– И что мы теперь будем делать? – спросил Джозеф, поднимая тяжелый огнетушитель. Дым закручивался вокруг концов его ботинок, но самая большая часть облака по-прежнему всасывалась в дымоход, решетка и вся стена вокруг нее лоснились от жирной черной копоти.
– Что мы будем делать? – переспросил Джереми. – Ждать.
– Черт побери, – сказал Джозеф, направляя поток пены на огонь. – Вот это именно то, от чего я устаю. Почему этот Селларс способен перевернуть всю гору сверху до низу, но не хочет послать мне бутылку вина?
КОНЕЧНО это был сон – не тот, что разрушил ее жизнь, и дети не вернулись к ней после долгого молчания; самый обыкновенный сон.
Стояла ночь, и Александр стоял за дверью их дома в Джунипер Бей. Он хотел войти, потому что оставил что-то внутри, но она, хотя и видела его силуэт в слабом свете уличных ламп – в этом сне рядом с дверью было окно – все никак не решалась его впустить. Он звал ее, опять и опять, без боли и недовольства, но с той горячей увлеченностью, которая всегда отличала его, и с таким видом, как будто он должен был сделать что-то очень важное, такое, что не даст миру сломаться и разлететься на мельчайшие кусочки.
Он не мог или не хотел сказать ей, что оставил в доме. Влекомая глубочайшим отчаянием и безнадежностью, она стала рыться в ящиках и шкафах, пытаясь найти что-то настолько важное, что из-за него он отложил свою какую-то там поездку, но не нашла ничего, что вообще имело бы смысл.
Ее разбудило жужжание настенного экрана и темнота, сгустившаяся за шторами мотеля. Она уснула, сидя на кровати, сразу после полудня, и теперь комнату освещал только свет, лившийся с экрана. Какая беспечность, она не полностью задернула шторы. Любой мог стоять и разглядывать ее через окно.
Но кому это нужно?
Она встала, полностью задернула шторы и вернулась в теплую уютную кровать. Садясь и пытаясь примириться с пробуждением, она почувствовала, что чего-то не хватает. Миши, сообразила она через мгновение, который всегда спал свернувшись клубочком рядом с ней, или на коленях, его маленькое тело так успокаивающе лежало на ней.
Перестань. Не начинай опять. На глазах появились слезы.
Экран бормотал о внезапной экономической нестабильности на финансовых рынках, о странных слухах, о загадочном молчании влиятельных лиц и ключевых игроков. Так трудно быть внимательным. Скорее трудно быть внимательным по-настоящему, потому что внимание так болезненно. Раньше она каждый вечер слушала новости, но в конце концов ежедневное повторение стало вызывать у ней чувство, что она и вся остальная человеческая цивилизация с трудом удерживаются на гребне гигантской волны, которая может с сокрушительной силой в любой момент обрушиться вниз.
Она выключила экран. Пора идти. Офицеры охраны, полиция корпорации, кто бы они не были, взяли ее на заметку, но ясно, что они только исследуют все возможности. Люди отметили, что она задает вопросы.
Из всего, что они знают, они могут подозревать, что я террористка, подумала она. Ее даже развеселила эта мысль, но собственное оживление сделало ее еще более ироничной. И я действительно террористка.
Человек, который смеется в пустой и тихой комнате, явно не здоров. Она испугалась этой мысли, но призналась, что это правда. Ольга не любила врать кому бы то ни было, и никогда не обманывала саму себя.
Конечно она солгала этим офицерам, просто умолчав о своей настоящей цели. Точно так же, как она солгала мистеру Рэмси – просто ничего не сказав ему при встрече, только написав в сообщении, зная, что он может не ответить и что ей не потребуется защищать саму себя. Как она и опасалась, его ответ пришел очень быстро, хор протестующих голосов, которых она не хотела слышать.
Время идти. Потом она сумеет поспать несколько часов в машине, которую взяла напрокат. Сначала нужно добраться до того глухого место около заболоченного рукава реки, где стоит купленный ею плот. Ровно в полночь будильник разбудит ее и она постарается высадиться где-нибудь парке, который покрывает берега искусственного острова. Скорее всего они охраняют берега, но не края непроходимого болота, верно?
Не самый хороший план, но самый лучший, который она сумела придумать.
Блокнот останется в ее комнате; она заплатила за две недели вперед, и скорее всего его не заметят, не то что машину, которую хватятся через пару дней. Так что она сможет посылать на него сообщения пока... пока сможет. А он уже перешлет их мистеру Рэмси, который таким образом узнает, что произошло с ней. Он пытается помочь бедным детям и, возможно, сможет использовать для этого ее информацию.
Она знала, что должна в последний раз осмотреть свою комнату и идти, но мысль о Катуре Рэмси не хотела уходить вот так легко. Она щелчком открыла блокнот и посмотрела на его последние три сообщения, все мигающие, отмеченные как "очень срочные", практически кричащие: прочитайте нас. Она знала, что она, прочитав их, почувствует себя намного хуже, что все его аргументы, какими бы разумными они не были, не изменят ничего. Она ненавидела споры – Александр мучил ее ими, заставлял ее спорить о самых смешных вещах, потом смеялся и отказывался признавать поражение. "Ты как вода, Ольга, – говорил он. – Всегда находишь дорогу."
А что, если мистер Рэмси чего-нибудь хочет от нее? Разрешение на продажу ее дома? Или люди, которые взяли Мишу, забыли имя ветеринара и не знают, какое лекарство надо ему давать?
Она знала, что специально медлит, боясь будущего путешествия, но тревога не уходила. Быть может именно поэтому дорогой Александр, так раздражительно ждавший у двери, хотел уйти, но никак не мог?
Он в последний раз обошла комнату и взяла блокнот. Она оставит его в шкафу, под лишними одеялами. В комнате не будет никого, и прислуге не надо будет менять одеяла – вряд ли плохо оплачиваемые уборщицы будут искать себе лишней работы.
Ольга положила блокнот к задней стенке шкафа, потом подошла к столу и написала записку на необычной старомодной бумаге для заметок – единственном, что отличало этот мотель от дюжины других, в которых она останавливалась во время поездки. Прямо под именем мотеля, "Байу Свитс": Я вернусь за этим блокнотом. Если его надо будет забрать из комнаты, прошу передать его служащим мотеля, или связаться с К.Рэмси, адв. Она добавила телефон Рэмси и подписалась.
Она уже опять направилась к шкафу, когда в голову опять прыгнула мысль о Мише. А что, если действительно что-то случилось? Если он не получит свое лекарство, у него опять начнутся эти ужасные судороги. Да, она предупреждал о них новых хозяев Миши, но кто знает, сколько внимания они уделяют ему?
Бедный малыш! Я отдала тебя чужим. Бросила.
Ее глаза опять наполнились слезами. Ольга тихо обругала сама себя, села на кровать, положила блокнот на колени и начала открывать сообщения.
ГЛАВА 18
Создать Ведьму
СЕТЕПЕРЕДАЧА/НОВОСТИ: Загадка все еще окружает смерть Генерала
(изображение: Якубиан встречается с президентом Анфордом)
ГОЛОС: Смерть бригадного генерала Дэниела Якубиана в номере отеля в Виргинии вызвала удивительно ядовитый поток слухов, самый странный из которых – утверждение Эдварда Пилгера, телохранителя генерала, который верит, что Якубиан участвовал в заговоре против американского правительства. Журналистка Екатерина Сколомб, снявшая небольшой документальный фильм о генерале для рыночного узла Белтвей, считает, что переварить эту мысль очень непросто.
СКОЛОМБ: "Это не имеет ни малейшего смысла. Якубиан дружил со многими могущественными людьми. Для чего ему или любому из них свергать правительство, которое и так их, более или менее? Якубиану было глубоко наплевать на любую идеологию – напротив, это был король прагматизма."
ОДИН из тех редких дней в этой сети, подумала Рени, когда со мной происходит то, что будет имеет смысл. Но не сейчас, конечно. Маленькое, сделанное из грязи создание, которое называло себя Каменной Девочкой, решительно ковыляло рядом с ней по пустой улице, по обе стороны которой стояли дома из гигантских башмаков, которые местные жители наглухо закрыли, опасаясь ночи и ее опасностей, и весь этот мир вырос из серебряного ничто прямо на глазах Рени.
– Я все еще не понимаю, почему ты пошла со мной, – сказала она ребенку. – Разве тебе не приказали оставаться дома? Тебя и так уже наказали из-за меня.
Лицо Каменной Девочки было таким же темным, как и улица. – Потому что... потому что... не знаю. Но все идет плохо и никто меня не слушает. Даже мачеха не слушает. – Она демонстративно вытерла темное пятно с глаза, и Рени не могла не удивиться, как ребенок, сделанный из земли и камня, может плакать. – Окончание все ближе, и Ведьмино Дерево пропало.
– Погоди. Ты же сказала, что мы идем к Ведьминому Дереву.
– Да. И сначала мы должны найти его.
Рени переваривала ее слова, пока они шли через окраину деревни-из-башмаков. Трогательно, но сбивает с толку. Девочка, готовая отказаться от нормального порядка своей жизни, напомнила ей брата Фактума Квинтуса из мира Дома – трудно представить себе, что кто-то запрограммировал настолько свободную личность в самой обыкновенной симуляции, но Рени видела сходство, чем дальше, тем больше. Вообще в этой очень новой симуляции было что-то странное – помимо того факта, что Иной сам создал ее. Какое-то острое воспоминание зудилось внутри ее, с того самого мгновения, когда она впервые увидела Каменную Девочку и ее разнообразных родственников, но в руки не давалось.
Итак, что я знаю? Это место сделано из детского стишка, или, скорее, из многих. Я никогда не слышала ни о какой Каменной Девочке в стихотворении "Старушка и Башмак". Мартина говорила, что она научила Иного песне – и он пел песню об ангеле, когда мы впервые увидели его на вершине горы. Может быть она рассказала ему и несколько сказок.
Воспоминание не подвинулось ни на дюйм ближе.
Они находились уже на краю поселка. Луны не было, только небо тускло светилось, делаю тени слегка более фиолетовыми и придавая неотчетливую форму тенистому миру. Рени едва видела маленькую фигурку, шагавшую рядом с ней. Она уже начала спрашивать себя что произойдет, если он потеряет своего маленького проводника, когда перед ними появился светящийся призрак, колеблющийся и стонущий.
Рени, напуганная, схватилась за Каменную Девочку, но ее компаньонка только махнула рукой. – Это же Вивинки, – сказала она.
– Остановитесь! – Вивинки поднял руку. Над ней висел сияющий огненный шар. – Кто идет?
– Это я, Каменная Девочка.
Они подошли ближе, и странное создание, закрывающее им дорогу, стало слегка меньше – грызун, размером с человека, в бледном ниспадающем одеянии, похожем на закрытое свадебное платье. Он махнул лапой, и сияющий огненный шар последовал за ней, как привязанный – впечатляющее зрелище, которое еще больше подчеркивали круглые щеки и выпученные черные глаза-бусинки.
– Ты должна быть в постели, – заявил гигантский сурок, или кто он там такой, голосом ябеды. – Уже ровно восемь.
– Откуда он знает? – Рени даже не помнила, когда она в последний раз слышала точное время. – Откуда он знает, что сейчас ровно восемь?
– Это его слово для "темно", – объяснила Каменная Девочка.
– Все дети должны быть в кровати, – сказал ей Вивинки.
– Сегодня я не хочу спать. Я иду на поиски Ведьминого Дерева и она идет со мной. Вот так.
– Но... но... ты не можешь. – Его голос потерял всю властность и стал опасно похож на писк. – Все должны быть в кровати. Я должен ударить во все окошки.
– Мачеха выгнала нас обоих, – храбро солгала Каменная Девочка, что было ложью только наполовину. – Мы не можем вернуться.
Вивинки почти впал в панику. – Тогда вы можете пойти к кому-нибудь другому, а? Просто... идите в кровати. Должны быть и другие кровати, даже если люди спят на улице.
– Не для нас, – твердо сказала девочка. – Мы идем в Лес.
Темные глаза расширились от ужаса. – Но вы не можете! Уже восемь!
– Спокойной ночи, Вивинки. – Каменная Девочка взяла Рени за руку и провела ее мимо несчастного создания, которое опустило усики и трепещущее пламя.
Рени повернулась и взглянула на него. Грызун застыл на месте, печально глядя им вслед, каждая линия его тела говорила о невыносимом горе. Даже его тонкое одеяние перестало колебаться.
– О, – сказала Рени и внезапно едва удержалась, чтобы не рассмеяться. – О. Это же Крошка Вилли Винки. В ночной рубашке. – На нее пахнул запах детства – налетело воспоминание об огромном томе Матушки Гусыни, который бабушка подарила ей на пятый день рождения, с картинками, яркими как обертки от конфет. Она была слегка разочарована, потому что хотела, чтобы картинки двигались, как замечательные игрушки в детских сказках, которые она видела на их маленьком сетевом экране (хотя их семья не могла позволить себе большинство из них), но мама резко толкнула ее в спину и она вежливо поблагодарила Бабу Бонжелу и положила книгу за кровать.
Только несколько месяцев спустя, вернувшись из школы она оказалась дома одна – папа и мама были на работе – заняться было нечем и она, наконец, открыла ее. Сначала ее смущали некоторые странные слова, но потом все внезапно стало ясным, как будто распахнулось окно в те места, о которых она и не подозревала...
Крошка Вилли Винки по городу бежит.
В одной ночной рубашке, куда он так спешит?
Он в окно ударит и давай кричать:
Время ровно восемь! Дети, марш в кровать!
Она прочитала стихотворение вслух и заработала недовольный взгляд Каменной Девочки. – Его зовут Вивинки, – поправила она Рени с таким видом, как будто говорит с маленьким ребенком.
Рени потребовалось мгновение для того, чтобы сообразить, что даже без Вивинки и его магической свечки она видит выражение на лице своей спутницы. – Стало светлее!
Каменная Девочка указала на окружающие холмы. Их гребни светились серебряным светом, который усиливался с каждым мгновением. И пока Рени глядела на них со смесью восхищения и страха, на небо выскользнула полная луна и заняла огромную часть небосклона, огромный бело-голубой диск, который, тем не менее, давал не больше света, чем обычный месяц.
– Это... это сама большая луна, которую я видела в своей жизни.
– А ты видела несколько?
Рени покачала головой. Лучше не говорить. Это мир-сон – и сон того, кто, скорее всего, не является человеком – и бороться с его частицами совершенно бесполезно.
Каменная Девочка вывела ее из деревни и они пошли по долине. Рени видела темные силуэты, прильнувшие к склонам холмов по сторонам от них, разбросанные дома другой деревни; между занавесками просачивался свет от каминов, но она не могла сказать, были ли эти жилища обувью или другими частями одежды.
– Итак, где дерево? – спросила она; они шли уже около четверти часа под лучами назойливой, но странно неяркой луны.
– В Лесу.
– Но, как мне кажется, ты сказала, что уже искала его и не нашла.
– Да, не нашла. И Лес исчез.
– Исчез? – Рени остановилась. – Погоди, но тогда куда мы идем? Я не хочу бродить тут всю ночь – я должна найти своих друзей! – Ее пронзила внезапная жгучая боль при мысли о том, что она только увеличивает расстояние между собой и !Ксаббу, или, еще хуже, он может быть совсем недалеко, в этой же освещенной луной ночи. Она пыталась не думать о нем, но это было опасное незнание, хрупкое, как мыльный пузырь.
Каменная Девочка повернулась к ней лицом и подбоченилась. – Если ты хочешь ответов, ты должна придти и сделать Ведьму. Если ты хочешь найти Ведьмино Дерево, ту должна найти Лес.
– Он... он движется?
Ее спутница только покачала головой. – Я не понимаю тебя. Я пытаюсь помочь. Ты хочешь идти со мной или нет? – Несмотря на жесткие слова в ее тоне слушалась молящая нотка.
И тут Рени пришла в голову замечательная мысль. – А ты можешь нарисовать карту? Может быть это поможет мне понять. – Он наклонилась, подобрала палку и нарисовала на грязи линию – жирную, чтобы была видна в слабом свете луны. – Смотри, это дорога, по которой мы идем. Сейчас я рисую дома-башмаки. Вот. А это холмы. Мы здесь. Ты можешь нарисовать, куда мы идем?
Каменная Девочка долго смотрела на землю, потом подняла взгляд на Рени, прищурив свои ямки-глаза, как будто смотрела на яркое солнце. – До того, как я встретила тебя, – с некоторой деликатностью спросила она, – ты никуда не падала, случайно? Может быть... на голову?
К тому времени, когда они оказались на заросших кустами склонах холмов, которые Каменная Девочка назвала опушкой, Рени начала понимать, насколько невозможен весь этот мир. Здесь не было и не могло быть карты, как для этого путешествия, так и для любого другого, которое Рени захотела бы совершить. В таких местах карты вообще не существуют, и по очень хорошей причине.
Мир выглядит так, как если бы нет такого понятия "близость одного места близко к другому", решила она. Я должна была догадаться. В симуляции, построенной людьми, можно путешествовать как в настоящем мире. Но почему машинный разум должен пытаться скопировать такие понятия как близость или географическая непрерывность, если у него самого нет и не может быть такого опыта?
Насколько она могла судить, некоторые объекты, вроде деревни, подразумевали карты, или по меньшей мере некоторую трехмерную организацию и стабильность, которые позволяли жителям находить дорогу домой, но как только они выходили из знакомых мест, постоянных дорог в другие места просто не было, дороги исчезали, даже если жители раньше ходили по ним.
На самом деле Каменная Девочка храбро пыталась ответить на вопросы Рени, хотя для нее они казались странными и фундаментально неправильными. – Ты просто... ищешь Лес, – опять объяснила она. – Он всегда перед тобой, просто нужно пройди какое-то время, а потом поискать вещи.
– Вещи... какие вещи? Деревья, которые ты видела раньше? Холмы? Что?
Каменная Девочка пожала плечами. – Просто вещи, глядя на которые ты понимаешь, что Лес близко. Вроде этой. – Она указала на вертикальный камень, торчащий из склона холма, освещенного гигантской луной.
– Камень? – Палец из бледного камня был не меньше грузовика, безусловно великолепный ориентир. – Ты видела его раньше?
Девочка растерянно покачала головой. – Нет. Есть много таких камней. Но сегодня ночью это близость-к-Лесу камень.
Теперь пришла очередь Рени качать головой. Ее спутница знала что-то такое, чего сама Рени не знала – возможно воспринимала сигналы, которые не получала Рени, или даже интуитивно распознавала докодовую информацию. Что бы это ни было, Рени ее не понимала. А если действительно докодовая, то никогда и не поймет.