- С какой стати? - спросила Карен.
- Послушайте, сержант, - начал я. - Если компенсация за беспокойство в ту ночь показалась вам недостаточной, я готов…
- Садитесь в машину, - бросил он чуть громче. И начал спокойно расстегивать кобуру, прикрепленную на поясе.
"Если мы станем упорствовать, он вытащит ствол и наденет на нас наручники", - подумал я. Но мне никак не удавалось найти какую-нибудь подходящую идею, меня как будто парализовало, ведь вся эта ситуация не была предусмотрена.
Не знаю, почему каждый нюанс, каждая деталь происходящего встала на свое место в моей голове именно в это мгновение. Возможно, так получилось потому, что я считал наше дело пропащим, а для меня это было равносильно своего рода смерти в миниатюре - вряд ли я сумею придумать лучшее объяснение. Я пялился на пеструю толпу возле автобусных терминалов, на интенсивный поток тачек, ехавших по проспекту, на нескольких прохожих перед фасадом современного и безликого здания, которое стояло на пересечении упомянутого проспекта с пустынным переулком - тем самым, где располагался табачный киоск, он же аптека, он же продуктовый и хозяйственный магазин.
В эту самую секунду Карен вновь наклонилась к дверце машины и выдохнула:
- Ах ты, подонок!
На какой-то момент мне показалось, будто мир провалился куда-то мне под ноги. Я почувствовал что-то вроде головокружения и мощной волны жара. "О, черт, - прогнусавил противный голосок в голове, - эта дура отправляет нас прямо на нары".
Марокканские тюрьмы пользуются той еще репутацией. У меня не было ни малейшего желания собирать в камерах Хенифры материал для обзора кулинарных изысков в стиле "Gault et Millau". Но сразу вслед за этим произошла странная штука. Она немного походила на фотовспышку - световой импульс фиолетового оттенка, из-за которого у меня перед глазами несколько мгновений плавали цветные пятна. В ту же секунду я услышал, как Карен говорит сержанту Месауду какую-то чудную фразу.
Я не смог бы точно описать эти слова. Они не были человеческими. Скорее на ум приходит чистый цифровой код, как будто моей подруге вместо голосовых связок хирургическим путем пересадили модем. Все это длилось очень недолго. Поток высокочастотных звуков продолжительностью от пяти до десяти секунд, не больше.
Я не мог шевельнуть даже пальцем. Я уставился на Карен, которая, подобно ледяной статуе, застыла перед опущенным стеклом тачки Месауда. Я видел, что легавый тоже одеревенел, а за линзами его "Ray-Ban" трепетали отблески ультрафиолетового свечения. Месауд открыл рот, пытаясь что-то сказать, отчаянно вцепился в кобуру и попытался пошевелиться, но лишь немного поерзал на сиденье, после чего разом обмяк. Его фуражка слегка съехала вперед, на лоб, закрыв козырьком очки.
Можно было бы сказать, что этот человек решил немного вздремнуть, если бы его руки не оставались судорожно сжатыми, напоминая металлические протезы телесного цвета.
Я почти сразу же почувствовал, что ко мне вернулась способность соображать и реагировать на ситуацию. Обшарил глазами ближайшие окрестности. Посторонних зрителей на сцене не было. Справа к нам приближалась группа прохожих - школьники и, по большей части, школьницы, до них оставалось около пятидесяти метров. Слева, еще ближе, подходила дородная берберка со своей детворой, а следом за ней топала толпа молодых туристов, среди которых затесались несколько местных гидов.
Я обнял Карен за талию и потянул за собой. Она еле передвигала ноги, как пациент, еще не оправившийся после тяжелой болезни. Я толком не мог ничего разглядеть за стеклами ее очков с металлическим напылением, но почти уверен, что временами там вспыхивали крошечные фиолетовые точки, складываясь в яркие световые волны.
Я провел подругу перед припаркованной машиной, мы перешли переулок, не оглядываясь, проскользнули между многочисленными машинами, ехавшими по проспекту, и нырнули в тень, падавшую на тротуар на противоположной его стороне. Мы спокойным шагом направились в сторону терминала автовокзала, вновь пересекли проспект и забрались в автобус, отправлявшийся в Агадир. Я не мог рисковать, отправив Карен в одиночестве и ожидая следующего рейса еще час, поэтому мы с ней заняли соседние места в глубине салона. Я ни о чем не спрашивал. Автобус как раз проезжал мимо тачки Месауда, когда какой-то достаточно пожилой тип - судя по одежде, государственный служащий - с беспокойством наклонился к ее дверце.
Добравшись до Агадира, мы направились в туалет местного автовокзала, чтобы переодеться. "Если бы я успел спланировать этот фортель со сменой облика, его стоило бы провернуть в Рабате, - подумал я, - но теперь уже слишком поздно о чем-то жалеть".
Затем мы перекусили в ресторанчике, окна которого выходили на пустынный пляж. Мы оказались практически единственными клиентами, если не считать две немецких пары в другом конце зала. Следовало серьезно поразмыслить над следующими стадиями операции. По телевизору начали показывать экстренный выпуск новостей, который привлек к себе внимание официантов в соседнем помещении. Со своего места я мог краем глаза наблюдать за происходящим. Весь телеэкран заняла рожа сержанта Месауда. Я не понимал по-арабски, но догадывался о сути зачитанного диктором сообщения.
Если какие-нибудь свидетели припомнят, как сержант беседовал о чем-то с парой европейцев, описание наших примет, с высокой долей вероятности, приведет копов в Агадир. План добраться отсюда самолетом до Кейптауна уже не годится. Это слишком рискованно. Мы завалили легавого и потому больше не имели права на ошибку.
За едой Карен не произнесла ни слова, я - тем более.
Я постоянно размышлял над продолжением операции. Нужно было импровизировать на ходу, а я это ненавижу.
В конце концов, пришлось отказаться от плана под названием "ложный след в Рио". Мы продолжим использовать второй набор фальшивых документов, чтобы как можно скорее выбраться из Марокко. Нам следовало найти судно до Сенегала, как это предполагалось изначально, или скрепя сердце воспользоваться самолетом как наиболее быстрым вариантом. Из Сенегала - переправиться в другое государство тропической Африки, что-нибудь вроде Нигерии, страны с масштабными урбанистическими конгломерациями, где процветает коррупция. А уже оттуда, воспользовавшись третьим набором ксив, двинуться в Кейптаун.
Нужно, чтобы к завтрашнему вечеру или, в худшем случае, к утру третьего дня мы покинули пределы Марокко.
Когда мы оказались в гостиничном номере, я наконец осмелился спросить у Карен:
- Так что же именно случилось с тем копом в Рабате?
Карен выглядела донельзя усталой. Я прекрасно видел, что "эпсилон" уже почти не действует на нее, но хотел узнать правду - точно так же какой-нибудь болельщик желает дождаться конца матча, победитель которому ему давно ясен, чтобы узнать точный счет.
Она не стала отвечать сразу, а вместо этого улеглась на кровать. Я же уселся в кресло лицом к "Секретным материалам", дублированным по-французски, - сериал транслировал какой-то европейско-арабский канал.
- Как ты это сделала? - вновь спросил я. - Ты знала, что это убьет его?
Вместо ответа она глубоко вздохнула и потянулась, как кошка, - номер, который бабы умеют проделывать великолепно.
- Скажи, а ты не хочешь посмотреть CNN? - сказала Карен вместо ответа.
Я пробормотал какую-то фразу, но переключился на круглосуточный новостной канал. Гражданская война в Китае взорвалась на экране вспышками напалма, танки и самолеты обстреливали позиции уйгурских повстанцев, таджикские и кашмирские боевики атаковали из засады автоколонну пекинской армии где-то в долине реки Шимшал. В мире все шло своим чередом. Я свернул небольшой косяк.
- Как ты это сделала? - еще раз спросил я с терпением, порожденным усталостью. - И что происходит с нейровирусом?
Молчание тянулось не меньше минуты. Китайские "МиГи" и "Аны" продолжали стирать с лица земли уйгурские деревни при помощи массированных авиаударов, школы горели как спичечные коробки, длинные вереницы беженцев заполнили все дороги к совсем близкой границе с Киргизией. ООН собиралась голосовать по проекту очередной резолюции - обычное дело.
Затем я услышал за спиной некое движение, какое бывает, когда человек садится на постели, и почувствовал на затылке легкий ветерок от дыхания Карен. Благодаря смутному отражению на поверхности телеэкрана, я понял, что она развернулась таким образом, что ее лицо оказалось в ногах кровати, сразу за моим креслом.
- Не переживай насчет нейровируса, милый, - сказала она. - Эта проблема улажена.
Я обернулся к ней. Я смотрел на ее лицо в профиль. Оно находилось всего в нескольких сантиметрах от моих глаз. Отблески света озаряли его каждый раз, когда на телевизионной картинке делала свое дело массивная китайская бомба, накачанная пропаном.
- Улажена?
Она медленно повернула голову ко мне, и тут я заметил в ее голубых глазах что-то вроде остаточного ультрафиолетового свечения. "Нет, скорее это возобновление активности", - подумал я.
- Дать тебе еще "эпсилона"? - спросил я.
Карен пристально смотрела мне в лицо, и в ее глазах еле заметно мерцали таинственные отблески, как будто притаившиеся в укромном уголке своего логова и готовые с минуты на минуту вырваться на поверхность.
- Я же сказала - эта проблема решена, забудь о ней.
Я напряженно следил за ее чертами, я растворялся в невинном взгляде этих глаз цвета лазури, где переливалось сияние. Я знал, что оно смертоносно, но не понимал, как с ним обращаться.
- Слушаю тебя.
Она по-прежнему оставалась невозмутимой.
- К этому нечего добавить. Просто прибереги "эпсилон" для себя, мне он больше не нужен…
Помимо собственной воли я издал тихий и достаточно саркастический смешок:
- Надо при случае сообщить сержанту Месауду. Он будет счастлив узнать, что ты излечилась…
Я заметил вспышку гнева, всполох фиолетового огня, промелькнувший за какую-то долю секунды, и понял: Карен прилагает большие усилия, чтобы сдержаться, однако ее губы все-таки слегка дрожали, когда она бросила в ответ:
- Месауд был ублюдком… и помехой. Альберт принял эту жертву.
Моим мозгам потребовалось некоторое время на усвоение информации.
- Альберт? Жертву?
- Да, - почти прошипела она. - Альберт принял эту жертву. Прошлой ночью станция "Мир" должна была еще набрать высоту, вот что я хотела увидеть по CNN…
- Погоди-ка… Я думал, ты можешь подключаться к несущей частоте телеканалов напрямую…
Она испустила глубокий вздох, который явно означал: "Сколько же ерунды предстоит объяснять!"
- Ну это я пока не контролирую… Не слишком хорошо… Чего не скажешь о Ритме Драконовой Речи. Полагаю, ты воочию убедился в действенности этой штуки.
- Ритме Драконовой…
- Речи… да, дружочек. Так ее называет Альберт. Он дал мне ее в обмен на несколько миллионов нейронов… Это оружие.
Должен признаться, что в этот момент я просто остолбенел.
- Несколько миллионов нейронов? - удивленно выдохнул я.
Лицо Карен озарила улыбка. Ее глаза лучились теплым сиянием дружбы, но где-то в их глубине я все равно подмечал свечение, испускаемое вирусом.
- Это совершенно неважно. В любом случае, жить мне осталось недолго…
Последняя фраза подразумевала завершение - "как и тебе", но Карен приложила весьма достойные усилия, чтобы не проговорить концовку вслух.
- Черт, да попробуй же объяснить!
Реплика прозвучала почти как мольба, но я осознал это слишком поздно.
- Ну не знаю… Я далеко не все понимаю из того, что мне говорит Альберт…
- Альберт Эйлер, призрак со станции?
Она мне не ответила, да это, в общем-то, было и ни к чему.
- Постарайся в точности вспомнить, что именно он тебе сказал, - повторил я, внезапно напрягшись и сосредоточившись.
Карен задумалась.
- Ну… к примеру, он считает себя новой разновидностью заступника.
- Заступника?
- Угу. Он говорит, что раньше таких, как он, называли ангелами.
Я нервно сглотнул слюну. Если я добавлю кое-что из своих воспоминаний о призраке, он уже вряд ли подойдет под это определение.
- Ангелами?
- Да, так он мне сказал…
- Если он ангел, то какого рожна ошивается на станции "Мир"?
Карен вновь погрузилась в размышления.
- Точно не знаю… Я уже говорила тебе об этой штуке утром… Термодинамический баланс… Призрак играет в нем какую-то роль.
- А ты? - произнес я. - Какую роль в этом играешь ты? Миллионами продаешь собственные нейроны, черт тебя возьми? Ради чего?
Я почувствовал, что Карен замешкалась. Ей не слишком-то понравилось едва скрытое сравнение ее поступка с действиями проститутки.
- Я ничего не продаю… - ответила она. - Я меняю. Чтобы спасти нас. А также чтобы спасти станцию.
- Объясни.
Облако ярких ультрафиолетовых точек возникло вокруг ее зрачков. Я прекрасно видел, что мои авторитарные замашки донельзя раздражают Карен, но у меня не было времени разыгрывать любезность.
"А теперь последние новости о падающей станции "Мир", полученные от наших корреспондентов в Европе, в НЦКИ, в Звездном городке, от экипажа станции "Альфа", вращающейся по орбите над противоположной частью Земли, а также от представителей НАСА, которые дали нам интервью по видеотелефону… и конечно же от новинки, недавно вышедшей с заводов Campbell Aerospace Technologies, - роботизированного спутника "Mad Do-o-og"!!!" На экране телевизора появилась подборка изображений станции, смонтированных в рваном, драматичном ритме, подобно какому-нибудь видеоклипу.
Карен выпрямилась на постели, подогнув ноги под себя, и нервно уставилась в экран.
Я выбрался из кресла, не торопясь, залез на кровать, прижался к спине девушки и, стараясь сохранять спокойствие, обнял ее за плечи - действие, которое естественным образом внушало ей чувство защищенности. Такого я сам от себя не ожидал - и был этим просто ошарашен. Карен уткнулась затылком мне в шею. И обхватила себя руками, так что ее ладони встретились с моими.
На экране появились видеоизображения с камер внутреннего наблюдения станции "Мир". Эту картинку транслировал CNN'овский спутник, двигавшийся в одном-двух километрах от "Мира" по той же орбите, - спутник-самоубийца, который дорого обошелся CNN. Его запустили к месту катастрофы при помощи индийской ракеты-носителя. Он должен был следовать за станцией, какая бы судьба ни ожидала последнюю, и передавать картинку с этой космической духовки в прямом эфире вплоть до жгучего пламени верхних слоев атмосферы. Благодаря карбокерамическому корпусу, он, как ожидалось, сумеет продержаться, как минимум, до того момента, когда станция взорвется, и сможет снимать ее падение до конца. Этот ход уже привлек на канал десятки рекламных спонсоров. Каждый вечер в специальной программе под названием "Mir On Earth" - игра слов на грани фола - рассказывалось о текущих попытках космонавтов вернуть станцию на безопасную орбиту. В нижней части экрана горели цифры в виде красных светодиодных индикаторов - обратный отсчет, показывающий время до первого "окна", когда будет возможен запуск шаттла "Атлантис". Это позволяло держать зрителей в постоянном напряжении. В репортажах можно было видеть многочисленные толпы верующих, заполнивших церкви в России, Германии и Франции. Люди в окружении тысяч свечей молились о спасении членов экипажа. Астронавты со станции "Альфа", которые занимались установкой жилого модуля-надстройки на орбитальном комплексе, отправляли европейским коллегам за десять тысяч километров призывы не падать духом. Комментаторы взахлеб трещали на все голоса: нас дурили байками о чувстве солидарности, "прочные узы которой" якобы связали людей воедино. Если бы уйгуры, круглосуточно подвергавшиеся бомбардировкам, имели возможность смотреть телевизор, они уже должны были бы приступить к подсчетам, сколько тысяч китайских младенцев стоит один французский, немецкий или русский космонавт.
Я не успел дождаться подробностей.
Во время первой рекламной паузы Карен зашевелилась, отстранилась от меня и вновь вытянулась на простынях головой к изножью кровати. Взяла банан из пластикового лотка, который стоял на журнальном столике возле кресла. Тщательно очистила фрукт и съела, бездумно следя за психоделической игрой ярких красок в рекламном ролике кока-колы. Я наблюдал за этим, борясь с целой кучей задних мыслей эротического содержания.
- Все это работает как какая-нибудь чертова сеть, - произнесла она через пару секунд.
Я отвлекся от изображений падающей орбитальной станции:
- Что? Что работает как чертова сеть?
- Эта штука. Штука, в которой я участвую. Вместе с Альбертом. И экипажем "Мира"… И с тобой тоже… немножечко… Но, в конце концов, Альберт выбрал именно меня…
- Он выбрал тебя?
- Так он мне сказал. Вот почему это работает как сеть… Альберт находится там, чтобы спасти станцию "Мир", но для этого ему необходимо соединить несколько элементов, как бы связать их в сеть… По его словам, то, что ему нужно выстроить, похоже на алфавит, на генетический код, тебе понятно?
Около двух минут я размышлял над ее словами, и за это время восстановил в памяти все, что читал в электронной библиотеке и слышал от Коэн-Солаля.
Нет, я не понимал.
- Альберт говорит, что все происходит на уровне символического обмена, в том числе и по элементарнейшим законах термодинамики. Все закодировано в окружающем нас пространстве. Это его слова… Потому эта штука работает именно таким образом: Альберт Эйлер, заступник, может помочь экипажу восстановить определенное число жизненно важных механизмов станции и поддержать их в работоспособном состоянии в течение того времени, которое необходимо для прибытия спасательной миссии на "Атлантисе", скажем в течение десяти дней, если все сложится удачно… Но для этого ему необходима "матрица перехода" в реальном мире. Альберт говорит, что "технология ангелов" в подобных случаях всегда опиралась на человеческий мозг.
Никаких замечаний с моей стороны не последовало. Я даже прекратил попытки найти происходящему логическое объяснение, выстроить имеющиеся факты в каком-либо порядке, как делал с самых юных лет, - с первых сознательных шагов для меня это было лучшим способом выжить. Нет, я позволил разуму принять и признать услышанное как некий единый, неделимый, органичный массив взаимосвязанных данных. Ведь Карен на моих глазах убила копа, даже не прикоснувшись к нему, а станция "Мир" уже по меньшей мере дважды спасалась от неминуемой катастрофы - тут не о чем было спорить, а значит, за всем этим что-то крылось.
- Вот для чего Альберт нашел человеческий мозг, который позволил бы ему взаимодействовать с реальностью, - продолжила Карен. - Правда, речь идет об особенном человеческом мозге…
- Угу. Пораженном нейровирусом Широна-Олдиса…