- Сколько угодно, Инн… у нас полно времени…
Ростов-на-Дону, Россия
ПРОБЛЕМЫ НЕЧЕЛОВЕЧЕСКИЕ
Алекс Тивирский
Заповедник
Привычная толчея городского транспорта. Сотни примелькавшихся лиц. Годы мы ездим так - на работу, с работы. Знаем траекторию друг друга. Этот выйдет здесь, на следующей войдет курносая студентка. А следом - старушенция в развалившихся кедах (кто-то из внуков отдал?). Она таскает эту обувку уже года полтора. И вечные колготы плюс неопрятный платок. И слезящиеся глаза. Рядом примостится мужик - в деловом костюме, но воняет, как грузчик. Ему выходить через две - сразу подойдет к киоску, купит газету, уткнется в спортивную колонку. Дальше я не увижу - в серебряный вагон хлынет толпа. И "томно" задышит в затылок смазливая блондинка (дешевые духи, ядовито-сиреневая помада, затертая сумка). А сопливый мальчишка будет снова лепить кусочек розовой жвачки на сиденье. И кто-то обязательно сядет на этот размазанный кругляшек. Ругнется, попытается отодрать прилипшую намертво сладкую резину…
Иногда в вагоне появляется Кто-то Из Них. Неизменно в очках. Глазеет на нас, хлопая себя по груди - не то восторг, не то недоумение. Поди Их разбери.
Лет пять назад появились у нас. Братья по разуму, чтоб им… Приняли нас в какой-то "галактический союз" - а толку? Мы все равно так и останемся на своей планете. Нас не выпускают. Каждый день сотни, да что там - тысячи звездолетов приземляются и взлетают. Из разных миров. А нам туда хода нет. "Нельзя, - говорят. - У вас тут заповедник. А у нас там дикая жизнь".
Как же, "заповедник". Нашли себе цивилизацию, не тронутую высокими технологиями жизни, и теперь глазеют на нас. Как на дикарей. А очки зачем? Да кто знает? Много слухов ходит. Одни говорят - солнце у нас слишком яркое. Другие думают - это Они так защищаются от местных микробов. Сделали, мол, себе защитные поля и вмонтировали в стекла, чтобы наше сознание не корежить тем фактом, что заразные мы все поголовно. А в очках вроде бы прилично.
Нам не дают это чудо техники. Много чего дали - сотни полезных технологий. Даже летучие вагоны, на которых я теперь домой за считанные минуты добираюсь. Лекарства - любые. Стоит нам только заикнуться - сразу тонны медикаментов. Приборов. Их долбаные специалисты обучают наших, как этим добром пользоваться.
Даже оружие - и то привозят! У Них кое-где настоящие звездные войны бушуют - таких пушек навезли, изверги галактические, уму непостижимо. А очки - ни в какую.
И всегда, что бы где ни заваривалось, поганцы эти инопланетные - тут как тут. Наблюдают.
Смотрят, как мы убиваем друг друга. А потом лечим или восстанавливаем. Их же методами.
Сволочи! Ненавижу их.
Не-на-ви-жу!!!
И Они это знают, чувствуют. Морды свои очкастые от меня воротят.
Еду на работу - обозреваю заспанные рожи. Еду домой - морды те же, но уже усталые. Нормальная фаза проходит где-то когда-то. Только мне ее не видно.
А дома? У подъезда днем и ночью сидит дедулька в залатанном жилете. Сосед с третьего. Целый день в обнимку с радио. Только меня увидит - сразу новости футбола, политики и криминала. Осчастливит двадцатиминутной лекцией и заткнется.
Дверь грохочет, немытое окно цедит мутный свет, грязные ступени - третья с трещиной, почтовые ящики. Все на месте. Ненавижу.
У лифта, как всегда поддатый да измятый, жилец из квартиры с васильковой дверью. Жена покрасила. Чтобы он отличал во что ломиться хоть по цвету. Я прихожу - этот уже нализался. Сидит, пьянь, ждет, когда кто-то лифт вызовет. Сам не помнит, на каком этаже живет. А ползти вверх и искать - лень. Или сил нет.
И так каждый день. Иногда разнообразие в виде соседской кошки, пригревшейся на нашем коврике. Зараза, орет шибко, если ее с лестницы спустить. Но если в окно выкинуть - меньше слышно. Хорошо, ученая стала: как видит меня - удирает.
Возвращаясь к себе, первым делом иду на кухню. Голоден я. Готовит моя неплохо. Но раковина часто полна грязной посуды… Тоже мне, хозяйка… Может, снова ее "поучить"? Помогло ведь в прошлый раз. Вон, еда в холодильнике теперь всегда есть.
И зачем я на ней женился? Впрочем, когда женился, знал зачем. Это после увольнения она изменилась. Выдра зачуханная. Сидит себе на чердаке весь день, солнца не видит. Совсем в вампира превратилась - только по вечерам спускается вниз. Забирался я как-то к ней на чердак, смотрел, что она делает. Идиотка, лучше бы хозяйством занялась, а то ерунду несусветную рисует. Не умеет, а малякает целыми днями. Какие-то фигурки искореженные, рахитичные лошади да больные, битые плесенью пейзажики. Я осторожно намекнул: "не в свое дело полезла", а она разревелась. Двое суток со своего чердака не слазила. Потом я немного напомнил ей о дисциплине. Ну, пришлось, конечно, свозить эту чокнутую в больницу, пару ребер срастить. Но на мои же деньги. Сам заработал, сам и потратить могу.
Зато она теперь каждый вечер спускается. Исправно сидит возле меня часок-другой. Потом - постель. Если мне хочется, конечно. Дальше - не знаю. Может, она спит рядом до утра. А может, снова на свой чердак забирается. Мне без разницы. Мне утром на работу. Некогда о таких мелочах думать…
Поначалу хотел я развестись, а потом решил - ну ее. Снова искать бабу? Они же все одинаковые.
Вон, фифа-бухгалтерша - почти дистрофичка. Ножки тонкие, каблуки-иголки. Движется тебе навстречу - ну чисто конструкция из проволоки.
Только прическа как-то спасает положение. Заглянул однажды к худорбе этой на чай. Ну ничего, постанывает она профессионально. А все остальное - фигушки. Не накормит, пивка не выкатит. Даже поговорить с ней толком невозможно. Так что к бухгалтерше я наведываюсь, если уж совсем припрет.
А образина с первого этажа? Та, от которой муж сбежал и оставил с тремя детишками? Мимо ее двери проходишь - слюной ведь изойти можно - до того вкусно пахнет! И пироги, и борщи, и жаркое!.. Но эту расплывшуюся рыхлятину даже в темной подворотне зажать нельзя. Импотентом станешь.
Как-то забрел я к ней - сумку какую-то помог донести. Она меня булочками угостила. Вкусными. Ну, хотел я отблагодарить ее, как сам понимаю. Она же два года без мужика… Шарахнулась в сторону. Пришибленная клуша…
Оно и к лучшему - до сих пор не понимаю, что на меня нашло?
Нет уж, мне моей идиотки зачуханной хватит.
Захочется хорошо ночку провести - сниму кого-то. А моя выдра хоть и не фигуриста, зато воспитанию поддается. Стирает, полы моет иногда - и ладно. Пусть сидит на своем чердаке. Что она там делает - мне без разницы. Туда я года полтора не поднимался. Зачем?
Так и живем: она - сама по себе, я - сам по себе.
Скука. Дом-работа. Работа-дом. Рожи. Очкастые инопланетчики.
Каждый день.
Только одна радость осталась. Книги.
Я много читаю. Запоем. Не глядя на названия и имена авторов.
Но по большей части фантастику. Не ту, где про звездолеты - этого добра я насмотрелся. А ту, где про другие реальности - параллельные, перпендикулярные, еще фиг знает какие…
И так ведь хочется закрыть глаза и оказаться там, в мире, о котором читаешь!
Чтобы острый меч в руках.
Быстрый конь.
Бескрайняя степь, покрытая рубиново-алыми маками.
Или ромашками. Или… неважно - но чтобы до горизонта.
И дожди, сверкающие миллионами алмазных капель.
Медово-золотые горы.
Или…
Да что говорить?! Кому? Этому сброду? Вон их сколько - шатаются вокруг, в свои заботки мелкие погружены. Не думают, что где-то может быть столько прекрасного. Ну и пусть гниют, опутанные рутиной, пусть.
А я - не такой…
Серебристый вагон умчался, унес моих попутчиков. Дальше мне идти пешком. И думать, что этот день будет таким же, как и все те, прежние - прожитые и забытые.
Сворачиваю к дому…
…и едва не задыхаюсь.
Вот это удача!
Невероятная!
Единственная технология, которую так и не подарили людям, обиженно поблескивала в траве. Я огляделся - не наблюдает ли кто? Быстро поднял очки и сунул их в карман. Пусть торчит дужка - так и надо. Нормальный гражданин идет по улице и в кармане у него самый обычный предмет. Стилизованный под эту недосягаемую штучку, но ничего особенного.
Главное - не привлекать внимание. Идти спокойно.
А хотелось быстрее оказаться дома, надеть очки и… Что увидеть? Что? Перехожу на бег. От нетерпения. Это же надо! Я - обладатель тайны! Самой заветной, самой желанной тайны на Земле!
Не верится.
Стоп! Балбес! Ведь меня могут вести спецслужбы, войду в подъезд - возьмут, тепленького. И не то жалко, что возьмут, а то, что я в руках это чудо инопланетное держал, да не глянул ни разу.
Нет уж! Пошли вы все. Кто нашел, тот и пользуется, - и водружаю очки на нос.
Смотрю вокруг - так обидно! Ничего не изменилось, ничего! Все, как было - и деревья, и дома… Дорога, машины стоят… мячик забытый лежит… А вдруг нужно быть неземлянином, чтобы увидеть?
Вот и дом мой. И сосед-сморчок с третьего сидит - сейчас начнет про политику… Может, удастся пробежать мимо? Чтобы он не заметил? Кажется, задремал старикан. Или задумался…
Вокруг него кружат мухи, мотыльки, жуки… Синяя с оранжевым бородавчатая жаба пристроилась на приемнике - улыбается зубато… земноводное с зубами? Сдергиваю очки - нет ничего. Один старик сидит, задумался, под ноги глядит… А смотрю через стекла - они снова тут. Носятся, мельтешат… Зеленая навозная муха - жирная, с заплывшими глазами и толстыми пальцами на лапках… Стоп! Это же муха? Вроде бы… но почему-то напоминает крикливую бабенцию: раз в три-четыре месяца эта неопрятная мымра появляется в нашем подъезде и исчезает в квартире на третьем этаже. Иногда с ней приходит мужчина - рыхлый, точно разварившийся пельмень. Э… да вот же он - не то трутень с надорванным крылом, не то дистрофичный шмель, измазанный сажей. Ему тяжко летать, он постоянно шлепается в пыль, замирает, снова взлетает в попытке догнать супругу - и опять падает… И юркий мотылек с золотистыми крылышками тут же, порхает, попискивает восторженно: "Деда, а деда, расскажи еще про фею из добрых писем и чудовище в дымоходе!" И зеленая муха тотчас бросается ястребом, жужжит: "Не смейте ребенку глупостями голову забивать - дети должны расти прагматиками и реалистами".
Назойливым хором звенят кузнечики и грохочут цикады, словно две тысячи кастаньет. А жаба на приемнике то и дело хватает насекомых скользким языком, жует и выплевывает… И у каждой букашки - лицо человеческое. Маленькое, искореженное, но человеческое. И все звенят, дребезжат, кричат, плачут, просят, умоляют… а потом - срываются и уносятся… Жаба ковыляет вслед.
И старик остается один.
В ти-ши-не…
А вокруг - поле гладкое, белое… Мертвое.
И прорастает, вскормленное беззвучием, дерево. Из крови. Пульсирует ствол, перегоняя алую жидкость. Листья-капли набухают на ветках, срываются зловещим дождем. Но ни плеска, ни шороха, ни приглушенного звона…
Только всхлипывает приемник, словно устал кричать, изгоняя одиночество.
…Внезапно я понимаю, что старик смотрит на меня - испуганно-удивленно.
- Что с вами? Плохо?
- Нет, все в порядке.
Разворачиваюсь и ухожу. Нет, убегаю, спасаюсь от видения. А сердце забывает о ритме, сбивается, сволочь. Пора менять этот кусок мяса на хороший инопланетный "метроном". Пока не поздно…
Стою, прижавшись к стене, восстанавливаю дыхание. И думаю: надо бы выбросить эти очки.
По лестнице спускается клуша-разведенка. Шла бы дальше, видеть ее не могу. Но нет - останавливается, почту проверяет, роется в ящике, словно какой-то безмозглый идиот мог прислать ей любовное письмо или чек на миллион… Юбка с пятном на заднице - не смотрела, что ли, дура, в зеркало перед выходом?
Свет через мутное оконце проникает в подъезд, падает на ее рожу. Нет, нужно запретить бабам с такими лицами ходить по улицам. Глазки маленькие, блеклые, ресниц нет - выгорели? Или спалила, наклоняясь над своими кастрюлями? Кожа дряблая, серая. А прическа!!! Запущенный газон, а не прическа. Волосы торчат в разные стороны, словно банку клея на голову ей вылили да подвесили вниз башкой на целую ночь. И эти непонятные нитки, тянущиеся из головы, - цветные, толстые, тонкие - вьются, рассыпаются по плечам, спускаются на пол. Разрастаются, ложатся на ступеньки, сплетаются… узорами. Кружевами. Рисунками неземной красоты. Огонь, снежинки, кристаллы. И бисеринки по ним - светящиеся или матовые. Одни смеются, скачут по нитям солнечными зайчиками. Другие - лежат кляксами.
И нет ни подъезда, ни лестницы, ни почтового ящика: весь мир - узоры, переплетения, узелки, бусинки…
От меня тоже тянется ниточка. Серая, тонкая. Вплетается в кружево, петляет, рисует нехитрые завитки и… обрывается. Только узелок не дает моей нитке покинуть узор…
Кружевной мир покачивается, переливаясь, и расплывается. Громыхнула дверь, выпустив толстуху.
Осталась лестница, почтовый ящик, ступени - третья с трещиной, мутноватое окно.
И я…
Спотыкаясь, бреду к лифту. Пьянь тут как тут - приклеенный. Нет, не хочу смотреть на него, очки долой! Но никак не сорвать их с лица - словно приросли, проклятые! Глаза бы закрыть, да я не успеваю.
Погружаюсь…
Склянки, бутылки вокруг - шагу не ступить. Ни неба, ни земли не видно. Надломленные солнечные лучи бьются в осколках, и умирает раздробленное светило…
Оглядываюсь - что в этом сосуде? Парты, крошечные парты, вырастают. Появляются стены, училка в затасканном костюме брезгливо морщится, глядя на стоящего у доски…
В другой бутыли что-то липкое и грязное копошится, бранится… мерзость.
В третьей, четвертой да еще в добром десятке - кривляющиеся рыла, корчащиеся в судорогах тела. Силуэты растворяются в булькающей жиже, расползаются дымом цвета гнили. Мимолетные. Неизменно отвратительные…
Вот еще одна стекляшка. Но не просто мутный сосуд, в котором что-то было, да исчезло. Там внутри мерцание, свет, разноцветные переливы. Приближаюсь, вглядываюсь… Девушка бежит по полю. Вплетенной в ее кудри лентой играет ветер, а вокруг маки и ромашки - до самого горизонта… почти как в моих мечтах. И кажется - вот сейчас юная незнакомка взмахнет крыльями, взлетит птицей, забыв на траве васильковую ленту, и потеряется в небе. Догнать бы ее и никогда не выпускать из рук. Но она - маленькая фигурка в стеклянной бутылке - недосягаема…
Ни для меня, ни для пьянчуги, лежащего в луже собственной мочи.
И знать бы еще, зачем его стерва-жена покрасила дверь в такой цвет? Васильковый…
Вызываю лифт, жду, когда нетрезвеющий сосед заползет внутрь. Он поглядывает на меня удивленно: хоть и пьян вдрызг, а сообразил, что я сегодня не сказал ему "поживее, вонючка"…
Не смотри на меня так. Я скажу. В другой раз.
Вот и моя квартира. А сердце колотится. Как у всех - слева. Отбивает гимн асимметрии… крикнуть бы ему "заткнись!", да не могу. Увы.
Ключ никак не войдет в замок, и я в ярости колочу ногой по двери - сговорились! Кошка, лакомившаяся у мусоропровода тухлой головой селедки, опасливо косится на меня и удирает вниз. Предусмотрительная дрянь. Ничего, попадется она мне еще… А дверь не поддается. И никак не слиться с долгожданным "я дома" - последний шаг, шажок крохотный остался, а его не пройти. Ломаю ключ в замке, колочу в дверь - никакой реакции. Снова лахудра моя заперлась на чердаке, сидит в наушниках и слушает свои тупые баллады на языке, которого не понимает. Дура! Дура!!! Открой! Муж пришел!!!
Не слышит…
Я б… да сейчас… да эту проклятущую деревяшку… ногой… чтоб ее… и…
Но дверь отворяется сама. Не заперта была.
Идиотка, снова забыла закрыть на замок.
Ну да черт с ней, сегодня прощаю.
Хлопаю створкой, матерюсь погромче - хозяин я или нет?! Сейчас прибежит моя "ненаглядная" и получит за то, что не открыла вовремя.
Странно. Не идет. Чем она там занимается? Опять малюет, ненормальная. Убью…
Сказал же ей вчера: когда я возвращаюсь домой, ты - чистая, накрашенная, в красивой одежде - должна сидеть и ждать. И тогда у тебя будет все.
Поднимаюсь на чердак - пусто. Нет ее. Но убрано, весь хлам разложен по полочкам и коробкам. Чисто.
Так-так… и обед есть, и посуда вымыта.
Хо-ро-шо! Значит, лахудра моя за ум взялась, поняла, наконец-то, что дурью страдала. Здорово! Значит, правильно в книженции написано: надо ставить перед женщиной цель и добиваться, чтобы выполнялось. Ну, моя-то знает: у меня "добиваться" и "добивать" - синонимы.
Да вот и она сама - дрыхнет на диванчике. Расфуфыренная, даже туфли новые натянула! Чудеса! Все-таки хороший я учитель, действуют мои слова на убогих. Ладно, спи, идиотка, спи… чучело мое недобитое. А я посмотрю пока - что там у тебя за рычажок такой западающий в башке. Буду знать - дергать будет удобнее…
Ну-ка, инопланетная технология, давай показывай, раз уж не избавиться мне от тебя никак.
Странно. Ничего не меняется. Почти. Только стало черно-белым. Может, звезданулись очки, пока я в дверь-то ломился? И выдра моя неизвестно куда делась. Нет ее! Но ведь только что тут лежала, на диване!
Эй! Отзовись!!
Заглядываю на кухню. И попадаю в ловушку. Металлические монстры тянутся ко мне, хватают, бьют головой о холодильник, топят в раковине, полной мутной воды… выдираюсь, бегу по коридору. Врываюсь в спальню. А тут все бесцветное. Окон нет. Потолка - тоже нет… над головой серое марево - то ли небо, то ли безнадежность. Только углы исчезающими линиями рвутся ввысь.
Четыре угольных штриха. Как четыре копья. И кажется, вверху венчают их чьи-то обрубленные головы… На месте кровати - пропасть. В такую если упасть… нет, лучше не падать. Ведь там, внизу, живет чудовище. Оно не сожрет тебя и не выпьет твою кровь. И даже не покусает. Просто будет рядом. Всегда. А ты будешь умирать под его диктовку. Сам себе вырвешь сердце. Вставишь вместо глаз зеркальные осколки. Сломаешь крылья и гвоздями прибьешь пальцы к земле. Твои мечты вытекут из ран, смешаются с грязью. А чудище станет наблюдать. Без радости. Без наслаждения. Без любопытства. Но не позволит тебе отступить от плана - все должно быть, как оно желает…
Не дышу, отступаю от края пропасти…
Бегу на чердак - где-то же должна быть моя лахудра - пусть объяснит, что происходит! Несусь по лестнице, а ступеньки под ногами не скрипят - поют. И словно помогают мне быстрее подняться. И на душе становится легко…
Ну же! Ты должна быть тут!
Вбегаю и…
…лечу…
Нет, не падаю. Но несет меня куда-то - и не разобрать направления.
Мир взрывается красками. Цветами, звуками, огнями и смехом. Хочется радоваться, веселиться - отныне и бесконечно. И не сметь грустить! Здесь нет места темному. Здесь не приживется печаль.
Вы ждали меня, дивные создания? Это ликование - в честь меня?
Но кто вы?