4. БЕРНКО
Я с трудом поднимался по крутому асфальтированному переулку, ведущему к главной улице Бернко, которая называлась Главной улицей. Дождь все еще лил, и вода стекала по улице мятой холстиной. Я решил поесть в "Сэммиз", закусочной, принадлежащей нынешнему мэру Бернко. Он царил в клубах сигарного дыма в конце стойки бара, в то время как толстая женщина с бородкой и усиками обслуживала посетителей. Эта женщина выглядела точь-в-точь как Сэмми, вплоть до набриллиантиненных волос. Работая, она все время что-нибудь жевала.
Мой завтрак давно усвоился, и по пути сюда я уже запланировал себе идеальный сандвич. Я сел за стойку рядом с грилем и продиктовал толстой женщине свой заказ:
- Я хочу сандвич из рубленой ветчины на поджаренном ломтике белого хлеба с маслом и майонезом, с листком салата и ломтиком швейцарского сыра. И чашку чаю.
- М-м, звучит аппетитно, - сказала она голосом, сладким от набежавшей слюны.
Она подала мой чай, отпустила кому-то чизбургер и жареную картошку, а затем принялась сооружать мой сандвич. Я неотрывно наблюдал за ней, испытывая при этом гордость архитектора. Наконец он был приготовлен, положен на маленькую картонную тарелочку с гофрированным краем, украшен длинной тонкой долькой соленого огурца и пригоршней картофельных чипсов. Предвкушая удовольствие, я с улыбкой откинулся на спинку стула.
Но тут эта толстая официантка повернулась ко мне спиной, наклонилась над моим сандвичем и весь его съела - торопливо и молча. Меня, словно туманом, окутала ярость.
Безо всякого выражения я проглотил, давясь, поданную мне в конце концов безжизненную картонную копию моего сожранного шедевра. Даже не поведя от удивления бровью, я пронаблюдал за тем, как некто завел свою собаку за стойку, чтобы ее угостили сырым гамбургером. Толстая женщина покормила собаку с той же лопатки, которой она раскладывала порции. В тупом оцепенении я оплатил счет в вышел.
Собака лаяла, требуя добавки.
Дождь лил с такой силон, что я целую минуту простоял под онингом "Сэммиз".
На просевшем тротуаре стояла лужа, к жирные капли гирями шлепались в нее. Возникали быстрые круги, потом они сминались и разглаживались. Я не отрываясь глазел на лужу, увлеченный узорами на ней.
Ниже, в этом же квартале, находился книжный магазин. Им заправлял кучерявый хиппи, называвший себя Солнечным Рыбом. Сегодня в магазине было безлюдно.
Хозяин сидел у окна в старом, видавшем виды садовом кресле, изображавшем две створки раковины гребешка.
Вид у него был подавленный.
- Как ты собираешься удержать их на ферме. Солнечный Рыб?
- Феликс! Принес заказы на учебники? - В его выцветших, налитых кровью глазах блеснул деловой азарт.
- Нет, я просто…
- Паразит бесполезный! - с жаром воскликнул Солнечный Рыб, В гораздо большей мере Нью-Йоркец, чем хиппи, он имел привычку ссориться с покупателями. Это вносило в его жизнь яркие ощущения.
- Не понимаю, почему никто не хочет считать мою работу настоящей, - пожаловался я. - Да одна только мысль о том, что я стану делать, когда меня выпрут…
- Вы только его послушайте! У него на следующей неделе будет язва желудка.
Я вздохнул и отвернулся, чтобы посмотреть на полку с фэнтэзи. Солнечный Рыб любил фэнтэзи. Вдруг я почувствовал, что он стоит прямо у меня за спиной.
- Вон хорошая, - сказал он, доказывая пальцем из-за моего плеча. У него было собачье дыхание.
- Слушай, как это получается, что ты стоишь ко мне ближе, чем я к тебе? - резко огрызнулся я.
Солнечный Рыб вскинул руки и вернулся к креслу.
- Ах какие мы чувствительные!
Мне стало стыдно.
- Извини. У меня полно проблем.
- Не сомневаюсь.
- У тебя есть книги о путешествиях в астрале? Одну такую написал парень по фамилии Монро.
- Имеются, - сказал Солнечный Рыб, махнув рукой в глубь магазина. - Последняя полка справа. - Он снова принялся созерцать дождь.
Я провел в глубине магазина почти час. За это время заглянуло и ушло несколько посетителей, в основном студенты, разыскивающие рекомендованную литературу. Солнечный Рыб с ними быстро управился.
Я прочитал кое-что из книги Монро, особенно те разделы, где говорилось, как нужно возвращаться в свое тело, если уж из него вышел. Но похоже, он не испытывал с этим тех проблем, что были у меня. Там стояло три экземпляра книги Монро, и я чуть не пропустил задвинутую за них тонкую брошюру. Я выудил ее оттуда, дивясь ее странному титульному листу:
САЙМИОН И КАК ТУДА ПОПАСТЬ. Ф. Р.
И все. Ни названия издательства, ни даты. Страницы были тонкими и скользкими. Значение инициалов тоже не ускользнуло от меня, и я заглянул в брошюру с мистическим чувством предвосхищения. "Саймион - это страна снов и отошедших душ", - гласила первая фраза.
Подробное описание и схемы Саймиона составляли всю первую часть брошюры. Столько я усвоить не мог, но схемы до сих пор у меня в памяти. Одна напоминала термометр. В голове у меня все плыло, когда я добрался до второй части. Я уже полчаса стоял неподвижно, и ноги стали неметь.
"В обычном пространстве, - начиналась вторая часть брошюры, называвшаяся "Как туда попасть", - Саймион находится бесконечно далеко. Для спящего человека это не представляет никаких проблем, но для полностью бестелесного…"
- Ты еще там, Феликс? - дружелюбно крикнул Солнечный Рыб.
Мне нужна была передышка, и я подошел к нему с брошюрой.
- Сколько за эту?
Он с минуту разглядывал ее.
- Что такое Саймион?
- Она стояла за книжками Монро.
Он вернул ее мне.
- Считай, что она твоя, амиго. Я первый раз ее вижу.
- Тогда как она туда попала? - Я подумал про бумажку, которую нашел сегодня утром на своем столе.
Солнечный Рыб закончил зевок и откинулся в своем бледно-зеленом садовом кресле.
- Разные извращенцы все время что-нибудь подбрасывают. А может, доставка подкинула. - Он помолчал, потом заметил:
- Завтра в городе выступают "Мертвецы".
Единственное, что Солнечный Рыб по-настоящему любил, так это ходить на концерты "Благодарных мертвецов".
- Поедешь?
Он кивнул с улыбкой:
- Они будут играть всю ночь. В честь Хэллоуина.
Тебе стоит сходить.
Я мотнул головой и, сложив пополам, засунул брошюру в карман плаща.
- У меня и так мозги вываливаются.
Дождь был все еще слишком силен для прогулок" поэтому я решил заглянуть в "Каплю". У меня оставалось денег как раз на пару пива. "Капля" находилась на единственной в Бернко нежилой боковой улице и пользовалась определенной дурной славой. Здесь выпивали все городские наркоманы, и еще оставалось достаточно места для случайно забредших отщепенцев.
Единственным посетителем, кроме меня, был тощий работник с ближней фермы в резиновых сапогах до колена. Барменша поставила пластинку Джексона Брауна и, как и все остальные в Бернко, созерцала дождь.
- Вы, случайно, не преподаватель математики? - спросила она, когда я заказал большую кружку темного.
- Не знал, что это так заметно.
Она улыбнулась:
- Я - Мэри. Мой приятель изучает у вас геометрию.
Том Перчино. Он говорит, что это просто обалденно.
Я еще не знал студентов по именам, но попытался прикинуть, чьей подружкой могла быть эта девушка. У нее были прямые темные волосы и доброе овальное лицо, некрасивое из-за того, что подбородок был на сантиметр смещен набок. Что-то в ее облике навевало на мысли о Великой депрессии и пироге из крекеров "Ритц". У меня был только один студент, похожий на оки.
- Твой дружок - высокий парень с черными усиками? - Когда Мэри кивнула, я добавил:
- Да, я знаю его. - В своем курсе геометрии я довольно много говорил о четвертом измерении, а Перчино хотел писать курсовую по НЛО. Он утверждал, что этим летом видел один в Бернко. Пиво пощипывало язык, - Он увлекается НЛО, да?
Мэри наклонилась над баром:
- Он говорит, что вы сказали, будто они все прилетают из четвертого измерения.
Я осторожно хмыкнул:
- Не помню, чтобы я именно так говорил. - Мое положение здесь было достаточно шатким и без слухов о том, что я будто бы учил про НЛО. - Вообще-то я не очень люблю НЛО, - продолжал я. - Они слишком материалистичны. В смысле то есть, в реальности есть не только это… - Я жестом обвел бар, дождь, землю. - Но взять идею чего-то более высокого и свести ее к парню в машине, машине из космоса. Это жалкий материализм. Потустороннее все время рядом… - Я провел рукой по полированной поверхности стойки, разглядывая рисунок древесины. Голова стала совершенно легкой.
Барменше нравилась эта болтовня, но так сразу ее было не переубедить.
- Ага, - сказала она, - Точно. Но только вот мы с Томом действительно видели один этим летом. На Темпл-Хилл.
- На кладбище, что ли?
Она кивнула и продолжала:
- Мы увидели его, когда решили поспать там на свежем воздухе. Сначала он был как гриб, а потом вырос большой-большой и улетел. - Она вскинула руки. - Это было так красиво.
Я подтолкнул вперед свою пустую кружку, и она принесла еще пива.
- Это не самое достоверное свидетельство из тех, что мне приходилось слышать, - сказал я. - Может быть, вы действительно видели что-то, но почему это обязательно еще одна проклятая машина? Почему это не мог быть Бог, или Ангел, или живая энергия из измерения Зет?
- Но звук был как от машины, - сказала она и изобразила жужжание.
Мы оба рассмеялись. Зашла группа студентов, и она направилась их обслужить. Старый фермер все еще опирался на стойку бара и, уставившись в рюмку с виски, периодически поджимал свои тонкие губы. Я взял свое пиво и отошел к одному из столиков.
Первая порция согрела мой желудок, и мозг тикал, как часы. Я вспомнил совет Левина и решил подумать о математике, о проблеме континуума - проблеме, чье столетие мы вот-вот будем праздновать.
13 декабря 1873 года двадцативосьмилетний Георг Кантор извлек проблему континуума на свет Божий, доказав, что в пространстве имеется больше точек, чем натуральных чисел. Вопрос в том, насколько больше.
Любой непрерывный участок пространства называется континуумом, протяженностью. Отрезок линии, поверхность воздушного шарика, внутренний объем черепа, бесконечная вселенная - все это протяженности. Кантор установил, что если их рассматривать как множества точек, то все протяженности имеют одну и ту же степень бесконечности, которую он назвал "с". Степень бесконечности множества всех натуральных чисел называется алеф-нуль, а следующая, более высокая, степень бесконечности называется алеф-один. В 1873 году Кантор впервые доказал, что "с" больше, чем алеф-нуль. Даже если жить бесконечно плюс один день, невозможно приписать натуральное число каждой точке пространства. Проблема континуума заключается в том, чтобы выяснить, на сколько именно "с" больше, чем алеф-нуль. Кантор считал, что "с" должно равняться алеф-одному, то есть следующей бесконечности. Но никто не знает, прав ли он.
Сидя в "Капле", я рассматривал мысленные образы алеф-одного и "с", пытаясь сравнить их между собой, Сегодня алеф-один выглядел как целая уйма лестниц, каждая из которых была круче предыдущей, а "с" - как полый цилиндр. Я представлял, как лестницы выдвигаются из оси цилиндра, и пытался увидеть, смогут ли они его заполнить. Чего я только не поместил в этот цилиндр, все, что только можно, сделал поперечные сечения, а на каждом ломтике нарисовал концентрические круги. Я представил себе непрерывно растущий пузырь, какими на карикатурах изображают мысли человека, библиотеку с бесконечно длинными стеллажами. Я надеялся, что смогу найти доказательство тому, что "с" больше, чем алеф-один.
Через некоторое время я заметил, что дождь несколько ослаб. Я допил пиво, прикурил сигарету и вышел на улицу. Поля шляпы защищали сигарету от капель. Я некоторое время просто брел по городу, практически не замечая, куда иду. Мне показалось, что я напал на хороший подход к проблеме континуума, и постарался закрепить его, хотя мысли все время убегали к Эйприл и к кошмарному сну про Дьявола.
Если бы мне удалось продвинуться в решении проблемы, я смог бы найти хорошую работу. Если бы я смог найти хорошую работу, Эйприл и я были бы счастливы.
Если бы я был счастлив, я и думать забыл бы о том, чтобы покидать свое тело.
Эйприл хотела, чтобы я снова съездил на ежегодную Ярмарку вакансий Американского математического общества. Гостиничный зал для балов, полный зануд за ломберными столиками. Просители были странными, причудливыми интеллектами, превратившими себя в сухари, а счетные машины. Зал бейсбольной славы. Всем интервьюирующим были нужны прикладные математики. Что бы это ни означало, оно не означало теорию множеств.
Впервые я задал себе вопрос, в чем, в сущности, заключалась проблема континуума. В сравнивании двух разных вещей - "с" и алеф-одного. Очевидно, было бы справедливым утверждение, что имеется "с" возможных мыслей, а алеф-один является первым уровнем бесконечности, до которого мы не можем додуматься. Таким образом, эта проблема сводится к вопросу: что больше. Все или Бесконечность?
Воздух вокруг был мягким и светящимся. Я чувствовал лежавший во внутреннем кармане "Саймион и как туда попасть". И "с", и алеф-один казались метафизическими Абсолютами. Существует ли только один Абсолют? Сколько конечных реальностей - Одна или Много?
Я заметил, что иду по Центральной улице к Темпд-Хилл. Бернко стоит на холме, сбегающем к узкому серому озеру. На вершине холма находится кладбище, под ним - город, под городом - колледж, под ним - тачальная школа, а под ней - воды.
Каким-то образом я умудрился заснуть на кладбище,
5. ДОНАЛЬД ДАК
После безумного сна с бесконечными подземельями я снова проснулся в парализованном теле. Я изо всех сил попытался крикнуть, лягнуть ногой или махнуть рукой.
Если бы я мог хотя бы хрюкнуть, хотя бы пошевелить пальцем.., но я не мог. Я сдался и расслабился.
Хотя шел довольно сильный дождь, мне было тепло и уютно. Мне стало интересно, не умираю ли я. Мои мысли снова потянулись к увиденному сну. Я выбрал совершенно произвольный, абсолютно не поддающийся описанию путь в лабиринте. Там было бесконечное множество выборов, ни один не был окончательным, но теперь я разделался с ними всеми. Каким-то образом я увидел во сне свой путь в обход алеф-нуля. Интересно, каково это было бы - достичь алеф-нуля, а затем продолжить путь все дальше и дальше через все уровни бесконечности и еще дальше, к недостижимой Абсолютной Бесконечности?
Но мне нужно было проснуться! Со сверхчеловеческим усилием я перекатился с боку на бок, и это помогло.
Я встал и неуверенно побрел прочь с кладбища, озираясь в надежде увидеть мавзолей из своего сна. Впереди его видно не было, поэтому я обернулся к буковому дереву.
Мое настоящее тело все еще лежало под деревом. Я снова был в своем астральном теле. Дождь падал прямо сквозь меня, а я этого не замечал. Некоторое время я колебался между страхом и любопытством. Я еще никогда раньше не отходил так далеко от своего физического тела. Я боялся, что оно умрет, и при этом мне было жутко интересно, на что мое астральное тело способно на открытом воздухе.
Я подпрыгнул над землей и не упал. Я мог летать!
Может быть, мне стоит смотаться домой, посмотреть, что делает Эйприл, примчаться обратно, разбудить свое тело, пойти домой и спросить Эйприл, прав ли я. Тогда бы я точно знал, насколько это все реально.
Но именно так ты и влип вчера, напомнил я себе. Я парил метрах в пяти над землей. Темнело, и я видел людей, возвращающихся пешком с работы. В большинстве домов горел свет. Тепло-желтые освещенные окна излучали домашний уют. Я подумал об Эйприл и Айрис, только и ждущих возможности любить и быть любимыми. Этому сумасшествию пора было закончиться.
Легким усилием воли я заставил свое астральное тело подплыть к моей инертной плоти. Вялое тело лежало навзничь возле самого букового ствола. Дождь падал сквозь голые ветви и брызгами разбивался на жирном лице. К, счастью, голова была повернута набок, и вода не могла залить кривые ноздри и полуоткрытый рот. Тело выглядело совершенно непривлекательно, но я стал пытаться влезть в него обратно.
Мне никогда раньше не приходилось так долго оставаться снаружи. Мое астральное тело начало приобретать более округлую и удобную форму, которую трудно было совместить с моим старым скелетом. Пространство" занимаемое моей плотью, было на ощупь влажно-холодным и липким. Оно напоминало размороженную тушку индейки - массу пупырчатой кожи, похожих на щепки костей и скользких потрохов. Но Эйприл нуждалась во мне, и я натянул на себя эту тленную оболочку.
Я тогда все перепробовал. Я давил себе на веки - никакого эффекта. Я выждал несколько минут, а потом ударил по нервам разрядом накопленной энергии - бесполезно. Одну за другой я перепробовал все мышцы моего тела. Я попытался задержать дыхание, обмочиться, вызвать эрекцию. Ничто не срабатывало. Существовало только ритмичное сплетение автоматических телесных процессов. Похоже, у меня была нарколепсия.
Я резко отпрянул основа воспарил в своем восхитительно-послушном астральном теле. "Ну и черт с тобой, - подумал я, глядя на свое старое тело. - Выспишься - проснешься. А пока что…"
Я принялся испытывать способности моего астрального тела, которое, похоже, было сделано из какого-то зеленоватого светящегося желе. Эктоплазма. Я мог по своей воле менять размеры. То я возвышался над буком, то брел по трещине в его коре.
Моя светочувствительность в зависимости от желания перемещалась и вверх, и вниз по электромагнитному спектру. Стоило захотеть, и я смог бы видеть при свете шипящих брызг космических лучей.
Но это было еще не все. Я начал замечать вещи, которые не вписывались ни в одну физическую теорию, о которой я когда-либо слышал. Повсюду вокруг меня плыли по воздуху комки.., чего-то. Малюсенькие пузыри с булавочную головку и воздушные шары, которые просачивались сквозь окружающие меня предметы. Темные морщинки и глупое кивание больших пузырей напомнили мне картинки в детских книжках Айрис про доктора Севса.
Я решил называть их колобошками, как это делал добрый доктор Севе.
Рядом с кладбищем стоял дуговой фонарь, который теперь зажегся. Мелкие колобошки заструились из него, как пузырьки со дна фужера с шампанским. Вероятно, они имели какое-то отношение к энергии. Они были почти прозрачными и едва осязаемыми. Мне стало интересно, не улучшились ли мои мыслительные способности, и я переключил свое внимание на проблему континуума.
Мой разум, несомненно, был активнее, чем обычно. Я сразу же представил себе три-четыре новых способа расположения множества из "с" точек в пространстве. Но мое воображение оказалось слишком живым для математического мышления. Мои идея зажили своей собственной жизнью и не хотели стоять на месте, чтобы я мог их как следует обдумать. У новых способов организации пространства отросли ноги, и они принялись гоняться друг за другом вокруг бука. Я решил отложить их рассмотрение до другого раза.
Эти мысли вызвали неприятное воспоминание: некоторое время назад я вообразил, будто продаю душу за решение проблемы континуума.
- Я это не всерьез, - прошептал я пустынному кладбищу. - Я ничего не подписывал. - Никакого ответа.