ну, не падайте духом, - сказал я. - Капитан Щеглов - мой старый друг, и я вам ручаюсь - на него мы смело можем положиться.
- Да при чем здесь Щеглов! - вскочил он. - И без вашего Щеглова тошно.
- Что-нибудь с Лидой? - забеспокоился я.
Он раздраженно вскинул брови.
- С Лидой? А что с ней может случиться?
- Не обижайте ее, она прекрасная девушка.
- Не ваше дело! - отрезал Сергей.
Я поднялся, пожал плечами и молча покинул его. Разговор с ним едва ли доставил мне удовольствие.
Я бесцельно болтался по зданию, заглядывая во все дыры и надеясь почерпнуть какую-нибудь ценную информацию, но таковая почему-то не попадалась. Вскоре я вновь оказался у нашего номера.
Из-за неплотно прикрытой двери доносились голоса. Я невольно прислушался.
- Послушай, капитан, я дам тебе дельный совет, - услышал я грубый, нагловатый голос, - не суй ты нос не в свои дела. Я ничего не имею лично против тебя, но кое-кому может не понравиться твоя прыть.
- Без угроз, Старостин, - донесся до меня спокойный, ровный голос Щеглова. - Кто отравил Потапова?
- Потапова? Какого Потапова? Не знаю я никакого Потапова.
- Это дело рук Артиста?
- А ты у него сам спроси.
- Кто такой Самсон? Отвечайте, Старостин! Поймите, откровенность в ваших же интересах.
- Да? Какое интересное наблюдение!.. Повторяю, умерь свою прыть, сыщик. Что касается Самсона, то это не твоего ума дело, а Артиста лови сам, мешать не буду, но и на помощь не рассчитывай. Учти, переступишь черту дозволенного - получишь пулю в затылок. Понял? Ты жив только потому, что не приносишь вреда, если же будешь болтаться под ногами, тебя отшвырнут, как шелудивого пса. Усвоил, сыщик? Привет Артисту.
Дверь распахнулась, и из нее уверенной походкой, вразвалку, вывалился долговязый алтаец. Я едва успел отскочить в сторону и притаиться за дверью. Старостин - а именно так называл его Щеглов - не спеша двинулся в сторону холла.
Опрос свидетелей продолжался. Следом за Старостиным Щеглов вызвал соседа Потапова по номеру и на этот раз плотно закрыл за собой дверь. Я же, не зная, как убить время, заглянул к Мячикову. Григорий Адамович был бледен и выглядел неважно.
- Зубы, - посетовал он. - У меня в это время года всегда зубы болят. Дело-то к весне.
Я выразил ему свое сочувствие и, решив не беспокоить, оставил его одного.
День близился к концу, и за окном уже стемнело. Снег перестал валить так же внезапно, как и начался, небо очистилось, обнажив темно-синюю, почти черную бездну с редкими, чуть мерцающими звездами. Столбик термометра поднялся еще на два деления, не по-зимнему теплый воздух плавил снег, превращая его в мутную, бурлящую воду, потоками низвергающуюся с крыши. Вокруг здания образовалось снежно-водяное месиво. Оно таяло, превращая низину в озеро, а наш дом отдыха - в некую пародию на неприступный средневековый замок, полный привидений.
8.
Мне на ум пришла великолепная идея: а не принять ли душ? Бесцельно слоняясь по безлюдному зданию, я совершенно случайно наткнулся на душевую, которая располагалась в самом конце коридора второго этажа, как раз под нашим с Щегловым номером. На второй этаж меня занесла надежда еще раз потолковать с доктором Сотниковым, но надежде этой не суждено было сбыться: дверь в кабинет врача была безнадежно заперта и на стук никак не реагировала, а где находились его жилые апартаменты, я не знал.
Захватив банные принадлежности и смену белья, я отправился в душевую. Душевая оказалась на редкость чистой и уютной и представляла собой несколько отдельных кабинок, каждая из которых снабжена была собственным душем и дверцей. Выбрав одну из них, я зашел внутрь и как бы между прочим отметил про себя, что для вновь вошедшего я наверняка останусь незамеченным, если дверцу прикрыть - и я ее прикрыл. Вода оказалась чуть теплой, поэтому я решил не задерживаться здесь. Вымывшись на скорую руку и дрожа от холода, я выключил воду и начал с пристрастием растирать себя полотенцем. Казенное полотенце было жестким и шершавым, словно наждачная бумага, но меня вполне устраивало и такое. Вытершись насухо и почувствовав небывалый прилив бодрости и сил, я хотел было покинуть кабинку, но… но вовремя остановился. К душевой приближались чьи-то голоса. Я без труда узнал долговязого Старостина и еще одного алтайца. Оба вошли в помещение душевой. У меня исчезли последние сомнения относительно цели их появления здесь: они тоже решили принять душ. Я растерялся и упустил тот момент, когда еще мог выйти из кабинки, не вызвав у них подозрений. Но теперь, когда момент был упущен, я решил затаиться и ждать, надеясь лишь на свою счастливую звезду, которая, к слову сказать, до сих пор верно служила мне. Не подвела она меня и в этот раз: ни одному, ни другому алтайцу не пришло в голову сунуться в мою кабинку, они расположились рядом - один слева, другой справа от меня. Таким образом, я оказался между ними; застыв в неподвижности, я боялся даже дышать. Не знаю, что бы они сделали, обнаружив меня здесь, по крайней мере шанс, и немалый, остаться здесь навсегда с проломленным черепом, у меня, безусловно, был. Почти одновременно они включили воду и, не опасаясь, что их кто-то может услышать, продолжили прерванный разговор. Я же слышал каждое их слово.
- Сыскник копает под Самсона. Знать бы, кто капнул. - Это явно был голос долговязого.
- Лекарь, кто же еще.
- Думаешь?
- Больше некому. Я давно говорил, что этот мозгляк стучит.
- Пустить бы ему кровь, чтоб не вякал!
- Это не нашего с тобой ума дело. Пусть с ним шакалы из "преисподней" разбираются. Наша задача - выйти на Клиента.
- Выйти! Знать бы, как он выглядит, этот Клиент. Его ж никто, кроме Артиста и Филимона, в лицо не видел.
- И куда это Филимон запропастился? Уже двое суток, как он должен объявиться. Может, менты на хвост сели?
- Вряд ли. Не тот Филимон человек, чтобы ментам зад подставлять. Скорее застрял где-нибудь по пути - дороги-то все развезло.
- Чертова погода! А без него нам Клиента не опознать. Артист запросто может нас обставить.
- Вот именно. За Артистом нужен глаз да глаз.
- Самсон говорил, он номер зачем-то меняет. По-моему, неспроста все это.
- У него марафет иссяк, вот он и мечется.
- Да, я слышал. Он затем к Самсону и приходил, чтобы марафетом разжиться, но к Самсону обращаться все равно что в небо плевать.
- Не наше это дело, пусть об этом у Баварца голова болит. Нам нужно Клиента в оборот взять, только как это сделать, ума не приложу.
- Раз Филимона нет, то только через Артиста. Сам Клиент к тебе на поклон не пожалует.
- Артист играет ва-банк и делиться ни с кем не станет. Уж я-то его знаю.
- Его можно купить. По-моему, у Баварца есть кое-какие мысли на этот счет.
- Купить? Чем же? На рубли он не клюнет, а зелененьких у Баварца нет и никогда не было.
- Есть одна валюта, которую Артист ценит больше всех зелененьких, вместе взятых.
- Марафет!
- Точно. И к Самсону он наверняка ходил, чтобы предложить свои услуги, - на выгодных условиях, конечно.
- Интересно, как на все это Баварец посмотрит.
- А что Баварец? Баварец для нас все равно что партизан на допросе: один черт знает, что у него на уме. Ни слова из него не вытянешь, хоть бы раз с нами посоветовался. Надеюсь, он понимает, что Артиста трогать нельзя, без него мы слепы как кроты. Наверное, придется согласиться на его условия: ведь на Филимона надежды больше нет.
- Артист так же заинтересован в нас, как и мы в нем. Ему нужен марафет, нам - Клиент.
- Ну нет, здесь ты не прав. Ему тоже нужен Клиент, и даже больше, чем нам. Ведь Клиент - главный поставщик марафета. Без Клиента ему крышка.
- Черт бы побрал этого Артиста вместе с его марафетом! Жаль, не мое это дело, а то бы я с ним лично поквитался. И за Мартына, и за камешки.
- Успеется. Под него сыскник копает, и если докопается, то с Артистом поквитается советский уголовный кодекс.
- Уголовный кодекс? Ха-ха… Кстати, что в "преисподней" насчет сыскника балакают?
- Самсон что-то такое говорил, что его решили пока не трогать. Его суета нам только на руку, а время придет - о нем позаботятся. Главное - чтобы он своих не привел.
- Артист не зря пасет его, наверняка нашел способ обезвредить "товарища капитана".
- Да, с Артистом шутки плохи. Я не удивлюсь, если он нас сейчас слышит. Надо было бы все кабинки проверить.
- Ну, это еще не поздно.
У меня внутри все оборвалось, ледяной холод сковал сердце. Если эти головорезы меня здесь найдут, то церемониться, безусловно, не будут. Надо выбираться отсюда - и как можно скорее.
Долговязый (по-моему, именно он был справа от меня) перекрыл кран и собрался, по-видимому, покинуть свою кабинку. Я не стал дожидаться, пока это случится; осторожно, стараясь двигаться бесшумно, приоткрыл дверь, вышел в предбанник, добрался до одежды (и как только они не заметили ее!) и принялся одеваться, судорожно пытаясь попасть ногами в штанины. Когда брюки наконец были на мне и я схватился за рубашку, одна из кабинок внезапно отворилась и из нее показалось чье-то мокрое тело. Я не стал выяснять, кому оно принадлежит - Старостину или его товарищу; подхватив под мышку полотенце, я метнулся к выходу.
- Зараза!.. - злобно прошипел мне в спину кто-то из них, но я уже успел вылететь из душевой. "Узнал он меня или нет?" - в отчаянии думал я, мчась по пустынному коридору. У лестницы я оглянулся: крупная голова долговязого алтайца, страшная в своей неподвижности, смотрела мне вслед, выглядывая из дверей душевой.
9.
Когда я вбежал в номер, Щеглов сидел на подоконнике у открытого окна и отчаянно дымил. Увидев меня, он сделал гигантскую затяжку, от которой его и без того серое лицо приобрело сиреневый оттенок, и выкинул недокуренный "бычок" в темноту уже наступившего вечера. С крыши ручьями лилась талая вода.
- Заходи, Максим. Извини, что надымил, но еще немного, и я бы умер без табака.
- Курите, курите, Семен Кондратьевич, - махнул я рукой, с трудом переводя дух.
- Нет-нет, ни в коем случае, это больше не повторится, - он соскользнул с подоконника и пристально посмотрел мне в глаза. - Вижу, что-то стряслось. Рассказывай.
- От вас ничего не скроешь, - попытался я улыбнуться и передал ему подслушанный в душевой разговор.
- Прекрасно, - кивнул он, когда я закончил, - теперь многое прояснилось. Спасибо, Максим, ты сделал большое дело. - Он крепко сжал мою руку и с силой тряхнул ее. О большей благодарности я и мечтать не смел. - М-да… Теперь у нас есть целый набор оригинальных имен: Артист, Самсон, Баварец, Лекарь, Филимон, Клиент, а также некая группа бандитов, обитающая в "преисподней". Самая интересная фигура среди них - это, безусловно, Артист. Теперь наверняка можно сказать, что человек, оставивший пустые ампулы в туалете, и Артист - одно и то же лицо. Осталась самая малость - снять с этого лица маску, и тогда клубок распутается сам собой. Правда, есть еще одна загадочная личность - Клиент. Его здесь ждут, ждут с нетерпением, и он должен объявиться, иначе все это сборище теряет смысл. Вспомни, что говорил тебе Сотников: некий Клиент скупает камешки, причем торг с ним ведет исключительно Артист. Кто стоит - вернее, стоял - за спиной Артиста, мы знаем: это так называемые "алтайцы", то есть непосредственные поставщики камешков, но кого представляет Клиент, нам неизвестно. Думаю, Клиент - это лишь подставная фигура, нити от которой тянутся высоко наверх.
- А Баварец? Какова роль Баварца в вашей схеме?
- Баварец, по всей видимости, возглавляет группу отъявленных негодяев, - продолжал Щеглов, - которые засели в подвале, или "преисподней", как мы теперь знаем, и ведут гнусный и бесшабашный образ жизни. Здесь у них что-то вроде притона, откуда они иногда выползают наружу и оставляют за собой кровавые следы. Они кормятся за счет сделок между Клиентом и Артистом и в то же время выполняют что-то вроде роли арбитра при этих сделках… Теперь о тебе, Максим, - Щеглов нахмурился. - Алтайцы наверняка узнали тебя, поэтому будь предельно осторожен. Я никогда не прощу себе, если с тобой что-нибудь случится. Во-от, - он прошелся по номеру, - такие, брат, дела. Надо заметить, что ты провел свои полчаса в душевой с гораздо большим успехом, чем я здесь, опрашивая свидетелей. Словом, мне не повезло.
- Так и не удалось узнать ничего нового? - спросил я с сожалением.
- Ни-че-го, - покачал он головой.
Щеглов достал из кармана очередную папиросу и направился к двери.
- Я пойду покурю, - сообщил он. - Ладно?
В этот момент в дверь кто-то робко постучал.
- Да-да! - крикнул Щеглов, весь собравшийся, словно для прыжка. - Входите, открыто.
В номер вошла молоденькая девушка, в которой я не сразу признал практикантку Катю, работавшую в столовой.
- Здравствуйте, мне нужен товарищ из уголовного розыска, - обратилась она ко мне, теребя в руках косынку.
- Я - товарищ из уголовного розыска, - шагнул к ней Щеглов. - Капитан Щеглов, Семен Кондратьевич. Вы хотите мне что-нибудь сообщить?
- Может быть, мне не стоило вас беспокоить, товарищ Щеглов, - застенчиво начала она, краснея, - но мне показалось, что… что… вас это может заинтересовать.
- Знаете что, Катя, - вас ведь Катей зовут, не так ли? - я тут покурить собрался, давайте выйдем в коридор - вы мне все расскажете, а я тем временем покурю. Идет? - Она кивнула. - А ты, Максим, - повернулся он ко мне, - зайди к Григорию Адамовичу, поинтересуйся его самочувствием, а то совсем захандрил наш герой.
Я последовал совету Щеглова и отправился к Мячикову.
- Кто там? - раздался глухой голос в ответ на мой стук.
- Это я, Максим! Вы позволите, Григорий Адамович?
Дверь открылась, и передо мной предстал Мячиков - бледный, осунувшийся, с капельками пота на лбу, с дрожащими руками. Видимо, больной зуб причинял ему немало хлопот.
За последние часы Мячиков заметно изменился. От его былого оптимизма, жизнерадостности и вечной, не сходящей с круглой физиономии ни днем ни ночью улыбки не осталось и следа. Он стал раздражителен, мрачен, а порой даже груб, но я отлично понимал, что это его состояние - результат зубной боли, что в душе он - добряк, весельчак и прекрасный собеседник. Зная, каким он был еще сегодня утром, я прощал ему все и искренне жалел этого человека.
- Простите, если я побеспокоил вас, Григорий Адамович, но нас с Семеном Кондратьевичем очень тревожит состояние вашего здоровья. Как ваш зуб?
- Адская боль, - промычал Мячиков, качая головой, - я согласен вообще не иметь зубов, чем терпеть такую боль.
- Я искренне сочувствую вам, - произнес я, сознавая, что мое сочувствие для него все равно что мертвому припарка; похоже, он был того же мнения.
- А-а, - махнул Мячиков рукой и сел на кровать, - если б ваше сочувствие могло излечить меня…
Разговор явно не клеился. Собственные заботы, видимо, настолько завладели им, что Мячиков даже не поинтересовался ходом расследования и вообще состоянием дел на данный момент - для него существовал только его зуб. Не желая более докучать ему, я покинул номер.
На часах было половина восьмого.
В коридоре я столкнулся с Щегловым и практиканткой Катей. Их беседа подходила к концу.
- Спасибо вам, Катя, вы правильно сделали, что пришли ко мне, - с чувством сказал Щеглов, и по блеску в его глазах я понял, что время им потрачено не зря. - Вы нам очень помогли.
Вернувшись в номер, Щеглов впервые за последние несколько часов улыбнулся.
- Побольше бы таких свидетелей, как эта девушка, - сказал он, прохаживаясь от двери к окну и обратно. - Она одна сообщила мне больше, чем все предыдущие, вместе взятые.
Я поинтересовался, в чем же заключается суть ее сообщения, но Щеглов не стал вдаваться в подробности и лишь уклончиво ответил:
- Придет время, я тебе все расскажу, а сейчас запомни одно: из ее сообщения следует, что Потапова отравили случайно.
- Значит, отравления не было и это всего лишь несчастный случай? - спросил я.
- Нет, - покачал головой Щеглов, - отравление было, но Потапов - жертва случайная. Яд предназначался другому.
- Кому же?
Щеглов пожал плечами.
- Если бы я это знал…