Профессор Шримшандер с видом недовольного небожителя выключил монитор. Шед встряхнул головой - темный экран моментально вывел его из оцепенения.
- Идиоты из НАСА, - пожаловался профессор, - не способны заметить ничего действительно интересного. Боюсь, скоро я буду вынужден взять это дело в свои руки.
- Вы хотите сказать, - спросил Шед, - что собираетесь сами управлять телескопом Хаббла вместо того, чтобы лишь пользоваться его телеметрией?
- Не исключено, что дойдет и до этого, - скромно согласился Шримшандер.
Профессор встал с кресла. Его рост превышал шесть футов, а сам он отличался необычайной сутулостью, в результате чего голова была ниже ей положенного дюймов на шесть и торчала вперед, создавая впечатление, будто профессор настроен крайне агрессивно, хотя в действительности он неизменно отличался добродушием. Его огромный нос рассекал воздух, словно некий зонд с дистанционным управлением. Густые брови то и дело взлетели вверх, угрожая навсегда покинуть лоб своего хозяина. Дома Шримшандер носил застиранный лабораторный халат, надетый на гарнитур красного нижнего белья с начесом.
В начальной школе имени Эбиала Триппа Шримшандер преподавал естественные науки в самом широком диапазоне и стремился разбудить в учениках тягу к знаниям.
- Итак, мой мальчик, - произнес Шримшандер, приблизившись к мистеру Листьеву, что смирно сидел на упаковочном ящике, маркированном фразой: "ОСТОРОЖНО. ХРУПКИЙ ПРЕДМЕТ. ЛЮБЫМ КОНЦОМ ВВЕРХ", - у тебя возникла проблема. Посмотрим, какой вывод можно из всего этого извлечь.
Шримшандер взялся за два проводка, торчавших из измерительного прибора, и поднес их к вискам мистера Листьева. Тот не оказал ни малейшего сопротивления. Шримшандер принялся наблюдать, как поведут себя стрелки. Те резко скакнули влево и несколько раз крутнулись возле нулевой отметки. Корпус прибора окутался дымом.
Шед недоуменно посмотрел на профессора. Что все это значит?
Шримшандер задумчиво почесал голову и провел еще несколько измерений. Только после этого он смог наконец выразить свое мнение о проделанных опытах.
- Это существо, мой мальчик, - стопроцентный образчик чистой энтропии.
Шед внимательно посмотрел на мистера Листьева, одетого в неряшливый свитер и мятые, потерявшие былую форму брюки. Он, конечно же, знал об энтропии все. Профессор в свое время заставил учеников его класса прочитать "Плач по лоту № 49". Все получили огромное удовольствие от этого шедевра и теперь прилежно занимались изучением другой книжки - "Радуга гравитации". Но разве мог столь мощный принцип быть воплощен в такой жалкой личности с бездонными черными глазами?
Шеду вспомнилось, как мистер Листьев обходился с пищей и мебелью, и подумал, что Шримшандер, пожалуй, прав.
- Последние несколько недель, - продолжил Шримшандер, - я ждал некоего энергетического возмущения. Мой локализатор энтропии… - профессор любовно погладил бок какого-то устройства, напоминавшего гибрид фена и электрической зубной щетки, - совсем недавно зарегистрировал огромные флуктуации транссубстанциального эфирного вакуума. Мне удалось сузить его фокус до Канавы - ты, конечно, знаешь это место близ Нижней авеню. Точным фокусом, очевидно, стала странная ива. Когда ты освободил это существо от дерева, то кристаллизовал накопившийся хаос, который стремился проникнуть в нашу вселенную. Вынужден с сожалением сообщить тебе, что, будучи катализатором, ты вступил с ним в связь, и вы с ним как бы превратились в единое целое. Остается радоваться, что он контролирует свою энтропическую энергию и воздействует лишь на то, что считает достойным уничтожения.
Вместо того чтобы успокоить Шеда, объяснение еще больше его расстроило. Как же ему отделаться от этого существа? Неужели до конца дней своих надо будет мириться с его постоянным присутствием? Шед представил себе, как постареет и они с мистером Листьевым неразлучными близнецами будут вместе ковылять по белому свету.
- Что же мне делать? - взвыл Шед - Он надоел мне! - Внезапно его озарило вдохновение. - Миссис Старкуэзер… похоже, что его почему-то тянуло к ней. Надо свести их вместе.
Шея вскочил, как будто собрался сию же минуту бежать. Профессор Шримшандер положил ему руку на плечо.
- Им никогда не сойтись, Шед. Мне ясно, почему Листьева так тянет к ней. Противоположности притягиваются. Она олицетворяет порядок, дисциплину, негэнтропию. Если они когда-нибудь сойдутся лицом к лицу… последствия могут быть самыми непредсказуемыми.
Шед расслабил напрягшиеся мышцы. Значит… он обречен. Нормальной жизни ему не видать как собственных ушей.
Он пожалел, что не родился в каком-нибудь другом месте, более прозаическом и более нормальном.
В Бейруте, например. В Ираке или Иране.
На худой конец, даже в Бостоне.
Его мать не слишком сожалела о разбитой вазе. Или о шезлонге, полученном в подарок от бабушки Шеда. Во всяком случае, она заверила сына, что не сожалеет. Да и о дыре в стене, разделяющей комнаты Шеда и мистера Листьева, - ведь, как сказал Сэм, штукатурка стоит совсем недорого.
Шед не сообщил родителям об умозаключениях профессора Шримшандера относительно мистера Листьева. Было заметно, что их терпение стало понемногу истончаться, хотя они не решались журить сына за чувство сострадания к обездоленным. Судя по всему, родители подозревали, что дело гораздо серьезнее, чем может показаться с первого взгляда. В общем, они начали уставать от присутствия в их доме мистера Листьева.
Шед прекрасно понимал это. А каково, черт побери, ему, их сыну? Они-то по крайней мере не обязаны таскать за собой, словно пудовую гирю, косматого бомжа!
Недели шли своим чередом. Наступил канун Дня благодарения. Шеду казалось, будто его нерасторжимая связь с мистером Листьевым длится по меньшей мере год. Его успеваемость в школе катастрофически упала. Мисс Эмпсон проявляла к мальчику сочувствие, однако поделать ничего не могла. Молния от кусочка мела, запущенная прямо в мистера Листьева после уроков по просьбе Шеда, не возымела никакого действия. У старика лишь еще ярче засветились черные, всасывающие энергию глаза. Отчаявшись придумать что-то разумное, Шед стал помышлять о самоубийстве. Он мысленно представлял себе, как бросается на дно Канавы с моста на Нижней авеню, туда, где и начался этот кошмар. Однако воображение рисовало в конечном итоге такую картину - он повисает в воздухе, не долетев до дна оврага, а мистер Листьев, помешавший его смертоносному прыжку, как ни в чем не бывало стоит на мосту.
Школа была закрыта на праздник, занятия начнутся лишь в понедельник. Шед сидел дома, наблюдая за тем, как мать готовит еду. На каждый День благодарения жители Блэквуд-Бич собирались на городской площади, где воссоздавали давние события и лакомились теми же самыми угощениями, что и первые поселенцы, когда-то высадившиеся в здешних краях. Обычно Шед с нетерпением ожидал этого мероприятия, но в нынешнем году приближение праздника его совсем не радовало.
Кроме того, как он сможет прийти, если там будет присутствовать Аманда Старкуэзер? Это слишком опасно. Придется вновь прибегнуть к спасительной лжи - притвориться, что болен.
В тот вечер Шед нагрел спичкой термометр и заявят, что у него температура. Мнимые страдания, сопровождаемые стонами, завоевали бы ему первый приз за участие в школьной театральной постановке. Утром он сообщил родителям, что ему лучше, хотя и не настолько, чтобы отправиться вместе с ними на праздник. Сначала те пытались убедить сына составить им компанию, однако, поняв всю бесполезность увещеваний, оставили дома одного. Одного, если не считать мистера Листьева, который недвижимо сидел возле Шеда, излучая почти что зримую энергию.
Шед крепился до часа дня. После чего его захлестнула волна жалости к самому себе. В животе заурчало, а тарелка с давно остывшей едой, которую оставила мать, выглядела крайне неаппетитно. Почему ему приходится есть в одиночку, приправляя кушанье слезами? Он же не сделал ничего плохого! Как это ужасно - лежать в кровати, облачившись в пижаму, в такой прекрасный день и ни капельки не быть больным! С какой стати ему переживать за какую-то вредную, упрямую тетку? Пусть Аманда Старкуэзер сама прячется в своем чертовом доме, если ей так хочется!
Шед торопливо оделся и через дыру в стене позвал мистера Листьева. Старик вошел в его комнату, и вскоре они бодро зашагали в направлении площади.
Открытым участок земли, где некогда пасли своих овец первые поселенцы, был окружен небольшим подлеском. Спрятавшись за широким стволом дерева, Шед принялся изучать местность.
Обитатели Блэквуд-Бич праздновали День благодарения 26 ноября независимо оттого, выпадал ли он на четвертый четверг месяца или нет, - то есть придерживались первоначальной даты праздника, установленной еще Джорджем Вашингтоном. В этот день народ наряжался в особые костюмы, правда, не пилигримов, а соратников первого президента Соединенных Штатов.
В Блэквуд-Бич свято хранили традиции прошлого.
Столы, окруженные наевшимися индюшатины горожанами, занимали середину аккуратно подстриженной лужайки. Мягкое осеннее солнце начало клониться к горизонту. Где же его родители? Ага, вот они, сидят слева. А Аманда Старкуэзер? Громкий гнусавый голос помог Шеду безошибочно отыскать ее в толпе жителей Блэквуд-Бич. Прижимая к груди сумочку, битком набитую аэрозольными баллончиками, она что-то втолковывала группе людей, которые, судя по всему, были околдованы решимостью дамы.
- После того как эта уродливая хибара, стоящая у воды, будет снесена, у нас появится самый красивый пляжный павильон на всем побережье от Блэквуд-Бич до Ньюпорта!
Для придания весомости высказыванию она вытащила из сумочки баллончик с каким-то инсектицидом и недрогнувшей рукой уничтожила последнюю летнюю мошку.
Шед мысленно рассчитал курс следования к индейке, пролегавший на значительном удалении от поборницы чистоты. Пригибаясь в траве, он пустился в самое опасное путешествие своей жизни.
Как только Шед вышел из-за деревьев, он понял, что совершил ошибку.
Мистер Листьев начал подбираться к Аманде Старкуэзер. Шед попытался изменить направление. Увы, это оказалось невозможным. А ухватиться было не за что.
- Помогите! Помогите! - закричал мальчик. - Осторожно! Это убийца!
Головы присутствующих тут же повернулись к Шеду. Аманда Старкуэзер замерла на полуслове, мгновенно осознав, какой неприятный сюрприз уготовила судьба. Она попробовала было пуститься в бегство, однако путь ей преграждал ряд столов.
Шед бросился на землю и впился пальцами во влажную почву. Бесполезно. Мистера Листьева уже нельзя было остановить.
Вид мальчишки, которого какая-то невидимая сила тащила за ноги через всю лужайку, заставил толпу броситься врассыпную.
Аманда Старкуэзер на мгновение застыла на месте, будто осознав безвыходность положения. Как впоследствии признали многие горожане, к ее чести, она быстро оправилась и оказала мистеру Листьеву достойное сопротивление, употребив против него всю батарею баллончиков, как только тот приблизился к ней на расстояние протянутой руки. Увы, хотя в иной ситуации она легко могла дать сто очков вперед матроне из "Монти Питона", сегодня миссис Старкуэзер явно не повезло: ее сумочка вскоре расщепилась на атомы.
В следующую секунду мистер Листьев метнулся к ней и заключил в свои смертоносные объятия…
…небо озарила слепящая вспышка, расцветшая в вышине подобно гигантскому цветку вслед за их роковым объятием.
В ушах у Шеда стоял звон. Голова шла кругом. Окружающий мир утратил привычные очертания и куда-то поплыл. В глазах стало темно, и на мгновение мальчику показалось, будто он обрел свободу и теперь парит как птица. Неужели он умер? Нет! Просто его неразлучный спутник, мистер Листьев, куда-то исчез. Дальнейшим свидетельством жизни было ощущение голода.
Шед сел, чувствуя, как к нему возвращается зрение.
В дюйме от его ноги курилась дымком большая воронка. Казалось, будто она уходит по меньшей мере к самому центру земли.
Первыми к Шеду подбежали родители. Он увидел, как шевелятся их губы - наверняка они хотели знать, жив ли их сын. Однако слов мальчик не слышал. Он вообще ничего не слышал. Но ему было все равно. Он свободен. Наконец свободен! Нет больше никакого мистера Листьева! Оставалось решить только один важный вопрос.
- А клюквенного соуса больше не осталось?
"Yellowing Bowers". Перевод А. Бушуева
ЭФФЕКТ МУНА-БОНЭМА
Это моя ранняя попытка сочинить что-нибудь эдакое, хипповое, в духе поп-культуры. Нечто подобное я позднее использовал в романе "Шифры". В рассказе полным-полно нарочитых орфографических ошибок, Больших Букв и всякого рода корявых выражений, цитат, строк из песен, святотатственных приколов - этакая пестрая забавная пародия на речь улицы. Кто-то от всего этого наверняка придет в восторг, кто-то сочтет дурным вкусом, причем в рамках одного и того же рассказа. Однако я склонен надеяться, что восторг все-таки перевесит.
Когда я вкратце рассказал моему приятелю Чарльзу Платту, о чем пойдет речь в рассказе, тот поинтересовался: а зачем, собственно, в электронной ударной установке селиться сразу двум духам? Неужели одного мало? В то время я был не готов ответить на заданный мне вопрос, зато сегодня могу запросто процитировать старину Билли Блейка о том, что дорога к мудрости лежит через запутанные переулки крайностей.
Скизикса Смэша, появившегося на свет во время Лета Любви, родители, Простые Люди, что жили в пригороде пригорода одного из щупалец-отростков Бостона, нарекли именем Джимми. Джимми ван Флит, до недавних пор застенчивый и в то же время чрезвычайно одаренный студент Консерватории Беркли, а ныне в одном лице ударник, гитарист, клавишник, солист, программист, звукооператор, продюсер - в общем, один-единственный участник ужасно популярной электронной группы "Манки-Фанк" (на счету которой сразу два хита из дебютного альбома, занявших первое место в хит-параде, - "ЭлектроЧлен" и "Моя Крошка носит ПВХ"), столкнулся с Огромной Проблемой.
Его любимый инструмент - уникальная, единственная в своем роде, супернавороченная, незаменимая, отпадная, начиненная до отказа мудреной электроникой ударная установка - съехал с катушек, словно в него, вернее в нее, вселился бес.
При одной мысли об этом у нашего героя по коже начинали ползать мурашки. Стоило кому-то задать ему вопрос на эту больную тему, как Джимми был готов взорваться от злости и отчаяния.
- Привет, Скизер, - приветствовал его, входя в студию, Харри Хартц, он же "Вечно голодный". - Как поживает твоя славная ударная установка?
- Ау-вау-вау-вау-ух-ух-ух-ух-ух-ар-ар-аррррру!
Старина Хартц в своем обычном прикиде - мохеровый костюм и электрические ботинки - как ни в чем не бывало уселся на стул, извлек из ворсистого кармана банан, неспешно снял с него шкурку, положил ее обратно в карман, откусил кусочек и не спеша принялся жевать.
- Насколько я понимаю, ты ее так и не починил.
Скизикс сжал ладонями виски. Черт! Вот это мысля! Для таких, чтобы зря не долбали мозги, надо изобрести нечто вроде Поглотителя Шумов. Такое впечатление, будто его бедная черепушка вот-вот разлетится к чертовой матери… Или нет, лучше послать ее куда подальше… Ладно, чувак, забей на это дело и не бери в голову.
- Нет, покамест не починил. Она выплевывает все новые программы. Я заменил в ней каждый чип, каждый проводок - за исключением разве что тех частей, в которые и так никто не врубается, - их мне установил еще Бродяга Брухо-Мэн. Я вытер ей память чище, чем мать вытирает задницу своему младенцу, причем как минимум с десяток раз. Я подсоединил ее сразу к двадцати разным колонкам. Я облобызал ее, осыпал ее проклятиями, я умолял ее, ползал перед ней на коленях. Но чертова машина до сих пор отказывается выдавать мне то, чего я от нее хочу, как она делала в былые времена. Кажись, пора завязывать с этим делом и сваливать куда-нибудь, пока с горя крыша у меня окончательно не поехала.
Хартц дожевал банан, облизал пальцы, а остатки налипшей на них мякоти непринужденно вытер о брюки.
- Ну, дружище, ты даешь. Неужели она и впрямь ничего путного не выдает?
Скизикс нервно хохотнул; правда, язвительный этот смешок скорее прозвучал как рыдание Тины Тернер, а не как смех.
- Да нет, выдает, еще как выдает - но только то, что нужно этой стерве. Ты послушай.
Ткнув указательным пальцем кнопку на стервозной ударной установке, Скизикс жестом велел приятелю прислушаться.
Из подсоединенных к ней усилителей в течение этак минут трех доносился скрежет, грохот и прочие нечеловеческие звуки, после чего какофония столь же неожиданно прекратилась.
Воцарилась тишина; Скизикс многозначительно посмотрел на друга - мол, теперь сам все видишь.
- Да, старик, сочувствую, плохи твои дела, - произнес тот, - редкостное старье. Не музон, а прямо-таки путешествие в далекое прошлое. Полный отстой! Такое впечатление, будто слушаешь Джинджера Бейкера, или "Крим", или что-то вроде. На тебя совсем не похоже.
- Ты еще будешь мне говорить!.. А теперь смотри сюда. Я вроде бы никаких новых программ ей не добавлял, но вот увидишь, эта поганка точно выдаст что-нибудь левое.
Скизикс еще раз ткнул в кнопку пальцем, и машина произвела очередную последовательность звуков.
- Узнал! - встрепенулся Хартц. - Что-то в духе старых добрых "Цеппелинов".
- Вполне возможно, - согласился Скизикс. - Правда, это окаменевшее дерьмо совсем не катит. Главное, я могу дать голову на отсечение, такой программы я ей не скармливал.
- Тогда откуда это в ней?
- Какая мне разница, откуда, один хрен. Главное, что у меня в следующем году должен выйти второй альбом, а как, по-твоему, мне сочинить пару-тройку отпадных хитов без моей старой доброй ударной установки? Как мне передать звук "Одинокого дебила", если вместо него партия ударника выдает "Лестницу в небо"?
- Может, проще купить новую установку?
- Э нет. Этот номер не пройдет. Второй такой нет, "Корг ДДЦ5", где только я у нее не ковырялся - даже в заднице. Внепространственное звучание, корректор квантового сдвига, эффект всеафриканского говорящего барабана джу-джу…
- Можешь не продолжать, я врубился. Послушай, а не проще ли нанять живого ударника?
Скизикс Выпучил На Хартца Глаза - так обычно смотрят на последнего идиота, отчего тому стало не по себе. Обычно худое, лицо его юного друга буквально на глазах начало раздуваться и наливаться кровью, как у австралийской древесной лягушки в период спаривания. Скизикс открыл рот - еще и еще раз, тщась издать хотя бы какой-то звук. Но так и не смог. Ни писка, ни шепота. Моментально вскочив со стула, Хартц обвел растерянным взглядом студию. На столе стояли графин и несколько стаканов. Хартц метнулся к графину, схватил, подскочил к лишившемуся голоса Скизиксу, схватил его за патлы, оттянул назад голову и влил половину содержимого в глотку, а остальное выплеснул на макушку, вымочив приятелю футболку и джинсы.
Скизикс выплюнул полный рот оранжевой жидкости. Судя по всему, эта процедура несколько облегчила его страдания. Убрав от глаз мокрые кудри, он распрямился, словно к нему вернулся Дар Речи.
- Харри, ты что, совсем охренел? Это же была "Текила Сан-райз"! Ты думал, что делаешь?