Александр - изобретатель-одиночка с уникальными способностями делает самое желанное изобретение всех времен и народов, и решает использовать его только для себя. Но имеет ли он право так поступить? Несет ли он обязательства перед обществом? Вправе ли общество отобрать у него его изобретение? Правильно ли поступает общество, предоставляя право решать судьбу изобретателей-одиночек и их изобретений представителям официальной науки? Вторая молодость - благо или проклятие? Имеет ли право Александр ломать судьбы самых обычных людей, встретившихся ему на его жизненном пути? Все эти трудные вопросы встают перед Александром постепенно на протяжении всей его очень долгой жизни. Меняется и сам Александр, меняется его личная жизнь, включая самые интимные ее стороны.
Содержание:
Глава 1 Странный мальчик. 1
Глава 2 Жизнь во время первой молодости. 9
Глава 3 Обретение вечной молодости. 28
Глава 4 Жизнь во время второй молодости. 40
Глава 5 Все имеет свое окончание. 56
Глава 1 Странный мальчик.
- Мама, есть, - появившись на пороге кухни, тихо сказал Саша.
- Сашенька, а ты давно уже хочешь кушать? Что же ты не сказал мне раньше? - спросила мать.
Саша уставился на мать снизу вверх своими огромными серыми немигающими глазами и молчал. Мать подождала немного, и заметно расстроившись, задала ему другой вопрос:
- Сашенька, а что ты хочешь есть? Я приготовила щи, пожарила котлеты, есть тушеное мясо, жареная картошка. Ну, скажи. Не бойся, ведь тебя никогда никто не обижал. Очень прошу тебя - скажи, пожалуйста.
На лице мальчика появилась улыбка, но не глупая и совсем не детская, больше похожая на усмешку, а в глазах еле заметная издевка. При этом он продолжал молча смотреть на мать.
Мать - по внешнему виду очень домашняя женщина среднего возраста и роста немного располневшая, даже можно сказать пухленькая с заботливо-добрым лицом тихо заплакала и, не обращаясь ни к кому конкретно, сквозь слезы очень тихо буквально простонала:
- Ну, за что нам такое. Ну, почему он совсем не говорит.
- Лена, зачем ты так? Ведь он же не немой. Он же говорит. Тебе не стоит так сильно волноваться. Я думаю, что со временем все наладится, - попытался успокоить жену отец Саши, все это время сидевший за столом и молча наблюдавший в растерянности за происходившим. Однако он не смог скрыть тревоги и подавленности от своего бессилия хоть что ни будь сделать.
- Значит, мне не стоит волноваться? Может ты, конечно, не помнишь, но Саше уже идет пятый год, а он произносит всего четыре слова: "мама", "папа", "есть" и "спать". При этом он совсем не умеет построить даже простое предложение. Это, по-твоему, он говорит? Ведь ему уже совсем скоро идти в школу. Вон Алеша у нас как рано начал говорить. Да к четырем годам он уже болтал так, что остановить было невозможно. А тебе лишь бы не волноваться. Сидеть и ждать. Ты говоришь, так как будто речь идет не о твоем сыне, а о соседском ребенке, - набросилась на мужа Лена.
- Не неси ерунду. Я люблю Сашку вовсе не меньше чем ты.
- Ладно, Миш. Я конечно зря на тебя набросилась. В проблемах Саши твоей вины нет, но я больше не могу спокойно смотреть, как Саша все больше отстает от своих сверстников. В прошлом месяце водила его к врачу. Так она считает, что у Саши задержка в развитии и вообще намекала, что он возможно умственно отсталый и его придется сразу отдавать во вспомогательную школу. Да и соседи по дому, если прямо мне ничего не говорят, то смотрят на нашего Сашу явно с жалостью. Я просто не могу больше видеть, как они на него смотрят. Дети во дворе с ним не играют. Да, и сам он к общению не только с детьми, а вообще с кем-либо почему-то не стремится.
- Слушай, ну ты же знаешь, что наш врач не педиатр, а терапевт. Ее же сразу после окончания института распределили на здравпункт нашего завода. Она после института проработала то всего года два. Других врачей в нашем поселке нет. Ей ни опыта набраться не у кого, ни посоветоваться не с кем. Да я нашему фельдшеру доверяю больше. А наш врач только и может, что больничные выписывать, да ОРЗ лечить, которые и сами через известное время проходят. Ну, а если случается, что по серьезнее, так она сразу направление выписывает в районную больницу в Энгельс или в областную в Саратов.
- А ведь действительно, что же мы сидим? Завтра же пойду и возьму направление. И не в Энгельс, а сразу в Саратовскую областную больницу. Пусть нашего Сашеньку по-настоящему опытные врачи обследуют, как следует. Вот только как мы его в Саратов то повезем? Ведь Сашенька никакой транспорт совсем не переносит, - снова расплакалась Лена.
- Да не торопись ты так с обследованием. Давай еще месяц другой подождем. Знаешь, у меня предчувствие, что Саша вот-вот заговорит и еще как заговорит. Насчет же его умственной отсталости вообще забудь. Это полная глупость. Он же с нами общается, как нормальный человек. Да, пусть только при помощи четырех слов, но возможно он считает, что сейчас ему общение в большем объеме просто ненужно. Он явно с интересом смотрит телевизор, великолепно лепит из пластилина, собирает всякие штучки из Алешкиного конструктора, уже научился пользоваться большей частью моего инструмента. А как ловко он стащил у тебя нож, чтобы разрезать свои игрушки? И что? Все это похоже на поведение и возможности умственно отсталого ребенка?
- Телевизор то он, конечно, смотрит. Вот только как он его смотрит? Он смотрит взрослые передачи, а детские совсем не смотрит. Даже мультфильмы почти совсем не смотрит. А из пластилина, он же лепит слишком хорошо для своего возраста. Да и далеко не каждый человек за всю свою жизнь так хорошо лепить может научиться. Рисует кстати он тоже хорошо и явно не по своему возрасту. В игрушки он практически не играет. Если не считать того, что каждую новую игрушку он разбирает. Те же из них, которые тебе удается после этого восстановить, перестают его интересовать. Он даже повторно никогда не пытается их разобрать. Мягкие и резиновые игрушки он уже несколько месяцев как перестал разрезать. Он просто перестал обращать на них внимание. Да, Саша, конечно, играет в конструктор, но этот конструктор предназначен для детей среднего и старшего школьного возраста. Алексей никогда из своего конструктора просто не мог собрать хоть что-то подобное тому, что уже сейчас удается собрать Саше. Лепит и рисует он часто то, что просто никогда не мог видеть, явно придуманных им животных. Я не могу понять, как может ребенок еще не достигший пятилетнего возраста столь ловко обращаться с отверткой, гаечным ключом, пассатижами и даже молотком. Абсолютно все происходящее с нашим ребенком просто не может считаться нормальным.
- Но все о чем ты говоришь, вовсе не свидетельствует о слабоумии нашего сына, а совсем наоборот говорит о том, что он обладает незаурядными способностями.
- Миша, ты меня не понял. Я никогда не думала, что наш сын действительно является слабоумным. Мне лишь неприятно, что окружающие так про него думают, а я не могу убедить их в обратном. Меня больше волнует, что он не такой как все и отличия буквально с каждым днем становятся все заметнее и заметнее. Ведь ты же знаешь, каково живется белой вороне.
- Значит, мы должны сделать все, чтобы помочь ему безболезненно адаптироваться к окружающей обстановке. И мы уже делаем немало. Самое главное мы не отдали его в детский сад, где он действительно чувствовал бы себя очень не уютно. Ведь именно ради этого ты оставила работу. А вот врачи вряд ли смогут помочь адаптироваться нашему сыну.
- Ладно, давай подождем с обследованием, но если Саша нормально не заговорит к пяти годам, то я его повезу в Саратов. Ведь в школу мы не сможем его не отдать, и если он нормально не заговорит, то это будет настоящая катастрофа.
- Я думаю, что до пяти лет он обязательно будет говорить не хуже своих сверстников и ему не придется мучиться всю дорогу до Саратова. И еще одно. Я думаю, что нам больше не следует говорить о Саше в его присутствии. Мне кажется, что он уже понимает гораздо больше, чем мы думаем и нашими разговорами мы можем просто напугать его.
Родители замолчали. Саша, молча стоявший все это время на пороге кухни и внимательно слушавший родителей, снова произнес:
- Мама, есть.
Было непонятно прав ли отец, и действительно Саша понял, о чем говорили его родители, и был ли он напуган услышанным, но улыбка с его лица исчезла еще в середине разговора, и сам он стал выглядеть каким-то не по-детски сосредоточенным и озабоченным.
* * *
Семья Игнатовых проживала в поселке при заводе, на который Михаил и Лена были распределены в качестве молодых специалистов сразу после окончания института. Завод и примыкающий почти вплотную к нему поселок располагались за Энгельсом далеко в степи. С внешним миром его связывала единственная автомобильная дорога, которая начиналась в Энгельсе, проходила мимо большого военного городка при аэродроме забитого большими стратегическими бомбардировщиками, доходила до их поселка и уходила дальше в степь, соединяя между собой многочисленные совсем недавно построенные военные городки и рабочие поселки при предприятиях. Впрочем, имелась еще и одноколейная железная дорога, но пассажирские перевозки по ней не осуществлялись. По железной дороге доставлялось сырье, и вывозилась готовая продукция, а еще по ней пригоняли цистерны с мазутом для котельной, отапливающей завод и заодно весь поселок.
В то время между небольшими военными городками и поселками при предприятиях еще сохранялись большие незастроенные и практически никак не освоенные человеком участки степи. Даже если по дороге добраться до Энгельса, то все равно для того, чтобы попасть в Саратов, надо было переправиться через Волгу, так как автомобильного моста соединяющего, стоящие на противоположных берегах Волги, Энгельс и Саратов тогда еще тоже не существовало. Поэтому жизнь в поселке в чем-то была схожа с жизнью на острове и протекала она однообразно и очень скучно. Из развлечений в нем имелся только заводской клуб, в котором по воскресеньям показывали кино и устраивали танцы, работал буфет. В клубе размещались и единственные на весь поселок парикмахерская, швейная мастерская и библиотека. Из предприятий общепита имелась лишь заводская столовая. Не было ни ресторана, ни кафе, ни даже пивного ларька.
Для занятий спортом имелся открытый стадион с вытоптанным футбольным полем, вокруг которого была проложена беговая дорожка и имелись низкие необорудованные даже навесом деревянные трибуны. Зимой футбольное поле заливалось водой и использовалось в качестве катка, который был настоящей отдушиной и посещался почти поголовно всеми жителями поселка. Но в основном стадион использовался для проведения уроков физкультуры в местной школе. Школа была тоже одна, но зато десятилетка. Поэтому девятиклассников и десятиклассников не приходилось отправлять в интернат или возить в школы других поселков, как это часто вынуждены были делать в других соседних поселках, где были школы с обучением только до восьмого класса.
Медицинское обслуживание все жители поселка без исключения получали на здравпункте завода, так как других медицинских учреждений не имелось. Если не считать медицинских сестер при школе, в яслях и детском саду. В случае необходимости стационарного лечения больных возили, как правило, в Энгельс. Туда же приходилось возить женщин рожать.
Жилой фонд поселка состоял из нескольких больших трех, четырех и пятиэтажных домов, а также множества бараков, большинство из которых были построены еще во время строительства завода, как временное жилье для строителей. Однако строить новые дома взамен постепенно приходящих в негодность бараков никто не спешил. Газ к поселку не был подведен. Электрические сети были маломощными. Максимально допустимая сила потребляемого тока на одну квартиру составляла всего пять ампер, что исключало возможность использования электроплит и электрических нагревателей. Заводская котельная была маломощной и не позволяла провести в дома горячую воду. Средства на модернизацию котельной и прокладку трубопроводов никто в обозримом будущем выделять не собирался. Таким образом, из нормально функционирующих благ цивилизации имелись лишь центральное отопление, холодная вода и канализация. В ванных воду грели в титанах, а для приготовления пищи на кухнях из кирпича были выложены плиты. Титаны и плиты топили дровами, для хранения которых во дворах были построены сараи. Правда, плиты для приготовления пищи почти никто не использовал. Все готовили на керосинках, которые устанавливали прямо на плиты, топки которых использовались в качестве шкафчиков для хранения сковородок и кастрюль. Убожество жилья усугублялось тем обстоятельством, что поселок был застроен хаотично, не придерживаясь какого либо плана, а между домами почти отсутствовали заасфальтированные дорожки. Поэтому все бесформенное пространство между домами почти на полгода превращалось в сплошную скользкую грязь и огромные лужи, которые долго не высыхали, так как почти у самой поверхности залегали глины, не пропускавшие через себя воду. Дома, стоящие среди огромных луж и сплошной грязи с отпечатавшимися в ней следами ног, колесами автомобилей вызывали особенно тягостное впечатление и порождали в людях ощущение своей заброшенности и полной безысходности. Всякое передвижение между домами, как для людей, так и для автомобилей превращалось в настоящее испытание.
В центре поселка стоял большой двухэтажный магазин - универсам, в котором жители поселка в основном и делали почти все свои покупки. Первый этаж магазина занимали отделы, торгующие продуктами питания, а на втором этаже продавались все виды промтоваров от ниток, одежды, обуви до посуды, канцтоваров, книг, мебели и бытовой техники. Летом на площадке перед магазином работал ларек, в котором продавали развесное мороженное в картонных стаканчиках и газированную воду с сиропом да привозили бочку с квасом.
Ассортимент товаров, которые можно было приобрести в поселке, был очень скудным. Поэтому одежда его жителей, вещи, которые их окружали, не отличались разнообразием. Женщины, для того чтобы хоть как-то отличаться друг от друга много шили одежды самостоятельно или на заказ, но это не спасало положения, так как ткани, из которых они шили себе одежду, ведь тоже были одинаковыми и совсем не отличались разнообразием расцветок. Походы в магазины соседних поселков тоже ничего не давали, так как завозимые в них товары совсем не отличались друг от друга. Поездки же в Энгельс или Саратов из-за отвратительной работы транспорта были крайне редки и являлись для любого жителя поселка настоящим событием. Обитатели поселка вообще очень редко покидали его пределы даже в период отпуска.
Для постоянно проживающих в поселке людей все дни были похожи один на другой и бесконечно медленно тянулись в их замкнутом мирке среди бескрайней степи. От них требовалось только одно, чтобы завод работал и выполнял постоянно увеличивающийся из года в год план. При этом люди понимали, что им не следует рассчитывать, что в их жизни что-то может измениться в ближайшем будущем. Жизнь в таких убогих и безрадостных условиях порождала повальное пьянство и периодическое совершение тем или иным человеком поступков совсем не характерных для психически здоровых людей. Впрочем, когда очередной сосед выкидывал что-то из ряда вон выходящее, то это уже воспринималось как событие и служило для окружающих хоть каким то развлечением, вносившим хоть какое то разнообразие в жизнь поселка.
Природно-климатические условия тоже не были комфортными. Летом стояла сильная жара, зимой - довольно сильные морозы при постоянном, круглогодично насквозь продувающем поселок, сильном ветре. Из-за сильных зимних морозов плодовые деревья никак не хотели приживаться на этой неуютной земле. Летом земля высыхала настолько, что вся степь покрывалась замысловатой системой глубоких трещин в палец толщиной. Между трещинами произрастала жидкая, редкая низкорослая полынь и очень незначительное количество, становившейся желтой и почти сухой еще в начале лета другой травы. В этой утлой растительности в громадных количествах сновали мыши и ящерицы, да в норах сидели здоровенные пауки. Кроме этого по степи постоянно гоняли больших высоких темно-рыжих коров, которые ухитрялись в этой почти пустыне находить себе пропитание, но от такого пропитания, получаемое от них молоко сильно горчило.
Вообще степь привлекательно выглядела только весной. Весной в степи на поверхности стояло много воды, образовавшейся от таяния снега. В это время года вся она покрывалась ярко-зеленой растительностью, в которой в больших количествах росли дикие низкорослые тюльпаны. Но это время длилось совсем не долго.
Более или менее нормально росли только те деревья, которые были высажены близ домов и периодически поливаемые. Деревья и кустарник же высаженные в степи в лесополосах хоть совсем и не погибали, но тени практически не давали, так как их листья поворачивались к солнцу ребром.
От Волги поселок стоял на значительном расстоянии, и его жители крайне редко имели удовольствие видеть эту великую реку. Правда рядом с поселком протекала небольшая речушка - приток Волги, но вода в ней никогда не поднималась выше колена. Поэтому обитатели поселка летом обычно купались в заброшенном песчаном карьере, оставшемся со времени строительства завода.
В то время подобные поселки вырастали по всей стране, как грибы после дождя. Страна из последних сил пыталась успеть перевооружить свою армию и создать современную военную промышленность, одновременно стараясь рассредоточить свой военный и промышленный потенциал на случай ядерного нападения. А для страны, плотно окруженной совсем недружественными государствами, такое нападение было очень реальным.