Стэна иногда бывало трудно выносить по утрам, даже когда все мысли в голове Каллиопы не смешивались в кучу от совершенно легального эквивалента пары песенок тяжелого рока. – Не мог бы ты говорить потише? Да, это он. Провел всю ночь в камере, и мы собираемся поговорить с ним.
– С удовольствием. – У ее партнера действительно было пугающе хорошее настроение. Она спросила себя, не был ли он на свидании или что-то в этом роде. – Не могу ли я побыть гадким? Моя очередь?
– Да, твоя.
– Ты хороший товарищ. – Он помедлил, нахмурился и ткнул ее кулаком в ребра. – Скоурос, ты не надела свою чешую.
– В участке? – Она ненавидела наполненную гелем рубашку, которую за пределами участка называли "пуленепробиваемый жилет".
– Таковы правила. Кроме того даже в камере наш друг может сделать пистолет из тарелки с супом и кусков материи.
– Да, ты прав. Не удивительно, что ты любишь носить свою – из-за нее кажется, что у тебя есть мускулы. А я выгляжу толстой.
– Я всегда думаю о тебе как об могучем ангеле правосудия. – Внезапно он стал серьезным. – Скоурос, ты действительно должна одеть эту штуку.
– Хорошо, одену. А теперь давай поработаем, мистер Гадкий.
Стэн щелчком пальцев выключил свет в зеленой комнате и, оставив за собой только темноту, они вышли в дверь на блестящую оранжевую плитку. Заключенный посмотрел на них, его лице не выражало ничего, и только опущенная нижняя губа говорила о презрении к ним. Каллиопе это понравилось – она наслаждалась, когда они делали вид, что круче их только вареные яйца.
– Доброе утро, Эдвард, – весело сказала Каллиопа, когда она и Стэн скользнули в кресла рядом с пленником. – Я – детектив Скоурос, а это детектив Чан.
Темнокожий юноша ничего не ответил, только почесал пальцем шрам на щеке.
Каллиопа решила немного его удивить. – Ты Эдвард Пайк, верно? И я уверена, что это помещение для допроса. – Она повернулась к Стэну. – Похоже, что это парня надо вернуть обратно в ящик, а мы подумаем о своей ошибке.
– Никто не называл меня Эдвард, кроме мамы, а она умерла два года назад, – угрюмо сказал он. – Большой Три, вот как меня кличут. Большой Три.
– Да, это он, не бойся, – сказал Стэн. – Маленький уличный зверек, который только что снял дворники с шесть дюжин грузовиков, привезенных из Джакарты. И собирался продать их скупщикам из Индонезии – тебе светит за это лет десять, не меньше, Мальчик Три, и место, где ты будешь, вряд ли кто назовет приятным.
– Это было для меня лично, понял? – Он запирался для проформы – все хорошо знали, что они продают краденое, пока государственный защитник устраивает шоу. – И вообще мне нужно подлечиться. Плохая д'кция, вот.
Стэн фыркнул. – Собираешь поиграть, а? Судья только посмотрит на тебя, заметит, что ты не подходил к школе и на километр, и порекомендует нам посадить тебя в судно с отбросами и утопить в океане.
Каллиопа спокойно сидела и смотрела, пока ее партнер исполнял несколько агрессивных па обычного танца. Эдвард "Большой Три" Пайк не первый раз был здесь и знал все их методы не хуже Стэна. И он еще был не самым худшим из тех, с кем они имели дело – он воровал и сбывал краденое, и однажды достаточно долго просидел в Сильверуотере, но, насколько она знала, никогда не пытался убить того, кто не нападал на него, а это, по меркам Дарлингхаст Роуд, делало его почти Робин Гудом. К тому же он был слегка умнее среднего подонка с Кинг Кросс Стрит и на самом деле им только один раз удалось доказать, что он сбывает краденое. Каллиопа спросила себя, не смогут ли воспользоваться его гордостью и найти место, куда можно вставить острие клина.
Стэн заставил его рычать и огрызаться, значит пришло ее время начать. – Детектив Чан? – сказала она слегка резким голосом. – Я не думаю, что вы нашли правильный способ выйти из положения. Почему бы нам не выпить стакан воды?
– Нет, не думаю. – Стэн посмотрел с презрением на пленника. – Но если ты сумеешь взнуздать эту дикую тварь, выпивка за мной.
– Смотрите, мистер Пайк, – начала Каллиопа, – технически вы принадлежите отделу по расследованию личных преступлений, и у нас нет формальной юрисдикции над вами. Но если вы сообщите нам кое-какую информацию – но хорошую! – мы способны облегчить вашу участь. Учитывая то, что это у вас не первый случай, вам все равно придется немного посидеть, но совсем не так много.
Он заинтересовался, хотя постарался не показать это, его глаза, прикрытые тяжелыми веками, вспыхнули из-под удивительно длинных ресниц. – Что вам надо? Я не выдам никого. Не имеет смысла раньше выходить из ящика, если мне воткнут перо в спину, когда я окажусь на Дарлинге.
– Нам нужна информация. О вашем очень старом знакомом, с котором вы познакомились в Миндовской тюрьме для несовершеннолетних. Джонни Вулгару...?
Лицо осталось пустым. – Не знаю такого.
– Его еще называют Темный Джонни – или Джонни Дред.
Вот тогда что-то пробежало под каменными чертами лица, быстро, как ртуть по сковородке. – Ты говоришь о Джонни Мор Дред? О Дреде? – По его лицу пробежало множество выражений, закончившихся нервной недоверчивой ухмылкой. – Что ты хочешь от него? Он же крякнулся, да? Умер?
– Так предполагают. Не слышали ли вы что-нибудь другого? – Она внимательно глядела на него, но спавшая маска уже вернулась обратно. – Мы расследуем очень старое убийство. Девушка, по имени Полли Мерапануи.
Но он уже был на безопасной земле. – Не знаю ее. Никогда не слыхал про такую. – Он мигнул и подумал заново. – Это ей вырвали глаза?
Каллиопа наклонилась вперед и небрежно спросила: – Вы что-то знаете об этом?
– Видел по сети.
– Мы хотим знать, не связан ли Джонни Дред с этим преступлением. Вот и все.
– Не собираюсь выдавать никого.
Стэн вскочил и наклонился над ним. – Как ты можешь его выдать, если он мертв, ты, маленькая дрянь? Скажи что-нибудь более толковое.
Большой Три смерил Каллиопу взглядом оскорбленного достоинства. – Это твой пес? Если он не перестанет хватать меня за яйца, можешь отправлять меня обратно в ящик.
Каллиопа махнула рукой, приказывая Стэну вернуться на стул. – Просто скажите мне все, что вы помните о Джонни Дреде.
Пленник ухмыльнулся. – Ничего. Ничего я не помню. И даже если услышу о нем завтра, тут же забуду. Он был чокнутый ублюдок. За любые деньги не скажу о нем ни слова.
Каллиопа продолжала расспрашивать, задавая вопросы о социальной жизни и аборигенах, а Стэн время от времени выдавал что-нибудь нереальное. Это было как фехтовальный матч, где пленник не только не мог победить, но и набрать хотя бы одно очко, и все-таки держался и не сдавался, пока из нее не выветрился весь кофеин, оставив Каллиопу усталой и раздраженной.
– Итак он мертв, и вы ничего не слышали о нем много лет. Это то, что вы мне говорите, верно?
Он кивнул. – Точно.
– Тогда почему я не могу избавиться от ощущения, что вы что-то от меня скрываете? Мы уже долго говорим, мистер Пайк. Эдди. Большой Три. Какой еще идиотской кличкой тебя называть? Послушай, если бы я была тобой, я бы сейчас забралась на этот стол и попыталась поцеловать мою большую греческую жопу, потому что найдется очень мало людей, которым я предлагаю так много за сущую ерунду. Когда вернешься в Сильверуотер и пойдешь с кем-нибудь в душ, побереги свою шоколадную задницу. – Он слегка удивился, увидев, как она внезапно перестала делать вид, что хочет помочь ему, но не перестал ухмыляться. – Почему бы тебе не поговорить?
– Я и так говорю.
– Тогда скажи что-нибудь стоящее. Мы можем сократить твой срок лет на пять, если ты скажешь нам что-нибудь полезное о Дреде.
Он долго смотрел на нее, странно долго. Стэн начал было что-то говорить, но она коснулась его колена под столом, призывая к терпению.
Большой Три опять почесал шрамы, вздохнул и опустил руки на стол.
– Смотри, женщина, – медленно сказал он. – Я кое-что скажу тебе, бесплатно. Я ничего не знаю о Дреде. Но даже если бы я что-нибудь знал, я бы тебе не сказал ни одного гребаного слова. Ни за доброе отношение ко мне, ни за уменьшение срока, ни за миллион долларов.
– Но если он мертв...!
Он покачал головой, его взгляд опять спрятался за длинными ресницами, как пантера в зарослях тростника. – Не имеет значения. Ты не знаешь Дреда, ты никогда не встречалась с ним. Если он узнает, что ты интересуешься им, то выйдет из под земли, убьет тебя трижды, и каждый раз по другому. Если ты когда-нибудь станешь мопадити, тогда возвращайся и пошарь в темноте. Дред уже там.
– Мопадити. Что это означает?
Он опять оглядел их, как бы из глубины пещеры. – Призрак. Приведение. Когда ты мертв, но не ушел. А сейчас я хочу обратно в ящик.
– Похоже мы ничего не добились, – испытующе сказал Чан.
– Помолчи. – Каллиопа сняла наушники и убрала их в разъем своего блокнота. Она опять спросила себя, не пора ли купить себе новую жестянку. Эту ей уже надоело таскать, хотя это был новый сверхтонкий "Криттапонг", который она подарила себе на день рождения. – Доктора Джигалонг нет в городе. Я оставила ей сообщение на работе и дома.
– О "мопадити"?
– Да. Что-то из уличного сленга, но я не слышала его раньше. А ты?
– Нет. – Он положил ноги на стол. – Сколько этих подонков мы уже перешерстили? Восемь, девять? Не слишком много.
– Чего-то мы добились.
Стэн удивленно поднял бровь. – Ты имеешь в виду, что мы узнали новое туземное слово? Если ты заметила, Скоурос, в этом парне действительно есть кровь аборигенов. Разве ты сама не говоришь время от времени "хопа"(* восклицание, греч.), "ретсина" (* вино, греч.) или даже "акрополис"(* город, греч.)? Я сам иногда использую жаргон – кажется вчера я обозвал тебя "круглоглазой"...
– Он среагировал, когда я спросила его о Джонни Дреде. И удивился. – Что-то еще не давало ей покоя, какая-то мелкая деталь, сумасшедше близкая, но недостижимая.
– Ну, человек официально мертв. Так что можно и удивиться, когда тебя спрашивают о том, кого ты считаешь покойником.
– Может быть. Но как-то он очень странно отреагировал. Может быть что-то слышал на улице.
– "Может быть" не переведет нас через перевал, Скоурос. Что дальше? Может быть пора бросить исследование уличной культуры, хотя это и очень интересно?
Каллиопа помотала головой, сбитая с толку и разочарованная, из нее выветрились последние крупицы кофеина, на их место не пришло ничего, и она чувствовала себя совершенно ужасно.
Не в состоянии уснуть от беспокойства, она села на диване и вызвала из отдела беседу с Большим Три на свой стенной экран. И еще она решила держаться подальше от Вонди Бейби, ради самой себя. Даже не из-за навязчивого интереса к официантке Элизабет, но из-за того простого факта, что она начала есть слишком много сладкого десерта, который там подают.
Так ты никогда не похудеешь, Скоурос, сказала она себе. Лучше тебе оставаться дома. Все это время она не заходила в магазин, и дома не было нечего, кроме хрустящих хлебцев, и это могло угрожать ее решимости. Она просмотрела весь разговор до конца, потом прыгнула назад к тому месту, где она впервые упомянула имя своей жертвы.
"Ты говоришь о Джонни Мор Дред?" сказал Большой Три и повторил, "...О Дреде?".
Вот! подумала она. Джонни Мор Дред! Как же она не услышала это раньше? Но почему еще одно прозвище – она подозревала, что у него их много – зацепило ее внимание? И зудится под кожей, как заноза? Мор Дред? Мор Дред? Где я уже слышала это?
Она вспомнила фотографию из Фивербрукской больницы, расплывчатое темное пятно, бесформенное туманное лицо.
Большой Три сказал, что он призрак. Если есть кто-нибудь, кто возвращается призраком....
Она закрыла глаза и тут же открыла, пытаясь видом знакомой комнаты успокоить нервы и избавиться от ощущения, что за ней наблюдают. Призрак.
ОНА опять вернулась на свой балкон. Башня притягивала ее к себе, как будто она была мотыльком, а эта черная громада – лучом извращенного света. Даже сейчас, когда голоса исчезли, когда она забралась так далеко от Джунипер Бэй и вряд ли вернется обратно, она не могла не обращать на это внимания.
Красные искры сигнальных огней угольками окружали верхушку башни, окна самых верхних этажей светились, поодиночке или маленькими гроздьями. И ничего больше не было видно на ночном небе, только поисковые огни шарили по пустым паркам, изредка вспыхивая, когда они падали на ряды раскрашенных киосков.
Голоса исчезли. Дети исчезли. Были ли оно одно и то же? Ольга Пирофски даже не могла вспомнить, когда ее затянула в себя мистическая фантасмагория путешествия на юг. У нее не осталось сил. В те ночи, когда дети толкали и торопили ее, шепотом рассказывали свои жизни в ее спящее ухо, она больше отдыхала, чем сейчас, в эти мертвые черные часы, которые настали после того, как умерли голоса. Каждый день она просыпалась пустой и усталой, чувствуя себя баллоном с гелием, из которого вытекли последние остатки жизненной энергии и которому осталось только бесполезно лежать на полу.
Что же теперь? в который раз спросила она себя. Она не могла оторвать глаза от башни, центра их темного королевства. Ехать домой? Убить себя?
Но у нее больше нет дома. Миша ушел, а Джунипер Бэй казался далеко, как другая планета – как цирк, как ее дорогие волшебные дни, когда она была вместе с Александром. И она оттолкнула всех, кто мог помочь ей: Роланда Макдэниела, остальных немногочисленных друзей с работы, и даже этого симпатичного адвоката Рэмси. Не осталось ничего, кроме молчания.
Голоса привели ее к подножью ужасной черной горы, и бросили. Каким-то образом все это смешалось вместе – дети, башня, улыбающееся, трупно-белое лицо Дядюшки Джингла, маска, которую она носила так долго, что невольно спросила себя, осталось ли под маской другое лицо.
Она открыла свой блокнот и села рядом с крошечным пластиковым щитом мотеля. Обнаружив, что ее все время тянет поглядеть в окно и вообще невозможно думать при виде этого темного угрожающего пальца, она с усилием задернула шторы.
Усталая, но счастливая, что наконец-то решилась, Ольга начала писать бесконечную предсмертную записку.
ГЛАВА 6
Разговор с Машинами
СЕТЕПЕРЕДАЧА/НОВОСТИ: Ракетная доска привела к еще одной трагедии
(изображение: дети катаются на аттракционе Конькобежная Сфера, Клиссолд Парк, Лондон)
ГОЛОС: Целая серия трагедий с ракетными досками заставила членов Британского Парламента запретить то, что один из них назвал "смешной и опасный транспорт". Но большинство тех, кто катается на досках не согласны с запретом.
(изображение: Алоизус Кеннелли, шестнадцать лет, перед магазином "Скучно!", Сток Ньюингтон (* район в Лондоне).
КЕННЕЛЛИ: "Меня просто сунули носом в дерьмо. Большинство из тех, кто взорвался, они как старые сорокалетние пердуны, сечешь? Конец недели, почесали брюхо, куда-то поехали, грабанули зачуханного шопоголика, для развлечения прицепились к автобусу и взлетели. Не надо опускать всех нас из-за того, какой-то пердун не может скакать молотком как настоящий микро..."
ЭТО походило на фильм ужасов, но было куда хуже, потому что происходило на самом деле. Крошечные человеческие фигурки, напуганные огромной чудовищной фигурой – хвостатым скорпионом, так его назвал Кунохара. Пол видел, как Мартина и ее миниатюрные товарищи забились подальше в складки большого листа, который содрогался от капель дождя, скорее похожих на водяные бомбы. Он протянул руку, но это было только окно на экране компьютера – он ничем не мог помочь им. Хвостатый скорпион подошел ближе, сутулясь в колыбели своих огромных суставчатых ног. Узкий щуп, похожий на жесткий хлыст, тянулся к ним – медленно, почти нежно.
– Ты убил тех мутантов, – крикнул Пол. – Почему бы тебе не спасти моих друзей?
– Мутанты не принадлежали этому миру. А в этом скорпионе нет ничего плохого. – Хидеки Кунохара почти обвинял. – Он только следует природе.
– Если ты не хочешь помочь им, пошли меня. По меньшей мере я буду вместе с ними.
Кунохара какое-то время разглядывал его со сдержанным неудовольствием. – Тебя могут убить.
– Я должен попытаться.
– Ты почти не знаешь этих людей – ты сам мне это сказал.
Из глаз Пола хлынули слезы. Гнев побежал по нему как пар, угрожая вырваться наружу где-нибудь в районе макушки. Он едва услышал тонкие крики ужаса Мартины и остальных, когда чудовищный скорпион шагнул еще ближе. – Ты ничего не понимаешь. Я бродил один – месяцы, может быть годы. Один! Я думал, что сошел с ума. Они все, что у меня есть!
Кунохара пожал плечами, потом поднял руку. Мгновением позже пузырь, окно и бесстрастное лицо Кунохары исчезли, сменившись ужасной и странной сценой.
Он стоял на земле где-то в лесу, вокруг него к ночному небу тянулись стволы гороподобных деревьев, такие большие, что были почти невидимыми. Дождь шипел и стучал по всему, сверху падали капли, размером с бочки с мусором, а некоторые – как маленькие автомобили; когда они ударяли по грязной лесной земле, все подпрыгивало вверх.
Внезапно Пол с ужасом вспомнил траншеи Амьена, которые обстреливала немецкая тяжелая артиллерия; сверкали молнии, еще добавляя сходства – ослепительно яркие, как вспышки фосфорных снарядов. Справа кто-то двигался, с таком громким кожистым скрипом, что Пол едва слышал тяжелые удары капель; земля под ним шевелилась. Пол повернулся и его сердце попыталось выскочить из груди.
Хвостатый скорпион шагнул еще ближе основанию листа и застыл, совершенно неподвижно, только щупы исследовали добычу. В сравнение с Полом он был размером с пожарную машину; высоко над головой Пола на подставке из суставчатых ног висело низкое широкое тело. Хвоста у него не было, но клешни, сложенные под головой как амортизаторы, были усеяны колючими шипами, и могли держать добычу, как челюсти крокодила. Два блестящих красных пятна на голове, видимые при вспышке молнии, производили впечатление злых недовольных глаз: как будто его вырвали из сна в самой глубине ада и призвали в этот мир, и он обозлился за то, что его разбудили.
Поток воды скатился с одного из высоких листьев прямо на скорпиона. Он припал к земле и с холодным терпением ждал, пока наводнение не прекратится. На мгновение Пол смог увидеть то, что находилось за ним, дыру под склонившимся листом размером с лыжный коттедж, и там бледные лица людей, сверкавшие как жемчужины в слабом лунном свете. Он сделал к ним несколько шагов, хотя скорпион уже вставал в полный рост.