- Не совсем дополнительный, - нехотя признался Тавис, - он будет чуть слабее, у меня энергии тоже не слишком много осталось. Но я это сделаю - потому что да, важно. По-другому тех лазутчиков не отловить, а без них разобраться в происходящем не получится. И… особая просьба - Ресд о происходящем знать не должен, ни одной детали. Если Ора ведёт свою игру и при этом сидит у Ресда на подсосе, он будет верить ей до последнего, и для нас это окончится плохо. Так что я сейчас тихо проведу разведку и разузнаю, что происходит на границе, а дальше по результатам. Либо поделюсь собранной информацией и мы втроём поставим Ресда перед фактами… ну, либо я полностью обезопашу восточный край и там ещё долго не будет никаких проблем.
- Ладно, - сдался Плеть, - по рукам.
Очередной маленький шажок к большой победе.
Скрепив договор рукопожатием, инферналы снова замолчали, глядя друг на друга. В глазах Плети читался скепсис, мол, "вот, опять меня подбили на что-то сомнительное". Тавис же усиленно проецировал выражение морального облегчения, как будто бы решилась очень важная задача.
Пора было закругляться с делами и переводить внимание. Оглядевшись, командир тёмных ангелов поинтересовался:
- Слушай, я тут подумал. Это ведь чей-то рабочий кабинет был?
- Ну да, а что?
- Значит, к нему явно был приписан секретарь. Не сам же дармоед себе кофе заваривал.
- Скорее всего, - кивнул Плеть. Уголки его губ дёрнулись: начинал догадываться, куда клонит собеседник. - Правда, все разбежались. После того, что я здесь устроил, работать из местных остались только силовики, обслуживающий персонал приходится заменять своими.
- Нет, твои меня не устраивают, я кого-нибудь живого хочу, - решительно заявил Тавис. - Предлагаю устроить рейд на невыполняющих обязанности сотрудников. Точнее, сотрудниц.
- А тебе обязательно римляне нужны? Меня бы и твои устроили, они у тебя неплохо получаются, - цокнул языком Плеть.
- Гулять так гулять, давай уж натурпродукт используем. И вообще, ты наместник тут или кто? Считай, я тоже хочу завести кабинет и мне нужна твоя помощь в подборе персонала.
- Эх, что ж с тобой сделаешь. Ну, пошли, подберём. Только надо солдат взять, чтоб загонять желающих…
* * *
Голоса весело переговаривающихся инферналов вскоре затихли и уступили место тишине - в пустом здании практически не осталось живых душ; те, что были, находились в изолированных помещениях, специально чтобы не быть никем услышанными.
Установившийся покой ещё некоторое время нарушался тихим шорохом, который в конце концов прервал грохот: забытый всеми зомби так и не сумел совладать с непослушными конечностями, окончательно запутался в них и рухнул на пол.
* * *
Монах моргнул, приходя в себя. Потёр уставшие от долгого неподвижного взгляда в никуда глаза.
В голове продолжали роиться мысли, ужасно громкие для спокойного размышления. Не самая естественная ситуация, но он знал способ исследовать их: выждав момент, ловил самую крупную и сосредотачивал внимание на ней, игнорируя остальные. Затем следующую. Это работало - однако сейчас их было слишком много, и продолжение процесса требовало сил.
Практически случайно вдали за клумбой - в ста шагах, надо думать, как и полагается - обнаружился Карс. Всем своим видом Одиночка выражал усталость от томительного ожидания, не пренебрёг даже наручными часами и мячиком на резинке, сотворёнными ради такого случая. Кого-то это оскорбило бы: согласно правилам, выбор, принять или отвергнуть гостей, каждый делал исходя из собственных побуждений, - но Карс знал, к кому идёт: побуждения Монаха не имели границ.
Помедлив, хозяин Круга махнул рукой, приглашая подойти. Радости от возможности общения он в себе не чувствовал, равно как и вины за сравнительно долгий отклик, однако беседа с живым человеком представлялась лучшим вариантом получения ответов на возникшие вопросы, а Карс - лучшим собеседником.
И часы и мячик исчезли ещё до того, как ребята оказались на расстоянии рукопожатия.
- Пойдём в тень? - спросил Монах.
- Ага, - Карс кивнул. - Жарко.
Когда они расположились под ближайшим деревом, Монах сотворил две чашки, одну - с чаем для себя, вторую - пустую, которую выдал гостю.
- Что пьёшь? - поинтересовался Карс.
- Чёрный чай со смородиной.
- А, я тоже буду. - Скопировав напиток, он сделал глоток и кивнул: - Неплохо.
Монах улыбнулся. Карс относился к людям, любившим танцевать на пограничном заборе правил Одиночек, не давая чаще всего повода обвинить себя, но постоянно держа своими манерами в напряжении. Друзей он выбирал соответствующих - непритязательных или таких же рисковых.
- Что слышно про Маркуса?
- Сам хотел спросить, - тоскливо улыбнулся Монах.
- Думаю, больше мы его не увидим, - заявил Карс. - Даже если разберётся со своими делами, больше у нас не появится. Хотя жаль, с ним было интересно.
- Жаль…
- Какой-то ты сегодня странный.
Монах кивнул:
- Немного. Мучаюсь одной темой.
- Хочешь поговорить о ней?
Фирменная карсовская формулировка вопроса "о чём ты думаешь" вызывала у тех Одиночек, которые свято чтили правила невмешательства, тихое бешенство тем, что не давала основания для претензии.
- Хочу. Возьмём абстрактную ситуацию. Два человека выходят на контакт друг с другом.
- Одиночки или нет?
- Да, два абстрактных Одиночки. Чтобы разговор состоялся, должны совпасть несколько условий: время, чтобы обоим подходило, место, чтобы обоим нравилось. Потребность в общении должна быть у обоих. Так?
- Общие темы, интересные обоим, - дополнил Карс.
- И это тоже. Если не все условия выполнены, человек может отказаться от разговора, так?
- Ага.
- Хорошо. Теперь другая ситуация: одному человеку нужно от другого что-то помимо общения.
Карс подмигнул:
- Да, такое часто случается. Что, и ты, наконец, этой темой загрузился?
- Мы про абстракции говорим, - покачал головой Монах. - Я пытаюсь проследить основы взаимоотношений. Смотри шире.
- Ну, ладно, ладно, - гость махнул рукой.
- Если человеку нужно что-то дополнительно, другой, во-первых, имеет право отказаться предоставлять ему это, во-вторых, решает сам, предоставлять даром или потребовать что-то взамен.
- Конечно, как же иначе.
- Угу… И если просящего не устраивает встречное требование, он может пойти к кому-то другому. Так?
- Так, - Карс в несколько больших глотков осушил свою чашку, наполнил её заново движением кисти, словно приказывал невидимому официанту. - Только я не понимаю, к чему ты об этом. Не поделил что-то?
- Абстракции же, - напомнил Монах.
- Хм… Ладно, продолжай.
- Если отношения сложные и не сводятся к простейшим действиям, ответственность за промежуточные решения лежит на каждом человеке в отдельности и не подчиняется общим правилам.
- Правилам подчиняется всё, - слышать это от Карса было довольно забавно. - И не на одном человеке, а на всех. Обоих, в твоём случае.
- Я имею в виду, что в отношении каждого действия… каждого из двух людей, да, действует объективный подход. Нельзя сказать, что "я сделал то, потому что он сделал то из-за того, что я сделал то". Пока общие для всех непреложные правила не нарушаются, каждый сам несёт ответственность за своё общение. И сам выбирает в каждый конкретный момент времени, общаться с кем-то или нет.
- Примерно так. Хотя сразу видно, что ты понимаешь это с трудом.
- Вот за этим мне и нужен ты, - устало улыбнулся Монах.
- Куда ж без меня, - легко согласился Карс.
- Подожди, я же не закончил.
- Ну, заканчивай тогда.
- Если нарушаются общие правила, сообщество считает себя вправе отвечать агрессией на агрессию. И конфликт выносится на его разбирательство.
- Это в самом крайнем случае.
- Но всё-таки.
- Да, так.
- А теперь главный вопрос, - Монах вдруг понял, что нервничает, произнося вслух не дававшие ему покоя мысли. - Чем это отличается от отношений между человеком и государством? Государство точно так же ставит условия, как и когда с ним можно выходить на контакт. Оно так же выбирает, что давать сразу, а за что брать плату. С ним можно порвать, как и с любым человеком, - сменить гражданство. И оно так же бережёт порядок. Наказывая тех, чьи действия не нравятся всему обществу. Разве что оно выступает одновременно и стороной конфликта, и судьёй. Разные его части выступают.
- А теперь подумай над тем, что сказал, - в голосе Карса отчётливо звучала насмешка. - Суть проблемы государства в том, что оно обезличено. Оно выступает различными частями, когда это нужно ему. И - представляет собой цельную систему, опять же когда это нужно ему.
- Но ведь в сообществе конфликт тоже разбирают несколько человек, - возразил Монах, - и это не означает, что они на чьей-то стороне. Они просто разбирают.
- Фокус в том, что отдельные люди могут сказать: "да, сегодня я ни на чьей стороне, только разбираю". И это действительно будет так. А государство всегда одно и то же. Хоть оно на сто частей разделится, и одна половина будет судить другую, - это всё равно останется одно государство. Это не люди, несущие ответственность за свои решения. Это обезличенная масса.
- Государство состоит из отдельных людей, - сделал последнюю попытку Монах. Карс пожал плечами:
- А толку с того? Гидра прикрывается масками. Понадобилось - поменяла одну на другую. Понадобилось - сменила десять. А сама осталась прежней.
- Понятно…
Монах замолчал, остановив взгляд на остатках чая в своей кружке.
- Это тебя после Маркуса пробило? - поинтересовался Карс, пользуясь случаем.
- Нет… не совсем. Мы с Миком недавно на похожую тему спорили.
- А, слышал, - Карс закивал. - Кажется, он на тебя обиделся.
- Не знаю, мы с ним в последнее время не общаемся. Плохо, если так, - Монах вздохнул.
- Конечно, плохо. Представляю, что ты ему наговорил, если сейчас у меня такие вещи спрашивал.
* * *
В убежище играла тихая, на грани слышимости, инструментальная музыка. В самом начале Ресд включил её для фона; ближе к середине процесса неоднократно порывался выключить, чтобы не действовала на напряжённые нервы. Сейчас - это был единственный более-менее подходящий для сосредоточения объект.
Когда он последний раз так пил, Ресд не помнил. И вовсе не знал, испытывал ли когда-нибудь то, что испытывал.
Разумеется, он мечтал вернуться в нормальное состояние, вновь надеть броню холодного безразличия ко всему происходящему вокруг. Изнутри чуть ржавую, в царапинах, оставленных последними бессонными ночами, но зато снаружи идеально ровную и блестящую - самое то, чтобы смотреть на себя посредством зеркал. Разумеется, во время подготовки к приёму алкоголя он знал, что будет хотеть именно этого: в конце концов, это было логично и предсказуемо. И, разумеется, надевать броню было нельзя - он снял её именно для того, чтобы разобраться с накопившимся под ней, со всем, что, пользуясь прикрытием, гнило, разрушало его изнутри. Разобраться на равных, эмоциями на эмоции.
Он не подозревал, что может испытывать столько эмоций одновременно…
Его буквально разрывало на куски. Привычного образа мыслей не существовало; маленькие стальные по цвету и плотности кубики, из которых обычно выстраивалась пирамида логической системы, исчезли, а их место заняли стеклянные звёзды с торчащими во все стороны острыми иглами. Только попробуешь поднять одну, найдёшь, как схватить не уколовшись, - и бах, в то же мгновение она взрывалась фейерверком, опаляя и ослепляя. С чувством вместо цвета: ярость, отчаяние, страх, презрение… Были ли звёзды "цвета" боли, Ресд не знал - она находилась везде.
Незавидна судьба проигравшего войну за мировосприятие, весь его выбор - из двух ролей, в какой форме принимать поражение. Либо он генерал своей армии, до конца отстаивавший перед штабом свой план действий. Разыгравший его как по нотам, отдавший последние приказы и приготовившийся уже к торжественному вхождению в стан противника, но… Увидевший вдруг, что план летит ко всем чертям. Что враг разворачивается, бьёт в упор и начинает контрнаступление, поддерживаемый неизвестно откуда взявшимися резервами. Справа, слева, отовсюду… Солдаты, поверившие было в тяжёлую - заслуженную! - победу, падают один за другим, и по их трупам враг идёт всё дальше и дальше, дотягиваясь даже туда, куда никогда раньше его не пускали. Штаб в шоковом оцепенении смотрит на так долго убеждавшего их генерала, который, как оказалось, сам не знал, что делает. Ведь не по злому умыслу он загнал все имеющиеся у него войска в эту ловушку? Особист качает головой: нет, не по злому. Ну, а тогда что с него взять, совесть будет его расплатой.
Но не о молчаливом осуждении штаба думает генерал, и даже не о тех, кто погиб по его вине. А о тех, кто находился всё это время непосредственно рядом с ним, кто прежде с надеждой и восхищением смотрел на него, гордясь служить под руководством умного и уважаемого всеми человека. Люди остались, чувства - нет. Теперь он боится смотреть в глаза своим младшим чинам, адъютантам, секретарю, шофёру, ибо знает, что увидит там. И все знают. И открыто обсуждают меж собой: вот ведь как, обманул их баловень судьбы, притворился гением военной мысли, а никто не распознал его, пока всё это не случилось.
Либо он мог быть шпионом. Глубоко законспирированным, находившимся среди врагов день и ночь, евшим, пившим и ублажавшимся с ними - и всё это время думавшим только о том, когда начнут падать, наконец, на их города бомбы. Когда умрут эти твари, из-за насмешки истории занимавшие место нормальных людей, умрут все до единого, чтобы никогда больше не быть воскрешёнными потомками даже в виде духовного наследия, губительного для сознания что личности что общества. Работавшим на них, учившимся у них, и в то же время прикладывавшим все возможные усилия чтобы приблизить драгоценный миг освобождения земли от их пакостного присутствия. Пусть даже он сам не застанет его, но - ради знания, что это произойдёт, обязательно произойдёт. Преодолевавшим любые жизненные передряги и продолжавшим жить благодаря одной только мысли, что этот миг наступит и благодаря ему тоже.
А потом в какой-то момент потерявшим самого себя прежнего и не обрётшим нового. Разочаровавшимся во всех скопом, не знавшим более, каким станет будущее, и не уверенным, что хочет это знать. Не знавшим, какая сторона за что воюет, и не желавшим выбирать ни одну из них. Не знавшим, кто он такой, и боявшимся становиться кем-либо вообще.
И получившим, когда он уже почти убедил себя в отсутствии необходимости предпринимать что-либо, руководство к действию, которое должно привести к самым широким последствиям. Одним образом, если выполнить приказ, либо другим, если проигнорировать. И вынужденным понимать, что ранее существовавший простейший выбор между своими и чужими исчез и никогда больше не появится. Вынужденным выбирать между людьми в форме одного и другого цвета - потому как более важных отличий не осталось. И ладно бы только в форме было дело, но по обеим сторонам ещё стоят бесчисленные множества гражданских, не имеющие никакого отношения к ведущемуся противостоянию и просто живущих. В судьбах половины из них будет поставлена огромная жирная точка, когда он сделает выбор, и выбор этот придётся сделать несмотря ни на что.
Труднее всего сейчас было сопротивляться желанию выговориться. Разговаривать вслух Ресд запретил себе несколько часов назад, придя к выводу, что это приведёт лишь к усугублению ситуации, а больше никто удовлетворить его социальные потребности не мог, по разным причинам. Естественно, вышедшие из-под контроля мысли крутились исключительно вокруг близких ему, в той или иной мере, людей, от инферналов до Правителей. Кружили коршунами над их образами и беспорядочно атаковали их: "где сейчас? чем занимается? о чём думает?".
Фауст один в лагере - Тавис всё же выполнил задание раньше отлёта Плети и смылся с последним. Либо прохлаждается, либо погружён в схемы и карты. Нравился он Ресду, нравился своей увлечённостью, преданностью любому делу, каким был занят. Если отрываться с компанией, то на полную катушку, так, чтобы всё здание, из скольких бы этажей оно ни состояло, сутки ходило ходуном и пропиталось всем, чем только можно. Если отдыхать душой, то в глубокий загул, опять же не меньше чем на сутки. В глубокий тёмный лес, где кроме птиц и мелких грызунов никого не слышно, или во дворец, лежать на крыше любоваться звёздами - всё-таки имелось в нём что-то от интроверта-романтика. Ну, а если воевать, то до последнего существа, до последней капли крови, пота и магии, беря врага за грудки и вытрясая из него километр за километром, город за городом, не останавливаясь ни на полпути, ни даже на девяноста процентах.
Плеть в Аргентуме, временный наместник с диктаторскими полномочиями. Целиком оправдав ожидания Ресда, разбирается с местными властями, самоутверждаясь за их счёт. Немного жаль, что организация псевдосоциалистов оказалась такой неустойчивой и пошла в расход, но что делать. Надеяться на созданных не тобой значит рисковать от начала до конца, это повелитель драконов давно усвоил. Первую часть плана выполнили, и то хорошо. Теперь надо передавать бразды правления своему человеку, пусть даже он воспринимает их как бразды угнетения.
Особенно тяжёлая ночка выдалась у местного населения вчера - инферналы решили отметить возвращение Тависа. Получивший недавно по шапке за безалаберность, повелитель нежити решил на всякий случай отчитаться об этом во время утреннего звонка. Не получив, конечно же, никаких упрёков - зачем? Пусть занимается чем хочет - и всего лишь помнит, благодаря кому имеет такую возможность.
Тавис в последние дни носился по одноимённой провинции и наводил порядок в другой сфере, военной. Союзники будто знали, где самый слабый участок границы: хитрые управители из местной знати решили, что их будут опекать всю дорогу, и не только игнорировали пришедшие из штаба запросы, но и сами потребовали помощи в тяготах борьбы с контрреволюцией. Оставив лояльные подразделения почти в полном составе не в крепостях, а в самом Аргентуме, дабы восторженные и благодарные новой власти горожане не снесли её в страстном порыве с пьедестала и не разорвали на мелкие кусочки. Ресд сначала не поверил, когда Тавис позвонил ему и понёс про зажимающих со всех сторон имперцев, но чуть позже Плеть косвенно подтвердил, добыв информацию из потерявших несколько частей тела бывших членов комитета: да, юго-восточный фронт есть, да, никто им не занимался, нет, что там сейчас происходит никто не в курсе.
Что ж, не слишком приятное развитие событий, но не критичное. В итоге и Тавису занятие нашлось, и Ресд сумел разделить их с Плетью ответственность подходящим образом. Если союзники не тронулись умом и не решили начать полномасштабное наступление на блокированную столицу восточного региона, все проблемы в той стороне должны решиться в ближайшие пару недель. Как раз к прерыванию.
Повелитель драконов тихо застонал и заворочался на диване: едва начавшая работать голова вновь наполнилась идущей из груди адской болью, не помогли ни музыка, на которой он упорно концентрировался, ни "деловая" обёртка размышлений. Всё, что хоть как-то касалось Правителей, усугубляло его состояние и зацикливало процесс.