Нагруженная промасленными пакетами госпожа Хэйкэ поднялась на пятнадцатый ярус и заняла место согласно билету.
– Вы не знаете, где здесь делают ставки? – Шурша упаковкой, вежливо поинтересовалась Кицунэ-годзэн у соседа, немолодого, но и не старого мужчины-европейца c карманным игровым компьютером "GameBoy" на коленях.
– Везде, – буркнул мужчина, даже не соизволив повернуться к госпоже Хэйкэ.
Вдова хмыкнула, задрала подбородок ещё выше и, наконец, заметила маклера, высокого лысого парня, принимающего купюры от игроков.
– Молодой человек, можно вас. – Позвала Кицунэ-годзэн.
Трибуны в восторге: крики, аплодисменты, бумажные флажки и конфетти.
Рослые мужчины, чернющие кенийцы-покоты, в кожаных передниках и со страусиновыми перьями в волосах, обнимают своих лысых женщин; верные спутницы скалятся щербатыми улыбками – у каждой негритянки отсутствуют по два передних зуба. Покоты внимательно наблюдают за ареной и неспешно потягивают из пластиковых бутылочек свежую козью кровь.
Скачки – это праздник, это всеобщая надежда на выигрыш. "Отдай евро, забери миллион!" – лозунг для катаги. Только самые доверчивые развешивают уши и тратят деньги – и неизменно проигрывают. Госпожа Хэйкэ не катаги, но таки поставила десять евро на Великого Кормчего. Уж больно госпоже Хэйкэ понравилась кличка носорога. Что-то в этом прозвище однозначно было: согласитесь, Великим Кормчим какого-нибудь хиленького тапира не назовут. И дикобраза не назовут, и жирафа тоже. Великий Кормчий – это мощь и сила.
Это победа.
Ковбои-жокеи, сплошь индейцы-дакота, выгоняют животных на площадку, тыкая электрическими стрекалами-шестами в толстые почти лишённые волос шкуры. Индейцы ласкают пока всего лишь ласкают шкуры носорогов – при условии, что звери бодро передвигают трёхпалыми массивными ногами. А если животина волынит, разряды впиваются восьмитонным скакунам аккурат под хвосты с кисточками из длинных волос, заплетённых в несерьёзные косички.
Выстрел – ракета взмывает, рассыпая зелёные искры – старт!
Но животные, понятно, даже и не шевелятся – что им до хлопка и пороховых газов? разве это повод напрягать тучные организмы?
Соседки госпожи Хэйкэ, туркменские девочки-подростки в платьях-койнек и коротких жилетках-инсиз, открыв рты, глазеют на огромных носорогов – похоже, малышки впервые на ипподроме: впечатлены, восхищены, в шоке, в коме.
На арене дакота, бухая костяшками кулаков в бубны и позвякивая многочисленными амулетами, пританцовывают – подпрыгивают и трясут шапками-масками из волчьих голов. Короче, призывают Маниту на помощь. И вот первый носорог нервно дёрнулся – внушительное зрелище: огромная тварь высотой в холке не менее четырёх метров и длиной метров десять подпрыгивает на месте! – существо, которому прыгать не положено природой!
Боль, ярость, рёв – носорог побежал, ломая разметочные шесты дорожек пятью кошмарными рогами, произрастающими на носу и переносице. А передний рог точно в треть тела длиной! На спине у первопроходца болтается табличка с номером. Каким, а? Да это же номер седьмой!! – Великий Кормчий! Нет, не зря госпожа Хэйкэ потратила свои десять евро!
Тотализатор – очень приятное изобретение человеческого гения!
И тут Великий Кормчий споткнулся – влетел передними ногами в замаскированную "охотничью" яму. Да, воистину мудрые люди правду говорят: "Нет света без тени". И не бывает счастья без несчастья… – Кицунэ-годзэн смиренно опустила очи доле, и так же смиренно заскрежетала зубами: Будда дал, Будда взял.
Пока Великий Кормчий бессильно дёргался, пытаясь выбраться из ловушки, остальные носороги наконец-то пожелали напрячь копыта и растрясти жирок: по-видимому, заунывные песнопения индейцев могут достать кого угодно – толстокожих млекопитающих в том числе: надо спасаться бегством, иначе можно умереть от скуки.
Госпожа Хэйкэ презрительно отвернулась от беговой дорожки и случайно уткнулась взглядом в парочку давешних красавчиков из очереди за билетами. Да только они уже не парочка, а троица – к семнадцатилетним ребятам присоединился ещё один хлопец, лет двадцати трёх, может чуть старше или младше. Неприятный молодой человек – он сразу не понравился госпоже Хэйкэ. Что-то было в парне отвратительное и… коварное?
Змеиная улыбочка ослепительно-белых резцов в растяжке слишком алых губ?
Слащавое личико, масляный блин с крапинками чёрных икринок-глаз? и рыхлое, чуть полноватое тело, которым в неурожайный год побрезговали бы даже людоеды-маори?
Щёки и лоб, не облагороженные зачатками интеллекта и профессиональными татуировками?
Что?! Что отвращало Кицунэ-годзэн от спутника молоденьких красавчиков? – да кто его знает, но некоторые женщины весьма доверяют интуиции. А ещё – вдова известного самурая очень любопытна.
Крики, восторг, топот, очередное облако конфетти – Великий Кормчий, всеобщий любимец и фаворит скачек, выбрался таки из ловушки. И побежал. Точнее похромал… – толпа разочарованно вздохнула: всё, не видать Великому победы как своего крестца. Но госпоже Хэйкэ было же всё равно, она медленно пробиралась сквозь толпу, расталкивая остренькими локтями особо буйных болельщиков – никарагуанцев, эмигрировавших из Гранады и до сих пор не ассимилировавшихся в Вавилоне. Как и их предки сто лет назад, эти ребятки, помесь индейцев-макрочибча и африканских рабов, продолжают жевать накатамаль и посещать протестантские церкви.
Крики, конфетти…
Любители!
Быдло!
Госпожу Хэйкэ тошнит от этих людей.
Мальчики-красавчики рядом, всего несколько шагов от госпожи Хэйкэ. Престарелая японка моргает особым образом: контактные линзы с трёхкратным увеличением выскакивают из-под век, накладываясь на карие зрачки – госпожа Хэйкэ желает рассмотреть все до единого прыщика на личиках ребят. Профессионалы! – не ошиблась, нет, не ошиблась Кицунэ-лисичка: тонкая вязь татуировок под кожей, незаметная, если не приглядываться.
Значит, профи.
Приятно, очень приятно. Вот только… тяжело угадывать профпринадлежность, если умелец одет не в цвета и наряды своего цеха. Кто эти ребятки? – органы на отдыхе без стетоскопов? сапёры, зализывающие рваные раны после очередной мины-сюрприза? мойщики стёкол, на ладошках-присосках заползающие на верхние этажи небоскрёбов, а сегодня азартно играющие на тотализаторе?
Или?..
…п-пож-жар-рр-ные?!
О последней профессии Кицунэ-годзен даже думала с омерзением и гадливостью, а вслух произносить стеснялась.
ПОЖАРНЫЕ?!!
Похоже… Да что там! – однозначно фениксы, какие ещё могут быть сомнения?! Взмах ресничками – перенастройка режима видения. Госпожа Хэйкэ отчётливо наблюдает под одеждами Знаки Общего Профсоюза – у обоих красавчиков, как положено, около пупка. Это нормально, это правильно. И… – вот-вот-вот, "огненные саламандры" фениксов – на предплечьях. Не ошиблась Кицунэ-лисичка, не обманулась. Ещё и "белые огнетушители"…
Фениксы.
Госпожа Хэйкэ не любит профессиональных пожарных. Очень-очень.
О чём-то оживлённо беседуют – ублюдки!.. Вдова сместила взгляд на третьего парнишку, слащавого и рыхлого, с залысиной и жиденьким хвостиком на затылке. Вот он повернулся спиной и… – размытая, еле просматриваемая татуировка – не профсоюзная, так, рисуночек… Драконы?! – отличительный знак якудзы?! Н-да, а почему рисунок так плохо виден? – скорее всего, поверх татуировки наращен слой искусственной кожи.
Разговаривают.
О чём?
Госпожа Хэйкэ навострила ушки. В прямом смысле. То есть, напрягая мышцы, направила ушные раковины на тройку молодых японцев. Включились имплантированные в барабанные перепонки микрофоны. Кицунэ-годзн ущипнула мочку, настраивая громкость. Так, нормально, порядок – чётко, внятно, фильтр посторонних шумов работает удовлетворительно – а-а-отличненький звучок, звук то, что надо! – можно, при желание, считать пульс и вникать в бурчание желудков, да что там желудков – можно услышать, как переговариваются сперматозоиды в яичках пареньков, мол, кому повезёт стать папочкой, а кому кариесом – вот такой звук настроила Кицунэ-годзэн.
Сквозь оглушительный рёв толпы:
– Ваш-шшш-у-у м-мммать!!!
– Дзиро-сан, мы…
– Молчать!
– Мы…
– Два идиота!!
– …хотели как лучше…
– Сначала пацана, теперь феникса?!
– Дзиро-сан…
– Дважды облажались!! ДВАЖДЫ!!!
– Трижды, Дзиро-сан. Мы…
– ИДИОТЫ!!! – это можно было услышать даже без специальной настройки ушных раковин, потому как некий молодой человек по имени Дзиро особо не утруждался регулированием амплитуды звуковых волн, производимых его модернизированными голосовыми связками.
Да, над парнишкой явно поработали биоинженеры. Точно-точно. Этот Дзиро, небось, из тех любителей, которые внятно страдают комплексом неполноценности – и потому придумывают себе всякие "профессии", не занесённые в реестры Профсоюза.
Левые таланты.
Ложь.
Желание быть выше ростом и стоять на цыпочках по двадцать четыре часа в сутки, и даже в постели, и в сортире тянуть носок, не расслабляясь ни на мгновение…
За двести метров до финиша всех носорогов поймали в гелевые "сёдла", похожие на собачьи будки устройства – в дырку-вход забежать можно, а выбраться из прозрачного желе обратно – извините, отдохните. Это закончился первый этап скачек. Комментатор объявил победителя: номер тринадцатый, Фрэнч-Канкан. Электрические стрекала впились под хвост рысаку – зверь взревел и, рассвирепев от боли, вместе с "седлом" кинулся на ограждение: запахло палёным – намертво прихваченная высоким напряжением к колючей проволоке, туша повисла, заискрилась, загорелась – носорог умер мгновенно, красивой смертью завершив сегодняшние скачки.
Толпа аплодировала стоя. Госпожа Хэйкэ двигалась к выходу. Покинуть ипподром можно только через единственный вход-выход. Единственный? – ну, если не считать пару-тройку запасных порталов-ворот и бомбоубежище – солидное, класса "VIP-люкс-премиум": с трёхмесячным запасом провианта и воды, рассчитанное на пять тысяч человек – что ровно в десять раз меньше, чем вмешает ипподром.
Стресс? неполадки высшей нервной системы? – что вы, что вы?! К слову сказать, Кицунэ-годзэн опять немного изменила свои планы.
19. СИНОБИ
Буракумины-мусорщики, молодые парни лет двадцати с небольшим, ругаются у своего пахучего "лимузина". Судя по обрывкам фраз, ребятки какую-то "очень-очень прикольную" девушку-мадьярку не поделили: я с ней первый познакомился – нет, я с ней первый; она мне первому дала – нет, мне дала, а потом ещё дала, да так дала, что тебе и не снилось – вот так дала, и так дала, а потом ТАК дала, что ТАК тебе НИКТО не даст… Молодость, хе-хе, любовь…
Дуэлью пахнет.
Пахнет! – от Акира сейчас так несёт тухлятиной, что даже буракумины оборачиваются и пристально разглядывают молодого феникса.
– Чо вылупились?! – крайне невежливо вопрошает Акира, и парни опускают очи доле: прости, господин, обознались, чуть было за своего ни приняли, за неприкасаемого…
Акира оставил гондолу у первого же причала и поднялся наверх – к людям, к солнцу. Тридцать уровней пешком – это не шутка; на спуск к подземному каналу феникс затратил значительно меньше времени и усилий.
А тут ещё эти буракумины!.. Чёрт, окончательно испортили настроение!
Запах, вонь… – что ж теперь делать? Что?!
У Акиры есть великолепные наручные часы, которым совершенно не страшна вода и которые запросто можно сунуть на пять минут в топку паровоза – три тысячи градусов Цельсия для часиков "Касио Проф 2-77", что комнатная температура для стакана воды. В тому же в часы эти создатели впихнули кучу всяких прибамбасов, вроде манометра, бритвы с нанолезвиями и выдвижной спирали-кипятильника. Но! – не чайком баловаться и не бриться задумал Акира. В данный момент феникса интересует конкретная опция электронных миникурантов – подробная карта Вавилона с целеуказанием местонахождения.
Привалившись к жёлтому песчанику стены какого-то ресторана с очень этническим названием "Косово", лейтенант Ода ввёл стиком запрос. Где-то далеко в космосе спутник обработал сигнал и отправил необходимые координаты на Землю. С виду самый обычный циферблат в стиле ретро, с тремя золотистыми стрелочками и римскими цифрами, смазался, поплыл и распластался в воздухе плоской квадратной голограммой со стороной приблизительно в метр. На голограмме чётко прорисовались улицы с названиями, отдельные дома с номерами, кое-где курсивом прописалась краткая характеристика заведений (кафе "Шаккан", Дом Учёных, ночной клуб "MONA LISA OVERDRIVE", "Книжная лавка пана Леха" и гостиница "Никко" – "Никогда не говори кекко, пока ты не увидел Никко"). Особо на голубоватом фоне выделилась мерцающая серебристая точка – это и есть местонахождение Акиры. Кстати, в ресторане, возле которого Акира остановился, можно заказать котлеты по-киевски, драники в оливковом майонезе, шашлык из катрана и зайца с шампиньонами, о чём имелась соответствующая пометка на карте-голограмме.
В общем, Акира быстро разобрался, где находится. У-у, однако феникса занесло совсем не туда, куда нужно – станция маршрутных дирижаблей в двух кварталах юго-западней.
Говорят, если долго сидеть у реки, можно увидеть, как мимо проплывет труп твоего врага. Но Акире долго сидеть-стоять-лежать нельзя, надо спешить, но… – вонь канализации Вавилона! Вонь, которая пропиталась одежда лейтенанта Оды! Свобода пахнет, ничего с этим не поделаешь – вожди революций тоже имеют привычку иногда испражняться!
Прикинув маршрут, молодой феникс свернул карту-голограмму в циферблат и двинул по улице, избегая скоплений народа и вообще стараясь держаться как можно дальше от людей. Акира поймал несколько презрительных взглядов от группы венесуэльские индейцев-варао, в языке которых нет слова "спасибо". Вот так вот, бедняги, и живут – неблагодарные. Миновав индейцев, Акира обошёл стоянку рикш, прошмыгнул мимо костёла и детского сада и свернул в переулок Аразу.
Без вариантов, благоухающий как испуганный скунс, Акира обязательно вызовет пристальное внимание прохожих, а значит, им заинтересуются правоохранительные органы. Спирас рассказал, что Акира в розыске, потому и должен выбираться из культурной зоны города подземными и надземными путями.
Вот только как? Куда? Что? Как можно оставаться незаметным в толпе, если ты – ходячий бак, переполненный протухшими на жаре помоями, бак, на который помочился пьяный бомж, и даже падальщики-кынсы не интересуются твоим содержимым?!
– Эй, узкоглазый! Я тебе, косой, говорю! Стой, я сказал! Ты чо обосрался или где?! Чо от тебя так штыняет?! – Парень, прибалт или немец, молодой, годков семнадцать, вряд ли больше. В кожаной куртке, широких спортивных шароварах из полиэтилена, на ногах сталеварские ботинки с железными носками. Череп парня блестит – волосяные мешки вытравлены кислотой и лазером; на щеках у паренька красуются любительские татуировки – две простенькие свастики. Короче, Акиру окликнул представитель редкого исчезающего вида – типичный скинхед вульгарис. В Вавилоне такие не приживаются. Скучно гитлерюгенду в пределах мегаполиса Дзию, не то как бы место для погани.
– Стой, узкоглазый!
Акира остановился – ну, начинается! – пламя, вспыхнувшее в груди, сбило дыхание, ритм нарушен, распределение энергии выпало из отработанного годами цикла. Жар клубится, сворачиваясь в кокон, в огненный шар – протянуть руку, вытащить из-под рёбер второе сердечко и швырнуть им в глупого расиста? Или – выплюнуть в лицо юному придурку сгусток раскалённой слюны?! Чтоб захлебнулся собственным криком?!
Пожалуй, не стоит:
– Молодой человек, вы не правы. Точнее, вы заблуждаетесь.
– Чо?! Чо ты там, обезьяна, вякаешь?! – Кажется, у скина сейчас кровь пойдёт из ушей, так покраснел, бедняжка.
– Понимаете, вам только кажется, что мои глаза узкие – а всё из-за того, что у меня, как и у всех азиатов, есть "монголоидная складка верхнего века". Понимаете? Но на самом деле, глазница у представителей монголоидной расы больше, чем у европейцев.
– Что?!
– И по поводу косоглазия, я бы тоже вам объяснил, однако, вижу, вы не нуждаетесь в познании истины.
– Чего?..
– Того. Что надо, спрашиваю?! – Акире надоело ломать комедию. Захотелось спустить парок – что-то в последнее время нервы ни к чёрту. А тут такая удача – мальчик для битья сам нарывается на выяснение отношений и "раздачу слонов".
– Шоколада. – Это скин так шутит. Типа ха-ха, очень смешно.
– Шоколада? Значит, не по адресу. Я сладкое не ем, берегу молочные зубы. А на углу, видел, трансы тусуются. Ты, малыш, туда подкати, трансы до конфетного секса всегда охочи. Может, если понравишься, и забесплатно сладости раздвинут. Удачи. – Акира повернулся, чтобы уйти: всё-таки нельзя привлекать внимание. Да, переулок как нарочно безлюдный… – Ати ни икэё.
– Не понял?!
Из-за плеча, продавливая слова сквозь зубы:
– Короче, малыш, синдзимаэ, достал ты меня. Дзаккэнаё! И чтоб я тебя больше не видел!
Звон, свист – удар лишь слегка оцарапал Акире голову – кётецу-согэ, цепочка со вращающейся гирькой на одном конце и обоюдоострым лезвием на другом, прошла по касательной, до крови остриём расщекотав ухо. Скин действовал на редкость умело, и бил наверняка – Акире повезло: он просто споткнулся, провалившись каблуком в щель в асфальте – небольшое смещение, внезапная, незапланированная корректировка курса, и только потому феникс ещё на ногах, а не в луже из собственных эритроцитов и мозгов.
Второй раз молодой фашист ударить не успел – Акира выплеснул жар через средний палец правой руки, лучом-ниткой направив энергию в переносицу врага.
К запаху помойки примешалась вонь горелого мяса.
Акира только что убил человека. Впервые в жизни. И, кстати, совсем не расстроился – шока не случилось: ну, убил, бывает, ничего не поделаешь – самооборона, кстати, всё честно, всё справедливо.
Слишком быстро всё произошло: слово за слово – и…
Н-да…
Акира склонился над телом. Нашарил в кармане пластиковую карточку, провёл её вдоль сканера наручных часов, скачав инфу в алмазный кристалл базы данных.
Так-с, что у нас имеется… Сертификат мастера будзюцу? Ага. И даже категория ябусамэ открыта?! – серьёзно, да, большая редкость в нынешнее время. Интересно, а где парнишка овладел искусством конной стрельбы из лука? Даже в Японии не осталось подобных мастеров, а травяные луга для выпас лошадок давно заросли бамбуком, или легли фундаментом под небоскрёбы дзайбацу… И… Ну ничего себе!! Масака!! – Акира впервые видел открытую категорию дзюдзюцу. Оказывается, хлопчик был настоящим буси-магом. Остальное по мелочам: право на сотрясание земли с итоговым выдвижением на ежегодную премию "Великий Ёкодзуна"; выписка из школьного табеля – оценки по кэндо за владение боккэном и синаем; третий дан Сётокан карате-до, посещение факультатива по айкидо, открытая категория кобудзюцу: шесты, посохи, веера, сюрикэны…
Н-да, впечатляет. А по-японски покойный разговаривал не очень хорошо, да к тому же на специфическом диалекте кансай-бэн – следовательно, язык учил в бомбоубежищах радиоактивного Киото…
Акира нащупал портмоне в заднем кармане прозрачных полиэтиленовых шаровар покойного. Уж портмоне трупу вряд ли понадобится.