Илья Львович попробовал оглянуться, но не вышло – наушники сдавили голову, не пустили. В них ритмично шорхали и хрипели волны, а в промежутках между приливами и отливами что-то шумело на грани слышимости, как ветер в каминной трубе. "Это я. Моё дыхание, – сообразил Вавилов. – И кровь шумит. На тренировках не было слышно, потому что бухтел в уши инструктор. Так хотелось, чтоб он заткнулся!.. Ну вот оно – молчание".
– Молчание! – крикнул Вавилов, подняв взгляд от неправдоподобно чёткой, изломанной камнями собственной тени к горизонту.
Крик пропал даром, пустота сглотнула его без остатка. Илью окатило холодом, он попятился, разворачиваясь, но секундный страх тут же прошёл. Ярко освещённая ячейка кессона была рядом, на расстоянии вытянутой руки. Тень на камнях – от этого желтоватого света, а холод от системы климатизации, он и на занятиях был. Со скафандром всё в порядке. Вавилов потрогал шероховатую стену, но, естественно, ничего сквозь перчатку не почувствовал.
– Ты гляди мне, – сказал он кессону, – не вздумай закрыться, пока не вернусь.
Сказал и представил вдруг, как он возвращается, а дверь закрыта. Снова накатил страх. Пришлось заставить себя отойти прочь, толкнувшись рукой от стены, чтобы не поддаться, не кинуться обратно в шкаф. Отойти – не то слово. Вавилов сделал три или четыре неуклюжих прыжка, прежде чем понял – не нужно так сильно, полегче.
Россыпь камней сменилась вязким, как грязь, песком, тень поблекла, съёжилась. Двигаться было легко. Быстро войдя во вкус, Илья подумал даже, что спускается с холма, потом у него мелькнула мысль, что подниматься будет тяжелее, и он, нелепо семеня, остановился.
Оказалось, не под гору спускался, а лез на дюну, и отойти успел прилично. Похожий на закопанную в лощине здоровенную бочку ресторан был ниже. Воткнутая в покатый блестящий бок труба щерила квадратный зев кессона, вывалив наружу желтоватый световой язык. По обе стороны от неё – уши посадочных площадок с раструбами стыковочных узлов. Изогнутая цепочка следов отмечала путь Ильи Львовича, но до входа не доходила – там пыль сдуло при посадке и взлёте клипера начисто, и открылись камни. Пыль синевато светилась в свете Земли, серебристыми облачками висела над рубчатыми следами ботинок, осесть не спешила. Над изгибом лощины, над хребтом, за который спряталось солнце, – синее пыльное зарево, но выше – чистейшей черноты бархатный полог. И Земля, похожая на ёлочный шар.
Крики, смех, пустопорожняя болтовня, рёв двигателей, бренчание радио, щёлканье выстрелов, взрывы, птичье утреннее пение, шелест листвы, громовые раскаты, младенческий ор, шум прибоя – всё это осталось там. Ни комариному писку, ни грохоту ядерного взрыва не пробиться сквозь пустоту, которой вокруг Земли наверчено побольше, чем упаковочной ваты вокруг всех ёлочных игрушек мира, сколько бы их ни было.
Илья осмотрел гигантские, поставленные косо на крыше ресторана буквы, прочёл сложенную из них надпись "BlinOk" так, будто видел её впервые, и стал неторопливо спускаться. Обошёл купол стороной, словно хотел проверить, убран ли строительный мусор, завернул за угол и остановился в нерешительности, глядя на запад. Казалось, за гребнем холма ничего нет. Казалось, хребет, похожий на загорбок спящего зверя, близко, рукой подать. Вавилов спросил себя: "Сходить туда, что ли?" – и, не дожидаясь ответа, двинулся вверх по склону медленно, быстрее, ещё быстрее и, наконец, в полную силу. Если бы его спросили, что гонит его к лунному горизонту, не нашёл бы ответа. Понятно ведь уже, что не декорация – отгрохать такой павильон выше человеческих сил, и всё же Илья Львович поднимался по склону холма со всей скоростью, какую мог развить, будто надеялся влететь с разбегу в крашенную чёрным стену и пробить её.
Времени он не замечал, но изрядно вымотался к тому моменту, когда стало понятно – гребень значительно дальше, чем представлялось на первый взгляд. Пришлось сбавить темп, но останавливаться не хотелось. Расслабишься – потянет оглянуться, а это первый шаг к отступлению. Стали попадаться трещины и оголённые иззубренные скалы – их Вавилов обходил стороной, из боязни споткнуться. Кто его знает, легко ли подняться на ноги в скафандре, а помочь некому.
Скалы стали попадаться чаще. Ища проход, Илья какое-то время не поднимал головы, смотрел под ноги. И всё равно с трудом устоял, когда внизу вдруг раскрылась пропасть. Стронутая с места глыба, с виду надёжная, накренилась, лениво поворачиваясь, перевалилась словно бы нехотя, подпрыгнула на уступе… Вавилов вжался в карниз и зашарил рукой в поисках опоры. Почувствовал спиною сотрясение от удара, вдохнул полной грудью, набирая воздух для крика, проследил, как многотонный камешек пролетел метров десять и раскололся от удара, как брызнули фонтаном осколки…
Кричать Илья не стал. Выдохнул. Много ли толку от воплей, если всё равно никто не услышит? "Сколько лет он здесь лежал, ждал меня, придурка. Миллион? Миллиард? Свалился, теперь обломки пролежат ещё столько же, пока не найдётся ещё один идиот, который столкнёт ниже".
Два самых крупных потомка поверженной скалы утвердились на краю неширокой усеянной каменным крошевом террасы. Ниже склон не был крут. Ещё одна лощина вроде той, что осталась позади. Так же горбился противоположный склон её, и снова казалось, что хребет близко и нет за ним ничего кроме пустоты.
Неловко ёрзая, Вавилов отодвинулся подальше от обрыва, повернулся, не вставая, и глянул туда, откуда пришёл. Ресторана видно не было. Блекнущее зарево по правую руку и едва заметная цепочка следов на пухлом боку холма слева – вот и все приметы, по которым можно определить, откуда и куда беспокойное насекомое волокло свой оранжевый панцирь. Илья прислонился к скале и запрокинул голову так, чтобы оказаться лицом к лицу с Землёй.
Жив он или нет, удержался на краю или свернул шею, – безразлично. Молчание сожрёт всё: вопль ужаса, крик боли, стоны, хрип, молитву, ругань – с одинаковой жадностью, как пожирает вдохи и выдохи. Шторка кессона останется нараспашку, как саркофаг, из которого сбежал покойник. Экскурсоводы "Moon Attraction" будут предлагать дойным лопухам пройтись сверх программы к Мумии Первого Гражданина Луны, сразу после того как туристы подкрепятся синтетическими блинами и налакаются водки, увеличив доход мёртвого хозяина заведения.
Отсмеявшись, Вавилов устроился с комфортом в скальной выемке. Торопиться было некуда, регенератора скафандра, если верить инструкторам, должно хватить надолго, а запасы молчания неисчерпаемы.
Выписка из журнала обрезки побегов (hacked by WPTranslator)
Наблюдатель: Первый, второй и третий думотерии вышли за пределы наблюдаемой зоны. Предлагаю расширить зону наблюдения.
Хранитель: Записываю.
Техник: Протест. Радиус границы зоны наблюдения совпадает с предельным радиусом достоверности.
Судья: Протест принят. В расширении зоны наблюдения отказано.
Думовед: Устранить противоречия в информации о способе перемещения думотериев не удалось. Недостаточно информации. Ментальный уровень развития наблюдаемой особи не позволяет пополнить данные.
Обрезчик: Резать?
Думовед: Нет.
Судья: Мотивировка отказа?
Думовед: Необходимо провести на имеющемся материале серию ментальных испытаний.
Судья: Отказ удовлетворён. Цель исследований?
Думовед: Изучение устойчивости популяции к внешним возмущениям.
Судья: План исследований?
Думовед: Оценка ментальной упругости особи. Оценка остаточных деформаций личности после неразрушающего воздействия на особь. Оценка предела личной устойчивости особи. Определение предела духовной прочности особи разрушающим воздействием.
Судья: План утверждён.
Хранитель: Записываю.
Техник: Протест. Изучение коммуникативных возможностей особи после разрушающего воздействия невозможно. Предлагаю расширить план исследований.
Судья: Протест принят. Применение разрушающего воздействия временно запрещаю. Предписываю расширить план исследований коммуникативных возможностей особи.
Думовед: Коммуникативные испытания на базе одной особи невозможны.
Судья: Противоречие? Предложите способы устранения.
Техник: Возможно ментальное моделирование с последующим синтезом личностей.
Думовед: Прошу разрешить ментальное моделирование с последующим синтезом личностей.
Судья: Разрешаю. План исследований?
Думовед: Для составления плана необходимы данные о душевнотелесных качествах имеющейся особи и доступных ей механизмах коммуникации.
Хранитель: Одиночник светломатерчатый, углеродец мягкотелый, кислозависимый, задумчивый, средневолновой одушевлённости. Духотип сильновозбудимый, сильнозаторможенный. Обособленность близка к предельной для светломатерчатых. Слиятельность слабовыражена. Склонность к захвату четвёртой категории. Личный способ перемещения – типичный для углеродцев мягкотелых: электромагнитной природы, скелетно-мышечный, ритмичный, гравизависимый, опорно-падающий, с электромагнитным автоуправлением. Личный способ ориентации: пространственно-зависимый электромагнитной природы, волновой, оптико-механический, низкоскоростной, с хемоэлектрическим обеспечением. Основной личный способ обмена информацией: электромагнитной природы, волновой, механический, модуляционный, дискретный, логически организованный. Личный способ хранения и обработки информации – типичный для углеродцев мягкотелых: электромагнитной природы с хемоэлектрическим обеспечением. Организация данных дискретно-аналоговая, образно-логическая, связная, высокой упаковки. Волновые способности в зачаточном состоянии, два балла по общей шкале одиночников светломатерчатых. По самооценке: душевнотелесные данные значительно выше среднепопуляционных. Достоверность самооценки не выяснена.
Думовед: Характеристика думотерия принята. Данных для моделирования недостаточно. Требуются психофизические данные – средние значения и допустимый разброс. Для моделирования социальных отношений необходимо подробное описание механизма размножения: основного и всех вспомогательных, если таковые имеются.
Хранитель: Данные о способе размножения неполны и противоречивы. Выявлен характерный для кислозависимых углеродцев светломатерчатых половой способ размножения, но в исследованной группе думотериев не выявлены половые различия. Предлагаю пополнить данные.
Судья: Способы пополнения?
Думовед: Стохастическое моделирование. Аппроксимация по классификационным данным. Биомеханическая экстраполяция. Прямое волновое исследование.
Судья: Сравнительная оценка затрат и достоверности результатов?
Техник: Метод прямого волнового исследования оптимален по указанным параметрам.
Судья: Возражения?
Думовед: Нет.
Судья: Выбран метод прямого волнового исследования. Напоминаю о временном запрете разрушающего воздействия.
Хранитель: Записываю.
Техник: Рекомендую точечное вмешательство в момент минимальной двигательной активности и максимальной ментальной активности.
Судья: Рекомендация принята. Предписываю выбрать момент и начать вмешательство.
Думовед: Приступаю к выбору момента.
Наблюдатель: Всем-всем-всем! Внимание! Думотерий перемещается к границе зоны наблюдения! Возможна эскалация побега!
Обрезчик: Резать?
Судья: Всем-всем-всем! Задействовать систему превентивной обрезки.
Обрезчик: Предупреждение? Устрашение? Уничтожение?
Судья: Применить…
Конец выписки
Звуки
Ужас гнал Вавилова вниз по склону. Илья не заботился больше о том, куда поставить ногу, ломился, не разбирая дороги, выдыхал с криком, а вдыхал жадно, со стоном, и казалось, воздух вот-вот порвёт лёгкие. Пот заливал глаза. Прыгал и раскачивался пыльный бок холма, и вместе с ним прыгала и раскачивалась вдали серебристая капелька ресторана, но Илья больше не терял её из виду. Скорее туда, под прочный панцирь!
"Ноги ватные, вязнут. Пыль? Не оглядывайся, не огля…" Напрасно он напоминал себе об этом. Чтобы оглянуться, нужно остановиться, а на это не хватило бы духу. Так ли важно, тянется позади пыльный шлейф или нет? Главное – не потерять ртутную каплю на сером каменистом поле. "Близко уже. Почему не видно кессона? Закры… Ах ты!"
Илья прянул в сторону. Показалось, под ногами рванул, брызнул осколками камень. Беззвучно ударил в чёрное небо фонтан, песок шваркнул по забралу скафандра, на миг всё исчезло в серой мути, но Вавилов выкрикнул: "Мимо!" – в три прыжка вырвался из пыльного облака и снова нашёл свой ресторан.
"Чепуха осталась, а кессона не видно, потому как он с другой стороны. Справа обойти надо. Только бы не попал, сволочь, только бы…" От страха не получалось припомнить, что за дрянь валится сверху, просто не шло в голову слово. "Только бы не попал, – заклинал неизвестно кого Илья. – Только бы не попа…" Вавилов, огибая купол, вымахнул из-за угла и сгоряча сделал пару лишних скачков. Скошенные литеры "B", "l", "i", "n" прочертили оранжевые дуги, квадратный зев кессона успел увидеть Вавилов, прочёл "Ок", но составленное из букв название заведения застряло в горле комом.
Ударила по глазам ярчайшая вспышка. Почва ушла из-под ног. Падая навзничь, Вавилов увидел, как на фоне чёрного, с искрами, бархата проплывает, лениво вращаясь, оранжевый обруч – буква "О". Беззвучно.
Ноги окатило холодом. "Скафандр?" – ужаснулся Илья, шаря затянутой в неуклюжую перчатку рукой по бедру, но пальцы угодили во что-то мягкое, тёплое. Одеяло. Перчатки на руке не было.
Что-то сипело еле слышно в темноте над головою. Мокрое от пота лицо обдувал приятный сквознячок, ногам холодно было, а руки запутались в одеяле. Не было никакого скафандра, ресторан не разнесло в куски прямым попаданием… "Сон всего лишь", – сообразил Илья Львович, пытаясь совладать с дыханием. Пульс бился в горле, висках и, казалось, даже в зубах. "Метеориты", – обмирая, припомнил владелец лунного ресторана название того, что во сне валилось сверху. И не только во сне.
Накануне, сидя в скальной выемке, Вавилов увидел вдруг, как на боку холма вырос куст. Совсем близко. Взрыва не было, столб пыли взметнулся и стал оседать, раздуваясь вширь. По дрожи каменистого хребта Илья понял – удар был силён, если так саданёт в скафандр, ничем хорошим прогулка не кончится. Благодушное настроение разом соскочило с Ильи Львовича. Тут же вспомнились наставления инструкторов – ни при каких обстоятельствах не терять из виду базу и не выходить на грунт без необходимости, – потом зашевелились сомнения: а выдержит ли купол прямое попадание? Захотелось найти упавший камень, чтобы оценить его размер и вес, но нелепое это желание удалось подавить без труда. Как и в кошмарном сне, страх погнал Вавилова по цепочке рубчатых следов обратно, под крышу. Не таким идиотским галопом, как во сне, но наяву ведь не падали больше метеориты, метя в оранжевую мишень. В шкаф Илья не вошёл, а, суетливо пятясь, втиснулся. За сдвижной шторкой следил с замиранием сердца, облегчение испытал, только когда увидел облитый желтоватым светом пульт управления, и тогда же заметил, как трясутся руки. Хотел выругаться матерно, позаковыристей, но привычные слова застряли в горле, вышло невнятное бульканье. С минуту, никак не меньше, Илья тупо разглядывал ряды клавиш, пока не вспомнил, какие из них надо нажать, чтобы вцепились в костюм фиксаторы и расстегнулись замки. Наконец, оранжевый кокон выблевал содержимое своё на плитчатый холодный пол.
Стоя на четвереньках, Вавилов подумал, что ползти по кессонному коридору сил не хватит.
– Но доплёлся же, – сказал он в темноту, силясь припомнить, как попал в комнату. – Ни дать ни взять бухой засранец, студентишко бля… х-х…
Вавилов поперхнулся ругательством. Не получалось выматериться, стало во рту гадко. "Да что ж такое со мной? – мимолётно изумился он. – Никогда такого не было, даже с бодуна, чтоб не смог облегчить душу".
– Однако надо бы встать, – сказал он тьме с вызовом.
В ответ услышал лишь сипение воздуха в решётке кондиционера, слова пропали попусту.
Он выпутался из одеяла, – понятно, почему ногам было холодно! – слез с кровати, – пол тёплый, приятно, – зашлёпал босиком, вытянув руки, как слепец, – где-то здесь должен быть… – и наткнулся на стену, после чего дело пошло лучше, обнаружился дверной косяк и рядом с ним выключатель. Мягкий свет не вспыхнул, а забрезжил и разгорелся, как будто взошло солнце, и хозяину лунного ресторана полегчало. Кремовые стены, резное дерево, бронза и медь, – пусть всё это фальшивка, но как уютно и надёжно выглядит! Одежда Ильи Львовича валялась на полу, разбросанная по всей комнате, но он не стал собирать её. Как был, наг и встрёпан, проследовал в ванную комнату, щёлкнул выключателем, осветив молочной белизны стены молочным же светом, и отразился в ростовых зеркалах – загнанный в кафельный мешок дикарь. Неандерталец, или как их там называли?
– К хренам собачьим, – сказал своему отражению Вавилов. – Насрать, на кого я похож, смотреть на меня некому.
Сказал это и, поразмыслив, добавил сложный, хорошо продуманный мат. Получилось на этот раз, но без удовольствия, глупо прозвучало и жалко. Утренним туалетом поэтому Илья Львович занялся молча, угрюмо, тишину решился нарушить только для того, чтобы выяснить вопрос – стоит ли тратить время на бритьё.
– Кабанье рыло, – нежно обратился он к своему отражению в зеркале, что над раковиной умывальника. – Щетину будешь скоблить?
Двойник в зеркале – крепкий сорокалетний мужик, брюнет, стриженный коротко, – выдвинул тяжёлую челюсть, облапил подбородок, поморщился и ответил:
– Трёхдневная, как у этого, как его…
Выскочила из головы фамилия актёра, на которого был похож Илья Львович или полагал себя похожим, впрочем, не без основания.
– Бабам сейчас такая нравится, – успокоил он зеркального двойника, подвергая осмотру родинку на правой… или левой?.. хрен с ней, не важно какой щеке.
– Ясен кран, возбуждаться при виде твоей небритости, опять же, некому, – ответил из зеркала щетинистый парень, закрыл рожок зеркального крана и потянулся за одноразовым полотенцем.
Тут Вавилову некстати припомнилась Джина, но мысль о ней особого раздражения не вызвала, и бывшая жена обозвана была, против обыкновения, беззлобно.
– Сучка, – сказал Вавилов и принял окончательное решение – бриться не к чему.
– Может, и не одеваться? – спросил он, глядя сверху вниз на собственные плавки. – Так и шариться по ресторану, сверкая задницей?
Не ответив себе, сгрёб с пола шмотки, вернулся в ванную, нашёл там чистильщика и сунул в его отверстую пасть разноцветный мятый ком. Затем поискал и обнаружил свой багаж, как и положено было по контракту, на полках и вешалках гардеробной комнаты. "Те двое развесили, или кто-то до них? – думал Вавилов, нехотя одеваясь. – Говорили, мы не строили, мол, установили готовое". Он невесело посмеялся, представляя, как его ресторан совершает путешествие с орбиты Земли к лунной поверхности, как опускается, трепеща развешанными в платяном шкафу рубашками и штанами, как шевелятся подобные змеям полосатые галстуки, и как стопки трусов, совершая беспримерный перелёт, дремлют на полках в ожидании высокой чести – быть натянутыми.
– Скорее всего, наладчики развешивали и раскладывали. Наверняка была у них в плане пусковых работ такая графа: настройка платяного шкафа с последующей инсталляцией нижнего белья.
Высказав это соображение, Вавилов пригладил волосы, поправил галстук, подмигнул европеизированному своему двойнику, прошествовал через спальню мимо разорённой постели и вышел в торговый зал.