- Сильно болит, да? Я вас понимаю, ох как понимаю! Может, давление? - Я пожал плечами. - Давайте померяем. - Давление оказалось в норме. - А знаете, я могу предложить вам одно великолепное средство, только вы никому, хорошо? - Я сказал, что готов хоть на трепанацию черепа, лишь бы унять эту проклятую боль. - Учтите, средство народное, и пользоваться им нужно осторожно. - Он. хихикнул, подмигнул и достал из-под стола четырехгранную зеленую бутыль, в которой плескалось еще изрядное количество жидкости.
- Цэ два аш пять о аш, - прочитал он надпись на этикетке, - это по научному. А по-нашему, по-простому, это звучит куда приятней: спирт этиловый медицинский. Обратите внимание, пациент, - как слеза. Средство верное, проверенное, панацея от всех зол, бед и болезней. Пить чистым, неразбавленным, в отношении закуски никаких противопоказаний нет. Больше ста грамм зараз пить не советую, ибо от большего вас развезет. Ну как, устроит вас подобное средство? Я вам рекомендую его как врач.
Я махнул рукой и согласился. А что мне еще оставалось делать, если с минуты на минуту голова моя готова была взорваться, словно паровой котел? Он, похоже, остался доволен. Умелой рукой плеснув в чистый стакан обещанное количество лекарства, он не забыл налить и себе.
- За ваше здоровье, - провозгласил он, и это пожелание прозвучало сейчас как нельзя более кстати, особенно в устах врача. Мы выпили одновременно, и одновременно же схватились за огурец, но он, как гостеприимный хозяин и человек тактичный, первый убрал руку, и я сунул в рот непочатый еще тупорылый конец огурца, пытаясь сдержать слезы и не задохнуться. Придя в себя, я заметил на себе его снисходительный взгляд.
- Удачно? - спросил он.
- Вполне, - прохрипел я и подумал, что, наверное, окончательно сошел с ума, если пью спирт с незнакомым мне человеком, да еще в его кабинете и при исполнении им своих служебных обязанностей. Внезапно на ум пришла интересная мысль. Я вынул из кармана найденную накануне ампулу и положил ее на стол.
- Скажите, доктор, вот такое лекарство случайно не от головной боли?
Он бросил быстрый взгляд на ампулу и на какое-то короткое мгновение изменился в лице.
- Откуда она у вас? - спросил он безразличным тоном, исподлобья наблюдая за мной.
Я готов был побиться об заклад, что моя находка произвела на него сильное впечатление.
- Скажем, я ее нашел, - ответил я, давая ему понять, что не намерен открывать перед ним все свои карты. - Итак?
Он пожал плечами.
- Если хотите, можете считать это средством от головной боли. Но вам бы я его не порекомендовал: слишком уж много у него побочных эффектов… Да выбросьте вы ее, что вы на нее уставились! - Он вдруг схватил ампулу и запустил ее в дальний угол кабинета, метко попав в стоявшую там урну.
От его участия не осталось и следа, теперь он смотрел на меня подозрительно и настороженно. Мое присутствие явно тяготило его, я же не торопился уходить, так как надеялся что-нибудь у него выпытать.
Дверь резко распахнулась, и в кабинет, не замечая меня, влетел взмыленный директор.
- Все, свалили ищейки, - он презрительно скривил губы, - так и не донюхались. Я еле сдержался, чтобы не сказать им… Плесни-ка мне спиртяшки грамм этак сто пятьдесят. Фу, устал как собака…
Тут он заметил меня и сильно побледнел, челюсть его отвисла.
- А вам что здесь нужно? - грубо спросил он.
Я не успел ответить, меня опередил доктор.
- Милостивый государь, - с достоинством произнес он, вставая и в упор глядя на директора, - этот гражданин пришел ко мне по делу, которое вас как человека, ничего общего с медициной не имеющего, совершенно не касается. Вы забываете, что помимо ваших… - он запнулся, - ваших делишек у меня есть еще свои прямые обязанности - обязанности врача. Будьте так добры, покиньте кабинет.
Директор весь как-то осунулся, словно его отходили плеткой, затравленно и зло посмотрел на доктора, плюнул на пол и со словами "Болван!" выскочил за дверь.
Мне показались странными их взаимоотношения, впрочем, мне казалось странным все, увиденное и услышанное в этом кабинете.
- Свинья, - произнес с огорчением, но без злости доктор и закурил новую сигарету. От табачного дыма - а он, если не ошибаюсь, курил кубинские, хотя я, как человек некурящий, вполне мог ошибиться - голова у меня разболелась еще больше.
- Зря вы с ним связались, - сказал он, печально качая головой и стряхивая пепел прямо в груду бумаг на столе.
- С кем? - полюбопытствовал я, весь обратившись во внимание.
Он бросил на меня быстрый, совершенно трезвый взгляд и тут же опустил глаза.
- Сами знаете - с кем… А если нет, то тем лучше для вас, - добавил он. - Эх, пропала моя головушка, пропала! А, теперь уж все равно…
Он налил себе еще добрых полстакана спирта, залпом выпил, крякнул, впился зубами в огурец и на какое-то мгновение застыл в этой позе. Потом мутными глазами уставился на меня и, похоже, очень удивился.
- А, пациент… вы еще здесь? Как голова? Не прошла? Плюньте вы на нее - пройдет.
Он уронил голову на стол и выключился. Я осторожно вышел из кабинета и прикрыл дверь. Несмотря на все мое отвращение к нему, мне было искренне жаль этого молодого спившегося врача. Чем-то он был мне симпатичен - может быть, своей безысходной печалью?
Я заметил, что дверь в кабинет директора приоткрыта, и решил войти. Выпитый спирт уже начал оказывать свое действие. Директор мрачным взглядом прошелся по мне и холодно спросил:
- Вы ко мне?
- К вам, - ответил я и в двух словах объяснил ему суть своего дела.
Он молча выслушал меня, с минуту размышлял, потом выдвинул ящик стола, вынул оттуда ключ и протянул его мне.
- Берите и спите спокойно. - Он вдруг ухмыльнулся и ехидненько так спросил: - Значит, храпит ваш сосед? Интересное дельце… Не знал. Это для меня, прямо скажу, новость.
Почему, недоумевал я, идя по коридору, его удивил тот факт, что Мячиков храпит?
3.
Вернувшись в номер, я застал там сияющего Мячикова.
- Хочу вас обрадовать, дорогой Максим Леонидович, - воскликнул он, поднимаясь мне навстречу, - следственная группа уехала.
- Я знаю, - сказал я.
- Знаете? - слегка удивился он. - Вы их видели?
- Нет, я слышал это от директора.
- А! Значит, вы слышали также, что с собой они увезли и нашего подозреваемого, Хомякова?
- Хомякова? - в свою очередь удивился я. - Нет, об этом я слышу впервые.
Он хитро прищурился.
- Представьте себе, наши прогнозы сбылись. Видимо, милиция шла по тому же пути, что и мы, и вышла на Хомякова. Не забывайте также, что в их распоряжении гораздо больше информации, чем у нас, - ведь они опросили все население дома отдыха.
Лично для меня причастность Хомякова к убийству не была очевидной, но, может быть, Мячиков прав, и у следователя, безусловно знакомого с фактами лучше нас, были веские основания к задержанию Хомякова. Но так или иначе, а следственная группа уехала, убийца арестован и увезен, и дело, следовательно, можно считать закрытым.
- Раз так, - сказал я с облегчением и улыбнулся, - то наше дальнейшее расследование, думаю, не имеет теперь никакого смысла.
- Вот именно, - улыбнулся в ответ Мячиков. - Давайте на этом прекратим его.
Я согласился и тут же подумал, что теперь, пожалуй, не имеет смысла рассказывать ему о том странном впечатлении, которое оставили у меня визиты к доктору и директору, но Мячиков сам спросил меня об этом.
- Ну, как сходили к директору? Успешно?
Я показал ему полученный от директора ключ.
- И что же, он прямо вот так взял и рассказал вам об отъезде следственной группы?
- Нет, я слышал, как он говорил об этом местному врачу.
- Вот оно что! - понимающе кивнул Мячиков, продолжая проявлять интерес к моим похождениям. - Так вы были у врача?
- Да, я зашел к нему за анальгином, так как директора в тот момент не было на месте, но анальгина не оказалось, и доктор предложил мне, - я слегка смутился, - спирту.
- Ха-ха-ха! - добродушно рассмеялся Мячиков. - То-то я смотрю, у вас глаза блестят. Ну и как, помогло?
Я сказал, что да, сейчас вроде лучше, и даже намного лучше, можно даже сказать, что совсем прошло. Потом я все-таки вкратце рассказал ему о впечатлении, произведенном на меня недавним визитом, не забыв упомянуть о словах, сказанных директором доктору, причем я постарался передать их дословно. Единственное, что у меня совершенно вылетело из головы, - это пустая ампула из-под таинственного лекарства. Но чем больше я говорил, тем быстрее остывал его интерес к моим словам. Наконец Мячиков сказал:
- В конце концов, это уже не имеет никакого значения. Дело окончено, и все эти странности и якобы подозрительные слова смело можно списать на причуды упомянутых вами, дорогой друг, лиц. Словом, плюньте вы на все это и забудьте.
- Легко сказать - забыть, - возразил я.
- А вы все-таки забудьте. И давайте-ка после обеда рванем на лыжах. Идет?
Я охотно согласился.
4.
На обед Мячиков снова не пошел, и мне пришлось отправиться одному. У входа в столовую я столкнулся с Лидой, которая тоже была одна и выглядела усталой и измученной. Что-то у них с Сергеем явно не ладилось. Она натянуто улыбнулась, желая, видимо, на моем месте видеть своего капризного супруга.
- Вы не думайте, Максим, Сергей хороший, - сказала она убежденно, когда мы уселись с ней за один столик, - просто… просто он не привык ко всему этому…
- Я, знаете ли, тоже не привык к ежедневным убийствам, - с некоторой язвительностью произнес я, хотя она, видит Бог, этого не заслуживала.
- Я не о том… - она запнулась. - Видите ли, Сергею всегда все легко давалось в жизни, все его двадцать четыре года прошли ровно, гладко: ни трудности, ни критические ситуации, ни сложные житейские проблемы не коснулись его. Он из интеллигентной, обеспеченной семьи, где все без исключения решалось его отцом, директором какого-то крупного завода, а на долю Сергея приходилось только подчинение. Единственным его самостоятельным шагом была женитьба: его родители были категорически против. Поэтому сейчас, в этом мрачном, ужасном месте, связанном со смертью человека и допросом у следователя, он сразу же раскис.
- Он просто эгоист, - жестоко отрезал я.
- Все мы в какой-то степени эгоисты, - философски заметила Лида.
- Мне кажется, жизнь была к вам менее благосклонна, нежели к вашему супругу, - произнес я, заглядывая в ее удивительные глаза.
- Вы правы, Максим, - печально улыбнулась она. - Я ведь уже была замужем. Мой первый муж погиб под Кандагаром.
- Простите, - смутился я, чувствуя себя настоящим ослом.
Она кивнула и отвернулась. Я решил сменить тему разговора и отвлечь ее от невеселых дум.
- А знаете, Лида, берите своего Сергея - и айда после обеда на лыжах! А? Мы с Григорием Адамовичем, моим соседом по номеру, уже собрались. Присоединяйтесь к нашей компании, нам всем нужна хорошая встряска.
Ее лицо прояснилось.
- Он ведь у меня спортсмен, - с гордостью сказала она, и я не сразу сообразил, что она имеет в виду боготворимого ею Сергея, - академической греблей занимался. В прошлом году на чемпионате Европы в Берлине пятое место занял, даже приз получил. Не один, конечно, - с командой, - добавила она тихо.
- Если бы вы знали, Лида, как я завидую вашему супругу, - восторженно произнес я.
- Вы бы тоже хотели заниматься академической греблей? - с воодушевлением спросила она.
- Возможно. Но я не о том. Ему крупно повезло, что он ослушался своих родителей и женился на вас. Вы, по-моему, лучший приз в его жизни.
Ее щеки вспыхнули ярким румянцем.
- Не сердитесь, Лида, - сказал я с улыбкой.
- Я не сержусь, - улыбнулась она в ответ, и глаза ее засветились благодарностью.
- Итак, после обеда я жду вас с Сергеем в холле первого этажа. С лыжами.
Она неуверенно посмотрела мне в глаза.
- Я попробую… его уговорить. И потом… знаете… после всего, что произошло… эта страшная смерть…
- Ну, теперь все позади, теперь бояться нечего. Убийца арестован и увезен под надежной охраной.
- Как! - удивлению ее не было предела. - Его уже нашли?
- Так вы ничего не знаете? - в свою очередь удивился я. - И ничего не слышали о Хомякове?
- Ничего. Кто это?
- Вот так так. В таком случае спешу вас обрадовать, Лида: убийцей оказался один из отдыхающих, но он вовремя обезврежен и никакой опасности теперь не представляет. Это некто Хомяков.
- Не может быть! - воскликнула она. - Как быстро! Откуда вам все это известно, Максим?
- Профессиональная тайна, - заговорщически подмигнул я ей и улыбнулся. - А если серьезно, то все это видел Мячиков - и отъезд милиции, и увоз Хомякова.
- Мячиков?
- Ну да, Мячиков, мой сосед по номеру.
- А! - поняла она и, озаренная внезапной мыслью, вскочила из-за стола. - Тогда я пойду, обрадую Сергея! Думаю, это известие излечит его от хандры. До скорой встречи, Максим!..
5.
Но поход на лыжах не состоялся. Внезапно повалил такой обильный и густой снег, что весь мир за окном превратился в единый гигантский сугроб, а наш дом отдыха - в замурованную в нем искорку жизни. Ко всему прочему столбик термометра резко подскочил до пяти градусов выше нулевой отметки.
- Ну и погодка, - произнес Мячиков, глядя на сплошную белую стену за окном. - Вот и сходили на лыжах.
- Не беда, Григорий Адамович, - подбодрил я его, - сходим еще.
- Разумеется, - подхватил он, - разумеется, сходим. Тут двух мнений быть не может.
Мячиков завалился на кровать с томиком Агаты Кристи, а я собрал свои пожитки и перебрался в соседний номер. Даже если отпала необходимость использовать его в качестве наблюдательного пункта, то храпеть, я думаю, Мячиков стал не меньше.
- Заходите вечерком, поболтаем, - напутствовал меня мой луноподобный сосед.
К вечеру весть о поимке преступника облетела весь дом отдыха. Люди вздохнули с облегчением, на некоторых лицах даже появились улыбки. Они делились впечатлениями, гурьбой высыпав из своих номеров, выплескивали друг на друга накопившиеся страсти и в конце концов пришли к единодушному мнению, что, несмотря на в общем-то скорую развязку, оставаться в доме отдыха им все же не следует, так как живы еще впечатления от этого ужаса, который всем пришлось пережить. С тем и отправились к директору, дабы согласовать с ним порядок отъезда, а также вопрос о выделении транспортного средства, способного доставить всех желающих на ближайшую станцию. Но директор отказался выполнить просьбу отдыхающих, сославшись, во-первых, на погоду, и во-вторых, на незначительную поломку в автобусе, которую дня через два местный механик, он же водитель, обещал устранить.
- Поймите, товарищи, - увещевал он нас, - в такую погоду просто физически невозможно куда-либо добраться, тем более на неисправном автобусе. Видите, какой снег валит? Ладно бы еще просто валил - так нет, он тут же тает. Если это светопреставление продолжится два дня, то нас всех зальет - ведь здание расположено в низине. А вы мне толкуете об отъезде! Потерпите, прошу вас…
Что-либо возразить на вполне справедливые доводы директора не смог никто. Не удалось это и мне. Люди расходились понурые, разочарованные, но уже без прежнего страха перед друг другом и неизвестностью.
После ужина я слонялся по этажам, не зная, чем себя занять. Сидеть в номере мне не хотелось, идти к Мячикову я собрался чуть позже, где-то после девяти, а смотреть телевизор, который в этот вечер вновь включили (вчера, в день убийства, о нем никто и не вспомнил), мне было неинтересно. Совершенно случайно я оказался на втором этаже и, проходя мимо кабинета директора, сквозь неплотно прикрытую дверь вдруг услышал два голоса, один из которых заставил меня остановиться и прислушаться. В первое мгновение я подумал было, что ослышался, но вот дверь распахнулась, и мимо меня вихрем промчался мой старый знакомый Щеглов собственной персоной.
Да-да, это был именно он, Семен Кондратьевич Щеглов, старший следователь Московского уголовного розыска, с кем впервые я столкнулся около полугода назад при расследовании таинственной смерти профессора Красницкого. Это был именно тот человек, который внушал мне чувство искреннего восхищения, трепетного преклонения и глубокого уважения. Это был гений в обличии простого смертного.
Он вылетел от директора, больно толкнул меня плечом, буркнул на ходу "Простите!", мельком взглянул мне в лицо и… не узнал. Я хотел было окликнуть его, когда услышал сзади голос директора.
- Чудак человек, - произнес тот, задумчиво глядя вслед уносившемуся Щеглову. - Все отсюда рвутся, а он, наоборот, сюда прикатил. Тоже мне - лыжный инструктор! Да какие ж теперь лыжи!.. - Директор махнул рукой и скрылся за дверью. А я бросился за Щегловым, смутно подозревая, что он назвался лыжным инструктором неспроста.
Щеглова нигде не было. Он словно сквозь землю провалился. Я ворвался в холл третьего этажа, надеясь перехватить его там, но оба крыла коридора были пустынны: почти все население дома отдыха застыло у телевизора, пытаясь восполнить вчерашний пробел в телесериале "Вход в лабиринт" с помощью интуиции, логики и опыта. Мне ничего не оставалось делать, как вернуться в свой номер. Но едва я распахнул дверь, как Щеглов, приложив палец к губам, втянул меня внутрь и захлопнул ее за моей спиной. Его суровое лицо тут же расплылось в улыбке, а железная пятерня тряхнула мою руку с такой силой, с какой, по-моему, обычно вправляют вывихнутый сустав.
- Говори, пожалуйста, в полголоса, - предостерег он меня и только потом приступил к расспросам: - Ну как ты тут, дружище Максим? Сто лет тебя не видал. Все дела, дела, сам знаешь. А ты тут, я вижу, в самой гуще событий оказался. Не страшно?
- Страшно? - удивился я. - Так чего ж бояться, когда все уже позади?
- Позади? - Голос его зазвенел. - Что позади? Я что-то ничего не пойму.
- Ведь Хомяков задержан и дело, насколько я понимаю, подходит к концу.
- Хомяков? - Он пристально посмотрел мне в глаза, пытаясь, видно, заглянуть внутрь моей черепной коробки. - Так-так, интересно… Вот что, Максим, садись-ка вот сюда и расскажи мне все толком, с самыми мельчайшими подробностями, распиши буквально по минутам все три дня своего пребывания здесь, а если есть у тебя какие-либо соображения на этот счет, то я с удовольствием выслушаю и их - ты же знаешь, что твое мнение мне небезразлично.