Но было что-то ещё… И это "что-то" произошло гораздо раньше, задолго до того, как мне исполнилось девять лет, и чего я никак не могу вспомнить. Однозначно в моей жизни случилось какое-то отдалённое страшное и неестественное событие, отчего порой даже сейчас у меня сильно колотится и замирает сердце, но как я ни стараюсь, не могу вспомнить, что же это было. Мой мозг запрятал это событие в самые потаённые уголки подсознания. В моей памяти сохранилось лишь воспоминание об этом сильном чувстве страха, граничащем с ужасом, которое периодически всплывает словно из ниоткуда и так же внезапно исчезает.
Когда я рассматриваю свои детские фотографии, меня всегда поражает мой совершенно недетский взгляд исподлобья: напряжённый, сканирующий, ищущий, будто бы пытающийся проникнуть в самую глубь души, понять её подлинную суть. И в нём тоже присутствует этот страх, точнее, его фантомное отражение, запечатлённое в моих глазах. Мне трудно узнать себя в этом испуганном ребёнке с подозрительным взглядом на фотографии. На некоторых снимках я сама себе кажусь чужой. Словно что-то раскололо мою жизнь на две половинки - "до" и "после". То, что разделило её и изменило меня, и было тем самым давним устрашающим событием, которое выскользнуло из моей памяти в результате сильного стресса, - видимо, таким образом моё сознание пыталось защититься от безумия.
Время многое стёрло, прошло восемь лет, люди забыли (или сделали вид, что забыли) о моей феноменальной способности "портить им жизнь", и я, казалось бы, научилась хорошо скрывать свои истинные чувства. Что-то дремало во мне все эти годы, никак не проявляя себя, но это было лишь маскировкой, обманчивой видимостью тишины и спокойствия. Потому что на самом деле ОНО вовсе никуда не ушло. Всё вернулось на круги своя в тот день, когда я согласилась пойти с девочками на дискотеку; и, боюсь, сейчас дела мои обстоят гораздо более худшим образом, поскольку теперь ОНО стало намного сильнее, словно, затаившись на время, незаметно выросло вместе со мной. Это какое-то проклятье… ОНО продолжает набирать силу. Мне слишком трудно противостоять его влиянию, с каждым днём - всё труднее…
От списка моих "достижений" за последние три месяца мне становится реально страшно. Перечислю только некоторые из них.
Став случайной свидетельницей того, как продавщица нахамила старушке, я отчего-то сильно разозлилась, и два часа спустя грубиянка, поскользнувшись на обледенелых ступенях магазина, сломала себе лодыжку. Именно в момент своего сильного раздражения я представила её со сломанной ногой - как раз в том месте, где она оказалась травмирована.
У зажиточной семьи Петровых загорелась баня. Несколькими часами ранее эти невыносимые скряги пожалели одолжить чуток дров бедной матери-одиночке, жившей напротив нас. Неожиданно вспыхнувший без какой-либо на то причины огонь буквально за полчаса превратил их баню в тлеющие уголья. Во всём обвинили пришедшую в негодность старую электропроводку. Но в то же время незадолго до пожара я присутствовала при неприятном разговоре вдовы с Петровыми, и подверглась новой атаке своего злополучного "видения": горящего ярким пламенем имущества жадных хозяев.
Алкоголику Пете Симонову "повезло" ещё больше. В один из дней он повстречался мне на улице и своим отвратительным поведением навлёк на себя мой гнев. Для начала Петя с утра избил свою жену. Я видела, как она бежала по дороге босая, вся в синяках и кровоподтёках, рыдая и зовя на помощь. Затем подонок возле магазина пнул ногой ни в чём не повинного бездомного щенка - и всё только потому, что ему не на что было набраться и он был зол на весь белый свет. Щенок плакал как ребёнок, а во мне опять, как ни кстати, поднялась буря эмоций, и я "нажелала" Симонову такой ерунды, что к вечеру у него случился приступ "белой горячки", и из дома его забрала "скорая" в состоянии близком к полному умопомешательству.
Ипатов Константин, новый молодой ветврач, заменивший Михаила Петровича, решил продать ампулы дорогого лекарства хозяйке больного пекинеса, ничуть не стесняясь моего присутствия. Моя реакция последовала незамедлительно: ампула развалилась в его руках, сильно изрезав ему пальцы. Я извлекла стекло и обработала рану, злорадствуя в душе, - о чём он, естественно, не догадался.
Стоя в очереди в сберкассу, я услышала разговор двух родственниц: Кошкиной и её золовки. Из их разговора сразу стало ясно: одна - нахальная стерва, вторая - глупая, тихая старая дева, которая мешает жить Кошкиной и её семейству, но уйти от них ей некуда. Первая внушала второй, какая она дура и никчёмное создание, а та, с глазами на мокром месте, молча выслушивала её оскорбления. Меня откровенно взбесил сам факт того, что один человек может подобным низким способом самоутверждаться за счёт другого, более слабого. Я снова не смогла сдержаться, и на выходе из дверей сберкассы Кошкину с ног до головы окатила снегоуборочная машина смесью из снега и грязи, отбросив её в точно такой же грязный сугроб. Приблизительно так я себе и представила эту картину за пять минут до случившегося. Никто не заметил моей коварной улыбки, кроме стоящей рядом со мной уборщицы, поливавшей цветы на подоконнике. И она почему-то тоже улыбнулась.
Однажды я узнала, что сынок нашего местного "миллионера" Никитина - владельца небольшой сети авторемонтных мастерских, - частенько разъезжавший по городу на своей крутой иномарке, купленной отцом, бросил ради очередной пассии мою одноклассницу, с которой прежде встречался месяца три. Та, не выдержав циничного предательства, вскрыла себе вены. Её успели спасти, но бедняжка навсегда лишилась рассудка. Вскоре на свою беду этот горе-ловелас столкнулся со мной в магазине на окраине города и, недвусмысленно подмигивая и рассыпаясь в неприличных комплиментах, предложил прокатиться с ним на его новом "звере", от чего я, естественно, отказалась. Но я никак не могла не пожелать ему "всего самого хорошего", хотя особенно его шикарной машине. И вот, в машину эту, когда он оставил её на обочине, чтобы купить сигарет в киоске, на скользкой мартовской дороге врезается "КамАЗ", превратив красивое чудо техники в кучку дымящегося металлолома, беспомощно лежащего в кювете колёсами кверху. Восстановлению автомобиль не подлежал. Виновник аварии по странному стечению обстоятельств не пострадал и поспешил скрыться с места происшествия на слегка помятом грузовике.
И это ещё далеко неполный список…
Мои невольные эксперименты однажды плохо закончатся. Меня стал страшить тот факт, что в глубине души мне всё это даже стало нравиться. Какое-то ощущение превосходства и возможность восстанавливать справедливость одной только своею силой мысли. По крайней мере, я так думала. Мне не нужно было убеждать себя в том, что человеческие мысли обладают свойством материализации. Для меня это было слишком очевидным, как то, что человек может есть, пить, говорить…
Я могла бы не обвинять себя ни в чём, если бы знала наверняка, что за всем этим стоит лишь моё больное воображение, но ведь я действительно ВИДЕЛА все эти вещи незадолго до того, как они в реальности происходили с людьми, и не могу полностью откреститься от своего непосредственного участия в тех событиях, более того - прямого инициирования их. Единственное, в чём я не уверена - и до сих пор не могу понять до конца, - что же именно бывает первично: моя мысль, виденье или предвидение? Такая неясность волновала меня и расстраивала, когда я всерьёз задумывалась над этим. Лучше бы, конечно, это было предвиденьем, тогда бы я смогла снять с себя всякую ответственность за происходящее и перестать мучиться угрызениями совести от того, что я не могу не подумать, не причинив кому-то вред.
Я также не могу считать себя кем-то ужасным, ведь это не может быть правдой. На самом деле я не хочу никому зла. Просто обстоятельства моей жизни складываются таким образом, что я, как нарочно, слишком часто оказываюсь вынужденным свидетелем ситуаций, когда люди показывают свои наихудшие стороны и совершают мерзкие поступки, от которых кому-то становится больно и плохо. Главная проблема состоит в том, что я в буквальном смысле чувствую чужую боль. Физическую или душевную. Она будто бы притягивается ко мне гигантским, мощным магнитом и в результате какой-то сложной химической реакции приобретает совершенно недопустимую концентрацию в моём организме. Я пленница этого "магнита", его заложница; он держит меня в постоянном напряжении, не позволяя расслабиться, отпустить свои мысли и чувства, но заставляя периодически разряжать его об других, чтобы он не взорвался во мне и не убил меня. Это похоже на изощрённую пытку. Когда-то я пыталась записывать в дневник много ассоциаций, связанных с моими ощущениями, но, пожалуй, эта - наиболее близкая к истине. Мне абсолютно не с кем поделиться своими переживаниями; внутренний голос мне подсказывает, что я должна сохранять их в тайне, - по крайней мере, до тех пор, пока не почувствую, что смогу кому-то довериться.
Никто в открытую не говорил мне о моём "дурном глазе"; возможно, они сами ещё не до конца поняли, как, впрочем, и я, что же именно происходит на самом деле. Но вот только отчего-то в последнее время я стала замечать слишком явное отчуждение со стороны людей, даже знавших меня достаточно близко. Увы, однажды наступил такой момент, когда я окончательно утвердилась в своих мрачных подозрениях, что люди… БОЯТСЯ меня. Я внушаю им некий страх. Это что-то из области бессознательного… А теперь это влияние только усилилось.
Я чужая в этом городе, и всегда ею была.
Глава третья ИСЦЕЛЯЮЩАЯ РУКА
Странности продолжаются…
После моей невольной "выходки" с баней Петровых прошло ровно два месяца и, слава Богу, больше ничего серьёзного не происходило. Но сегодня случилось кое-что очень важное, благодаря чему я сделала ещё одно волнительное открытие, связанное с моим существом. Оно оказалось неожиданно приятным для меня.
Днём в клинику пожилая пара принесла умирающего кота. Кот был очень плох и едва дышал. Хозяева со слезами на глазах умоляли сделать хоть что-нибудь, чтобы спасти их любимца, но врач, весьма поверхностно, на мой взгляд, осмотрев кота, категорично заявил, что болезнь неизлечима и животное надо усыплять. Я взглянула на лица стариков, с заострившимися от отчаяния чертами. Кот был очень дорог им. Волна жалости захлестнула меня.
Я молча наблюдала, как Ипатов набрал в шприц смертоносную жидкость и поднёс его к животному. У старой женщины из глаз ручьём хлынули слёзы, она отвернулась; муж обнял её, легонько похлопывая по спине, пытаясь успокоить, и сам украдкой смахнул скупую мужскую слезу.
Кот взволнованно махал хвостом, как маятником, очевидно, предчувствуя свою безнадёжную участь.
Я снова бросила взгляд на стариков, на кота, на шприц, и тут… Не знаю, что на меня нашло… Повинуясь непонятному порыву, я бросилась к врачу и оттолкнула его руку со шприцом, почти коснувшимся шкуры животного. Шприц упал на пол.
- Стойте!
- Ты что делаешь, чёрт побери!? - возмущённо заорал Ипатов.
- Подождите! Погодите! Не надо его убивать!
Старики перестали плакать и растерянно уставились на нас.
- Да что же это такое? - недовольно спросил врач.
Я стояла над котом, совершенно не представляя, что должно последовать дальше. Я просто поняла, что ему ещё рановато умирать. Это понимание было как озарение, оно у меня возникло молниеносно, будто само собой, как нечто существующее и ясное проявление истинного. Сознание моё расширилось до невероятных границ, а моё зрение… Что-то с ним снова приключилось, но на этот раз я увидела такие невероятные вещи, от которых можно лишиться чувств или же вообще сойти с ума! Предполагаю, что моё зрение увеличилось в десятки, возможно, даже в сотни тысяч раз, словно кто-то надел на мои глаза сверхмощные линзы, и я обрела возможность видеть ткани, клетки, микромолекулы, мельчайшие детали живого организма. Я увидела сквозь тело животного его внутренности: приглядевшись, я поняла, что одна почка больше другой, а кишечник переполнен - и всё это из-за сильно увеличенной печени, давящей на внутренние органы. Но я не могла точно определить, где почка, а где печень, да это и неважно; главное, что я видела исходящее изнутри, окрашенное в разные цвета свечение - источник болезни, его я опознала сразу. Что-то направляло меня и подталкивало к активному действию. Вновь доверившись интуитивному побуждению, я вытянула руку над этим свечением и почувствовала его слабый импульс на своей ладони. Ощущение стало намного сильнее, когда я приблизила руку. Внезапно от опухоли отделился какой-то маленький энергетический вихрь и вошёл прямо в центр моей ладони. Не знаю, что именно происходило, но всё случилось очень-очень быстро, буквально в считанные секунды! Мне показалось, что моя правая рука раскалилась, как конфорка на плите. Первым моим желанием было отдёрнуть руку, но я заставила себя терпеть и наблюдать за тем, что последует дальше. За первым вихрем пошёл второй, третий, их было несколько. Последние были уже гораздо менее ощутимыми по сравнению с первыми. По мере ослабевания вихрей я видела, как опухоль спадает, свечение угасает, и чувствовала, как ладонь моя остывает. Наконец последний вихрь отцепился от моих рук, и я перестала ощущать сильный жар в ладонях. Осталось лишь небольшое покалывание, как от удара очень слабым разрядом тока.
- Он… здоров… - не слишком уверенно произнесла я. Моё зрение самопроизвольно вернулось к нормальному состоянию.
- Мяу! - подал голос кот, словно подтверждая истинность моих слов.
Во взгляде животного светилась жизнь. Он оживал на глазах. Ему больше не было больно и плохо. Он громко мурлыкал, энергично виляя хвостом, скорее всего, от только что пережитого сильного стресса, когда его жизнь висела на волоске.
- Сделайте снимки, если не верите мне. Сделайте их! - почти выкрикнула я в каком-то отчаянном желании доказать свою правоту.
- Возможно, это какая-то ошибка, - пробормотал ветврач. - Сейчас разберёмся…
Спустя десять минут улыбающиеся, просветлевшие лицами, старики покидали клинику с абсолютно здоровым, хотя и несколько ослабленным котом.
- Не забудьте колоть ему витамины хотя бы недельку, я вам там, на бумажке написала, - крикнула я им вдогонку.
Новые данные рентгена показали, что печень, хоть и оставалась немного увеличенной, но в целом налицо была картина прогрессирующего выздоровления. Признаки болезни отсутствовали.
- Цирроз печени в последней стадии… Странно… Ничего не понимаю… Куда всё подевалось? - недоумевал врач.
- Вы могли ошибиться с диагнозом, - стояла я на своём. - Иногда наши допотопные приборы дают не совсем правильные показания.
- Ты что же это у нас - колдунья? - прищурившись, спросил он, недоверчиво продолжая разглядывать снимок на свет.
Я отрицательно покачала головой, всё ещё потрясенная своим странным поступком. Ипатов только неопределённо хмыкнул и ушел курить на крыльцо.
Вечером дома я сломала себе всю голову, пытаясь объяснить с точки зрения логики случившееся днём чудо в клинике, пока вошедшая бабушка своими причитаниями не прервала мои мучительные мыслительные потуги - и тем самым не дала мне утонуть в бесконечном потоке догадок и предположений, казавшихся одно абсурднее другого.
- Ну вот, голова болит целый день… - пожаловалась она. - Опять, что ли, бури магнитные у нас? Вроде по телевизору передавали.
Внезапно меня осенила безумная идея.
- Бабушка… А дай-ка я попробую кое-что. Мне надо проверить одну вещь…
- Милая моя, да что ж тут сделаешь-то? Я бы так, может, анальгину выпила, да боюсь сердце прихватит, нельзя мне его…
- Не надо анальгина. Садись, пожалуйста, на стульчик, - нетерпеливо попросила я её.
- Ну что… ну, села, - проворчала она. - Ой, не могу! Всё так и темно перед глазами! И давит! - она закрыла лицо ладонями.
Мне не пришлось прилагать никаких больших усилий для вхождения в то состояние, которое я уже испытала сегодня днём. Оказалось достаточно всего лишь одной мысли, чтобы мои "волшебные линзы" включились самым чудесным образом. Эврика! Получилось! Я с восторженным интересом разглядывала светящиеся расширенные трубки сосудов и раздражённые нервные окончания внутри человеческой головы. Сама того не ведая, бабушка оказалась моим первым "подопытным кроликом" среди людей. Я поднесла левую руку к её темени, а вторую ко лбу, и почувствовала в центре ладони ту же самую пульсацию и вихревой поток, почти что и с кошкой, только сейчас он был гораздо слабее.
- Прохладная у тебя рука, - заметила бабушка, чему я искренне подивилась, поскольку рука-то моя горела огнём!
Бабушка сидела, расслабившись, с закрытыми глазами; страдальческие черты быстро разгладились, сменились на более умиротворённые, ушли синяки под глазами, бледные, запавшие щёки порозовели. Я чувствовала свои руки, словно по ним бежал электрический ток.
- Не болит… - растерянно улыбнулась бабушка, открывая глаза. - Надо же! Не болит. Целый день болело, а тут взяло и прошло. Не понимаю… Как же так? Неужели это сделала ты? Да?
- Даже и не знаю… - пробормотала я. - Наверное. Хотя я сама не понимаю, что происходит…
Я действительно была потрясена тем фактом, что всё оказалось до смешного просто и легко, и, самое главное, настолько быстро и эффективно. Важная деталь эксперимента: нет никакой разницы - человек или животное, на которых может распространяться действие неожиданно свалившегося на меня "дара".
- О, господи! Не может быть… Неужели она была права? - воскликнула вдруг бабушка, обращаясь то ли к себе, то ли ко мне.
Я хотела спросить, кого она имела в виду, но в этот момент в дверь постучали. Оказалось, пришёл сосед из дома напротив. Стеснительно комкая в руках кепку, он вошёл в прихожую.
- Вечер добрый этому дому.
- Здравствуй, Алексей, - поздоровалась бабушка. - Ну как там твоя Петровна поживает?
- Да всё так же, - недовольно скривился он. - То давление у ней ни с того ни с сего подскочит, то депрессия какая-то. Угораздило же связать жизнь с такой болявой бабёнкой!
- Да ладно тебе. Не злись. Что ж поделаешь-то? Человек больной, да и немолодые мы уже люди.
- А вот ты, Михайловна, смотрю, что-то помолодела, похорошела, разрумянилась, глазки вон блестят. Влюбилась, что ль? - со смешком заметил сосед.
- А почему бы и нет? - кокетливо спросила бабушка и засмеялась так, словно ей было лет тридцать, а не шестьдесят два. - Какие мои годы? Я, может, скоро ещё и молодым конкуренцию составлю, - гордо заявила она.
Я в изумлении уставилась на неё. Что это с ней такое внезапно случилось? Ещё двадцать минут назад она буквально умирала, а тут что-то уж совсем разошлась…
Алексей смущённо откашлялся.
- Я чего к вам. Гости у нас сейчас намечаются, - пояснил он. - А Ритка уже магазин закрыла. Вот зашёл разжиться кой-какими продуктами до завтра, ежели не откажете.
- Маечка, будь добра, ублажи просьбу соседа, - попросила меня бабушка. - А я, пожалуй, пойду, гляну, что там в телевизоре наше правительство умного вещает.
И она, пребывавшая в каком-то непонятном приподнятом настроении, словно гордая птица-пава, поплыла в свою комнату, что-то мурлыча себе под нос.
- Ну… пойдёмте, - позвала я Алексея на кухню.