Всё изменилось, когда Шерли исполнилось шестнадцать. Он рос как на дрожжах, началось половое созревание, что привело к практически неконтролируемым перезагрузкам и беспрерывным головным болям. Однажды его, беспомощного от боли, почти ослепшего, продержали в медикаментозной коме две недели. Когда он пришёл в сознание и его отключили от аппаратов, то впервые услышал, как плачет отец. Шерли не мог его видеть, но отчётливо слышал сухие всхлипы. И начался длительный период реабилитации - бесконечные капельницы, уколы и изматывающие обследования. Дольше всего восстанавливалось зрение. Он снова стал видеть, но как будто сквозь мутное стекло, мир утратил привычные краски. Ему ещё долго пришлось заново собирать в папки накопленную информацию, а эмоции заменило безразличие, периодически сменяющееся агрессией. Отец редко показывал Шерли результаты обследований, всегда говоря, что когда–нибудь он станет как все. Но, рассматривая срезы своего мозга на серии томограмм, на которых тёмная тень закрывала почти треть, пожирая живую ткань словно раковая опухоль, он знал, что это не так. Потом, приступы стали реже и гораздо слабее, пока к двадцати трём годам совсем не прекратились. Остались только перезагрузки, к которым он давно привык, научился контролировать и даже управлять ими.
И вот вчера это произошло. Снова! Шерли совершенно не был готов - боль пришла внезапно, да такая, будто у него в голове взорвалась атомная бомба. Она огненной пеленой застилала сознание, мешая слышать, видеть, даже дышать. Все накопленные за годы папки рушились с ментальных полок, причинные связи обрывались, превращая тщательно отлаженный механизм в покорёженные руины. А потом среди хаоса появился голос - уверенный, успокаивающий. И он цеплялся за него остатками угасающего сознания как за последнюю связь с реальностью. Вместе с голосом пришло родное тепло и знакомый запах, и прохладная ладонь на его руке… Боль затаилась как готовый к прыжку зверь, тихо порыкивая, чтобы под воздействием каких–то незнакомых импульсов, поднимающихся по позвоночнику и концентрирующихся в самом центре мозга, уйти совсем, уступив место невероятному облегчению…
В себя он пришёл довольно быстро, учитывая силу и интенсивность приступа. Долго не решался открыть глаза, боясь, что снова ослеп. Но тихий успокаивающий голос отца, придал ему уверенности. Ощущение было такое, будто он очень долго носил тёмные очки, а теперь снял их. Боже! Шерли уже и забыл каким красочным может быть окружающий мир! Единственным ярким пятном до этого, была Анита, которая ассоциировалась у него с солнечным светом. До встречи с ней, ему всегда было холодно, даже в самые жаркие дни, и этот холод шёл изнутри. А рядом с ней, Шерли было тепло, и он цеплялся за этот островок тепла, до паники боясь, что тот когда–нибудь исчезнет.
Рядом с кроватью сидел отец и… улыбался.
- Как ты себя чувствуешь?
- Нормально, - Шерли чуть кивнул и пошевелился. Боли не было, только невероятная слабость во всём теле. - Почти. Пить хочу и свет очень яркий.
Отец помог ему напиться и усадил, подложив под спину ещё одну подушку, всё время бросая на него довольно странные взгляды.
- Почему ты так на меня смотришь? У меня что, рог на лбу вырос?
- Вот, взгляни, - он положил ему на колени пачку распечаток с ядерного томографа. Шерли взял один и всмотрелся в снимок собственного мозга. На срезе промежуточного отдела ниже "зрительных бугров", скрытый до этого тёмным пятном, спелой вишенкой сверкал гипоталамус, образуя с не задетым Системой гипофизом единый функциональный комплекс.
- Что это?!
- Это чудо, Шерли! Огромный прогресс! Если дальше так пойдёт…
- … нет уж спасибо! Ещё одного такого кошмара, я просто не выдержу! Уж пусть лучше всё останется как есть.
- Больше не будет так больно. Ведь именно здесь расположены центры вегетативной части нервной системы. Дальше будет проще.
- Не думаю
- Всё так и есть, сынок. Я подберу специальные ингибиторы. Правда придётся немного посидеть на уколах и научиться справляться с сексуальным возбуждением.
- Это–то тут при чём?
- При том, что именно твои совместные ночи с женщиной, вызвали настолько сильную гормональную бурю в организме, что под её натиском Системе пришлось отступить. Правда, не всё так безоблачно, как кажется, но первый шаг сделан. А это уже немало. И всё благодаря этой девочке. Конечно возмутительно, что вы не поставили меня в известность…
- Её зовут Анита.
- Я помню. И знаю теперь, чем ей обязан.
- У тебя виноватый вид. Ты её обидел.
- На то была причина. Я был очень расстроен и… я извинюсь. Непременно.
- Хорошо. - Глаза Шерли слипались, сказывался кумулятивный эффект седативных препаратов, которые обычно вводились после приступа. - Ты иди. Я спать хочу.
- Конечно, малыш, - отец склонился и поцеловал его в лоб, - спи, мой мальчик. Тебе необходим отдых. Сегодня ты прошёл через настоящий ад.
***
…Тьма опутывала, наваливаясь на плечи пробирающей до костей стужей, забивалась в нос, отравляя каждый вдох душными ядовитыми испарениями, и ей нечего было противопоставить: нигде не было даже крошечного огонька, чтобы согреться.
Повсюду был пронизывающий до костей арктический холод. Колючий снег летел в лицо царапая кожу. Передо ним лежала бесконечность. Он видел ее всю целиком, от начала до конца, от альфы до омеги, глядя на оскалившуюся над ним бездонную пропасть мирозданья. Без луны и звезд, без тепла и света. И он брёл одинокий и потерянный, отдав на расправу стихии своё обнаженное тело.
Откуда–то среди ледяного хаоса возникла дверь, из–под которой пробивался узкий поток теплого сияния, несущий свет и жизнь в его личный апокалипсис. За дверью была гостиная. Он узнал её сразу - очаг спокойствия и приюта. Обои, подсвеченные мерцающим огнём в камине, диван и кресла, картина Рембрандта на стене, забытая на каминной полке скрипка… В кресле сидела девушка. Тёмные волосы, золотистая кожа. Анита. Тёплая, живая, совсем не такая как он - жалкое подобие человека.
Чашка чая исходящая паром на подлокотнике кресла, книга на её коленях, тихий шелест переворачиваемой страницы…
Внезапно она подняла взгляд, и он отшатнулся, отступая в ледяную мглу. Нельзя, чтобы она видела его таким - сломленным, горьким созданием смерти и разрушения. Он не желал быть тем, кто принесет ужас в жизнь этой хрупкой девушки, не хотел видеть даже проблеска отвращения на милом открытом личике. Тепло и свет были не для него.
Но прежде, чем он успел двинуться, на запястье сомкнулись тонкие пальцы, втягивая его в комнату.
Анита улыбнулась, в её взгляде засияло облегчение. Схватив одеяло, она набросила его ему на плечи, укутывая мягкой тканью изможденное, напоминающее труп существо, в которое он превратился.
- Ты где–то блуждал один, - прошептала она, заключая его в объятия, - но теперь вернулся домой. Я скучала по тебе, Шерли
Кровь пронеслась по его телу, проталкиваясь по спавшимся венам, устремляясь дальше и возвращая к жизни.
Она приподнялась на цыпочки, прижимаясь к его губам и сердце уверенно забилось в груди, запущенное её прикосновением. После холодной бесконечности он вспомнил, что значит согреться…
… Шерли вздрогнул и проснулся, понимая, что это всего лишь сон. Возможно в детстве ему и снились сны, но он их не помнил. Засыпая, он проваливался в чернильную темноту без сновидений, чтобы утром проснуться от привычной команды системы. Сейчас же ему приснился настоящий сон. И пусть сначала это был кошмар, но потом он превратился в сказку и ему очень хотелось, чтобы этот сон стал вещим.
Он прислушался к себе. Голова не болела. Часы, стоявшие на прикроватной тумбочке показывали четыре утра. Из лаборатории пробивалась полоска света, значит отец не спал. И ему до смерти захотелось домой. К Аните. К теплу и свету, ко сну, ставшему реальностью.
Шерли вскочил с кровати и прошёл в лабораторию:
- Отвези меня домой.
- Шерли?! - Отец, что–то рассматривающий в микроскоп, вздрогнул и обернулся.
В другое бы время, Шерли было бы интересно узнать, что он там нашёл, но только не сегодня. Сейчас он хотел только одного - домой.
- Я хочу к Аните.
- Может быть ты немного подождёшь? Ещё очень рано. Она спит.
- Я не стану её будить. Отвези.
- Мне надо ещё раз тебя проверить.
- Делай что хочешь. Только быстрее. И поехали.
Отец знал, что спорить с ним себе дороже. Поэтому уже в шесть часов, вертолёт приземлился на лужайке у дома.
Анита спала в его кровати, обняв его подушку. Вид у неё был несколько помятый, но всё равно Шерли был ужасно рад её видеть. Отец говорил ему об их с Арвеном вчерашнем загуле. Но он почти не злился. Может быть совсем чуть–чуть. Арвен не тот человек, чтобы просто взять и напиться. Значит так было нужно. И вовсе не лично ему. Он только с виду казался тупым охранником. Старый друг отца на самом деле был очень умным, и Шерли привык доверять ему.
Дожидаясь пробуждения Аниты, Шерли прикрыл глаза и погрузился в себя.
Не то чтобы он ничего не знал о человеческих взаимоотношениях, просто они ему были не интересны. Пока всё не изменилось. Пока некоторое время назад, он не начал ощущать связь с Анитой на ментальном уровне.
Как будто между ним и ею протянулась невидимая ниточка. Тонюсенькая, как волос, который с каждым проходящим днем утолщался, становился прочнее, превращаясь в струну, пока он не оказался прочно привязан к ней. Внешне они всё еще были независимы и автономны, но уже взаимосвязаны и погружены в симбиоз.
Иногда эта связь ощущалась Шерли просто как тепло и комфорт: вечера, когда они смотрели очередную чушь по телевизору, и он сдерживался, чтобы не дразнить Аниту своими умозаключениями о том, что будет в финале. Дни, когда она просто сидела в интернете, а он возился с экспериментами, которые порой заканчивались мирно, порой - разгаданным убийством, а один раз даже небольшим пожаром, за который ему порядком влетело от отца.
В тишине спальни - струна накалялась, натягивалась сильнее, пытаясь заставить приблизиться друг к другу. Иногда просто находиться рядом бок о бок было недостаточно, и все, чего он тогда хотел - позволить границам стереться, чтобы прижаться к ставшей почти родной Аните. И с каждым прожитым днём эта связь увеличивалась, шаг за шагом приближая его к тому, что случилось вчера. Шерли пока не мог дать этому чёткого определения. Что это? Может быть любовь, про которую когда–то говорила Анита. Которую она так яростно защищала. Любовь…
Когда–то, ещё в юности, он создал папку, посвящённую ей. Создал просто так, на всякий случай и никогда в неё не заглядывал. Однажды, даже хотел удалить за ненадобностью. Но что–то помешало ему это сделать. Может быть пришло время её открыть?
Шерли перебирал открывшиеся файлы, и они казались ему мягкими словно перья - так много значений в единственном понятии: Филия, Агапе, Сторге, Эрос. Четыре грани одной всеохватывающей эмоции. Той, которую жаждут все люди, и которая проявляется столь разнообразно.
Филия - дружба. Это есть между ним и Анитой - уникальное явление в его жизни, бесценное сокровище само по себе.
Сторге - семейная привязанность, что существует между ним и отцом. Но Анита - не семья. Узы крови ничего не могут противопоставить готовности убить и быть убитым во имя жизни другого.
Агапе - жертвенная, бескорыстная любовь. Этой грани не было места в жизни Шерли, даже когда он пребывал в самом лучшем из настроений. Все люди, включая сострадательных от природы, в глубине души эгоисты. Даже отец в своих научных изысканиях стремился к тому, чтобы он оставался с ним рядом в статусе человека, а не бездушной железки. Конечно же отец заботился о нём, и Шерли был благодарен ему за возможность жить как все. На поверхности могло показаться, что отец делал это только ради него, но ниже всё равно залегал широкий пласт собственного интереса. Он делал это потому, что нуждался в нём. Шерли был уверен в этом.
И наконец Эрос. Плотская любовь. Бывали моменты, когда они не могли отвести друг от друга взгляды, и Шерли хотелось ощутить вкус её поцелуя. Анита целовала его пару раз. В щёку. Но никогда не прикасалась к губам. Вообще, до встречи с ней, Шерли ненавидел чужие прикосновения. Они вызывали у него зуд, раздражение и злость. Никто, кроме отца, не имел на это права. Те, кто посмел прикоснуться к нему, горько пожалели. Анита - первая, кто вызвал в нём интерес, а не агрессию. Первая, к которой он сам захотел прикоснуться, которую принял в свою постель. Примет ли она эту сторону отношений, если будет предложено? Если он захочет их предложить? А он захочет непременно. В свете новых открывшихся перед ним возможностей. Природа подарила ему шанс стать полноценным человеком, и Шерли не собирался его упускать. Когда это произойдёт - другой вопрос. Выглядеть идиотом и жалким девственником в её глазах ему не хотелось. Поэтому стоило немедленно заняться изучением этого аспекта человеческих отношений.
Услышав шорох, Шерли открыл глаза. Анита просыпалась. Милое, взъерошенное, похмельное чудовище.
Папка с пометкой "важно" была отложена в сторону. Ни о каком удалении теперь и речи не шло. Только доскональное исследование и максимум дополнительных данных! Но не стоит торопить события. Лучше отвлечься и дать ей попить, пока его "Ева" не загнулась от жажды.
Глава 11
После завтрака, мы прогулялись по парку, расположенному неподалёку, купили булочек, чтобы покормить плавающих в пруду уток, съели по мороженому и вернулись домой. При этом Шерли всё время старался коснуться меня - то плечом заденет будто невзначай, то чёлку поправит, то просто погладит по руке, а когда мы уже подходили к дому, вообще несильно сжал мою ладонь и не отпускал, пока мы не вошли в гостиную. Мы почти не говорили, он вообще мог молчать часами, так что в этом не было ничего удивительного.
От обеда он отказался, взял ноут и растянулся на диване, нацепив наушники. У меня тоже аппетита не было, поэтому я заварила нам чаю, насыпала в вазочку маленьких вафелек, в надежде, что так он хоть что–то съест. Обычно, увлёкшись, он машинально брал то, что лежало на подсунутой под руку тарелке или вазе и жевал. Как я уже говорила - накормить его было целой проблемой. Если не следить за его питанием, Шерли мог не есть сутками. Я взяла со стола свой ноут и хотела было уйти к себе, но меня остановил его голос:
- Ты куда?
- К себе в комнату. Не хочу тебя отвлекать.
- Ты мне не мешаешь. Посиди со мной. Пожалуйста!
Ох уж эти его "пожалуйста"! Когда он произносил это слово, своим низким, до невозможности сексуальным голосом, я готова была достать для него луну с неба. Не то что остаться в комнате.
Переписываясь с подружкой на фейсбуке, я случайно поймала на себе его взгляд и в первую секунду даже вздрогнула от неожиданности. В его глазах снова было пламя горящего абсента. И если с утра в спальне, я решила, что мне просто привиделось с похмелья, то сейчас, это уже нельзя было списать на последствия знакомства с элитным коньяком. Раньше он никогда так не смотрел.
Сейчас это был не бесстрастный и замкнутый Шерли, к которому я привыкла; откровенный, изучающий, подёрнутый блестящей поволокой взгляд, казалось шёл откуда–то из самой глубины его разума. Он тягуче проследовал по моей груди и шее, плавно перетёк на лицо, но едва наши глаза встретились, абсентовое пламя потухло, сменившись непроницаемой сталью. Б–р–р, я даже поёжилась. Вот бы узнать, что творится в его гениальной головушке!
Ближе к ужину, нас навестил Майк и я ушла к себе в комнату - после вчерашнего мне не очень хотелось в ним общаться, даже не смотря на адвокатство Арвена. Однако, уже через десять минут, раздался лёгкий стук в дверь и на пороге показался мистер Эймс. Надо отдать ему должное, извинялся он вполне искренне, ну, насколько вообще могут быть искренними такие люди. В завершение своего коротенького визита в мою комнату, он заявил, что не против наших совместных ночей, но какое–то время нам с Шерли придётся провести отдельно. Надо так надо, кто бы спорил.
После ужина, Шерли нашёл канал с любовными мелодрамами. Обычно, он предпочитал научно- познавательные каналы, а если и смотрел что–то другое, то исключительно детективы или боевики, которые после его комментариев больше напоминали комедии. Сегодня же была именно "мыльная опера". Шерли презрительно фыркал, но на экран смотрел внимательно, время от времени с абсолютно серьёзным выражением лица выдавая такие комменты, что я просто покатывалась со смеху.
Он не сказал ни слова, когда я, пожелав спокойной ночи, направилась к себе. Выключил телевизор и открыл ноут, видимо спать в ближайшее время не собирался. Мне тоже не спалось в одиночестве. Прокрутившись как волчок часа два, превратив постель в воронье гнездо, я принялась считать овец. На две тысячи тринадцатой овце, дверь в мою комнату отворилась и на пороге показался Шерли с подушкой в руках и одеялом подмышкой:
- Отец запретил нам спать в моей постели, но ни слова не сказал про твою, - объяснил он своё появление.
Вот же хитрюга, блин! Всё равно нашёл способ вывернуться!
Я молча подвинулась, он устроился рядом, завернувшись в одеяло как в кокон. Стоило ему уткнуться носом мне в шею, как я почувствовала, что засыпаю.
Ни свет, ни заря нас разбудил Арвен, сообщив о том, что в кухне дожидается инспектор Томсон с очередной расчленёнкой. Это была уже третья жертва неизвестного маньяка, но то ли Стив решил, что справится сам, то ли мистер Эймс запретил ему беспокоить сына, за помощью он явился только сейчас. В гостиной на диване валялся ноутбук Шерли. Точнее то, что от него осталось.
- Я смотрю, ты тут вчера неплохо повеселился, - я указала на две отдельные половинки, бывшие ещё вчера навороченным гаджетом, - и чем тебе не угодил несчастный ноут?
- Мерзость! - Шерли брезгливо скривился и перевёл разговор на другую тему, - Лучше собирайся побыстрей, нас там Стивен уже заждался.
- Понятно, - я положила пострадавший ноут на стол и пошла умываться, подумав про себя: "интересно, что кроме мерзости ты хотел найти на порносайтах, мой милый друг? Учебное пособие по вышиванию крестиком?" В том, что он ползал именно там, я почему–то не сомневалась.
За кофе, Шерли едва не подпрыгивал на стуле от нетерпения, выспрашивая у Стива подробности.
Уже через полчаса, мы стояли у полицейского ограждения, в парке возле двухэтажного дома, пока Шерли буквально ползал по растерзанной жертве в поисках улик. Дом выглядел ухоженным и респектабельным - в жизни бы не подумала, что внутри находится весьма специфический "клуб по интересам".
- Чувствую себя собакой, которую берут с собой на прогулку, а потом привязывают у забора, пока хозяин занимается черт знает чем, - пожаловалась я Арвену. - Ну, зачем было тащить меня сюда, если я всё равно торчу рядом с тобой?
- Так он чувствует себя спокойно, - чуть ухмыльнулся Арвен.
- В каком смысле? - не поняла я.
- Ему нужно, чтобы ты находилась в поле его зрения, но под моим присмотром. Так понятней?
- Нет.
- Находясь рядом со мной, ты в безопасности. Можешь считать, что таким образом он заботится о тебе.
- Глупость какая. Можно подумать, место преступления, самое безопасное на свете. За стенами дома, я чувствовала бы себя более защищенно. С чего ты вообще так решил?